к крюка кнут.
- Дьявол! - крикнула она. - Из-за тебя мою Марту будет бить палач!
Вот так! - багровый рубец прочертил щеку Ганса. - Вот так! - женщина
ударила еще раз, плюнула Гансу в лицо и, бросив плеть убежала.
- Правильно! - крикнули в толпе. - Бей его за детей!
Вперед вышел плечистый бородач, в котором Ганс угадал отца Якоба и
крошки Мари.
- Надо бить, - сказал он, поднимая плеть.
Плеть свистнула. Ганс не пытался уклониться от удара.
- Валяй! - подзадорили сзади, но бородач вдруг повесил плеть на место
и быстро ушел.
Больше Ганса не били.
День все не кончался. На площади трое плотников сооружали помост для
пыток. Рядом рыли яму, чтобы поставить столб, вокруг которого сложат
костер.
- Они не посмеют этого сделать! - шептал Ганс. - Я не дам!
Отзвонили второй час. Из дома рядом с собором вышел патер Цвингер.
Святой отец гулял с собачкой. Маленький белый песик крутился вокруг ног,
высоко подпрыгивал, стараясь достать хозяйскую ладонь. Цвингер подошел
поглядеть на Ганса. Губы растянула улыбка.
- Куси! - приказал он собачке.
Собачка непонимающе завиляла хвостом, потом заскулила и попятилась.
Цвингер усмехнулся, взял плеть, размахнулся... В то же мгновение собачка,
подпрыгнув, вцепилась зубами в его руку. Патер с проклятьем отшвырнул
собачку, зажал рану ладонью и исчез в своем доме.
На площади начало темнеть. Сторожа запирали улицы. Прозвонили первый
обход. Ганс стоял, прижавшись к стене, пытаясь сосредоточиться. Он теперь
знал, что делать. Правда, дудочка осталась в тюрьме, да и руки к лицу
поднести невозможно, но раз надо, то он справится и так. Завтра, когда
Питера выведут из башни, отовсюду слетятся тучи белых бабочек. Они будут
кружиться вокруг Питера, покроют белым ковром костер. Люди должны понять,
что мальчик ни в чем не виноват. Но если и знамение не образумит их, то
придется действовать жестоко. Не дай бог палачу коснуться Питера, в тот же
миг с башни собора сорвется ястреб, несущий зажатую в когтях змею. Горе
тем, кто хочет чужой смерти. Горе тому городу, где можно казнить ребенка.
Он наведет на Гамельн все земные напасти: волков, лесных муравьев, крыс...
Ганс дернулся и застонал от отчаяния, обиды и бессилия. После того, что он
сделал сегодня, послушает ли его хоть кто-нибудь?
На темной площади качнулась тень, прозвучали твердые шаги. Ганс
разглядел Вольфа Бюргера. Магистр подошел, бросил на ступени котомку и
посох Ганса. Вытащил молоток, сбил кандалы с одной руки Ганса, потом с
другой. Второй удар пришелся неточно, на левом запястье остался железный
браслет.
- Ущерб городской собственности... - усмехнулся Бюргер.
Ганс молча растирал затекшие руки. Бюргер поднял и протянул мешок.
- Сейчас ты уйдешь из города и вернешься сюда не раньше чем через
десять лет. Я опасаюсь, что завтра ты наделаешь глупостей, и нам придется
казнить тебя, а от тебя есть польза, ты хороший мастер и, значит, должен
жить.
- Ты полагаешь, будто я могу уйти, оставив детей на мучения и
произвол судьбы?
- На произвол судьбы?.. - саркастически протянул Вольф. - Ты глуп,
Ганс. Ты видишь только себя самого и лишь себя слушаешь. Ты забыл, что мы
тоже люди и это наши дети. Палач города Гамельна кнутом убивает быка, но
может, ударив сплеча, едва коснуться кожи. Повторяю - это наши дети. Они
провинились, их надо больно наказать, но без вредительства. А хорошая
порка на площади еще никому не вредила.
- Костер тоже никому не вредил?
- Не считай меня дураком, если глуп сам, - перебил Бюргер. - Я
предусмотрел все. По закону ты имеешь право основать цех. Я дам тебе
ученика. Ты уйдешь из города вместе со своим вервольфом. Я даже не
спрашиваю, я знаю, что ты уйдешь. Ты слышал, к чему приговорен Питер, и,
чтобы спасти его, ты побежишь от стен так быстро, словно за тобой гонятся
все те волки, в которых будто бы умеет перекидываться твой ученик.
Бюргер направился к башне. Ганс шел за ним. Магистр своим ключом
отпер дверь, вошел внутрь и через несколько минут вернулся, таща
упирающегося связанного Питера. Ганс распутал веревки, и мальчик прижался
к нему, часто вздрагивая.
- Быстрее, - поторопил Бюргер.
Оступаясь и проваливаясь в невидимые выбоины, они перелезли
полуразрушенную стену, скатились вниз по откосу. Силуэт стоящего на стене
Вольфа Бюргера четко чернел над ними.
- Вот видишь, - донеслось сверху, - я поступил с тобой честно. Я
знаю, ты тоже честен и не будешь мстить городу.
От города Ганс с Питером не ушли. Рассвет застал их на холме ввиду
городских стен. Укрывшись среди деревьев, Ганс смотрел на крыши Гамельна.
Его исчезновение, конечно, давным-давно замечено, а сейчас, наверное
обнаружили, что бежал и Питер. Вольф Бюргер, пылая притворным гневом,
объявляет горожанам, что замки и цепи целы, но преступник ушел. Лицо
Бюргера озабочено, но в душе он смеется и над людоедской жестокостью
Цвингера, и над простофилей Гансом.
А сейчас... Ганс сжался, стараясь ничего не видеть, не слышать, не
знать. Вольф прав, он не должен был вторгаться в мирную жизнь города, ведь
это действительно их дети, а уж кои так вышло, то надо немедленно уйти, и
чем скорее его забудут, тем лучше, и для него, и для детей. И все же уйти
Ганс не мог. Каждый удар отзывался в нем болью, он ощущал детский страх и
стыд и чувствовал, как с каждым взмахом кнута на городской площади уходит
из него драгоценная сила. Он убивал, чтобы выручить этих детишек, и
обманывал ради них, а теперь он их предал - и тоже ради них самих.
Поучительная экзекуция окончилась, а Ганс еще долго лежал лицом в
землю. Потом он встал и пошатываясь, побрел вглубь леса.
Ганс шел оглохший и ослепший, не видя мира вокруг. Он стал чужим
этому миру - обыкновенный прохожий, без дела идущий неведомо куда.
Остановила его мысль, что он забыл что-то важное. Ганс присел на камень,
достал из сумки дудочку, беззвучно перебрал пальцами по отверстиям, потом
размахнулся и забросил ее в кусты.
Кусты раздвинулись, на поляну вышел Питер. На руках он нес маленькую
Мари.
- Мастер, - сказал Питер, - Мари набила кровавую мозоль, она не может
больше идти.
- Куда идти, зачем? - пробормотал Ганс.
- С вами, - пояснил Питер. - Они тоже решили уйти.
- Обязательно! - подтвердила Мари.
Все еще ничего не понимая, Ганс осмотрел ногу Мари, ободрал ивовую
ветку, тщательно разжевал горькие листья и приложил зеленую кашицу к
больному месту. Когда он, кончив лечение, поднял голову, то увидел, что
вокруг стоят все его ученики: Анна, оба Якоба, Лизхен с Гансиком, и
щеголеватый Людвиг, и все остальные, кого он не успел запомнить по имени,
но любил больше всего на свете.
Значит, ничто не изменилось... Ганс вздохнул. Нет, изменилось многое.
Дети ушли к нему из-под строгого надзора через полчаса после экзекуции.
Просто так им это не удалось бы, наверняка они воспользовались его наукой.
Но в городе уже спохватились, скоро вышлют погоню. Этого Ганс не боялся,
он снова ощущал в себе силу и знал, что если захочет, то ни одна ищейка не
возьмет след, а отпечатки детских ног оборвутся на камне, так что самый
опытный следопыт руку даст на отсечение, что дальше никто не шел и, должно
быть, сама скала раскрылась и поглотила детей. Их никто не найдет. Правда,
прокормить такую ораву непросто, но он справился бы и с этим. Все было бы
легко и понятно, если бы не одно возражение...
Ганс перевел взгляд на Мари. Ее круглая мордашка была удивительно и
смешно похожа на бородатое лицо кузнеца, который стегал Ганса на площади.
"Это наши дети, - прозвучал в ушах голос Вольфа Бюргера. - Ты честен и не
будешь мстить городу". Именно так. Он не может увести детей, но не может и
прогнать их от себя. Прав Бюргер, но прав и он. Решить их спор должны
дети, каждый в отдельности, сам за себя, и не сейчас, когда обида мешается
с болью, а по здравому размышлению, трезво взвесив все "за" и "против".
Задача непосильная не только для ребенка, но даже для мудрого и
дальновидного Вольфа Бюргера. И все же решать придется.
Усталые дети стояли кружком вокруг наставника и терпеливо ждали,
когда начнется урок.
- Сегодня мы с вами должны вместе подумать, может ли доброта быть
жестокой, - сказал Ганс, глядя туда, где за деревьями не было видно башен
осиротевшего города Гамельна.
СТРАЖ ПЕРЕВАЛА
Шаги звенели по плитам пола. Они звучали так реально, что каждый знал
- идет Лонг. И все же сторожевые драконы у входа в зал удушливо рявкнули:
"Вассал Лонг идет к Владыке Мира!", - и берилливые андроиды следующего
зала продребезжали, вращая синим объективом телеглаза: "Вассал Лонг идет к
Владыке Мира!", - клич катился не затихая, пока от самого трона эхом не
откликнулись мутные мороки: "Вассал Лонг входит к Владыке Мира!.."
Лонг вошел и остановился. Владыка восседал на троне, сработанном из
черного шершавого камня и бледной пустоты. В руках Владыка сжимал жезлы
власти: огненный и золотой. Мороки и василиски рядами окружали трон. Лонг,
не сгибаясь, прошел на середину зала и лишь там резко наклонил голову, так
что оконечность глухого забрала звонко клацнула о выпуклый нагрудник.
- Всемогущий! - произнес Лонг. - Я пришел на твой зов.
Ничто в лице Владыки не изменилось, даже губы не дрогнули, когда
прозвучал его голос:
- Сегодня я позвал тебя не для беседы. Я задумал новый большой поход,
мне нужна твоя служба.
- Чем может помочь, живущий на краю Мира?
Впервые лицо Владыки оживилось, блеснули глаза. Он ответил:
- Я решил подняться на Перевал, взять то, что находится за ним и
присовокупить к моим владениям.
Лонг растерялся. Он не знал, что делать и как отвечать. Лишь
тысячелетняя привычка позволила ему сохранить полную неподвижность. Потом
пришли слова:
- Всемогущий! - сказал Лонг. - Перевал невозможно пройти. На границах
твоя власть кончается, ты сам это знаешь.
- Ложь! - крикнул Владыка. Лицо его внезапно ожило.
Лонг в ответ поднял забрало и сказал обычным голосом, уже не
беспокоясь об этикете:
- Это правда. Я интересен, в моем доме бывают гости со всех краев, и
я знаю, что жители границ не боятся тебя. На юге, где обитают кошмары и
призрачные миражи, никто и в грош не ставит твою великую власть.
- Ты хочешь обратить мою ярость на юг, где она безвредно рассеется в
мертвом свете, не так ли, прямодушный рыцарь? - усмехнувшись спросил
Владыка. - Я усмирил непокорных духов страшными заклятиями, Отшельник
склонился передо мной, на юге больше нет границы. Теперь очередь за
севером. Там действительно дикая страна. Знаю, что заклинания потеряют
силу, а колесницы остановятся, ибо по ту сторону гор мертвые машины, чтобы
двигаться, должны пожирать пищу и пить воду. Мечи из струящегося тумана не
смогут даже оцарапать грубую плоть северных варваров. Для них нужны сталь
и камень. Но ведь это очень простые вещи, Лонг, они есть в моем мире, так
что найти оружие будет нетрудно.
- Да, в этом мире есть сталь! - Лонг обнажил меч. Меч был
обоюдоострый, одна грань жемчужно переливалась туманом, по другой бежал
причудливый рисунок булата. Лонг сорвал с руки блестящую перчатку и дважды
провел лезвием по пальцам. С ногтей закапала кровь. Во всем мире у одного
Лонга была настоящая горячая кровь, и при виде красных капель безмолвные и
неподвижные телохранители Владыки пришли в движение: одни отшатнулись,
другие прянули навстречу.
- Я - страж Перевала, - раздельно произнес Лонг, клянусь этой кровью,
