подошел и сел напротив посетителей, положив руки на стол и опасливо косясь
на кофейник. - Я вам сказал мою цену и не стыжусь повторить: десять тысяч.
Можете смеяться, можете купить - как угодно.
И чтоб показать, насколько ему это безразлично, он узловатыми
пальцами забарабанил по столу и уставился на кофейник. Потом начал
напевать себе под нос: "Тра-ля-ля, тру-ля-ля, тру-ля-ля, тра-ля-ля..."
- Послушайте, мистер Сэндерсон, - сказал Смок. - Эта земля не стоит
десяти тысяч. Если б она стоила десять тысяч, ее можно было оценить и во
сто тысяч. А если она не стоит ста тысяч - а вы сами знаете, что не стоит,
- так не стоит и десяти центов.
Сэндерсон постукивал по столу костяшками пальцев и бубнил себе под
нос "тру-ля-ля, тра-ля-ля", пока кофе не убежал. Тогда он долил в кофейник
немного холодной воды, отставил его на край очага и опять уселся на свое
место.
- А сколько вы дадите? - спросил он.
- Пять тысяч, - ответил Смок.
Малыш застонал.
Снова молчание; старик барабанит по столу и напевает свое
"тру-ля-ля".
- Вы не дурак, - сказал он затем Смоку. - Вы говорите, если эта земля
не стоит ста тысяч долларов, она не стоит и десяти центов. А сами
предлагаете мне пять тысяч. Значит, она стоит и все сто тысяч.
- Но вы не получите за нее и двадцати центов, - горячо возразил Смок,
- хоть просидите тут до самой смерти.
- От вас получу.
- Нет, не получите.
- Значит, буду сидеть тут, пока не помру, - отрезал Сэндерсон.
Не обращая больше внимания на посетителей, он занялся своей стряпней,
точно был один. Разогрел котелок с бобами, лепешку и принялся за еду.
- Нет, спасибо, - пробормотал Малыш. - Мы ни капельки не голодны. Мы
только что пообедали.
- Покажите ваши бумаги, - сказал наконец Смок.
Сэндерсон пошарил в изголовье своей койки и вытащил сверток
документов.
- Все в полном порядке, - сказал он. - Вот эта длинная, с большими
печатями, прислана прямиком из Оттавы. Это вам не бумажонка от местных
властей. Само канадское правительство дало мне право собственности на эту
землю.
- Это было два года назад? А сколько участков вы уже продали? -
осведомился Смок.
- Не ваше дело, буркнул Сэндерсон. - Я могу и один жить на своей
земле, если пожелаю. Законом это не возбраняется.
- Даю вам пять тысяч, - сказал Смок.
Сэндерсон покачал головой.
- Не знаю, кто из вас больше спятил, - горестно промолвил Малыш. -
Выйдем на минуту, Смок. Я хочу тебе сказать два словечка.
Смок нехотя повиновался - уж очень настаивал его компаньон.
- Ты только сообрази, - сказал Малыш, когда они вышли за дверь, -
ведь вокруг этого дурацкого участка всюду такие же скалы, и они ничьи.
Застолби их и стройся сколько душе угодно.
- Они не годятся, - ответил Смок.
- Да почему не годятся?
- Тебя удивляет, почему я покупаю именно это место, когда кругом
земли сколько хочешь?
- Еще бы не удивляло, - подтвердил Малыш.
- То-то и оно! - с торжеством сказал Смок. - Раз ты удивляешься -
значит, и другие удивятся. И от удивления все сбегутся сюда. Раз ты
удивляешься, значит, я правильно рассчитал. Вот что я тебе скажу, Малыш: Я
поднесу Доусону такой подарок, что они забудут, как смеяться над нами
из-за тех яиц. Вернемся в дом.
- Здорово, - сказал Сэндерсон, снова увидев их в дверях. - А я думал,
вас и след простыл.
- Ну, за сколько вы уступите землю? - спросил Смок.
- За двадцать тысяч.
- Даю вам десять.
- Ладно, продам за десять. Я только этого и хотел. А вы когда
выложите денежки?
- Завтра в Северо-западном банке. Но за эти деньги мне нужны от вас
еще две вещи. Во-первых, когда вы получите свои десять тысяч, вы уедете на
Сороковую Милю и пробудете там до конца зимы.
- Это можно. Еще что?
- Я вам заплачу двадцать пять тысяч, а вы мне пятнадцать вернете.
- Согласен. - Сэндерсон повернулся к Малышу. - Когда я поселился
здесь, все говорили, что я дурак, - сказал он насмешливо. - Что ж, значит,
такому дураку цена десять тысяч долларов, так, что ли?
- На Клондайке полно дураков, - только и нашелся ответить Малыш, -
глядишь, которому-нибудь и повезет.
2
На другой день была законно скреплена продажа земли, принадлежавшей
Дуайту Сэндерсону ("землевладение, которое впредь должно именоваться
поселком Тру-ля-ля", - как было обозначено в купчей по требованию Смока).
И кассир Северо-западного банка отвесил Сэндерсону на двадцать пять тысяч
принадлежавшего Смоку золотого песка, причем несколько случайных
посетителей заметили и эту процедуру, и размер суммы, и получателя.
Золотоискатели - народ подозрительный. Чуть кто сделал что-либо не
совсем обычное - даже просто-напросто отправился поохотиться на лося или
вышел ночью полюбоваться северным сиянием, - как все уже готовы
заподозрить, что он нашел золотые россыпи или наткнулся на богатую жилу.
И, конечно, едва стало известно, что такой видный житель Доусона, как Смок
Беллью, выплатил старику Дуайту Сэндерсону двадцать пять тысяч долларов,
весь город пожелал узнать, за что уплачены эти деньги. Дуайт Сэндерсон
помирал с голоду на своей заброшенной земле - что же у него, спрашивается,
могло быть такого, что стоило бы двадцать пять тысяч долларов? Ответа не
было - и, естественно, жители Доусона с лихорадочным любопытством следили
за каждым шагом Смока.
К середине дня распространился слух, что несколько десятков доусонцев
уложили свои походные мешки и инструменты и припрятали в кабачках по
Главной улице, чтобы можно было в любую минуту двинуться в путь. Куда бы
ни направлялся Смок, множество глаз следило за ним. Его считали человеком
серьезным, и ни один из многочисленных знакомых не осмелился спросить его
про сделку с Дуайтом Сэндерсоном. С другой стороны, никто ни словом не
упоминал при нем о яйцах. Столь же дружелюбное внимание повсюду встречал и
Малыш.
- Прямо как будто я убил кого или оспа у меня, так они за мной
следят, а заговорить боятся, - жаловался Малыш, повстречав Смока у входа в
"Олений Рог". - Вон, видишь, по той стороне улицы идет Билл Солтмен? Ему
до смерти хочется поглядеть на нас, а он уставился куда-то в конец улицы.
Можно подумать, что он нас и знать не знает. А я спорю на хорошую выпивку:
вот завернем сейчас за угол, будто спешим куда-то, а потом повернем назад
- и уж непременно налетим на него, потому как он сразу поскачет за нами.
Они испробовали этот трюк - и в самом деле, когда повернули назад, за
углом натолкнулись на Солтмена, который шагал им вдогонку широким походным
шагом.
- Здорово, Билл! - приветствовал его Смок. - Далеко собрался?
- Здорово! Просто так, вышел прогуляться, - ответил Солтмен. - Просто
вышел прогуляться. Чудная погода, правда?
- Ха! - усмехнулся Малыш. - Это ты так прогуливаешься? А я-то думал:
вот несется во весь опор!
В тот вечер, кормя собак, Малыш безошибочно чувствовал, что из
темноты в него впиваются десятки пар глаз. И, привязывая собак к столбу,
вместо того чтобы оставить их на ночь на свободе, он знал, что дает
Доусону новый повод для волнений.
Обдумав заранее план действий, Смок поужинал в ресторане и принялся
развлекаться. Он нарочно кружил по всему Доусону - и всюду оказывался в
центре внимания. Кабачки, куда он заходил, тотчас наполнялись народом и
сразу пустели, как только он выходил за дверь. Если он подсаживался к
дремавшей, всеми заброшенной рулетке и покупал партию фишек, вокруг сразу
собирался десяток игроков. Он не удержался от маленькой мести - встал и
вышел именно в ту минуту, когда Люсиль Эрол запела самую популярную
песенку. Добрых две трети слушателей покинули зал вслед за Смоком.
В час ночи он прошел по Главной улице, на которой царило необычайное
оживление, свернул на перекрестке и стал подниматься на холм, к своей
хижине. На полдороге он остановился и ясно услышал, как позади
поскрипывает снег под чьими-то мокасинами.
Целый час хижина была погружена в темноту; потом Смок зажег свечу, и,
выждав ровно столько времени, сколько надо человеку, чтобы одеться, они с
Малышом вышли и начали запрягать собак. Работая при свете, падавшем от
отворенной двери, они услышали неподалеку слабый свист. Ответный свист
донесся откуда-то снизу.
- Ты только послушай, - усмехнулся Смок. - Это они следят за нами и
сообщают обо всем в город. Пари держу, что в эту самую минуту по крайней
мере человек сорок вылезают из-под одеял и натягивают штаны.
- Ну и глупый же народ! - фыркнул Малыш. - Ничего не стоит их
обжулить. Знаешь, чудаки, которые в наше время зарабатывают деньги своим
горбом, это... это просто чудаки! На свете полнымполно дурачья, они только
и ждут, чтоб им облегчили карманы. И вот что я тебе скажу: если ты еще не
передумал, возьми меня в долю.
Груз на нартах был невелик - меховые одеяла, запас провизии.
Небольшой моток стальной проволоки едва заметно выглядывал из-под мешка со
съестным, и на самом дне нарт был почти совсем спрятан лом.
Рукою в рукавице Малыш с нежностью погладил проволоку и еще разок
ласково дотронулся до лома.
- Ха! - шепнул он. - Я и сам бы призадумался, если б темной ночью
заметил в чьих-нибудь нартах этакие штуки.
Осторожно, в молчании они спустились со своей упряжкой с холма, потом
вышли на Главную улицу и, удвоив осторожность, повернули на север, к
лесопилке, позади, в темноте, которую не могло рассеять слабое мерцание
звезд, раздался свист. Быстрым шагом они прошли еще с четверть мили,
миновали лесопилку, больницу. Потом повернули назад той же дорогой и,
пройдя сотню ярдов, едва не наскочили на пятерых пешеходов, спешивших
рысцой им навстречу. Все пятеро слегка сгибались под тяжестью походных
мешков. Один их них остановил передовую собаку Смока, остальные подошли
вплотную.
- Встретились вам нарты? - был первый вопрос.
- Нет, - ответил Смок. - Это ты, Билл?
- Черт меня подери! - в величайшем изумлении произнес Билл Солтмен. -
Да это Смок!
- Чем это вы занимаетесь среди ночи? - спросил Смок. - Гуляете?
Прежде чем Билл Солтмен успел ответить, к ним подбежали еще двое, а
там подоспело еще несколько человек, и скрип шагов по снегу возвещал о
приближении толпы.
- С кем это ты? - спросил Смок. - Или опять в поход за золотом?
Солтмен не ответил, он раскуривал трубку, которая вряд ли могла
доставить ему удовольствие, судя по тому, что он все еще задыхался от
бега. Ясно было, для чего ему понадобилось зажечь спичку, - он хотел
разглядеть нарты, и Смок видел, что все взоры устремились на моток
проволоки и на лом. Спичка погасла.
- Да просто так, разные слухи ходят, просто слухи, - многозначительно
и таинственно пробормотал Солтмен.
- Может, вы посвятите нас с Малышом?
Кто-то сзади насмешливо фыркнул.
- А вы сами куда направляетесь? - спросил Солтмен.
- А вы кто? Добровольная полиция?
- Да просто так, интересуемся, - сказал Солтмен, просто так.
- Еще как интересуемся, откликнулся другой голос из темноты.
- Любопытно знать, - ввернул Малыш, - кто тут чувствует себя самым
большим дураком?
Все расхохотались, всем стало неловко.
- Пошли, Малыш, нам пора, сказал Смок и погнал собак.
Толпа двинулась следом.
- Эй, а вы не ошиблись? - съязвил Малыш. - Вы ведь шли в ту сторону,
а теперь ни с того ни с сего повернули обратно. Может, вы потеряли
направление?
- Пошел к черту, - любезно ответил Солтмен. - Куда хотим, туда и
направляемся.
И нарты двинулись по Главной улице. Смок шел впереди, Малыш правил
шестом, а за ними - свита человек шестьдесят, все с походным снаряжением
за плечами. Было три часа ночи, и только отпетые гуляки видели эту
процессию и могли назавтра поведать о ней Доусону.
Полчаса спустя Смок с Малышом взобрались на свой холм и распрягли
собак у порога хижины под угрюмыми взглядами шестидесяти провожатых.
- Спокойной ночи! - крикнул им Смок, затворяя дверь.
Через пять минут он задул свечу, а через какие-нибудь полчаса они с
