Он бросился к дому за водой и подойником, обмыл изрезанные осокой
соски, отодрал впившихся пиявок, принялся за дойку, стараясь не
сделать корове больно.
У коровы не было имени, чтобы окрестная нежить не могла приручить её,
и воровать по ночам молоко. Торп просто повторял все ласковые слова,
какие только мог вспомнить.
- Золотце моё, чудесница, раскрасавица... Как славно, что ты от них
ушла! Спасительница ты моя... Ведь кроме тебя у меня действительно
ничего нет.
* * *
У подножия холма, которым начинался королевский бор, пробивался
родничок. Как водится, рассказывали о нём всякие небылицы, хотя ничего
особенного там не приключалось. Просто струилась холодная и чистая
вода и тут же пропадала в бескрайних пространствах болота.
Здесь кёниг перед походом на Торпов хутор оставил пастись коней.
Другому это могло бы дорого обойтись: прошёл мимо ловкий ромей - и
сыскивай, где гостят лошади. Но имя дер Наста гремело далеко за
пределами его владений: пошлёт оскорблённый повелитель мечей вдогонку
похитителю железную нить - что тогда?
Коней всего было три - Исту лошади не полагалось, он мальчик на
побегушках и, значит, должен бегать. Не досталось ему лошади и теперь,
хотя один из добытчиков упокоился в гнилых хлябях. Дер Наст просто
накинул повод на луку седла, в котором поместился Парплеус, а сам
вскочил на своего жеребца. Задерживаться, чтобы едва не утопшие
попутчики сумели смыть грязь, кёниг не собирался.
Тропка, постепенно расширяясь и превращаясь в настоящую дорогу, повела
их в сторону белокаменного Снегарда - неприступной твердыне дер
Настов. Вскоре кёниг и придворный чародей уже могли ехать рядом, хотя
разумеется, Парплеус держался на полшага сзади. Ил на мантии мудреца
уже обсох, не смердел как вначале и мастер логософии вновь мог
поддерживать разумную беседу. А Ист бежал следом, заботясь лишь о том,
чтобы не сбиться с ноги.
Не бывает лучше дороги, чем тропа через сосновый лес. Вольнолюбивые
сосны перегородили её узловатыми, выпирающими из земли корнями,
лишёнными поверху коры, гладкими, как столярная поделка. Но снизу
корни живы, и потому никакая порча не касается твёрдой древесины.
Лошади осторожно переступают легшие поперёк пути пороги и невольно
сбавляют шаг. Поэтому совсем нетрудно следовать позади, не страшась,
что отстанешь, а потом получишь нахлобучку. Когда лошади скачут по
полю - такое случается обязательно. Фирн дер Наст не привык поджидать
слуг. Как бы ни мчал конь, прислужник всегда должен быть рядом.
Босые ноги легко ступают по земле устланной шершавым ковром сухих
иголок. Порой хрустнет под загрубевшей пяткой прошлогодняя шишка.
Иногда двойная сосновая игла вопьётся в живое место между пальцами и
упадёт, не в силах удержаться. Без этого тоже нельзя, а иначе и не
почувствуешь, что бежишь босиком. Дивно устроена лесная тропа, славно
по ней бежится, и есть время подумать о своём.
Что же всё-таки случилось? Был человек, а теперь нету. И неважно, что
был он недобр и глуп, но ведь дышал, смотрел глазами и, наверное,
чего-то в жизни хотел. Конечно, дер Наст и Парплеус - маги, у них
свои законы, им что человек, что муха - разницы нет. Но ведь это не
просто мужик, а обученный воин. Воинское искусство сродни волшебству,
не раз случалось, что судьбы колдунов решались оружием.
Ист не жалел погибшего - тот бывало щедро одарял безродного
мальчугана подзатыльниками, но всё же при виде смерти думалось
невесело. Вот Парплеус чувствует себя прекрасно, сразу видно колдуна.
А что в болото свалился - так ведь не потонул же... Может быть, в том
его колдовство и состояло, чтобы Ист его вытащил.
Ист жил в замке кёнига. Он был сыном служанки, год назад умершей от
ледяной горячки. А отцом мальчика мог случиться кто угодно - мать
была некогда хороша собой и любила пожить. Сплетники грешили даже на
Гляс дер Наста, и эти разговоры сильно портили Исту жизнь. Кёниг не
терпел самозваного племянника. Иста спасали только малые лета:
недостойно повелителя мечей было бы убивать вовсе уж беззащитного
ребёнка. Но уж зато издеваться над слугой кёниг был волен. При каждом
удобном случае повелитель отвешивал мальчишке оплеуху, во время пиров
в Иста летели объедки, а самым любимым развлечением владыки было
метнуть нож, так чтобы он срезал с головы отшатнувшегося слуги прядь
волос или рассёк кончик уха. У старых слуг в замке вместо ушей
оставались какие-то лохмотья. А вот у Иста по какой-то счастливой
случайности уши до сих пор были целы.
- ...такого мнения придерживался преподобный Лисимах, -
разглагольствовал Парплеус. - Он был великим криптологом, но держал
свои тайны при себе и всего лишь преподавал в университете
лептографию. Так вот он рассказывал, что пока люди жили в раю, любой
из них превосходил мощью величайших магов нашего времени. Но потом
дьявол соблазнил людей, обещав им познание. Как известно, дьявол
всегда держит своё слово, но делает это так, что честность получается
хуже обмана. Вместо волшебства дьявол подсунул людям технику, и люди
лишились магии. С тех пор люди и разделились на благородных -
сохранивших древнее искусство, и на плебеев, ставших рабами колеса...
- Трепло твой Лисимах, - перебил дер Наст. - Надо же такое
придумать: чтобы мужик был искусней повелителя мечей! Вот это
настоящая ересь. Головы, которые придумывают такие благоглупости,
следует отрубать и выставлять на ярмарке в назидание прочим умникам.
Погоди, я ещё разберусь, что у вас за университет, и чему там тебя
научили...
- Ваша светлость! - возопил Парплеус. - В раю не было мужиков! Сами
посудите: кто бы их туда пустил?
- Ах, не было... - смягчился кёниг. - Так-то лучше. А то набрехал
невесть что.
- Вы просто не дали мне закончить период, - пожаловался мудрец. -
Из моих рассуждений следовало, что простолюдин, отравленный грубым
ремеслом, уже как бы и не человек, ибо его духовная сущность умерла.
Только познавшие тайны невидимого несут в душе отпечаток божества, а
прочие - лишь навоз для благородных сословий.
- Столько слов, чтобы сказать то, что известно и грудному младенцу.
Некоторое время всадники ехали молча, а Ист продолжал бежать следом,
но уже не думал о прошлом, потому что почувствовал, что мысли кёнига,
совершив замысловатый скачок, обратились к нему. И раз господин
молчит, то значит жди беды.
Дер Наст не шелохнулся в седле, не коснулся пояса, но откуда-то в его
ладони обнаружился крестовый кинжал с двойным лезвием, и в ту же
секунду взмах руки послал кинжал в горло Исту. Ист успел отшатнуться,
нож звучно врубился в дерево.
- Навоз должен валяться на земле, - заключил кёниг, оборачиваясь.
Лицо его изумлённо вытянулось. - Ты цел?.. - глупо спросил он.
- Да, повелитель, - признался Ист.
Впервые Фирн дер Наст всерьез грозил мальчишке, и хотя Ист всё время
ожидал чего-то подобного, но всё же был испуган.
- Странно... - раздумчиво молвил сеньор и, помолчав, добавил: -
Значит, такое твое счастье.
- Повелитель, - произнёс Ист, - должен же будет кто-то охранять ваш
покой, когда нынешняя дружина состарится.
- Складно врёшь, - проворчал дер Наст, - ну да ладно: жив - значит
жив. Подай сюда нож.
Ист подошёл к сосне, вырвал засевшее в древесине лезвие, протянул дер
Насту. Тот, не глядя, принял оружие. Иста колотил запоздалый ужас, а
вот кёниг был монументально спокоен, даже когда кинжал ещё был в руках
мальчишки. Повелитель мечей отлично чувствует, угрожает ли ему
опасность. Иначе быть ему жертвой меча, а не повелителем.
- Взгляни, магистр! - усмешка раздвинула губы кёнига, - эта глиста
сумела увернуться от моего броска. Я думаю, ты бы не смог повторить
такой подвиг.
- Только не надо проверять! - всполошился Парплеус. - Я мирный
человек и не люблю прыгать.
- Не буду, не буду, - успокоил дер Наст. - Но подивись ещё на одно
чудо. Это же младенец. У него не руки, а воробьиные лапки, такими и
просяное зёрнышко не поднять. Верно, а? И эта крохотуля, заморыш,
недомерок, выдернул нож из сырого ствола. Я вбил нож по самую рукоять,
а младенец вынул его двумя пальчиками. Я вижу, мне не зря все уши
прожужжали про эту тварь. Иди сюда, змеёныш!
Ист попятился, не сводя глаз с кёнига. Поворачиваться и бежать было бы
верхом безумия, оставаться и принимать бой - ещё бессмысленней. Дер
Наст, сдерживая играющего коня, медленно поднимал руку. Раздвоенный
клинок плавился меж пальцев.
Как всегда нож метнулся из ладони в самый неожиданный момент. Полёт
его был неощутим - лишь визгнул рассекаемый воздух. Ещё никому не
удавалось уйти от коронного удара дер Настов: нож пущенный дланью
повелителя, срубает жертву за полмили, и всё же Ист вновь уклонился от
железной молнии. Нож ударил в сосну, расколов её на этот раз на две
половинки. Ист нырнул под рухнувший обломок и побежал.
- Стой!.. - взревел кёниг, подымая на дыбы коня.
Метательный нож, разбив дерево, пролетел дальше и вонзился в столетний
ствол соседней сосны. Пробегая, Ист вырвал оружие. Он не собирался
защищаться им или нападать, он просто хотел, чтобы дер Наст больше не
швырялся в него смертельным железом.
Сзади неровно гремели копыта коня, возбуждённо голосил Парплеус,
подпрыгивавший в седле и не решавшийся направить лошадь сквозь заросли
болиголова. Под ногами зачавкала вода, строевые сосны сменились
выморочными кривыми деревцами. Ист рванулся в самую чащу, надеясь, что
боевой конь не проломит там себе дорогу.
Фирн дер Наст скакал, уворачиваясь от хлещущих веток. Настоящая боевая
злоба овладела им, кёниг видел, что мальчишка не сумеет уйти. Другой
человек - ушёл бы, и мальчишка ушёл бы от кого угодно, но сейчас вся
мощь природного мага была обращена на мечущуюся впереди фигурку, и у
мальчишки не оставалось ни единого шанса.
Ист чувствовал, как рвется из руки кинжал, тяжелеет, замедляя бег, а
дорога вновь пошла в гору, бежать стало просторно и просторно стало
догонять. Ист оглянулся. Отставший было кёниг споро настигал его. В
отчаянии Ист швырнул навстречу врагу метательный нож. Бывает ли
поступок глупее? Повелитель мечей может схватить в воздухе не только
нож, но и арбалетную стрелу. Дер Наст вскинул руку в боевой перчатке,
но в этот момент словно воздух лопнул перед его лицом, свистящий нож
разлетелся на части, так что пальцы кёнига вынули из полёта одну
бесполезную рукоятку, украшенную серебром и перламутром, а два тонких
лезвия разошлись веером.
Дер Наст подавился гневным рычанием: стальные пластинки срубили ему
оба уха, оставив лишь мочки, в одной из которых болталась тяжёлая
золотая серьга. Как ни был искусен Фирн дер Наст, сколько ни
практиковался в порче ушей своих подданных, такого удара нанести он бы
не смог.
Мальчишка взвизгнул, не то от удивления, не то от восторга и уже ничем
не сдерживаемый, припустил в гору. Кёниг, не обращая внимания на рану,
не столько опасную, сколь постыдную, рванулся за беглецом и вдруг
полетел через шею коня, впечатавшись теменем в твёрдый сосновый
корень. Лошадь попала копытом в нору земляной белки и сломала ногу.
Ударом кулака дер Наст перебил шею бьющемуся на земле коню. Вскочил,
словно собираясь пешком догонять беглеца. Но мальчишка уже был
безнадёжно далеко. Дер Наст заскрежетал зубами и принялся пинать
вздрагивающую тушу лошади.
Когда учёный номофелетик Парплеус, осторожно выбирая дорогу меж
стволов, подъехал к месту схватки, он узрел, как измазанный кровью
корноухий кёниг, сидя на снятом с лошади седле, заунывно и тяжко тянет
мрачное проклятие:
- Брат мой, железный змей, брат мой змей золотой вы сжимаете землю,
вы вращаете небо! Ступайте по следу, ибо там наш враг. Пусть стальными
иглами прорастёт его печень, золотыми колючками злые глаза. Пусть он
сгниёт, как ржавеет железо, пусть иссохнет, как тянется золото. Пусть
стон его будет слышен далеко, а смерть будет мучительна. Вас зову,
братья мои - железный змей Феррон, золотой Аур! Словом дер Наста -
повелителя мечей заклинаю и приказываю!
Парплеус попятился. В университете лишь рассказывали, как умеют
