Генерал и слушать не хотел. До хрипоты в голосе он доказывал полнейшую
неприемлемость требований рабочих.
- Зачем нам спорить и толочь воду в ступе? - сказал ему Звонарев на
второй день забастовки. - Давайте представим начальству все требования
рабочих, что принять и что отклонить.
- Что вы, что вы! - ужаснулся Тихменев. - Если мы сделаем это, нас с
вами выгонят с завода. Только подумать: восьмичасовой рабочий день и
увеличение расценок на пятьдесят процентов! Ведь это требование девятьсот
пятого года! А у нас, слава богу, тысяча девятьсот четырнадцатый, и за
нашей спиной не Маньчжурия, а третьеиюньская Государственная дума.
- ...Со столыпинским галстуком и казачьей плеткой, - напомнил
Звонарев.
Тихменев замотал головой.
- Сергей Владимирович, вы, право, несносный человек!
- А то, что творится на заводе, сносно? - иронически спросил
Звонарев. - Военный завод - и вдруг бастует в момент приезда столь
высокого гостя, как французский президент.
- Да это же не только у нас, черт побери! - воскликнул Тихменев.
- И тем не менее нам надо без шума и как можно скорее урегулировать
все эти вопросы, - настаивал Звонарев.
После долгих колебаний Тихменев отважился последовать совету Сергея
Владимировича и отправился с докладом к начальнику Главного
артиллерийского управления. Вернулся он через два часа в приподнятом
настроении и, вызвав к себе Звонарева, объявил, что начальство, учитывая
визит французского президента в столицу, нашло возможным удовлетворить
некоторые требования рабочих военного завода.
- Верите, у меня будто гора с плеч свалилась, - признался Тихменев. -
Поручаю вам сообщить рабочим о наших уступках, и пусть сегодня же
приступают к работе.
Звонарев с удовольствием выполнил это поручение. Забастовка на заводе
прекратилась. Тихменев окончательно успокоился. Вечером, после обхода
оживших цехов, он сказал Звонареву:
- Ну, слава богу, все обошлось для нас без неприятностей. Теперь
можно и развеяться. В Главном артуправлении я получил два пригласительных
билета на "Зарю с церемонией", которая состоится завтра вечером в
Красносельском лагере по случаю визита Пуанкаре. Не хотите ли составить
мне компанию? Моя жена заболела, и один билет свободен.
- Не до церемоний мне сейчас, Павел Петрович! - вздохнул Звонарев. -
Жена все еще в тюрьме. Какие уж тут развлечения!
Тихменев отнесся к его отказу неодобрительно:
- А я бы на вашем месте обязательно воспользовался возможностью
побывать там.
- Зачем? - Звонарев непонимающе взглянул на генерала.
- Чудак вы, право, - заметил с улыбкой Тихменев. - Там будет царь с
семейством, двор, Пуанкаре и весь влиятельный бомонд. Поверьте, ваше
присутствие в таком обществе наверняка бросится в глаза жандармам.
Наденьте военную форму со всеми регалиями. Медаль за русско-японскую войну
и значок за оборону Порт-Артура. Ну, а рядом с вами буду я, генерал,
обвешанный крестами, медалями, с лентой Станислава 1-й степени через
плечо. Каково, а?
"А пожалуй, есть смысл поехать с ним! - подумал Звонарев. - Чем черт
не шутит, может быть, и впрямь это поможет..."
5
На следующий день в установленный час Сергей Владимирович, облаченный
в военный мундир, прибыл на Балтийский вокзал и встретился с Тихменевым,
картинно наряженным в генеральскую парадную форму. Все вагоны первого
класса были переполнены разодетыми дамами, генералами и придворными. В
купе стояла духота, и Тихменев со Звонаревым предпочли остаться в коридоре
у открытого окна. Именитые пассажиры говорили преимущественно на
французском языке. Французские анектоды, французские салонные шутки,
изысканные обращения, манеры, жеманный смех дам и девиц. Ничего русского,
все на чужеземный лад.
- Эх, наша матушка Русь! - с искренней горечью сказал Тихменев. -
Русского слова здесь не услышишь.
Звонарев промолчал.
- Речь французская, а нищета русская, - усмехнулся генерал. -
Где-нибудь в Париже или, скажем, в Брюсселе вся придворная знать на
собственных автомашинах разъезжает, а наша - в поезде или в допотопных
экипажах.
"Какая все это мерзкая шваль! Ненавижу, ненавижу! - со злостью и
отвращением думал Звонарев, глядя на парадных, надушенных генералов, на их
затянутых в корсеты жен, обсыпанных бриллиантами. - И этим людям дано
право карать и миловать! От них зависит судьба Вари, моя судьба, наше
счастье... Почему они здесь, на свободе, живут, веселятся, сплетничают, а
Варя находится, страшно подумать, в сырой камере, бог знает с кем - с
ворами, проститутками... Где же справедливость?"
Звонарев прислушался к монотонному перестуку колес, в котором вдруг
отчетливо услышал: "Под-ле-цы, под-ле-цы..."
- Подлецы! - выдавил сквозь зубы Звонарев.
- Пардон, не расслышал. Это вы мне? - спросил, наклонив голову,
Тихменев.
- Простите, ваше превосходительство. Не вам.
* * *
Красносельский военный лагерь располагался вблизи железнодорожной
станции. Он был оцеплен солдатами. В местах проезда стояли жандармские
офицеры, которые внимательно проверяли документы и пригласительные билеты.
Тихменев представил Звонарева как своего адъютанта, и они вместе
прошли к небольшому помосту, откуда была хорошо видна вся передняя линейка
лагеря. На помосте толпились придворные дамы, министры, генералы.
Невдалеке, примыкая к передней линейке, возвышался земляной валик,
покрытый сочной травой. На нем был разбит шатер для царя и его семейства.
Валик охранялся казаками-конвойцами. Перед шатром стояли легкие стулья и
кресла.
Вдоль передней линейки уже были выстроены гвардейские полки. На
правом фланге - преображенцы, рядом с ним - семеновцы, далее - первая
артиллерийская бригада, измайловцы и егеря. Затем стояли полки второй
гвардейской дивизии и гвардейские стрелки. На правом фланге полков
развевались старые заслуженные полковые знамена, бывшие под Полтавой и
Бородином, тут же располагались полковые оркестры. Яркий блеск медных
труб, шелк знамен, и все это на фоне зелени, голубизны небес. Над лагерем
плыл несмолкаемый говор многолюдной праздной толпы.
Звонареву особенно понравились гвардейцы - рослые, загорелые,
сильные, чем-то схожие с былинными богатырями. Он поделился своим
впечатлением с Тихменевым.
- Еще бы! - воскликнул тот. - Ведь здесь собран цвет русской нации.
По всей России в гвардию отбирают высоких, могучих и красивых людей. В
первой роте Преображенского полка нет солдат ростом ниже ста восьмидесяти
сантиметров. А первый взвод сплошь выше сажени. Далеко не всякая страна
может похвастаться такими молодцами!
Публика прибывала. Звонарев увидел начальника Главного
артиллерийского управления генерала Кузьмина-Караваева, высокого статного
старика, бросавшегося в глаза своей незаурядной внешностью и выправкой.
Рядом с ним шагал его брат - адвокат, - в белом парадном фраке и блестящем
черном цилиндре на голове.
Вскоре на дороге, ведущей к главному лагерю, показалась группа
всадников во главе с великим князем Николаем Николаевичем -
главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. Его
сопровождали командир гвардейского корпуса генерал Безобразов, несколько
адъютантов и ординарцев.
Над лагерем пронеслась зычная команда командира преображенцев
генерала графа Игнатьева:
- Стано-о-вись!
Полки замерли в полной неподвижности. Говор утих. Все внимание толпы
было сейчас приковано к приближающейся кавалькаде.
- Слу-у-шай, на кара-ул! - скомандовал Игнатьев.
Солдаты дружно вскинули винтовки с острыми сверкающими штыками,
оркестры заиграли марш. Великий князь, сухопарый, подтянутый, будто слитый
с конем, подскакал к правому флангу Преображенского полка и громко
поздоровался с солдатами. Те ответили на приветствие единым могучим
голосом - четко, строго размеренно. Воздух содрогнулся от их дружных,
громких выкриков.
Князь медленно двинулся вдоль фронта замерших полков, придирчиво
вглядываясь в безукоризненный строй солдат со вскинутыми на караул
винтовками. Когда он миновал последнюю роту первой пехотной дивизии, ее
полки по установленному правилу опустили винтовки к ноге. Остальные части
продолжали равнение на командующего, и волны ответных приветствий катились
ему на встречу.
- Здорово! Правда ведь? - восторженно обратился Тихменев к Звонареву.
Объехав весь лагерь, великий князь вернулся к Преображенскому полку.
Начинался главный акт этого грандиозного, строго распланированного
спектакля.
На лагерной дороге показался царь Николай II верхом на белом аргамаке
в сопровождении конвойных казаков в алых и синих черкесках. Дальше
следовали открытые ландо, на которых восседали царица, президент Франции
Раймон Пуанкаре, члены царской семьи и приближенные из свиты.
Снова над лагерем воцарилась полнейшая тишина. Все, казалось, затаили
дыхание. Снова к небу рванулась команда:
- Слушай, на караул!
Гулким эхом отдалась она по всему лагерю. Великий князь поскакал
навстречу Николаю II. Отсалютовав обнаженной шашкой, он отдал царю
строевой рапорт.
Едва царь поравнялся с правым флангом преображенцев, знаменщик
опустил до земли полковое знамя и тотчас вскинул его вверх. Царь отдал
честь знамени и направился вдоль парадной линейки. Грянуло "ура".
Царь улыбался, приветственно раскланивался. За ним, придерживая
гарцующего коня, скакал великий князь. В нескольких шагах от них следовало
ландо с императрицей Александрой Федоровной и Пуанкаре. Президент - в
черном фраке, белой жилетке, с муаровой лентой Андрея Первозванного,
накануне пожалованной ему царем. Он помахивал цилиндром в высоко поднятой
руке, что-то говорил царице и любезными поклонами отвечал на приветствия
вошедшей в верноподданический раж публики. Вся в белом, в пышной шляпке из
белых страусовых перьев, подрумяненная и напудренная, императрица
выглядела моложе своих лет и казалась красивой. Остальные ландо
остановились возле валика. К шатру поднялись четыре царевны, казак с
больным наследником на руках, фрейлины и царедворцы. Великие княжны были
одеты одинаково: белые гладкие платья, белые чулки, белые туфельки и
простые соломенные шляпки. Точь-в-точь провинциальные барышни среднего
достатка. Десятилетний наследник был в форме Преображенского полка.
Проезжая по фронту гвардейских полков, Пуанкаре внимательно, чисто
по-хозяйски всматривался в статные фигуры русских чудо-богатырей, рослых,
крепких, мускулистых. Для президента все это было пушечное мясо, по
дешевке купленное им на золотые займы царскому правительству для
подавления революции. Пуанкаре невольно сравнивал солдат русской гвардии с
полками сенегальских стрелков, тоже рослых и сильных, которые, как и
русские, должны были защищать прекрасную Францию в случае войны. Пуанкаре,
как хозяин, остался доволен видом русских наемников, о чем и поспешил
сообщить Александре Федоровне.
Пока царь и президент объезжали фронт гвардейцев, полковые оркестры
по задней линейке пробирались к Преображенскому полку, образуя огромный
сводный оркестр всех гвардейских частей.
Закончив объезд частей, царь, а за ним и ландо с Пуанкаре и
императрицей вернулись к валику. Царь спешился и, подождав Пуанкаре,
вместе с ним и императрицей поднялся к шатру. Невдалеке от них остановился
и великий князь Николай Николаевич, как бы ожидая дальнейших царских
