взять ее в руки и лишь при свете дня, когда свинья была недвижима ( спала?),
решился еще раз рассмотреть ее. Я готов поклясться, что у нее внутри ничего
не было. Пластмасса не была прозрачной, но достаточно легко сдавливалась.
Весила свинья всего ничего.
Она знала все. Она никогда не ошибалась. Для нее не было загадок. Она
было бесконечно одинока и несчастна.
Что толку от мира, который неинтересен даже пластмассовой свинье, в
котором для такого маленького, такого неприхотливого создания нет ни
загадок, ни радостей. Что за радость нам жить в мире, про который все
доподлинно известно? И что за резон стремиться к чему-то более высокому и
дальнему, если это не прибавит нам счастья, не даст ничего, вообще ничего; и
чем я, мятущийся по свету, отличаюсь от этого оракула, как по тюремному
двору совершающего ночную неуклюжую прогулку под письменным столом?
Она стала двигаться больше. Я видел в этом обреченность. Иногда она
садилась на задние лапы и сидела, невидящими глазами скосившись под диван.
Какого труда ей потом стоило подняться снова! Как страшно скрипели
пластмассовые втулки. Что такое тяжело, если при этом не больно. Я это
видел. Знаю ли я это?
Однажды ...
Однажды ночью к ней приходил друг.
Может быть я сошел с ума, и это просто бред. Дай Бог.
Не знаю, почему я проснулся. Удивляться и бояться не было смысла. В
углу комнаты стояло существо с тремя головами.
Они были расположены одна над другой. В области поясницы была одна
голова, на плечах - кошачья грустная морда с ушами кролика, а на ней -
голова, похожая на скальп какого-то древнего индейца с остатками жестких
волос и в красной тюбетейке. На удивление изящно эта тварь подошла к нашей
свинье, кот повел своими ушами, а индеец едва заметно кивнул. Глаза его были
закрыты. Я вжался в подушку, боясь пошевелиться. Существо явно что-то
говорило свинье, я вдруг заметил зеленоватые огоньки в ее пластмассовых
глазах. Она характерно затарахтела, и из нее поползла бумага. Нижняя голова
открыла рот с рядом огромных лошадиных зубов, оттуда высунулся длинный
розовый язык, а из-под него - крошечная сморщенная рука. Она тянулась к
бумажной ленте, растягиваясь на глазах, наконец, схватила ее и попыталась
оторвать. У нее ничего не вышло, она была слишком слаба. Она мотала бумагу
из стороны в сторону, но та не отрывалась. Морда кота стала еще грустнее,
уши нервно вздрагивали. Индеец стал медленно открывать глаза. Я зажмурился.
Было очень тихо. Мне был слышен стук собственного сердца. Не раньше, чем
через полчаса, я рискнул заглянуть под письменный стол - кроме свиньи там
никого не было. Лиза спала сном младенца. Глаза нашего оракула снова были
безжизненны.
Может быть, я потерял сознание, может быть, заснул. У меня есть
надежда, что все это - лишь приснилось мне.
- Смотри, - разбудила меня жена. - Ты ее вчера о чем-нибудь спрашивал?
- Доброе утро! - сказал я.
- Смотри, - она протянула мне бумажную ленту.
Она была недлинной. Строк десять, не более.
Каждая строка волнистыми линиями соединялась с знаками в других
строках, создавая впечатление испорченного детскими каракулями письма.
Естественно, ни один значок не был мне известен.
Что я мог сказать? Впрочем, Лиза и не настаивала.
Иной раз мною овладевала решимость. Мне жутко хотелось оторвать свинье
ногу или голову: вынуть из паза, а потом поставить на место. Я бы сделал
это, если бы верил, что хоть что-то изменится.
Однажды Лиза спросила, когда умрет ее дедушка ( он действительно был
очень плох). Свинья ответила с точностью до минуты. Мне с трудом удалось
истерически не расхохотаться. Я придумал для свиньи новый вопрос. Не про
себя, упаси Бог.
Один раз я ходил с ней гулять. Мы вышли ночью, месяц был подернут
слабой пеленой перистых облаков, было холодно. Я взял для нее шерстяную
подстилку, положил на снег и поставил на нее свинью. Она сделал по ней два
или три шага и затем села, растопырив свои пластмассовые ноги. Я стоял и
смотрел на нее сверху вниз. Минуту, две, три. Звезды сияли. Никогда, ни в
одном живом существе, ни в одном камне или закате я не чувствовал столько
тоски.
Я придумал вопрос. Я спросил ее: "А когда ты умрешь?" Она ответила.
Особенно наглядно это выглядело на кассовом чеке. Там было пробито:
"Никогда".
Утром я отвез ее на другой конец города и отдал в какую-то коммерческую
палатку, торгующую игрушками. Девушка-продавщица весело улыбалась.
"По повелению использованию подлежит - свинья-оракул".
Мне не страшно смотреть на звезды, мне страшно быть с ними рядом.
Страшный суд, вечная жизнь, говорите вы?
1-4.1.1997 г.
Соколиная Гора.
http://www.lib.ru/ZHURNAL/abdullaew.txt
-==Искандер Абдуллаев. Два этюда==-
-------------------------------------------------------------------------------
й Copyright Искандер Абдуллаев
Email: iskandar@nips.ac.jp
Date: 10 Mar 1999
Этюды предложены на литконкурс "Тенета-98"
-------------------------------------------------------------------------------
-==СЕРЕБРЯНАЯ ПУЛЯ, ОСИНОВЫЙ КОЛ==-
"Прекрасная, полупрозрачная мысль прилетела ко мне диковинной птицей, и
я наспех связал ее первыми попавшимися словами.. так что она задохнулась в
них и умерла. А я, глядя на бездыханное тельце, удивлялся, чему я мог так
радоваться, поймав ее.."
Аллюзия из Ф.Ницше.
...ложится на паркет, пахнущий пчелами, косматый серый зверь, похожий и
не похожий на волка, и роняет серебряную пулю, символ своей особенной
смерти. Задумчиво катает ее по полу громадной лапой, думая о своем, и
щурится на солнце из окна янтарными глазами, в которых зрачки - как мошки в
кусочках желтого камня. Лениво зевает, клацкая челюстями и негромко скулит..
Некоторое время следит за неровным полетом ополоумевшей моли, пыль на
крылышках которой вспыхивает алмазной пылью, попадая под заоконное солнце..
Когда же она садится рядом с ним, утомленная, сильно хлопает по ней, и
смеется, глядя на ее совсем уже сумашедшее, летуче-мышиное шарахание в
затхлой коричневой комнате...
Он ждет.. В эту ночь должна взойти и раствориться в крови луна.
Раньше, много лет назад, днем он был человеком... и ночью был
человеком. Но так тяжело им оставаться, - особенно когда влажное серебро,
льющееся сверху, вносит свои жестокие коррективы.
Он, тускло вспомнив что-то, походит к дальней стене - там, как дорогая
вещь из оружейной коллекции, висит кем-то любовно отполированный осиновый
кол, покрытый затейливой вязью то ли диковинного узора, то ли надписи на
старом языке.
Полуволк ставит лапы на стену, оставляя глубокие борозды на камне,
покрашенном под дерево, и носом смахивает кол на паркет. В комнате быстро
темнеет. Он смотрит на мертвый кусок дерева, который когда-то сделал сам,
готовил сам, любовно полировал сам, когда уже не было надежды, и все меньше
оставалось времени даже в безлунную ночь, даже в сумерки, - а потом уже и
днем; а был только страх, животный и безоговорочный, который все чаще
сменялся холодной ЛУННОЙ яростью..
Полуволк силится вспомнить что-то, и ему это почти удается.. и ввергает
в настоящее исступление, так что он перекусывает свою смерть напополам и
мочится на нее, нервно подняв заднюю лапу.
Молча бросается вон, уже не видя луны, которая только что взошла,
полуслепой от диковинных гормонов, к которым привык так давно.
-==МАРТОВСКИЕ ДЖАГГЕРНАТИКИ==-
Весна, и головная боль, и март, наглый и невинный... Ласковое солнце
балует его.
Оборотень в забытьи, странной тоске, пережидает головную боль и день,
забившись в свои мысли. Что-то в нем неудержимо хочет выть, плакать и
смеяться. Весна, хвостом ее по голове...
Долгожданная, пришедшая в одно касание, полутемень скрадывает
нестерпимый свет и приносит с собой прохладу.. Горы торопливо вписаны в
черту горизонта серыми, зелеными и коричневыми мазками; и, только
успокоившись, невидимая рука наносит закатные краски. Тени в лесу
укорачиваются и синеют, как сумеречное небо. Зажигаются звезды, еще не зная,
что скоро серебрянная монета неведомого бога потушит их.
Вперед!
Запахи, и знакомая ярость, запахи леса и бег, бесшумный и
полубезумный.. Там! невдалеке! за деревьями, в кустах, где начинается лунная
поляна - тела двоих, любовная возня и приглушенный смех..
Долгое мгновение полуволк смотрит желтыми глазами туда, где трахаются и
говорят друг другу нежные слова, плачaт, стонут и тихо смеются мужчина и
женщина. Глаза его - тусклый янтарь, и ничего больше. Ощеривается и идет
напролом, вперед, уже неторопливым шагом, чтобы его успели заметить перед
смертью.. Кровь без вкуса страха - пуста.
...Лежит на траве, под шелестящим призраком громадного дерева,
прислушиваясь с любопытством к звукам и запахам, и шорохам, с поднятыми
торчком от возбуждения ушами; сладкий зуд охоты стихает медленно, как
угасающая мелодия колокольчика. Ветер тихонько поет заупокойную по ком-то в
сверчковой тишине...
Шум ломающихся кустов, всхрапывание и вздохи, запах пота и большое
животное, силуэт коня, залитый голубым светом; он приближается, не замечая
оборотня, не замечая вообще ничего, кроме травы и надоедливых слепней, хлеща
себя по бокам хвостом, мотая головой, как бы отгоняя мысли...
Полуволк скалит зубы в ухмылке, и крепко прижимается к влажной земле.
Сегодня хорошо и много, думает он.
...Прыжок!! на спину! когтями по бокам, раздирая толстую шкуру, зубами
- в загривок, и лакать горячее , и еще, и еще!!
А потом - кромешная тьма, и тишина, как поворот выключателя, с щелчком.
...Зверь ты, или человек, скулящее создание? Скули громче.. и смотри!
Смотри! он, крупица Джаггернаута, на сером коне, рубит коротким мечом
налево и направо от взмыленного крупа, а конь его бешен, и оставляет трещины
там, где касается копытами, и топчет демонов-крыс, скалящихся на
полубогов-детей, и опрокидывает пинками полубогов-детей, улыбающихся
демонам-крысам, когда они гурьбой и с визгом затевают свои странные игры...
"Отвали, волчара позорная, не до тебя."
Оборотень опрокинут на землю, и ощущает холод и тяжесть там, где давит
копыто.
" А ты не пасись, где не попадя.."
" Цыц!"
" А хозяин-то где?"
" Да не знаю я. Трахается где-то, наверно. Что-то в нем от человека
есть... Весна пришла, чуешь, волчара позорная?"
" Да.." - хриплый рык.
"То-то.. Надоело, говорит, в джаггернатики играть, а ты попасись, я
скоро.."
Полуволк рычит и воет, и кашляет кровью, и хрипит - смеется, похожий и
непохожий на Анубиса, опрокинутого копьем сумасшедшего писца.
Тоскливо:
".. и восьмое скоро... сдохнешь тут в конях..р-р-р-романтика, туды ее в
качель..!"
Призрачный конь уходит, забыв про оборотня, и щиплет траву, время от
времени резко встряхивая головой, как бы отгоняя грустные мысли.
Вой, и плач, и смех полузверя в одном.
http://www.lib.ru/ZHURNAL/gdg.txt
-==GDG. Капкан==-
-------------------------------------------------------------------------------
Email: rem_rem@chat.ru
Date: 10 Mar 1999
Рассказ предложен на литконкурс "Тенета-98"
-------------------------------------------------------------------------------
Большую часть времени я жду. За одно только терпение, выказанное в этом
бесконечном ожидании, мной можно восхищаться. Я лежу в ящике в вашем сарае,
или в мешке под лавкой, или вишу на гвозде, вбитом в стену, и жду, жду, жду.
Это первая стадия моего
ожидания. Я безопасен, как безопасна граната, из которой пока не
