Малышом снова бесшумно выбрались из хижины и, не зажигая огня, начали
запрягать собак.
- Эй, Смок! - окликнул Солтмен, подходя ближе так, что они смутно
различили в темноте его силуэт.
- Я вижу, от тебя не отделаешься, Билл, - весело отозвался Смок. - А
где твои дружки?
- Пошли выпить по стаканчику. Оставили меня смотреть за вами в оба,
вот я и смотрю. А все-таки, Смок, признавайся, что у тебя на уме? Вы не
отделаетесь от нас, так уж давай начистоту. Все мы - твои друзья, ты это
знаешь.
- Бывают случаи, когда с друзьями можно говорить начистоту, а бывает
так, что и нельзя, - уклончиво ответил Смок. - На этот раз никак нельзя,
Билл. Иди-ка лучше спать. Спокойной ночи.
- Никакой спокойной ночи не будет. Ты нас еще не знаешь. Мы вопьемся
не хуже клеща.
- Что ж, - вздохнул Смок, - если вы настаиваете, дело ваше. Идем,
Малыш. Нечего зря тратить время.
Нарты тронулись; Солтмен пронзительно свистнул и зашагал следом. У
подножия холма ответили свистом, дальше послышался еще свист и еще...
Малыш правил шестом, Смок и Солтмен шли рядом за нартами.
- Слушай, Билл, - сказал Смок. - Я хочу тебе кое-что предложить.
Хочешь присоединиться к нам?
Солтмен не колебался ни минуты.
- И бросить товарищей? Ну нет. Мы все к вам присоединимся.
- Тогда ты первый! - воскликнул Смок, внезапно обхватил Солтмена
обеими руками и, столкнув его с тропы, опрокинул в глубокий снег.
Малыш крикнул на собак и бешено погнал упряжку вниз по тропе,
которая, извиваясь среди редких хижин, разбросанных по холмам и косогорам,
бежала к югу, к окраине Доусона. Смок и Солтмен, вцепившись друг в друга,
катались по снегу. Смок был полон сил и задора и надеялся взять верх, но
Солтмен оказался на пятьдесят фунтов тяжелее - это были пятьдесят фунтов
превосходных, натренированных мускулов - и снова и снова одолевал его. Не
раз он укладывал Смока на обе лопатки, и Смок, очень довольный, лежал и
отдыхал. Но всякий раз, когда Солтмен хотел высвободиться и встать, Смок
вцеплялся в него, и начиналась новая схватка.
- Ничего, силенка у тебя есть, - задыхаясь, признал Солтмен минут
через десять, опять повалив Смока в снег и усевшись на него верхом. - И
все-таки я тебя каждый раз укладываю.
- А я каждый раз тебя задерживаю, - тоже задыхаясь, ответил Смок. -
Мне только того и надо. Малыш за это время знаешь куда укатил?
Солтмен отчаянно рванулся, но ему все же не удалось освободиться.
Смок ухватил его за ногу, дернул - и тот растянулся на снегу во всю длину.
От подножия холма донесся тревожный, вопросительный свист. Солтмен сел и
пронзительно свистнул в ответ, но Смок тут же вцепился в него, повалив на
спину, уселся верхом на грудь, коленями уперся в его могучие бицепсы,
руками - в плечи и вдавил в снег. Так и нашли их золотоискатели. Смок
расхохотался и встал.
- Спокойной ночи, друзья, - сказал он и стал спускаться под гору, а
шестьдесят взбешенных золотоискателей угрюмо и решительно двинулись за ним
по пятам.
Смок повернул к северу, миновал лесопилку и больницу и пошел тропой,
ведущей по реке вдоль крутых скал, над которыми вздымалась Лосиная Гора.
Он обошел индейскую деревню и направился к Лосиному ручью, опять повернул
и оказался лицом к лицу со своими преследователями.
- Вы меня совсем загоняли, - сказал он, делая вид, что зол, как черт.
- Тебя, кажется, никто не заставляет, вежливо пробормотал Солтмен.
- О нет, ни капельки, - огрызнулся Смок, еще успешнее прикидываясь
обозленным, и, пройдя через толпу своих провожатых, зашагал назад к
Доусону. Дважды он пытался свернуть с тропы и напрямик, через торосы,
перейти на другой берег, но спутники не отставали, и он каждый раз
сдавался и сворачивал к доусонскому берегу. Он побрел по Главной улице,
пересек по льду реку Клондайк, дошел до Клондайк-сити и снова вернулся в
Доусон. В восемь часов, когда стало светать, он привел всю усталую ораву к
ресторану Славовича, где в часы завтрака столики приходилось брать с бою.
- Спокойной ночи, друзья, - сказал он, расплачиваясь по счету.
Но не тут-то было, пришлось еще раз пожелать им спокойной ночи у
подножия холма. При дневном свете они не стали преследовать его и только
смотрели, как он поднимался к своей хижине.
3
Два дня Смок околачивался в городе, и все время за ним неотступно
следили. Малыш исчез вместе с нартами и собаками. Ни один человек из тех,
кто разъезжал вверх или вниз по Юкону, кто приехал с Бонанзы, Эльдорадо
или Клондайка, не встречал его. Оставался только Смок - уж, конечно, рано
или поздно постарается установить связь со своим исчезнувшим компаньоном;
и все взоры были обращены на Смока. Весь вечер второго дня он просидел
дома, погасил лампу в девять часов, а на два часа завел будильник.
Добровольный страж за дверью услыхал звон будильника, и когда полчаса
спустя Смок вышел из хижины, его ждала толпа уже не в шестьдесят человек,
а по меньшей мере в триста. Их озаряло яркое северное сияние, и в
сопровождении столь пышной свиты Смок спустился в город и вошел в "Олений
Рог". В минуту трактир был набит до отказа, злые и нетерпеливые посетители
пили, платили и четыре долгих часа смотрели, как Смок играет в криббедж со
своим старым другом Брэком. В начале седьмого, скорчив унылую и злобную
гримасу, ни на кого не глядя, никого не узнавая, Смок вышел из "Оленьего
Рога" и пошел по Главной улице, а за ним нестройными рядами шагала толпа в
триста человек, хором выкликая:
- Левой, правой! Сено, солома! Раз! Два! Три!
- Спокойной ночи, друзья, - сказал он сквозь зубы, останавливаясь на
берегу Юкона у обрыва, где тропа круто сбегала вниз. - Я позавтракаю и
лягу спать.
Все триста закричали, что проводят его, и по льду двинулись за ним на
другой берег, прямиком к Тру-ля-ля. Около семи часов утра он привел всю
ватагу к извилистой тропинке, которая поднималась по крутому откосу к
хибарке Дуайта Сэндерсона. Сквозь затянутое промасленной бумагой окошко
виднелся огонек свечи, над трубой вился дым. Малыш распахнул дверь.
- Входи, Смок, - сказал он. - Завтрак готов. А это что за народ?
На пороге Смок обернулся.
- Ну, друзья, спокойной ночи. Надеюсь, вы приятно провели время!
- Одну минуту, Смок! - крикнул Билл Солтмен, и в голосе прозвучало
жестокое разочарование. - Мне надо с тобой потолковать.
- Валяй, - весело ответил Смок.
- За что ты заплатил старику Сэндерсону двадцать пять тысяч? Можно
узнать?
- Ты меня огорчаешь, Солтмен, - был ответ. - Я прихожу в свое, так
сказать, загородное имение, мечтаю найти покой, тишину, хороший завтрак, а
ты с целой оравой устраиваешь мне перекрестный допрос. Для чего же
человеку загородное имение, если он и тут не находит тишины и покоя?
- Ты не ответил на мой вопрос, - с неумолимой логикой возразил Билл
Солтмен.
- И не собираюсь отвечать, Билл. Это наши счеты с Дуайтом
Сэндерсоном, больше они никого не касаются. Есть еще вопросы?
- А почему это у тебя в ту ночь были лом и проволока?
- Да какое тебе, собственно, до этого дело? Хотя, если Малышу угодно,
он может тебе ответить.
- Пожалуйста! - воскликнул Малыш, с радостью вступая в разговор. Он
уже открыл рот, но поперхнулся и посмотрел на Смока. - Скажу тебе, Смок,
по секрету, строго между нами: по-моему, это их вовсе не касается, черт
подери. Пойдем-ка. Там уже весь кофе выкипел.
Дверь затворилась, и триста провожатых, огорченные и недовольные,
разбились на группы.
- Послушай, Солтмен, - сказал кто-то, - а ведь ты хвалился, что
приведешь нас на место.
- С чего вы взяли? - сварливо ответил Солтмен. - Я сказал, что Смок
приведет нас на место.
- Так это оно и есть?
- Я знаю столько же, сколько и ты. Но все мы знаем, что Смок где-то
что-то пронюхал. За что бы он заплатил Сэндерсону двадцать пять тысяч? Не
за эту никудышнюю землю, ясно.
Толпа хором согласилась с этим рассуждением.
- Ну, а теперь что будем делать? - печально спросил кто-то.
- Я, например, пойду завтракать, - бодро сказал Чарли Бешеный. -
Выходит, ты одурачил нас, Билл.
- И не думал, - возразил Солтмен. - Это Смок одурачил. Но все равно,
Двадцать пять тысяч-то он платил?
4
В половине девятого, когда стало совсем светло, Малыш осторожно
приоткрыл дверь и выглянул наружу.
- Вот те на! - воскликнул он. - Они все смылись обратно в Доусон! А
я-то думал, они тут станут лагерем!
- Не бойся, ты скоро их увидишь, - успокоил его Смок. - Или я сильно
ошибаюсь, или мы и оглянуться не успеем, как сюда сползется половина
Доусона. Ну, давай помогай, живо! Надо дело делать.
- Ох, ради всего святого, объясни ты мне, что к чему? - взмолился
Малыш час спустя оглядывая плоды их общих трудов: установленную в углу
хижины лебедку с приводом, обвивающимся вокруг двойного деревянного вала.
Смок без малейшего усилия повернул рукоятку, и канат со скрипом
побежал вхолостую вокруг вала.
- Ну-ка, Малыш, выйди за дверь и скажи, на что это похоже.
Стоя за дверью, Малыш услышал тот самый скрип и визг, какой издает
лебедка, вытягивая груз, и поймал себя на том, что бессознательно
прикидывает, какой глубины должна быть шахта, откуда этот груз
вытаскивают. Потом все стихло, и он мысленно увидел ведро, подтянутое
вплотную к блоку. Затем он услышал, как рукоятка повернулась в обратную
сторону, ослабляя канат, и как стукнуло ведро, отставленное на край шахты.
Широко улыбаясь, он распахнул дверь.
- Понял! - крикнул он. - Я чуть было и сам не попался на удочку!
Дальше что?
Дальше понадобилось натащить в хижину столько камня, что хватило бы
нагрузить доверху десяток нарт. И еще много других дел было у них в этот
необычайно хлопотливый день.
- А сейчас бери собак и отправляйся в Доусон, - наставлял Малыша
после ужина Смок. - Собак оставишь у Брэка, он о них позаботится. За тобой
будут следить, так ты попроси Брэка пойти на склад Аляскинской торговой
компании и купить весь динамит, - там у них в запасе всего несколько сот
фунтов. И пускай Брэк закажет кузнецу штук шесть прочных сверл, таких,
чтоб можно было бурить самую твердую породу. Брэк - опытный старатель, он
сумеет втолковать кузнецу, что именно требуется. Кстати, дай Брэку все
сведения по нашему участку, пускай он завтра сообщит их инспектору
приисков. А в десять часов выходи на Главную улицу и прислушайся. Имей в
виду, я не хочу, чтоб получилось слишком много шуму. Пускай в Доусоне
будет слышно, но не более того. Я запалю три штуки разной силы, а ты
заметь, когда оно прозвучит всего лучше.
В десять часов вечера, когда Малыш, ощущая на себе множество
любопытных взглядов и напряженно прислушиваясь, прогуливался по Главной
улице, он услышал слабый, отдаленный взрыв. Через полминуты донесся второй
взрыв, погромче, - на него обратили внимание и другие прохожие. А затем
раздался третий, от него задребезжали стекла, и люди выскочили на улицу.
- Здорово их тряхнуло! - задыхаясь, объявил Малыш, едва он час спустя
переступил порог хибарки в Тру-ля-ля. Он схватил Смока за руку. - Поглядел
бы ты на них! Случалось тебе разворошить муравейник? В точности то же
самое! Когда я уезжал, Главная улица так и кишела народом, так и гудела.
Завтра сюда набьется столько доусонцев, что шагу нельзя будет ступить. Они
уже сейчас сюда подкрадываются, так и знай, или я ни черта не смыслю в
золотоискателях.
Смок усмехнулся, шагнул к фальшивой лебедке и раза два со скрипом
повернул рукоятку. Малыш выдернул в нескольких местах мох, которым были
заделаны пазы между бревнами, чтобы в щелку можно было видеть, что
творится вокруг хижины. Потом задул свечу.
- А ну, - шепнул он спустя полчаса.
Смок медленно повернул ворот лебедки, выждал несколько минут,
подхватил оцинкованное ведро, наполненное землей, и со стуком, скрипом и
скрежетом с размаху поставил его на груду камней, которые они натащили в
дом. Потом, заслоняя огонек спички ладонями, закурил папиросу.
