- Там упала стальная птица, - сказала Чага.
- Стальная птица - тоже металл, - хмуро ответил Стрый. - Раз он
нарушает закон, значит и я нарушу... Матерью семейства будешь ты.
- Она не уйдет добровольно, Стрый...
- А не уйдет - изгоним! - Он шевельнул пальцами, и хворостина,
хрустнув, сломалась у него в кулаке...
Зачем она поверила ему! Ведь знала же, знала, что кому-кому, но
только не Стрыю тягаться с Матерью в хитрости... И все-таки поверила.
Несколько дней вела себя как дура: пыталась командовать, то и дело
перечила Матери. А та уступала ей во всем. Уступала и терпеливо ждала
случая. Видела: власть ударила девчонке в голову, девчонка неминуемо
должна оступиться...
Так оно и вышло. Чага чистила рыжую самку и заметила в комке
вычесанной шерсти крупинку металла. По закону шерсть надлежало немедленно
сжечь, а тому, кто сжигал, пройти очищение. Но, то ли уверовав в
собственную безнаказанность, то ли просто машинально, Чага, повторяя
преступление, на глазах у женщин взяла двумя пальцами сверкнувший
осколочек и отбросила в сторону.
И тогда раздался вопль Матери.
3
Они бежали от Чаги в такой спешке, будто и вправду верили, что металл
поразит преступницу немедля. На самом деле блистающая смерть могла годами
щадить изгнанника, разя взамен невинных и правых. И в этом был глубокий
смысл: указывая металлу, что ему следует делать, люди могли возгордиться.
Однако справедливость требовала, чтобы преступник был наказан.
Поэтому при встрече с таким отверженным самого его надлежало убить, а
зверя и скарб взять себе в награду за доброе дело. В том, что дело это
именно доброе, сомнений быть не могло - изгоняли редко и лишь в двух
случаях: за убийство сородича и за прикосновение к металлу.
А узнавали изгнанника просто: одинокий прячущийся чужак, как правило,
молодой и здоровый. Стариков и калек тоже оставляли в степи, но к ним,
конечно, отношение было иное - всякий понимал, что рано или поздно ему
суждено то же самое...
Чага хорошо помнила, как Стрый и Натлач захватили молодого чужака,
который вместо того, чтобы достойно умереть в бою, попытался прикинуться
калекой - говорил, что у него одна нога совсем не ходит. Пленника раздели
и, осмотрев, проделали с ним такое, от чего нога мигом пошла. Мужчины
сломали ему пальцы и отдали его женщинам. Те, посмеиваясь, увели бледного,
как кость, изгнанника за холм, а Колченогая обернулась и крикнула:
- Чага! Ты уже взрослая! Идем с нами!..
Но Чага тогда побоялась почему-то последовать за Колченогой, а
вечером все-таки вышла за холм и, отогнав пятнистых хищников, посмотрела.
Трудно уже было сказать, что с ним сделали женщины, а что - хищники...
Изгнанницу бы отдали мужчинам...
Чага вздрогнула: показалось, что с вершины холма за ней наблюдает
всадник. Это качнул спутанной желто-зеленой макушкой попади-в-меня -
невероятно цепкий и живучий кустарник, растущий, как правило, на самых
опасных местах. Металл терзал его и расшвыривал, но каждая срубленная
ветка тут же запускала в землю корень, и рассеваемый таким образом
кустарник быстро захватывал целые склоны...
Теперь ей часто будут мерещиться всадники... До самой смерти.
Чага остановилась и, подойдя к Седому, поправила вьюк так, чтобы он
не касался подживающей раны на горбу. Ведя обоих зверей в поводу (Рыжая
заметно хромала), изгнанница пробиралась длинной неизвестно куда ведущей
низинкой и все никак не решалась выйти на холм и осмотреться. Оба склона
были уставлены живыми столбиками - зверьки стояли довольно далеко от нор и
безбоязненно провожали Чагу глазами...
И еще был изгнанник-убийца. Бродяга, уничтожавший ночами целые
семейства. Чага была ребенком, когда на охоту за этим таинственным и
страшным человеком поднялась вся степь. Его сбили с седла и изломали
где-то чуть ли не у самых Солончаков. Потом рассказывали, что обе женщины,
которых он когда-то украл и сделал своими женами, дрались вместе с ним до
последнего. Странно. Уж их-то бы не тронули...
Чага достала из седельной сумки кистень и, накинув петлю на запястье,
намотала ремень на руку. Если ей повезет и первыми на нее наткнутся не
мужчины, а женщины с такими же вот кистенями, то все решится очень просто.
Главное - вовремя подставить висок. Она вспомнила, какое лицо было у
пленника, когда женщины вели его за холм, и стиснула зубы. Что угодно,
только не это...
Оба склона шевельнулись, и Чага вскинула голову. Кругом чернели норы.
Зверьков не было.
На блекло-голубое полуденное небо легла сверкающая царапина. Потом
еще одна. А секунду спустя в высоте словно лопнула огромная тугая тетива,
и неодолимый ужас, заставляющий судорожно сократиться каждую мышцу,
обрушился на Чагу с севера. Там, за покатым лбом поросшего желто-зеленым
кустарником холма, стремительно пробуждалась блистающая смерть.
Думая про опасности, связанные с людьми, Чага впервые в жизни забыла
о том, что на свете есть еще и металл.
4
Хватаясь за колючие, легко рвущиеся космы кустарника, она выбралась
на бугор и задохнулась. Небо на севере было накрест исчеркано мгновенными
сверкающими царапинами, а тоскливый лишающий сил ужас наваливался теперь с
трех сторон - такого Чага еще не чувствовала никогда.
Внизу, закинув красивую горбоносую морду, истошно затрубил Седой.
Успеют ли они выбраться отсюда? Раздумывать над этим не следовало и
вообще не следовало уже ни над чем раздумывать. Пока не закрылась брешь на
юго-востоке - бежать!.. Правда у Седого еще не поджила спина, а Рыжая
хромает... Но выхода нет, Седому придется потерпеть...
Чага повернулась, намереваясь кинуться вниз по склону к оставленным
животным, как вдруг новая плотная волна страха пришла из степи, толкнула в
грудь... Это сомкнулась брешь на юго-востоке. Металл шел отовсюду.
Оскальзываясь, оступаясь, увязая в колючих желто-зеленых зарослях,
она скатилась вниз и, поймав за повод сначала Седого, потом Рыжую,
потащила их по низинке. Сейчас здесь будет не менее опасно, чем на вершине
холма. Уходя из-под удара металл частенько использовал такие ложбины; он
пролетал по ним, стелясь над самой землей, и горе путнику, решившему
переждать там стальную метель!
Низинка все не кончалась и не кончалась, но зверей Чага бросить не
могла. Какая разница: погибнуть самой или погубить животных? Все равно
пешком от металла не уйдешь...
Склоны наконец расступились, и в этот миг сверкнуло неподалеку.
Воздух запел, задрожал. Огромные тугие тетивы лопались в высоте одна за
другой.
Обеспамятев от страха, Чага все-таки заметила шагах в двадцати
небольшой голый овражек и рванулась к нему. Укрытие ненадежное, но другого
нет. Металл не любит углублений с обрывистыми краями, и если овражек
достаточно глубок...
Воздух взвизгнул над ухом, заставив отпрянуть. Едва не обрывая повод,
Чага тащила испуганно трубящих животных к единственному укрытию, а они
приседали при каждом шаге и все норовили припасть к земле. Пинками загнала
их в овражек и спрыгнула следом сама.
"Это Мать!.. - беспомощно подумала она, упав лицом в жесткую шерсть
на хребте Седого. - Это ее проклятие..."
Рычало небо, пели осколки, а потом издалека пришел звенящий воющий
крик и стал расти, съедая все прочие звуки. Чага подняла глаза и даже не
смогла ужаснуться увиденному, настолько это было страшно.
Огромная стальная птица спускалась с небес.
Вокруг нее клубилось сверкающее облако обезумевшего металла.
Блистающая смерть кидалась на крылатое чудовище со всех сторон, но каждый
раз непостижимым образом промахивалась. Один атакующий рой остановился на
мгновение в воздухе, потом задрожал, расплылся и вдруг отвесно метнулся
вниз. Шагах в тридцати от овражка вспухло облако пыли, земля дрогнула.
Стальная поземка мела через холмы. Казалось, настал последний день
мира, металл пробуждался по всей степи.
И все это из-за нее одной?!
Чага вдруг поняла, что стоит в рост на дне овражка, - преступница,
из-за которой гибнет мир.
Но смерть медлила. Стальная птица, выпустив ужасающие когти, зависла
почти над самым укрытием (Чага ясно видела ее мощное синеватое брюхо), и в
этот миг металл все-таки уязвил чудовище, подкравшись сзади.
И птица закричала еще страшнее.
Клювастая голова ее лопнула, исторгла пламя, из которого выметнулось
вдруг нечто темное и округлое, а сама птица, продолжая кричать, рванулась
вверх и в сторону. В то же мгновение металл, бестолково метавшийся над
степью, словно прозрел и кинулся на раненую тварь - догнал, ударил под
крыло, опрокинул, заклубился плотной сверкающей тучей, прорезаемой иногда
вспышками белого пламени.
Но Чага смотрела уже во все глаза на новое диво: из ревущего,
исхлестанного сталью неба медленно опускался яркий купол, под которым
покачивался на сбегающихся воедино ремнях большой яйцеобразный предмет.
Ему оставалось до земли совсем немного, когда опаздывающий к расправе рой
вспорол ткань, рассек ремни, и темное полупрозрачное яйцо грянулось оземь
с высоты двойного человеческого роста. Подпрыгнуло и раскололось надвое,
явив металлическое нутро, из которого (Чага не верила своим глазам!)
неуклюже выбрался человек. Мужчина.
Вокруг неистовствовал металл, а человек шел, шатаясь, шел прямо к
ней, к Чаге, и на нелепой его одежде знакомым гибельным блеском
отсвечивали какие-то пряжки и амулеты. Выкрикивая непонятные заклинания
(или проклятия), он прижимал к губам плоский камень с торчащим из него
стальным стеблем, но Чагу потрясло даже не это, а то, что
младенчески-розовое лицо мужчины было озарено сумасшедшей, ликующей
радостью.
За спиной его грянул взрыв, полетели сверкающие обломки, но человек
даже не заметил этого. Все еще невредимый, он брел к ней, и Чага поняла,
что через несколько шагов он свалится в овражек, а следом за ним, почуяв
наконец прикрепленные к одежде железки, в ее ненадежное укрытие ворвется
металл - быстрый, светлый, разящий без промаха!..
Закричав от страха, Чага каким-то образом оказалась вдруг наверху,
выхватила из неожиданно слабой руки камень с металлическим стеблем и
швырнула что было сил. Брызнули осколки. Сбитый влет предмет разлетелся
вдребезги совсем рядом.
Свалив одной оплеухой еле держащегося на ногах незнакомца, упала сама
и принялась срывать, отбрасывать все эти пряжки, амулеты, пластины,
ежесекундно ожидая хрустящего удара в затылок.
Но металл помиловал ее. Сорвав последнюю бляху, она, почти теряя
сознание, дотащила бесчувственное тело мужчины до оврага, и в этот миг
земля содрогнулась от чудовищного удара.
Это врезалась в грунт добитая металлом стальная птица. На месте ее
падения взревело огромное пламя, а сверкающая мошкара все летела и летела
в этот неслыханный костер, сгорая волна за волной.
5
Металл бушевал весь день. В мерцающий воздух над истерзанной степью
взвивались все новые потоки крохотных стальных убийц. Чага и не думала,
что земля может хранить в себе столько металла.
Потеряв главного врага, блистающая смерть снова распалась на стаи,
сразу же кинувшиеся в остервенении друг на друга.
Устав бояться, Чага равнодушно смотрела на разыгрывающиеся в зените
битвы. Под сыплющимся с неба дождем мелких осколков она переползала от
зверя к зверю, поправляла вьюки так, чтобы защитить самое уязвимое место -
между горбом и шеей.
Отщепившийся краешек пикирующего роя, снеся кромку, ворвался в овраг
