отбрасывают и принимают, лепят себя из глины другого. Только
терпение, любовь и мудрость ведут к тебе по острию равновесия: не
навредить, не оскорбить, не нарушить, но помочь и дать руку свою во
имя тебя, миг долгожданный единства.
И он застыл - этот миг - меж двоих и в них. Они достигли высшей
точки, высшей ноты, высшего ритма, переходящего в не-ритм, и
остались там, замерев, ибо открылось им, что...
... всякая гармония - есть начало смерти, ибо Абсолютному
Сознанию Вселенной нет нужды отвлекать внимание Свое на то, что
совершенно в реальности, ибо все совершенное соответствует Тому, С
Чем Гармонирует, то есть Абсолюту.
В этом соответствии берет начало смерть, ибо некуда и незачем
развиваться и жить, когда реализован план гармонии ..., резонанс....
Отсюда же проистекало объяснение жизни, которая есть лишь
болезнь вселенская. И сама Вселенная лишь болезнь Абсолюта, ибо
любая эволюционирующая реальность ничто иное, как стремление к
восстановлению равновесия меж Материей и Духом половинками
Абсолютного Существования.
И всяческий дисбаланс, любая потеря равновесия привлекают
сознание к месту опасности, стремясь локализовать и
гармонизировать нарушенное равновесие. Так - нарушением баланса -
создавались миры и существовали до тех пор, пока не начинали петь ту
ноту, тот цвет, который соответствовал причине их рождения, до-
рождению....
... открылось им, что ...
... человечество - единый разум планеты, - подобно Абсолюту, в
своей судорожной эволюции всячески стремится локализовать,
сбалансировать конфликты, - те же нежданные болезни, - привлекая
к ним свое, общее сознание....
... человек разумный ограничивает свою боль, не пускает ее к
другим органам и ... к сознанию своему, но, вынужденный жить,
думает об излечении, о восстановлении баланса сил в организме -
привлекает свое сознание, им и лечится, пытается соответствовать до-
болезни, до-конфликту внутри себя...
... и чем выше болезненный орган, тоньше тело болезни, ближе к
духовным слоям, тем выше развитие всякого существа, ибо не зря
сказано Христом человечеству: "Отдайте Мне болезни ваши!", ибо Он
- Христос - высок есть в духе для всех на Земле, и там Он болеет Сам,
призывая болезни и проблемы человеческие перенести в Царство
Божие, к Нему. Его же болезни мирами Вселенскими стали.
-== * ЧАСТЬ 1. НЕУДАЧНИК * ==-
-==ГЛАВА 1.==-
Светловолосый, голубоглазый Охо развалился в мягком кресле
своей комнаты, глядя на небольшую пирамиду, занимающую центр
лабораторного стола. Сейчас стол мало напоминал лабораторный:
Охо убрал с него все лишнее и накрыл его зеленым сукном, и теперь
его творение покоилось в умиротворенном одиночестве, свободное от
всяких банок, склянок, осциллографов, пробирок и прочей
сопутствующей утвари.
Молодой мужчина наслаждался уже одним только видом своего
изобретения. Нет, не изобретения, и даже не творения, нет, - он
создал чуть ли не самого Бога, ибо то, что стояло перед ним на столе,
способно было исполнить любое желание своего родителя.
В течение пятнадцати лет, фактически отрешившись от
окружающего мира, Охо просидел в своем домике, приютившимся в
предгорье Альп, денно, а чаще нощно, работая над воплощением
своей идеи в реальность. Все это время ему казалось, что мозаика
воплощения, кубики которой он складывал, чудовищно сложна и
непостижима, пока, наконец, несколько месяцев назад будто бы само
собой не пришло простейшее решение, и теперь Охо посмеивался над
этой простотой, постукивая пальцами по ручке кресла.
"Столько времени думать над очевидной вещью. Право - смешно!
Но ведь никто не додумался кроме меня. Не зря говорят: все
гениальное просто... А может, я - гений?" - Охо немного покраснел от
этого полу утверждения, ибо что-то в нем шевельнулось навстречу
последнему слову.
"Ладно, ладно - сбежал он от этого шевеления - шутка это, шутка!..
Однако, - переключились мысли ученого на то, что неизбежно
притягивало и тянуло его к себе, - чтобы эдакое мне пожелать?".
Охо находился в состоянии эйфории после заключительного акта
творчества, сознавая, как ученый, что прибор должен работать
нормально, но с другой стороны, как человек, он боялся испытывать
его. Удивительно, но боялся он не того, что прибор вдруг снова
откажет ему в исполнении желания - к этому он привык за многие
годы, - а как раз того, что тот возьмет да и выполнит это самое
желание. То был какой-то древний, неосознанный страх, как будто
нечто в глубине сознания предупреждало: сделай шаг и окажешься во
власти неизведанной мощи.
Охо смутно догадывался о причинах такого ощущения. За
пятнадцать лет, особенно вначале работы, он много раз спорил с
собой и со своим единственно оставшимся другом о последствиях
подобного изобретения, но исследовательское искушение не
позволило ему внять увещаниям внутреннего голоса и словам Пирса.
По мере же углубления изысканий он все больше думал о самой
конструкции, нежели о ее значимости для всего мира и для себя. И
решающий миг настал. Нужно было только остановиться на каком-то
одном желании, которых вдруг оказалось такое множество -
нереализованных, упрятанных за все эти годы куда-то вглубь, что
теперь они бурно всплывали, крича:
- Меня! ...
- Меня!
- Нет, меня!
Охо улыбнулся этому хору, различая среди разноголосицы такие
побуждения, как возврат давно ушедшей жены, или приезд Пирса,
перед которым можно похвалиться открытием, или наведение
порядка в доме, в котором давно не убирали, а также множество
более мелких, даже неосознанных искусителей, и стандартно выбрал
самое простое - сэндвич с ветчиной и зеленью.
Одобрив кивком головы это решение, он надавил кнопку прибора,
включив его. Пирамидка - объем жидкого металла, покрылась легкой
рябью, и у Охо возникло ощущение, что в комнате появился некто
энергетически мощный и только ждет астрального импульса, чтобы
материализовать его.
Не обращая на это внимания, Охо создал образ сэндвича вместе с
его вкусовыми качествами, и даже ощутил его запах. Образ вызвал
желание: даже выделилась слюна. В то же мгновенье он почувствовал
во рту нечто странное и безвкусное, а в руке увидел полупрозрачный
надкушенный бутерброд.
Ученого окатила волна разочарования от очередной неудачи, но тут
же он действительно почувствовал вкус сэндвича во рту, а в руке
теперь находился ничем не отличающийся от своих естественных
собратьев, сандвич.
"Фу! - выдохнул мужчина свое облегченное разочарование, и, еще
раз проверив вкусовые качества того, что оказалось у него во рту,
стал немного нервно жевать.
- Ну и ну! - Он погрозил пальцем прибору, и с изумлением увидел,
что над пирамидкой появились три, быстро заполнявшиеся материей,
полупризрачные формы. Охо рефлекторно выключил прибор, но за
это время формы приобрели вполне материальный, но какой-то
жидкий, несуразный, неправильный вид. Поверхность пирамиды
колыхнулась еще раз, выплюнув в пространство лаборатории еще один
призрак, и замерла в зеркальном покое.
"Что за чертовщина?" - разглядывая незваных гостей, лихорадочно
думал Охо.
Между тем, объекты двинулись в сторону творца и ему это не
очень понравилось тем более, что несмотря на медлительность
движений, скорость их начала возрастать. Охо вскочил и хотел
броситься к двери, но в этот момент один из незваных гостей
буквально прыгнул на него и непонятным образом растворился в теле
ученого, вызвав у него ощущение крушения всех надежд. В следующую
секунду другой предмет проделал то же самое, но на этот раз Охо
ощутил значительное облегчение. В то же мгновенье, его озарила
блестящая мысль, и он, включив снова прибор, буквально выкрикнул в
него жгучее желание избавиться от оставшихся двух объектов, после
чего опять нажал на кнопку выключателя.
Уже задрожавший перед прыжком в человека комок коричневатого
цвета, замер на месте, а над пирамидой появилось нечто,
напоминавшее чернильную кляксу, с щупальцами и противным
запахом гнили. Последний из четырех материализовавшихся
призраков тоже был кляксой, но гораздо меньшей и не такой мерзкой,
как эта слизистая, студенистая тварь. Медленно подобравшись к
замершим в воздухе двум объектам, словно парализуя их действия,
клякса вдруг хлестко обхватила один из них и растворила его в себе,
после чего таким же образом была уничтожена клякса поменьше.
Охо, пораженно наблюдавший за этой борьбой, даже не
борьбой, а самым настоящим пожиранием, неосознанно ждал момента
окончания этой борьбы, вызванной им самим, и как только клякса,
закончив свое черное дело, двинулась в его сторону, он снова
воспользовался прибором, жестко, без эмоций приказав уничтожить
и этот объект.
В комнате появилось что-то вроде коричневого ножа, от которого
пахло человеческой смертью. Как робот, подобравшись
механическими движениями к кляксе, нож начал рубить и кромсать
ее на куски. Клякса извивалась, как могла, но нож спокойно
проходил сквозь ее мягкое тело, оставляя лишь извивающиеся
щупальца, которые быстро исчезали прямо в воздухе. Закончив свою
"работу", нож, естественно, направился к Охо. Тот, обессилев от
безысходной борьбы, оказался под гипнозом ритмичных,
безапелляционных движений ножа, и когда тот влетел в него, ученый
вздрогнул и ощутил в себе прилив хладнокровия и авторитарного
управления миром.
-==ГЛАВА 2.==-
Джонатан открыл глаза. Над ним с улыбкой склонилась
Александра. Улыбнувшись в ответ, он с изумлением обнаружил, что
находится в номере гостиницы, который они сняли по приезде в
Каир. Ничего не понимая, он встревожено посмотрел на девушку.
В ее улыбке появилось лукавство:
- Ничего не помнишь?
- Как же не помню, - все помню, - лоб Пирса изобразил
напряжение мысли, - помню, как мы попали в пасть Сфинкса, долго
брели по разноцветным лабиринтам,.. о! помню будто бы я
раздвоился, помню жрицу Изиды,.. кажется Геосати, да?
- Угу.
- Ну вот. А потом..., потом, - Пирс немного покраснел, - мы с тобой
... хм! летали.
- Ну-ну?
- Что, "ну"? Потом было ощущение невероятного блаженства и
какого-то всезнания что ли.
- А дальше-то, что?
- Дальше?.. Хм, дальше... А дальше я лежу в постели с клопами в
третьесортной гостинице Каира и рядом ты.
- Замечательно! Как в кино: шел - упал, встал - гипс.
- Так ведь... Уж не хочешь ли ты сказать, что ничего не было? -
встревожился Пирс.
- Почему же, очень даже было. Только прошло уже две недели, как
мы сюда вернулись, точнее - нас вернули.
- Что, прямо сюда? - Пирс снова с изумлением оглядел комнату.
- Вот именно.
- Неплохо. Но почему же я этого не помню, а ты - помнишь?
Саша снова заулыбалась:
- Ну-у, пути Господни неисповедимы. Ты же говорил о
раздвоенности сознания.
- Говорил.
- А когда вспыхивал свет, тебе казалось, что ты что-то теряешь в
каждом гроте?
- Было и такое.
- И ты по-прежнему ничего не понял?
Пирс тупо смотрел на Сашу, пока в его глазах не загорелся огонек:
- То есть ты хочешь сказать, - начал он медленно, - что у подножия
Сфинкса я оставил свое физическое тело, а внутри Сфинкса были
наши тонкие ..., - Саша паузой подтвердила эту мысль, давая Пирсу
во всем разобраться самому, и он, все еще медленно продолжал, - а
наш полет ... и все прочее - это дело наших душ?
- Я бы сказала, что под конец даже высшего аспекта - монад,
причем в их высшей, духовной составляющей.
- То есть в каждом гроте я оставил по телу?
- Примерно.
- Но это же невиданный доселе грабеж. То-то я терял, сам не зная
чего, а оказывается всего-то ... себя, - Джонатан начинал заводиться.
- Ну-ну, не кипятись, - успокаивающе произнесла девушка.
