посмотрел на него Василий.
Сергей пристально посмотрел ему в глаза. Губы сложились в горькую
усмешку:
- Ну да, ведь именно это мы и собирались выяснить...
- Вот-вот. А Вы испугались узнать правду -- и решили форсировать
события...
- Идите Вы к черту! -- разозлился Сергей. -- Оставьте свои дешевые
приемчики для кого-нибудь другого! Тоже мне, комиссар Мегрэ!
Они опять надолго замолчали.
Первым тишину нарушил опять Василий:
- Ну, так что будем делать?
- Можно подумать, у нас есть варианты... - хмыкнул Сергей.
- Да, есть. Как минимум два: можно солгать, а можно рассказать правду.
Сергей помолчал.
- Я думаю, ничего правдоподобного соврать все равно не удастся, -- так
что я за второй вариант.
- Ну, почему же не удастся? -- возразил Василий. -- Можно, например,
придумать что-нибудь а-ля Нострадамус -- дескать, жил-был давным-давно на
земле великий чародей и пророк, который и предсказал Саше его судьбу.
- И заодно написал все его стихи... - усмехнулся Сергей.
Они опять помолчали.
- Хорошо, - согласился Василий. -- Вариант с "Нострадамусом" не
проходит. Тогда... - он вдруг замолчал, глядя на дверь.
На пороге стоял Саша. Медленно, словно во сне, мальчик вошел в комнату,
взобрался на стул и положил перед собой злополучную книгу. В комнате стало
тихо, как в могиле. Саша смотрел куда-то в пространство перед собой, а все
остальные смотрели на него. Слышно было, как в соседней комнате муха бьется
головой о стекло...
Наконец Саша поднял голову и посмотрел на Сергея Львовича. Совершенно
спокойным и даже безразличным голосом (кто знает, чего стоило ему это
спокойствие!) он спросил:
- Папа, а... про тебя тоже есть такая книга? -- и тут же опустил
взгляд, словно боясь прочесть ответ в глазах отца.
Ошарашенный Сергей некоторое время молчал, потом медленно перевел дух и
начал рассказывать. Он рассказал обо всех четырех мировых войнах, об
открытиях Аль-Шаби, о первых полетах к Альфе Центавра, о курортах Сириуса,
об истории завоевания Веги -- одним словом, изложил всю историю Земли с XIX
века до наших дней, но все никак не мог решиться перейти к главному.
Саша слушал очень внимательно, пытаясь понять, зачем ему рассказывают
все эти сказки. Лоб его нахмурился, брови сползли к переносице. И вдруг
какая-то искра промелькнула в его глазах.
- Так значит... - он едва не задохнулся от поразившей его догадки, -
так значит, сейчас... не 1808 год?!
- Нет, - выдохнул Сергей, глядя куда-то в пол, как провинившийся
школьник.
- Так значит... это не про меня?!
- Нет, - снова подтвердил Сергей. Потом немного помолчал и голосом
занудного школьного учителя литературы продолжил:
- Александр Сергеевич Пушкин, великий русский поэт, родился 26 мая 1799
года в семье...
Но Саша его не слушал. Он вдруг вскочил из-за стола и в возбуждении
забегал по комнате.
- Значит, меня не убьют на дуэли? -- перебил он. -- И летающие глаза
существуют на самом деле? Вот здорово! -- он засмеялся звонким счастливым
смехом.
- Так значит, на Веге есть колония землян? И там была война с
туземцами? И значит, на Сириусе действительно живут говорящие собаки? -- в
невероятном возбуждении он бегал по комнате и засыпал всех вопросами, не
дожидаясь на них ответов.
Но вдруг лицо его потемнело, улыбка сошла с губ, и брови опять
сомкнулись на переносице. Какая-то новая мысль пришла ему в голову. Он замер
посреди комнаты, развернулся и медленно подошел к Надежде Осиповне, которая
все так же сидела на диване. Подняв на нее глаза, Саша срывающимся голосом,
говоря все тише и тише и переходя почти на шепот, пытался что-то сказать:
- Так значит... значит... ты...
И наконец -- совсем уже тихо, одними губами -- выговорил:
- ... значит... ты... не моя мама?!
Несколько секунд они -- оба бледные, как полотно -- молча смотрели друг
другу в глаза. Потом Саша резко развернулся и выбежал вон из комнаты.
Надежда Осиповна смотрела ему вслед невидящим взглядом. По лицу, белому
как снег, медленно текли слезы. Через полчаса ее отвезли в больницу -- не
выдержало сердце...
- Знаете, это даже хорошо, что так вышло... - сказал Василий. Он
прохаживался взад-вперед по комнате и непрерывно курил.
- Почему? -- Сергей сидел на подоконнике и смотрел на разгорающуюся
зарю. Только через два часа, уже под утро, они решились взломать дверь в
Сашину комнату. Окно было раскрыто настежь, на столе лежала короткая
записка: "Я ушел совсем. Саша".
- По крайней мере, теперь мы знаем, что гений из него сформировался.
Причем именно тот, который и должен был сформироваться -- Александр
Сергеевич Пушкин. Сформировался приблизительно за семь-восемь лет. Значит...
- Можно запускать программу "на конвейер"? -- закончил за него Сергей.
-- Закладывать в "инкубатор" эйнштейнов?
- Вот именно, - сказал Василий.
- Сомневаюсь, - покачал головой Сергей. -- Правительство вряд ли на это
пойдет. Эксперимент провалился, и больше денег на программу никто не даст.
- Как это провалился? А "буря мглою..."?
- Одно стихотворение -- еще не доказательство. В конце концов, он мог
случайно прочесть его где-то в другой книге. Или няня по глупости
процитировала его -- обрывками, в разных разговорах, но все же... А потом он
лишь соединил эти обрывочные сведения воедино -- скорее подсознательно, чем
сознательно -- и выдал его за свое творение. Совпадение, конечно,
поразительное, но пока это лишь совпадение...
- Но ведь эксперимент еще не закончен...
- Как это? -- Сергей удивленно посмотрел на Василия.
- Изменились лишь внешние условия, но так даже интереснее... И
дешевле... - Василий усмехнулся. -- Знание об опасности еще не гарантирует
избавления от нее. Да, он теперь знает, кто он такой, но сможет ли "уйти от
судьбы" -- это еще вопрос...
- Что Вы хотите этим сказать?
- То, что уже сказал -- это Пушкин Александр Сергеевич, и никто иной. И
мы это докажем!
- Каким образом?
- Он будет писать стихи Александра Сергеевича...
- Но ведь он их уже видел! Это не будет доказательством!
- Он видел только "избранное" -- это не больше десятой части. А
запомнил и того меньше. Ничего не стоит не показывать ему остальных девять
десятых. Будем подсовывать Лермонтова под видом Пушкина -- пусть читает! Он
даже эту книгу оставил здесь -- ничего не стоит ее подменить. Выясним, что
именно он запомнил, а остальное перепишем...
- Опять лгать?! -- Сергей смотрел на Василия широко открытыми глазами.
- Мы лгали все эти девять лет, - невозмутимо парировал тот. -- Если
нужно, будем лгать еще столько же...
- Кому нужно?!
- Нам нужно! Нам! Делу! Человечеству! -- неожиданно закричал Василий.
-- И прекратите Вашу демагогию и глупые вопросы! Мы перед этим щенком не для
того девять лет выкаблучивались, чтобы он потом по крышам лазил и хвосты
котам крутил!..
Сергей некоторое время молча смотрел на полковника, потом отвернулся к
окну и спокойно сказал:
- Мне неприятен Ваш образ мыслей, но спорить я не стану. У Вас все
равно ничего не выйдет -- он ушел. Совсем ушел...- он показал на записку на
столе.
- Никуда он не денется -- поймаем и поставим на место, - усмехнулся
полковник. -- Не писать стихов совсем он не сможет, это Поэт от рождения. А
как только начнет сочинять -- получится "я помню чудное мгновенье..."
- Может, он будет писать прозой?
- Отлично. У Пушкина полно прозы, пусть пишет! -- Василий расхохотался.
-- Даже если порисовать захочет -- все равно получатся рисунки Александра
Сергеича...
Сергей посмотрел на полковника с каким-то странным выражением лица --
смесь ненависти и брезгливости -- и опять отвернулся к окну.
- Саша ушел совсем, - упрямо повторил он.
- Чепуха, - качнул головой полковник, - он ушел всего пару часов назад
и не мог уйти далеко, это же совсем ребенок. Я уже поднял своих людей, через
полчаса он будет дома...
- Да я вовсе не об этом, - усмехнулся Сергей, - он ушел _совсем_! Вышел
из-под контроля, понимаете? Вылез в окно, хотя его всю жизнь учили ходить в
дверь... И загнать его обратно на прокрустово ложе Вам не удастся, как ни
старайтесь -- именно потому, что он гений!.. - он помолчал, торжествующе
поглядывая на Василия, потом вдруг широко улыбнулся и добавил:
- Черт возьми, я восхищен этим парнишкой! В девять лет сбежать из дому,
а! Каково?!
Полковник неожиданно разозлился.
- Пошел ты к черту! - процедил он сквозь зубы и вышел из комнаты. Из-за
полуоткрытой двери послышался его приглушенный голос:
- Третий, третий, я первый! Доложите обстановку!..
*Данила Гамлет,
Москва, февраль-
март 1999 года.*
http://www.lib.ru/ZHURNAL/haustow.txt
-==Александр Хаустов. Рассказ о "Свободном Человеке"==-
-------------------------------------------------------------------------------
й Copyright Александр Хаустов
Email: ngrp@telefun.ru
Date: 23 Mar 1999
Рассказ предложен на "Тенета-98"
-------------------------------------------------------------------------------
Обстановка в комнате удивительным образом напоминала бутафорию для
съемок сентиментального фильма. Светло-зеленые стены со встроенными
шкафами, широкая двуспальная кровать на мозаичном полу, резной,
красного дерева стул, увешанный пестрой одеждой и безвкусная бронзовая
статуэтка какого-то древнего божества, одиноко стоящая в углу. Неплотно
задернутые темно-коричневые шторы, скрывали низко плывущие грозовые
облака.
Человек, лежащий на кровати, с наголо обритой головой, широко
посаженными голубовато-серыми глазами, прямым носом и квадратным
раздвоенным подбородком напоминал киногероя. Он не так давно проснулся
и его, подернутые сонной поволокой глаза, отрешенно смотрели в потолок.
Вскоре человек протянул руку к прикроватной тумбочке и, вытряхнув
из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, он
выпустил длинную струйку дыма и перевел взгляд на стену. Часы на стене
показывали двенадцать с четвертью, а это значит, что осенний воскресный
день уже был в разгаре. Крепкая сигарета быстро вернула привычные
ощущения реальной действительности. Однако сон крепко застрял у него
в голове. Лицо! Бледное, худое, с мелкими чертами лицо, явившееся ему
во сне, имело странное напряженное выражение, которое еще более
подчеркивали запавшие щеки и маленький, плотно сжатый рот. Это лицо было
до боли знакомо.
Но кто он? Человек никак не мог вспомнить, хотя память на лица всегда
была предметом его гордости. Ночное видение, словно маска застыло в
сознании, но всякий раз ускользало, когда казалось, что память вот-вот
настигнет его. И как это часто бывает в таких случаях, грубые вибрации
неудовлетворенности вызвали состояние дискомфорта, преодолеть которое
можно было лишь одним способом - вспомнить. Человек медленно опустил веки
и сосредоточился. Где он раньше видел это лицо или лицо, очень похожее
на это? Пока он безуспешно искал ответ на свой вопрос, негромкое
жужжание телефона нарушило покой комнаты. Отыскав рукой телефон, он
подумал секунду - другую, и снял трубку.
Чем дольше слушал он своего невидимого собеседника, тем озабоченнее
становился его взгляд. Спустя какое-то время он приоткрыл рот, как бы
намереваясь возразить, но тут же снова сжал губы и вопросительно взглянув
на часы, короткой фразой - "буду через час" решительно завершил разговор.
Судя по тому, как он с треском бросил трубку и раздраженно нахмурился,
чувство досады за очередной потерянный выходной глубоко овладело им. Надо
