и, глубоко вонзившись в рыхлый грунт противоположного склона, взорвался,
наполнив укрытие свистнувшей металлической крошкой, пылью и запахом
смерти. Чага легла рядом с Седым и стала ждать повторного удара. Не
дождавшись, поползла к мужчине, который все еще был без сознания.
Недоуменно нахмурясь, вгляделась в блаженное розовато-желтое лицо,
оторвала от странной одежды две не замеченные ранее железки, прикопала...
Все это не имело ни малейшего смысла. Уцелеть в мелком овражке
посреди такой круговерти все равно было невозможно. Поэтому, когда к
вечеру металл подался вдруг всей массой на север, открыв относительно
безопасное пространство на юге, Чага даже не очень этому обрадовалась.
Точнее, не обрадовалась вовсе. Шансов спастись бегством было немного -
металл имеет обыкновение возвращаться...
Тем не менее она перевьючила зверей: скарб - на Рыжую, а Седой
повезет незнакомца...
Усталым спотыкающимся шагом она вела их в поводу всю ночь. Темнота
рычала, взвизгивала, иногда обдавала лицо трепещущим ветерком. Чага только
дергала повод, когда звери пытались упасть, она знала, что к рассвету все
будут мертвы: и звери, и она, и странный незнакомец...
Но рассвет наступил, и обессиленная Чага вдруг осознала, что самые
опасные места остались позади. Возле размолотой металлом рощи она нашла
брошенное полуобвалившееся укрытие, кое-как освободила зверей от ноши и,
прикорнув под земляной стенкой с белыми торчащими корешками, провалилась в
сон.
Проснулась от ощущения опасности - стальная птица взбудоражила металл
по всей степи. Голова была тяжелая, усталость разламывала суставы, но надо
было уходить. И на этот раз быстро, не дразня судьбу и не жалея
животных...
Рядом застонал мужчина. Запрокинутое лицо его уже не было счастливым
и розовым, как вчера, - бледное, искаженное страданием, запекшийся рот
мучительно приоткрыт. Чага коснулась щеки незнакомца и подивилась гладкой
шелковистой коже.
"Нежный, - с сожалением подумала она. - Не выживет..."
Выбралась из укрытия и направилась к изломанной роще, где дерзко
поднимал ярко-желтую голову цветок на мясистом стебле, чудом уцелевший в
эту ночь. Как и сама Чага.
Она не стала срывать его - рядом были другие, срубленные. Выкопала
несколько луковиц, наполненных горьким целебным соком, потом, привлеченная
жужжанием, выпрямилась, всмотрелась.
Неподалеку роились мухи, зеленые, со стальным отливом, те самые, что
состоят в родстве с металлом, ведут себя, как металл, и приходят сразу же,
как только удаляется он. В груде исковерканных ветвей темнела туша
навьюченного зверя. Чага сделала шаг к убитому животному и чуть не
споткнулась о труп человека.
Это была Колченогая. Пораженная металлом в грудь, хромоножка
мечтательно смотрела в небо. Никогда в жизни лицо Колченогой не было таким
красивым.
Чага обернулась. Неподалеку лежал Натлач. А рядом - то, что осталось
от Матери...
Она нашла всех. Из людей живым не ушел никто. Им даже некуда было
податься, прижатым к роще. Стрый оказался прав: старая дура все-таки
погубила семейство. Сам он лежал со снесенным затылком, уткнувшись
изуродованным лицом в землю, словно не желая смотреть на то, что натворила
Мать.
Со стороны укрытия снова раздался слабый стон, и Чага вспомнила, что
в руке у нее лекарственные луковицы, что в яме лежит смертельно бледный,
но, судя по стону, живой мужчина, что надо спешить: опустошив степь на
севере, металл обязательно двинется к югу...
Взглянула еще раз на громадное беспомощное тело Стрыя и пошла
обратно. Выдавила содержимое луковиц в черепок, разбавила водой из меха и,
приподняв мужчине голову (волосы мягкие, невыгоревшие), поднесла ему
черепок к губам. Не открывая глаз, он сделал судорожный глоток и
поперхнулся - пойло действительно было очень горьким.
- Пей, - велела Чага. - Надо.
6
Отдохнувшие звери бежали по разоренной степи размашистым крупным
шагом. Рыжая самка почему-то перестала хромать - видно, притворялась,
хитрая тварь! - и теперь шла, обгоняя Седого на полкорпуса.
- Йо!.. Йо!.. - Чага наконец-то почувствовала себя живой.
Проклятие не сбылось - металл отпустил ее. Мало того, он дал ей
мужчину - странного мужчину с нежной, не тронутой солнцем кожей, стонущего
от боли, как женщина, и все же двое - это уже семейство, и теперь никто не
посмеет поступить с Чагой, как с изгнанницей!
Ее близкие погибли. Но разве они не бросили Чагу в степи? И разве
Стрый не предал ее, побоявшись шагнуть за черту и разделить с ней
изгнание? Мать часто говорила, что металл справедлив. Да! Он справедлив!
Поэтому Рыжая и Седой навьючены всем лучшим, что у вас было!..
- Йо!.. Йо!.. - кричит Чага, и звери послушно удлиняют шаг.
Лишь бы незнакомец выдержал этот переход!.. Ему уже лучше - когда она
сажала его в седло, он вдруг очнулся, забормотал, стал даже слабо
сопротивляться. Не обращая на это никакого внимания, Чага связала ему ноги
под брюхом зверя, а руки приторочила к переднему вьюку.
Он и теперь то и дело приходит в сознание, и тогда лицо его,
мотающееся над мохнатым горбом Седого, становится изумленно-жалобным.
Незнакомец явно не понимает, что происходит, но это и не важно...
Главное, чтобы он выдержал переход.
7
Такое ощущение, что кто-то глодал ему череп изнутри.
Влад стоял в неглубокой травянистой низинке и, держа в слабых руках
большой костяной гребень, через силу вычесывал лохматое, ни на что не
похожее животное. Женского пола и огненно-рыжей масти.
"Главное - не терять юмора, - преодолевая головную боль, думал он.
Снимал с зубцов нежные рыжие пасмы и запихивал их в висящий у него на боку
мешок. - Нет, кроме шуток, это довольно смешно: пилот первого класса - и
занимается черт знает..."
Не дав ему завершить мысль, зверь шумно вздохнул и переступил, норовя
поставить чудовищное плоское копыто на ногу Владу, которую тот, впрочем,
вовремя отдернул.
- Ты! Ж-животное! - злобно сказал Влад. - А по рогам сейчас?
Животное повернуло безрогую голову и равнодушно посмотрело Владу в
глаза. Черт его знает, что за тварь - не то лошадь, не то верблюд. А
может, и вовсе лама.
"Ну что за свинство! - с горечью мыслил Влад. - Ну вернулся бы с
победой, ну разбился бы в крайнем случае... Но оказаться здесь в таком
качестве!.."
Кстати, а в каком качестве он здесь оказался? Кто он, собственно
говоря? Пленник? Раб?.. Между прочим, последнее предположение очень похоже
на правду. Стоило Владу прийти в себя, как эта кошмарная, дочерна
загорелая туземка тут же сунула ему в руки скребок и чуть ли не пинком
погнала на работы. И сама трудится, как каторжная, - смотреть жутко...
Влад оглянулся. В пологом, оплетенном ползучей травой склоне чернела
прямоугольная яма с бруствером. Из ямы равномерно летели комки земли.
Углубляется... Ну правильно - здесь же эти... разрегулировавшиеся
противопехотные комплексы, черт бы их всех побрал!.. Как они тогда
подгадали ему при посадке в левую дюзу! И всего-то надо было - поставить
вовремя пассивные помехи, распылить металлический порошок... А на грунте
они бы его потеряли из виду: облучай не облучай, корпус-то поглощающий...
Боль в голове заворочалась, словно устраиваясь поудобнее, и Влад
поморщился. Переждав, повернулся к рыжей скотине, занес гребень и тут же в
задумчивости опустил.
А ведь его уже, наверное, похоронили... После катапультирования
"пташка" сделала, что могла: утащила за собой металлических пираний,
задала им трепку, после чего подорвалась. С орбиты это, должно быть,
выглядело эффектно. Не менее эффектно, чем взрыв "пташки-2" полгода назад,
с той только разницей, что Джей даже не успел катапультироваться...
"Так, - спохватился Влад. - А что это я стою и ничего не делаю? Этак
она мне опять жрать не даст..."
Он снова занес гребень и немедленно почувствовал неизъяснимое
отвращение к этому, на его взгляд, совершенно бессмысленному занятию. Ну
сколько можно вычесывать зверюгу? Утром же только вычесывал! Почему не
дать животному обрасти, как следует, а потом уже...
- Чага! - позвал он в раздражении.
Земля перестала лететь через бруствер, и из ямы встала госпожа и
повелительница. Темное неподвижное лицо и строгие прозрачно-серые глаза
без особых признаков мысли. Вот ведь идолица, а? Хоть бы вопрос на лице
изобразила! Нет, стоит смотрит...
- Зачем? - проникновенно спросил Влад, указывая гребнем на вычесанную
часть зверя, не слишком, впрочем, отличавшуюся по шелковистости и
струйности от невычесанной.
Чага смотрела. Казалось, услышанное проникает в ее сознание не
прямиком, а по каким-то извилистым, хитро выточенным канальцам. Наконец
темные губы шевельнулись. Одни только губы, лицо так и осталось
неподвижным.
- Надо.
Коротко и ясно. Надо. Первое туземное слово, понятое и выученное
Владом. Да и как не выучишь, если на любое недоумение следует один и тот
же ответ: надо!..
Вчера она поймала в силок какого-то суслика и вручила Владу с тем,
чтобы тот свернул ему голову. Влад, естественно, отказался с содроганием.
Сверкнула глазами, выхватила зверька и, прижав к плоскому камню, коротко
хрустнула кремневым рубилом. У Влада аж все внутри перевернулось.
Обаятельный такой зверек, полосатенький... Тушку натыкают на прут, чем-то
поливают и жарят над костром, укрепив в наклонном положении...
Говорят, при головной боли есть не хочется... Черта с два! Влад
жестом дал понять, что вопросов больше не имеет, и, снова повернувшись к
зверю, неловко занес гребень.
Чага задумчиво смотрела ему в спину. Наверное, металл украл его еще
ребенком - кожа бледная, слов не знает, гребень держит неправильно...
Чага, правда, никогда не слыхала, чтобы металл воровал детей, но после
встречи со стальной птицей готова была в это поверить. Видно, он был очень
хорошеньким ребенком... А потом вырос, надоел металлу, и тот решил бросить
его в степи... Только никому не следует говорить о том, кто он такой... и
о том, кто она такая... Если спросят, Чага ответит, что семейство погибло,
а они, двое уцелевших, бегут из разоренных степей.
И это, в общем-то, будет правдой.
8
Спустя несколько дней Влад лежал в мелкой, им самим выкопанной
могилке с четырьмя брустверами, смотрел в ночное безлунное небо и
чувствовал себя совершенно больным. Суставы разламывало, мышцы при
малейшем движении только что не скрипели. Четыре окопа за вечер - шутка?
Да еще таким инструментом! Хорошо, хоть грунт мягкий...
Но это все не главное... А главное, что сгинула наконец головная боль
и можно осмыслить приключившееся, пока смертельная усталость не потащила в
сон...
Итак, помощи с орбиты ждать не стоит... Даже если он что-то сумел
передать после катапультирования (а в эфире тогда творилась, мягко говоря,
свистопляска), каким образом они могли бы ему помочь? "Пташка" - аппарат
уникальный, сконструированный специально для высадки на эту планету, и
второй такой в природе (и, что особенно важно, в экспедиции) пока не
имеется... Черт! Неужели она и завтра заставит его копать?! На ладонях уже
кожи не осталось!.. Впрочем, это к делу не относится...
В черном небе, усаженном крупными ласковыми звездами, кто-то тронул и
тут же приглушил мощную басовую струну. Рыдавшее взахлеб за холмом местное
подобие шакала мгновенно смолкло, и в наступившей тишине что-то с дробным
