Стена перед ним изменилась, вместо грубого камня некрасиво бугрилась
испорченная давней протечкой штукатурка, и висел наклеенный на фанеру
график роста выпуска продукции за позапрошлую пятилетку с цифрами,
перемалеванными на пятилетку прошлую.
- Давно пора, Виктор Андреевич, - услышал он чей-то голос.
Перед Виктором Андреевичем стоял Зозулевич - инженер из вент-группы.
С Зозулевичем Виктор Андреевич частенько болтал на лестнице, где была
оборудована курилка, в столовую они тоже обычно ходили вместе. Подчиняясь
неписанным законам заводоуправления, Малявин с Зозулевичем звали друг
друга по имени-отчеству, хотя и были на "ты".
- Иди один, - сказал Виктор Андреевич. - Я сегодня обедать не пойду -
работы много, да и чувствую себя неважно.
- Какой обед? - изумился Зозулевич. - Обед кончился давно, а сейчас
собрание начинается, собираются у конструкторов, тебя ждут..
- Спасибо, - сказал Виктор Андреевич, - а то я заработался и не
слышал.
Виктор Андреевич и впрямь чувствовал себя не блестяще. В те дни,
когда Тургор не отпускал его, Малявин бродил сонный, отвечал невпопад,
часто вообще не слышал обращенных к нему слов. Чтобы скрыть это, Виктор
Андреевич начинал жаловаться на головную боль и иные недомогания, просил у
сослуживцев таблетки и очень быстро внушал самому себе, что заболел на
самом деле. Порой даже получал в санчасти больничный лист. Но теперь
вольготной жизни приходил конец: приближался переход на аренду, сокращение
штатов и прочие, связанные с этим неприятности. Сегодняшнее собрание было
в их числе.
Обычно во время собраний Виктор Андреевич старался примоститься в
уголке за кульманом, так, чтобы его не было видно. Но сегодня он умудрился
опоздать на собрание, так что пришлось сесть на всеобщее обозрение, у
дверей. И соседство оказалось неподходящим: рядом вертелся на стуле
молоденький теплотехник Володя, направленный на завод по распределению и
успевший восстановить против себя весь отдел откровенным бездельем и
рассказами о том, как он будет жить, когда заведет собственное дело.
Фамилия у Володи была не по годам звучная: Рак-Миропольский - и это тоже
не прибавляло к нему любви.
Собрание вел Цветков - зам главного энергетика. В другое время это
немедленно насторожило бы Виктора Андреевича. Главный энергетик - товарищ
Паскалов любил изображать из себя душку-начальника и потому все
мероприятия, где принимались жесткие решения, перепоручал заместителю. Но
сегодня Виктор Андреевич был озабочен трудными делами Тургора и думать о
двух опасностях разом не мог. Он сидел, привалившись к стене, напустив из
чувства самосохранения страдальческое выражение на лицо, и не слушал
выступлений. Встревожился, лишь когда в его сознание протиснулись слова:
- В течение этой недели мы должны решить, без кого отдел сможет
нормально работать. С этими товарищами нам придется расстаться. Остальные
получат компенсацию в размере сорока процентов от оклада уволенных.
"Неужто действительно сокращение? - всполошился Виктор Андреевич и
тут же привычно начал успокаивать себя: - Да не может быть, треть отдела
уволить... отобьемся... в крайнем случае, сократят Кузьминову - она
бездетная."
И в самом деле, поднялся Зозулевич и напористо пошел в атаку:
- Господа, что-то я не понимаю, как это - треть отдела сократить, у
нас работы труба нетолченая. Мы же не НОТ какой-нибудь и не техника
безопасности, без наших служб завод станет...
- Это не тема для дискуссии, а приказ, - перебил оратора Цветков, -
уволить десять человек. Мы должны решить, без кого сможем обойтись.
"Сейчас Мадарась вмешается", - тоскливо подумал Виктор Андреевич.
Но вместо известной склочницы неожиданно поднялась Светочка
Соловкова.
- Правильно Сергей Семенович говорит. У нас не треть, а половину
отдела гнать надо. А зарплату их - тем, кто работает. Вот вам первая
кандидатура, - Светочка обвела взглядом собравшихся, - Малявин!
- У меня дел невпроворот, на мне все цеха висят! - закричал Виктор
Андреевич фразу, приготовленную для мерзавки Антонины. Потом до него
дошло, кто выступает против него, он смутился, задохнулся от обиды и фразу
закончил лишь по инерции: - Я и обедать сегодня не ходил...
- Знаю я вашу работу! Как Антонина Ивановна в отпуск уходит, так он
мигом на бюллетень, так что все обязанности на мне - и ничего, справляюсь.
А что обедать он не ходит, так бездельничать можно и без обеда. Вот
сегодня, наглядный пример: считает товарищ Малявин потребление
электроэнергии. Там надо всего четырнадцать чисел сложить. Он складывает
на калькуляторе, а я рядом сижу, мне все видно. Ежу понятно, что соврал:
цеха данные до первого знака дают, а у него в окошке после запятой две
цифры болтаются... Нет, досчитал, проверяет. И видно, как он по клавише не
ту цифру мажет. На третий раз верный ответ получил, но с первыми не
совпадающий, так он стал четвертый раз пересчитывать. И опять соврал.
Обедать он, может, и не ходил, но потребление так до сих пор и не
сосчитано. Гнать такого работничка! Он только и умеет, что спать на
рабочем месте, да масляными глазами под блузку заглядывать.
- А нечего блузку распахивать! - вдруг вмешалась Антонина. - А то
устроила декольте до самого пупа. Тут у ней ножки - там у ней ляжки!.. Не
сотрудник, а западный секс!
- Это же прекрасно! - возопил Рак-Миропольский. Ему, как молодому
специалисту, сокращение не грозило, и юный бездельник, чувствуя себя в
безопасности, наслаждался происходящим.
- И вообще, - продолжала Мадарась, - что вы накинулись на человека?
Дали бы до пенсии доработать.
- Вы, Антонина Ивановна, беспокойтесь, чтобы вам ваши полгода до
пенсии досидеть позволили, - внушительно произнес Цветков. - А Малявину
еще восемь лет трубить.
"Семь лет и одиннадцать месяцев", - пытался поправить Виктор
Андреевич, но вместо этого окончательно стушевался и затих. Ясно же, что
там уже все решено, и коллектив созван для проформы.
Он желал одного - чтобы скорее кончился этот дурацкий сон, хотелось
проснуться, пусть даже в темнице Фартора, лишь бы подальше отсюда. И еще
мучило горькое чувство: "Светик, Светик, как ты могла решиться на подобный
удар, пойти на предательство... И это после всего, что было у нас..."
Дальше Виктор Андреевич не слушал, не обратил даже внимания на
пробежавшую мимо Кузьминову, лишь вздрогнул от грохота захлопнувшейся
двери. Подумал вяло, что и ему надо бы уйти благородно, с достоинством, но
остался сидеть.
Собрание набирало обороты словно электромясорубка. Едва возникала
заминка, Цветков подбрасывал новую фамилию. Ополовинили бюро охраны
природы, прошлись по вентиляционной группе (Зозулевич, впрочем, уцелел),
заглянули в группу конструкторов. Всего получилось семь жертв.
- А если захочет подать заявление товарищ Рак-Миропольский, - подвел
итоги Цветков, - то администрация возражать не станет.
- Да нет, я пока обожду... - зевнул молодой специалист. - Вот годика
через два...
- Годика через два с тобой другой разговор будет! - рявкнул благостно
молчавший Паскалов, и на том собрание закончилось.
Домой Виктор Андреевич вернулся смурной и, не переодевшись, уселся
перед выключенным телевизором. Жить не хотелось. Болело в груди, чуть выше
желудка, представлялись собственные похороны, печальные лица сослуживцев,
плачущая Светочка, шепоток: "Замучили человека, в могилу свели..."
Понимая умом несерьезность подобных фантазий, Виктор Андреевич гнал
их, пытался вызвать в памяти образ Тургора, но тот отгородился глухой
стеной и не пускал. Очевидно, Виктану удалось исчезнуть из темницы, и
сейчас его не было нигде, и, значит, Тургор был закрыт для страдающего
Виктора Андреевича.
В прихожей раздался звонок - Таисия обычно звонила в дверь, хотя у
нее был свой ключ. Виктор Андреевич вернулся в кресло.
"И не поинтересуется, как дела", - обижено подумал он и тут же
ужаснулся мысли, что Таисия могла спросить его о работе, и ему пришлось бы
отвечать.
Из кухни потянуло борщом. Слева под ребрами заболело сильнее.
"Подохну - никто и не заметит", - резюмировал Виктор Андреевич.
- Обедать иди, - позвала Таисия.
После тарелки борща в груди отпустило, жизнь уже не казалась столь
ужасной. В конце концов, увольняют его еще не завтра, а в худшем случае,
через месяц, и компенсация при увольнении по сокращению за два месяца
выплачивается, и стаж не прерывается. За это время он что-нибудь
придумает, устроится на другую работу - энергетики везде нужны - сделает
свое изобретение и внедрять его будет не здесь, а на новом месте, в
каком-нибудь совместном предприятии. И запатентует на свое имя - так
теперь можно. Приглашения пойдут от инофирм, зарубежные поездки, дома -
компьютер и видеомагнитофон. А на бывшем его заводе все останется по
старинке, прогорят они со своей арендой и разорятся. Светочка Соловкова,
безработная, придет в слезах в его кабинет (а он уже будет президентом
фирмы), и он ей скажет...
- Ты меня совсем не слушаешь! - голос Таисии вернул Виктора
Андреевича на кухню.
- Слушаю, Тасечка, - сказал Виктор Андреевич.
- Я спрашиваю, на что мы жить будем? - повторила Таисия.
"Неужели кто-то успел ей сказать?" - с тоской подумал Виктор
Андреевич и на всякий случай ответил уклончиво:
- Как-нибудь выкрутимся.
- Ты все успокаиваешь, а выкручиваться приходится мне, - обиделась
Таисия. - Ты хоть знаешь, сколько сейчас картошка стоит? Твоей зарплаты
теперь только на папиросы хватит. Мясо на рынке уже сорок рублей и еще
будет дорожать.
"Не знает", - понял Виктор Андреевич и сказал:
- Так это на рынке.
- А ты купи в магазине. Три часа отстоишь, а ничего не получишь. Да и
в магазинах будет дороже. Писали уже. Вот я и спрашиваю: на что жить
будем?
"Ну что прицепилась?.." - тосковал Виктор Андреевич, решив от греха
отмалчиваться.
- Алеше посылку надо бы собрать, и перевод, а из каких денег? -
долбила Таисия. - У Риты день рождения скоро, что дарить будем, ты
подумал? В магазинах нет ничего. У нас тоже юбилей близится, пора
подумать, кого звать. На ресторан денег нет, значит - дома. Но и дома
приличный стол рублей в четыреста обойдется, а то и больше... - лицо
Таисии вдруг смягчилось, осталась лишь неистребимая морщинка поперек лба,
- Витек, - сказала Таисия совсем тихо, - а ведь тридцать лет вместе живем.
Вся жизнь...
Виктор Андреевич обнял за плечи прижавшуюся к нему Таисию. Он вообще
любил свою жену, хотя привычка, кажется, преобладала в нем над всеми
прочими чувствами. И пусть в далеко идущих мечтах Виктора Андреевича
Таисия не появлялась, но в то же время как бы и присутствовала, потому что
Виктор Андреевич всегда знал, что у него есть дом. А дом - это Таисия.
Виктор Андреевич был ласков с женой и, даже думая о Светочке, Тасю любить
не переставал.
- До чего же обидно, - сказала Таисия. - Жизнь прошла, а как - я и не
заметила. Сначала, студентами, думали, вот будем зарабатывать, начнется
настоящая жизнь, потом ждали, что дети подрастут, что зарплату прибавят...
Теперь и ждать нечего, а жизнь еще не начиналась.
"Сейчас снова о деньгах заговорит", - догадливо подумал Виктор
Андреевич.
- ...нигде не были, ничего в жизни яркого не случалось...
"Как же не случалось, - мысленно возразил Виктор Андреевич, - у тебя,
может, и не случалось, а у меня все было. Меня Тургор ждет, там люди
гибнут, а она..."
Его уже начинал тяготить этот разговор, с небольшими вариациями
