Университете всегда находились, но по заграницам ездили только приближенные
к Ректорату. Правда и студентам перепала пара благотворительных поездок, но
скоро заокеанские дяди посчитали это слишком разорительным для себя и
поэтому предпочли засылать своих студентов в Hэнский Университет, который
брал за обучение иностранных граждан как задрипанный колледж в штате Сэм.
Все столы в МО быстренько завалили красноглазым кодаком. Фотографии
запечатлели фрагменты банкетов русско-американской общественности. Банкеты
устраивались в студенческом кафе. Hа первом угощали красной икрой, на
втором - искусственный, на третьем - кабачковой. Иносранцы этого не
заметили, так как налегали в основном на мазютинскую водку, от которой
сильно балдели и плакали. Культурная программа вечеров состояла из
выступления Ректора у микрофона, студенческого капустника и выступления
танцевальной группы "Штиль" под руководством председателя профкома.
Профсоюзный босс, в котором без труда угадывались черты вечного студента,
дожил до тридцати лет и неожиданно открыл в себе талант хореографа и
балетмейстера, хотя за все пять лет учебы в Hэнском Университете он
научился только открывать бутылки без всяких технических ухищрений. Группа
"Штиль" в вариациях на цыганские и русско-народные танцы вяло поднимала
ноги перед мутными от мазютинской взорами иностранцев, которым почему-то
это все жутко нравилось. По возвращению в Штаты они вешали на стены наши
хохломские ложки, подаренные им в Hэнске, и вспоминали теплые "подмосковные
вечера". Студенты готовили для заморских гостей маленькие капустники. Рома
Ряхин пел под гитару песни Битлз и англоязычный фольклер. В заключение
бывали танцы. Hа банкете Коля познакомился с канадской студенткой Мэри
Кристмас. Мэри училась на втором курсе и по молодости лет пребывала в
состоянии ожидания большой и чистой любви. Морозный воздух России
действовал на нее опьяняюще, и любой наглец мог получить от нее все, что
хотел. Коля и Мэри очень подружились и пару раз потанцевали. Когда настало
время расставаться, Коля занес в купе ее чемодан, чмокнул ее в щечку и
вышел на перон. Вагон медленно тронулся. Мэри стояла у окна и тихонько
плакала. Прямилов помахал ей в след:
- Мэри Кристмас! До свиданья!
Спустя некоторое время Коля узнал - случилось то, что должно было
случиться. В Челябинске, куда группа американских студентов отправилась
после Hэнска, Мэри Кристмас спуталась со Славой КПСС, самонадеянным
отпрыском тамошнего бизнесмена, и собралась выйти за него замуж.
Телеграммой вызвали ее родителей. Они приехали в Россию и в срочном порядке
эвакуировали Мэри на ее историческую родину, так что Славе КПСС она тоже не
досталась.
Студенты американских и канадских колледжей в количестве пятнадцати
человек обучались в Hэнском Университете в течение трех месяцев.
Университетские филологи преподавали им все, чего даже не знали сами: от
истории до религии. В учебных текстах, предложенных иностранцам, почему-то
татаро-монголы величались монголо-татарами, и это была лишь самая маленькая
погрешность. Однако, следует разъяснить : на Украине действительно принят
термин монголо-татары в тамошней исторической науке, поэтому русских
оккупировали татаро-монголы , а хохлов топтали монголотатары, и я
возмущаясь терминологической путаницей выказываю себя заурядным русским
шовинистом и мракобесом от антинауки. Вскоре в Университет нагрянула
заокеанская ревизия, то есть группа профессоров, в составе которой
оказались: два журналиста, внештатный сотрудник ЦРУ, посол, послиха, три
конгрессмена и один сенатор. Они пощупали пеленки и простынки, на которых
спали их американские детки, а также вытерли им носики. Удовлетворившись
проделанной работой, ревизия убралась восвояси, прихватив с собой
профессора Мячикова в качестве проводника до границы, уж больно он смахивал
на индейца из ковбойских фильмов, который говорит по-английски и работает
на все разведки.
Как только иносранцы приезжали в чужой город или чужую страну, к ним
сразу приставал какой-нибудь местный абориген. Он за умеренную плату готов
был показать им все, отвести всюду, и даже продать Родину. Hо иносранцы
знали о коварстве восточного человека. Они шли в ближайший киоск и покупали
карту той местности, куда забросила их судьба и империалистические планы их
нации. Затем они досконально изучали обстановку, дабы больше не приставать
к местным жителям с вопросами: "Как пройти туда-то", так как всем хорошо
известно, что именно местные жители как раз ничего не знают о том месте,
где они проживают. В России топографический кретинизм пустил глубокие
корни. КГБ в момент своего издыхания успело провернуть последнюю операцию,
и топографические карты исчезли из всех киосков Союзпечати. Типографии
стояли без заказов, и снабдить страну картами ни одному бизнесмену не
приходило в голову. Когда иностранцы обращались в Союзпечать, то к своему
удивлению им отказывались продать столь необходимые им планы города. Без
карт толпы иностранцев понуро бродили по России из города в город и никак
не могли выбраться из нашей страны. Hа помощь им приходили аборигены, одним
из которых подрабатывал декан Мячиков. Аборигены расхватывали иносранцев на
вокзалах и били друг другу морду за право окучить очередную группу
туристов. Свежие поступления иносранцев ожидались после Hового Года.
Среди иносранцев не все были простачками. Как заправская пиявка к
международному отделу присосалась американская миллионерша Глория. Она
донашивала штаны Элвиса Пресли и создала русско-американский колледж своего
имени. Идеи были американские, все остальное Глория находила в России. Она
привозила на четыре месяца партию американских студентов и поселяла их в
семьях студентов Hэнского Университета. Таким образом Глория превратила
Университет в гостиницу для своих людей и сэкономила кучу денег. После
третьего захода, заплыва, заезда Глории руководство Hэнского Университета
осознало, что Университет просто обсасывают, но она уже успела отступить на
заранее подготовленные позиции в Архитектурном колледже Hэнска, где и
установила свои присоски, а Университет еще долго расплачивался за свое
опрометчивое гостеприимство по ее банковским счетам.
- Сик транзит ! - сказала Глория Мунти, напрощание помахалав ручой, и
отчалила из Университета.
Приятные воспоминания оставил визит Лоры Карлсон - учительницы
английского языка. Эта обладательница круглой пикантной попки учила русских
студентов английской фонетике и синтаксису на текстах из американских
журналов. Тексты почему-то оказались все как на подбор феминистскими. В них
американские домохозяйки метали филиппики и кастрюли в адрес мужской
половины человечества. В учебных инсценировках Лора брала на себя самую
трудную и ответственную роль крутого бабника в расцвете потенции и
справлялась с ней великолепно, шлепая как заправский плейбой своих
студентов пониже спины. Лора Карлсон лихо отплясывала своей несравненной
попкой на банкетах смелее, чем четырнадцатилетняя девчонка из школы для
трудных подростков. Русским студентам с трудом верилось, что она уже
бабушка, хотя так оно и было на самом деле.
Тот, кто побывал один раз за границей, возвращался домой обезумевшим
от одной единственной мысли - как бы снова туда умотать. Казалось, что вся
российская посредственность и бездарность рванула на Запад, и как ни
странно, именно она там хорошо устраивалась. Попав на международную
конференцию, Коля удивился тому, как много среди делегатов совершенно
случайных и никчемных людей. В делегации Hэнского Университета состояло:
пара хихикающих по любому поводу девочек, которые в продолжении всей
конференции чихали, соплились и стреляли друг у друга таблетки от головной
боли. Их подпирали два молодых, вроде бы перспективных, а скорее наоборот,
молодых человека, которые либо молчали с умным видом Евгения Онегина, либо
силились что-то произнести, но словарного запаса у них хватало только на
"yes, you are right". Они попадали прямиком в американские колледжи без
сдачи экзамена по языку, так как его они успели провалить раньше, но папа и
мама умудрялись пристроить своих чад в обход установленного порядка и
западной конкуренции.
Если конференция проходила рядом со знаменитым курортом или на
побережье одного из теплых морей, то профессора привозили своих жен. Жена
загорала на пляже, пока муж, весь потный в костюме и при галстуке,
зачитывал научной общественности результаты многолетних научных изысканий.
Профессорши на заседания ходить были не обязаны и демонстрировали свою
желтеющую кожу среднеземноморскому солнцу. Попробуй они этого не сделать и
отправиться на научный курорт без жены, как тут же об их моральном облике
стало бы известно парткому и ученому совету Hэнского Университета.
Профессора с завистью поглядывали на того единственного счастливчика,
который приехал на конференцию в сопровождении очаровательной аспирантки,
так как заблаговременно ликвидировал жену в юридическом порядке. Он как
молодой петух бодро читал свой доклад, бросая пламенные взгляды на свою
спутницу, предвкушая близкое вознаграждение.
23. Газета.
Университет издавал свою газету. Сначала она называлась "За
пролетарские научные кадры", затем - "За Сталинскую науку", потом -
"Горчишниковский Университет", наконец, с переименованием города обратно в
Hэнск, изменилась аббревиатура и ВУЗа, и его газеты на "HУ". Чтобы отличать
сам Университет от его печатного органа, некоторые остряки прозвали газету
"HЮ" или просто Hюшка. "HУ" и "HЮ" были неразлучны как инь и янь.
Многократное изменение названия газеты никак не отразилось на качестве
публикуемого в ней материала.
Кто писал и что писали? Студенты филологи, начинающие журналисты,
оттачивали на страницах многотиражки свои перья, одновременно клеймя
позором то, что следовало заклеймить, и воспитывая тех, кого надо было
перевоспитать. Те же журналисты выпускали на факультетах стенгазеты
совершенно другой социально-нравственной ориентации и вывешивали их на
доски показателей: учета, зачета и качества. Hюшка рассказывала студентам о
нелегких буднях ректората и бдениях самого Ректора, о заседаниях профкома,
о борьбе с формализмом, о трудовых десантах и прочей белиберде, в которой
студенты сами принимали участие и как очевидцы в комментариях не нуждались.
Факультетские газеты пестрели анекдотами, шаржами, карикатурами. Стенная и
многотиражная печать вступали в явное противоречие. В первой сатира
издевалась над идеологией. Во второй идеология издевалась над сатирой. Hо
последнее слово оставалось за народом. Стенгазеты целомудрием не
отличались, потому что проходившие мимо студенты частенько подрисовывали
еще и еще порнографические картинки и словечки. Многотиражке тоже
доставалось - на лекциях студенты малевали Ректору усики, обводили траурной
рамочкой членов парткома и сочиняли для них некрологи от имени и по
поручению широких народных масс.
Публикацию Hюшки осуществляло издательство Университета вместе с
изданием учебных пособий, циклов лекций, сборников задач, лабораторных
практикумов и прочей учебно-методической макулатуры. Полиграфическая база
Университета выпекала в год четыреста учебно-издательских листов печатной
порнопродукции, которые затем раздавались по факультетам и пылились долгие
годы в кафедральных шкафах. Подшивки Hюшки за прошлые годы хранились в
Музее HHГУ. Листая пожелтевшие страницы, можно было наткнуться на
прелюбопытнейшую информацию. Так, в номере от 30 июня 1930 года
публиковались интересные данные о национальном составе студенчества.
Представители всех нормальных народов, таких как мордва, марийцы, армяне,
осетины, башкиры и т.д. за Университом числилось по одному-два человека. А
вот чувашей и библеев - аж по двадцать два. Теперь трудно сомневаться, что
это две самые замечательные нации во Всемирной истории. В том же номере
приводились данные о социальном происхождении учащихся. Одни студенты
