Раскаты сражения приближались. Владыка теснил непокорных, собираясь,
вероятно, устроить завершающую бойню у стен замка. Вскоре появились
отходящие. Именно отходящие, отступающие, но не бегущие. Женщины Предгорья
шли, побросав вещи, скот, вели только детей и волокли раненых. Здоровых
мужчин не было, они оставались там, где катилась, пережевывая их,
смертоносная лава наступающих.
Через несколько шагов беженцы натолкнулись на зеркало. Они не
нападали, не били, не угрожали, поэтому зеркало просто не пустило их,
оттолкнуло мягко, но решительно. Сразу поняв, что дальше дороги нет,
обреченные остановились. Кто-то еще пытался укрыться среди камней, часть
лихорадочно принялась рыть траншеи, но большинство просто опустилось на
землю, чтобы спокойно дождаться конца.
Воинство Владыки поднималось по склону. Не армия, не орда, а туча,
сплошная волна тел и дурмана. Бронированные самопалы, фыркающие огнем
гады, кривоногие уродцы, вооруженные отравленными кинжалами, нечисть,
прозрачная до голубизны, а позади всего - тяжело шагающие электрические
черепахи инверторов. Здесь они не могли работать по-настоящему и были
просто балластом, но когда их включат у Перевала, тогда оружие людей
станет бесполезным, а бессмысленная нежить агрессора обретет убийственную
силу.
Волна катилась судорожными рывками, словно огромное безмозглое
существо, порой останавливаясь, а то и отдергиваясь назад. Сначала
казалось, это происходит лишь оттого, что слишком много наступающие давят
и калечат друг друга, потом Лонг заметил обороняющихся.
Горстка чем попало вооруженных людей сдерживала потоп. Их вел высокий
и худой, чем-то похожий на самого Лонга, воин. Месяц назад он принес в
замок известие о приходе жуков-людоедов, и Лонг называл его про себя
Гонцом. Вот Гонец, что-то неслышно крича, сорвал с пояса круглую
самодельную бомбу, швырнул ее в разинутую пасть ползущей на черных шипах
рыбы. Чудище вспухло взрывом, разбросав ядовитую слизь. И тут же сам воин
упал на землю. Из рассеченного горла горячим фонтанчиком хлестнула кровь.
Лишь теперь Лонг понял, что значат ржавые пятна на повязках и одежде,
увидел алые струйки, сочащиеся из-под ладоней, зажимающих раны, заметил
трупы, плавающие в крови, которой прежде не было.
- Они живые! - закричал он. - Пропусти их! Зеркало убери!
Труддум, сжавшийся в комок в недрах своего аппарата, оторвал ладони
от лица и вонзил растопыренные пальцы в клавиатуру. Опалесцирующая пленка
зеркала лопнула. К Лонгу прорвался бесконечный лязг, рев и грохот
сражения.
- Всем отходить назад! - заорал Лонг, бросаясь навстречу
вздымающемуся живому валу.
Он запоздало кинулся на выручку людям, которые верили ему, и которых
он равнодушно, словно Владыка Мира, отправил на смерть. Краем глаза он
успел заметить, что как и прежде отходят только женщины с детьми, воины
остались с Лонгом. Это спасло его. Лонг был закован в непроницаемую броню,
меч в его руках был способен разрубить что угодно, но один он попросту был
бы погребен под телами убитых.
Огненная стена дрогнула и начала отходить. Лонг двинулся было вперед,
но заметил, что навстречу ему, шагая по колено в бегущих, движется
невиданный великан в сияющих доспехах. В левой руке великан держал
обоюдоострый меч. Одна сторона меча невесомо струилась туманом, на другой
отпечатался рисунок булата.
Лонг понял: это смерть. Там нет противника, есть лишь зеркало.
Труддум говорил, что возможно кривое зеркало, которое все увеличивает.
Лонг в нерешительности замер. Остановился и великан, но зато все остальное
воинство повернуло на Лонга. Снова он бил, а рука становилась все тяжелее,
и меч медленней. И нельзя было идти ни назад, ни вперед.
Когда Лонг пришел в себя, он увидел, что стоит с мечом в руках возле
разрубленной туши издыхающего дракона, рядом остались только свои, а от
набирающей новые силы армии Владыки их отделяет едва заметная поверхность
вернувшегося зеркала. Труддум успел выбрать мгновение и остановить битву.
- Туда! - Лонг мотнул головой в сторону Перевала. - Идите быстро,
времени нет. Если вы настоящие - пройдете.
Не задав ни единого вопроса группа истерзанных людей двинулась к
горам. Их оставалось немного, едва ли больше полусотни. Дойдут ли они? В
какое время выйдут? И чем встретит их реальный мир, порой не менее
жестокий чем ойкумена Всемогущего? И все же, у них есть шанс.
- Великий разум, как бы я хотел попасть туда!.. - простонал за спиной
Труддум.
- Иди, - сказал Лонг.
- Не могу. Я знаю, что ты задумал, и должен помочь тебе. Один ты не
справишься, а я... хороший инженер.
Полки Владыки ринулись вперед и беззвучно разбились о зеркало,
оставив груды убившихся. Лонг представил, как вместе с этим первым
натиском в мире Констанс начались непоправимые и опасные события:
двинулись армии разных времен и народов, раскосые пришельцы обнаружили в
ущельях забаррикадированную пещеру Торикса, а в самом далеком будущем,
которого достигал Лонг, поднялись в воздух ракеты озверевшего от ненависти
и бессилия бывшего генерала Айшинга. Ракеты, которыми может кончиться все.
- Пора, - сказал Лонг.
Ответа не было. Лонг оглянулся и увидел, что Труддум скорчившись,
лежит на земле.
Лонг кинулся в нему, перевернул.
- Что с тобой?
- Так надо, - прошептал мастер. - Просто я вдруг придумал, как можно
победить Лонга. Для этого я должен взять нож, помочь тебе снять доспехи, а
потом ударить в спину. А когда ты умрешь, - отключить зеркало. Я это
понял, взял нож и пошел. Так приказал Всемогущий. Но я обманул его и
прежде ударил себя. Прости, теперь тебе придется одному... Я слишком много
души отдал вечным двигателям и другим невозможным диковинам. Поэтому я и
не смог уйти и, как ни старался, до последней минуты помогал Владыке. А ты
иди, я хочу видеть, как это будет. Обо мне не беспокойся, у меня нет
горячей крови, и боль мне только кажется.
- У тебя есть горячая душа, - сказал Лонг.
- Иди...
В подземелье замка ничего не изменилось. В сухом душном воздухе мощно
гудели турбины, питавшие зеркало. От стального корпуса реактора волной шел
жар.
Лонг остановился. "Один ты не справишься", - вспомнил он слова
Труддума. Как быть? Если просто поднять алмазные стержни, то ничего не
добьешься. Реакция станет неуправляемой, температура начнет стремительно
нарастать, и едва она превысит полторы тысячи градусов, циркониевые трубы
расплавятся, горючее разлетится по помещению, и цепная реакция
прекратится. Генералу Айшингу не приходится задумываться над такими
проблемами. В его руках бомбы, специально созданные для убийства. А Лонгу
предстоит найти нечто, способное хотя бы несколько секунд противостоять
напору разогретого до миллионов градусов вещества. Труддум, конечно, знал,
как взорвать реактор, недаром он говорил об этом как о простой инженерной
задаче. Но сейчас помощи ждать неоткуда: Труддум лежит, глядя
стекленеющими глазами в небо и ждет, справится ли Лонг.
Лонг поднял голову. Вырубленное в скале подземелье было перекрыто
цельной плитой из густо-черного лабрадора, на которой как на фундаменте
стоял весь остальной замок. Неохватная колонна поддерживала циклопическую
плиту. Лонг критически оглядел ее. Синие павлиньи блики мерцали в черноте
камня. Пожалуй, тысячетонная плита может сработать за пресс. Надо только
убрать колонну...
Одной рукой Лонг принялся быстро вертеть штурвал подъемника. Стержни
разом пошли вверх и канули во тьме коридора. В то же мгновение камеру
залило ослепительным нечеловеческим светом. Страшный жар, в сравнении с
которым ничтожными казались огнеметы Владыки, охватил Лонга. Но все же он
успел, прежде чем испарились последние капли живой крови, ударить мечом по
колонне. Потолок резко пошел вниз, хрустнули, сминаясь, доспехи.
Умирающий Труддум уже ничего не видел, но он почувствовал, как
раскололась земля, и обрадовался, поняв, что Лонг успел.
Огненное море выплеснулось из-под земли, поднялся, разрастаясь
убийственным грибом, смерч. Пламя, отраженное и стократно усиленное
кривыми зеркалами Владыки, ринулось на горы. Но не было уже никого, кто
мог бы наблюдать, как рушатся вершины, погребая узкую седловину Перевала,
как горы проваливаются сами в себя, а за ними открывается мертвое
пространство пустыни.
Посреди отравленной радиоактивностью пустыни, наполовину уйдя в
спекшийся песок, лежал Лонг. У него больше не было доспехов, не было и
крови. Он целиком попал во власть нереального мира, и тот сотворил над ним
одну из своих злых шуток: Лонг уцелел, оказавшись в самом сердце взрыва.
Он не чувствовал тела, не воспринимал времени, но видел перед собой
оплавленные камни мертвой пустыми. Сколько хватало глаз всюду громоздились
камни. Все-таки здесь был север, эта пустыня мало походила на тающую
преисподнюю юга. Каменные россыпи полого уходили вверх к высокому
горизонту, но Лонг знал, что это обман. Гор больше не было, сознание этого
приносило ему горькое облегчение. Нет Перевала, нет границы, а значит,
никогда потусторонний бред не ворвется в живой мир.
Лонг не знал, долго ли он провел так, вплавленный в камень, словно
мошка в каплю янтаря. Привел его в себя негромкий голос:
- Здравствуйте, сеньор!
- Ты вернулся, Оле? - сказал Лонг.
И хотя опаленное тело не сумело издать ни звука, но Оле услышал и
понял.
- Да, сеньор, вернулся. Здесь стало неуютно. При вашей жизни было
намного лучше. Здесь жило много людей. Теперь мне придется жить одному.
- Значит, не я, а ты был стражем Перевала.
- Что вы, сеньор! Перевал был ваш. Вы были хранителем кусочка правды
в мире лжи. Но теперь они разошлись, и у них нет общей границы.
- Это хорошо, - сказал Лонг.
Высоко в белесом небе, неслышно гудя моторами, полз реактивный
лайнер. Вечер. Лонг видел, что он больше не нужен. Он все сделал как надо,
не уклонился, не ушел от битвы, поэтому за разрушенным Перевалом люди
сумеют устоять перед теми, кто идет войной на правду. Констанс с Ториксом
вернутся в свой вечный дом. И главное... Лонг обвел взглядом окрестности:
черное, рыжее, серое...
- Хорошо, что это произошло здесь, - сказал Лонг. - Значит, настоящий
мир не превратится в такую пустыню. Со своими бедами Торикс справится сам,
а злое безумие не сможет ударить его в спину.
Оле присел на корточки, развязал мешок, достал исцарапанную флягу.
- Хотите пить, сеньор? - спросил он. - Это последняя настоящая вода.
Новой набрать негде.
Лонга окутала прохлада и свежесть. Вода текла тонкой струйкой. Лонг
сделал глоток и закрыл глаза. Он знал, что наконец умирает. Даже если в
горячке Мира и возникнет когда-нибудь закованная в доспехи фигура, которую
станут называть Лонгом, это все равно будет не он.
Вода кончилась. Лонг вздохнул и улыбнулся. Он вспоминал Констанс,
которая будет всегда.
МЕД ЖИЗНИ
Хоть не пил он, а только хотел.
Л.Кэролл
- Мед жизни сладок и горек одновременно, в нем собраны ароматы всех
цветов, морозный свет горных вершин и тьма морских провалов. Он холоден и
горяч, в нем сошлись все противоположности...
Гоэн - седобородый рыцарь Опавшего Листа обвел взглядом слушателей.
Никто не шевелился, все молча и торжественно внимали с детства знакомым
словам. Слова были как песня, как причащение перед битвой.
- Бархатные шмели собирают сладкий оброк с садов и гречишных полей
