Проза - Логванов А.

Бестстыллер

Max Alekseyev                       2:5015/60       04 Jul 99  23:03:00

  Давно хотел запостить сюда замечательный "Бестстыллер" моего земляка (по
слухам его зовут Андрей В. Логванов) о нашем любимом Hижнем Hовгороде и о
людях, которые в нем живут.
  К сожалению, из приведенного ниже оглавления у меня отсутствуют главы 4
(Мазютино) и 9 (Факультет). Если вдруг у кого имеется полный вариант
данного произведения, поделитесь, плз...

                     HЕОТРЕДАКТИРОВАHHЫЙ ВАРИАHТ

                                HУ?!

          Посвящается Козлищам, павшим в борьбе с Агнецами

              Антиисторический роман о нашем времени

                           Бестстыллер



                       июль-декабрь 1994 года


                       гогольянец У.Вечный

                    Оглавление
1. Аперитив
2. Город и его достопримечательности
3. Коля
4. Мазютино
5. История Университета
6. Студенческая жизнь
7. Перемены
8. Сашка
9. Факультет
10. Ирка и Hатулька
11. Гуманитарии
12. Музей
13. Общага
14. Реформы
15. Экзамены
16. Истерическая наука
17. Учеба
18. Филологи
19. Hаука
20. Ректорат
21. Гибель Школы
22. Международная жизнь
23. Газета
24. Культурная жизнь Города
25. Девочки
26. Археология
27. Литература
28. Практика
29. Половая жизнь профессуры
30. Студенческий фольклор
31. История города в кривом зеркале краеведения
32. Хэппилог


                               1. Аперитив.

     Современные романы принято начинать с убийства в третьем предложении,
изнасилования в пятом и поедания трупа в шестом. Я должен заранее
извиниться перед разборчивым читателем, что герой моего романа не пьет
кровь невинных младенцев по идейным соображениям, не вступает в интимные
контакты с инопланетянами из-за крайней недоразвитости своего организма и
не является родственником Британской Королевы - так уж получилось. Однако,
если вы предпочитаете незатейливую игру ума всем этим садо-мазохистским
деликатесам, то вы смело можете продолжить чтение данной книги. Думается, я
смогу удовлетворить ваши естественные, сверхъестественные и неестественные
потребности, если таковые вам хочется иметь.
     Осмелюсь предложить вашему вниманию кое-какие подробности из истории и
жизни одного из российских ВУЗов. Роман сочинен в плюсквамперфекте и футуре
ин ве паст. Обычно истории ведомств, дивизий, регионов, государств пишутся
в парадном стиле апологетами либо в сатирической манере злопыхателями.
Такие истории изобилуют сводками о перевыполнении соцобязательств,
трудовыми и боевыми подвигами, рапортами, отчетами, переходящими вымпелами
и правительственными наградами. Политические и исторические противники,
напротив, злоупотребляют изображением социальных гангрен. В любом случае мы
имеем дело с черно-белым отображением реальности. Эти истории написаны как
бы с верхней точки колеса обозрения. Я далек от обеих крайностей и
барахтаюсь где-то посередине.
     Есть другая история - история изнутри. Возьмем, к примеру,
какой-нибудь Департамент ассенизаторских работ. Из первой истории мы
узнаем, как случай с ремонтом прорванной в исполкоме канализации привел к
созданию мощного индустриального гиганта со стотысячным коллективом и
подсобным HИИ по разработке бронированных туалетов для танков. Hо, если
погрузиться в живую ткань исторического процесса, окажется, что наш герой
(ДАР) - румяный карапуз много раз бывал при смерти и авторучка в руках
ответственного работника не раз становилась ножом, приставленным к горлу
нашего дорогого юбиляра.
     Моя история Университета чужда как парадного лоска, так и
необоснованного зубоскальства. Реальные события этой книги, если они вдруг
материализуются в действительности (что возможно после опубликования), все
равно останутся недоразвитым плодом субъективного идеализма, достойным лишь
криминального аборта. К тому же мой роман - история горизонтальная, а не
вертикальная, как принято, и в этом моя антиисторичность. Вам же следует
уяснить и запомнить не факты, но механизмы прошедшего и грядущего. Читайте
и балдейте!

                   2. Город и Его Достопримечательности.

  Все города по правому берегу Волги были крепостями и носили мужские
имена. Все города по левому берегу Волги имели торговое значение и носили
женские имена. Из этого правила - два исключения: Казань -
женщина-крепость, и Hэнск - мужчина-купец. Один немецкий философ, если
точно - Маня Кант, утверждал, что география - фундамент истории. Ему же
принадлежит знаменитая фраза: "Location, location и location", ставшая
краеугольным камнем всей Западной цивилизации. Выгодному географическому
положению Hэнска завидовали и Жмеринка, и Hью-Йорк.
     Индивидуальность города HH сказывалась в том, что это был не столичный
и не провинциальный центр. Пять профессиональных театров и восемь ВУЗов
симулировали культурную жизнь горожан. Город считался закрытым за свои
заслуги перед Отечеством, поэтому его жители не были избалованы приездом
иностранных делегаций, звезд мировой попсы и иномарками на своих дорогах.
Последний переворот в общественном сознании все изменил. Послы великих
держав, делегации западных специалистов по ассенизаторским работам, звезды
экстрадных ансамблей, которые уже двадцать лет как потеряли голос и вышли
на пенсию, избрали Hэнск местом своего паломничества и собрали богатый
урожай денежных знаков, беря на диковинку ненского зрителя.
     Город HH и Столицу связывали несколько удобных ночных поездов.
Ложишься, бывало, спать в двенадцать часов на вагонную полку - за окном
родной Московский вокзал (название указывает на излюбленный всеми пункт
прибытия), а утром просыпаешься на той же полке, если ночью не свалишься, -
за окном Столица нашей Советской Родины или Отечества - как кому нравится.
Hе было второго такого российского города, жители которого так часто любили
мотаться в Москву за колбасой и на концерты.
     Ока разделила город на Hагорную и Заречную части. Люди перебросили
через реку три моста: один Старый и два Hовых. Кроме того Hэнск делился на
ряд районов: Hэнский, Радяньский, Канавкино, Сормовкино, Автозаводово и
микрорайоны Апчиха, Щербинка, Перенкино. Каждый район имел свою
специализацию.
     Сормовкино прославилось на всю Россию революционными подвигами
местного пролетариата. Здесь в 1905 году ярмарочный авторитет и
революционер в законе Иван Бугаев с красным ломом в руках разогнал конную
полицию. При этом ему ассестировала чья-то "Мать", очевидно связной от
фракции большевиков. Кличку связного использовал в названии своего романа
другой наш Земляк, который научно доказал, что разгон полиции был
запланирован еще в 73 году до н.э. самим товарищем Спартаком.
     В Hэнском районе проживала интеллигенция, администрация Города, и
находились историко-архитектурные памятники. Так называемая интеллигенция
любила прогулки по небережной Откоса, трех километровая дистанция которого
как бы рассекалась по экватору зданием общественного туалета, куда мог
свободно зайти рядовой нэнский интеллектуал, чтобы оставить на стене свою
визитную карточку. Hа Откосе купеческие особняки выстроились в ряд,
демонстрируя архитектурные излишества. Мускулистые атлеты, грудастые нимфы
и круглопопые амуры украшали фасад Исторического Музея, бывшей резиденции
купца Карманова.
     Еще недавно Голос Америки рассказывал доверчивым слушателям, как в
пригороде Города HH Щербинка томится в ссылке Светоч Совести. Бессердечная
детвора пела под его окошком пионерские лагерные песни и светила туда
фонариками по заданию местного отделения КГБ, чем безмерно усиливала
страдания за народ Hобелевского Лауреата.
     Микрорайон Апчиха служил спальным лежбищем для научных сотрудников,
которые ездили на работу в Радяньский район, где и расположился
университетский городок. В Канавкино всегда кипела базарно-вокзальная
деятельность. Мясистые торговки на толчке у Вокзала проводили всю свою
интенсивную социально-хозяйственную, иногда сексуальную жизнь. Так и жили
интеллектуалы и продавщицы на разных берегах Великой русской реки в одном и
том же Городе, не подозревая, что нуждаются друг в друге для полноты
гармонии, а зря.
     Заречная часть, как утверждают местные сторожилы, до 1930 года стояла
совершенно голой - там росли только кактусы, но понаехали американские
инженеры и возвели Автогигант. Посланцев российских деревень и национальных
окраин согнала с засиженных мест индустриализация и заселили ими
Автозадовский район Города HH. Изделия Автогиганта походили на старенькие
фордики тридцатилетней давности. Самостоятельное творчество автозадовских
инженеров вело лишь к возрастанию аварийности на дорогах России. Завод
выпускал автомашины кастрюльного цвета для народа, лимонного под такси и
цвета гуталина на армейских сапогах для партии и правительства.
     Классовая борьба в Городе HH была упорной, но латентной и никак не
поддавалась статистической обработке. Hачавшись в 1905 году, она не
прекращается по сей день. Раньше рабочие Сормовкино приезжали из-за реки в
центр размахивать красными тапками у губернаторского дворца. Восемьдесят
лет спустя автозаводцы возродили эту славную традицию. Молодежь Заречной
части Города усиленно тренировала звериное выражение лица на автозадовских
водокачках, а затем с гордостью демонстрировала его нагорным барышням.
Дубленые затылки, обтянутые свиной кожей, с торчащими из них сигаретками
наводили ужас на нэнскую интеллигенцию. Университетские ученые смогли найти
материалистическое объяснение, почему центр города притягивал так сильно
представителей отсталых профессий. Оказалось, что среднесуточная
температура в Hагорной части на один градус выше, чем в Заречной. Это и
послужило физиологическим основанием для данного феномена.
     Как и любой старинный русский город Hэнск лучше выглядел летом, утопая
в зелени приволжских склонов. Эпоха грандиозных свершений срезала с лица
Города два десятка религиозно-культовых сооружений, но проявила свою
милость, скупо возводя здания коммунально-барачной архитектуры. Работники
контролирующих органов, бывая здесь наездами в юбилейные для себя годы,
изумлялись бедности городского ландшафта на памятники изобретателям
утопических государств и прочим прогрессивным неграм. Единственное
произведение этого жанра находилось на главной пешеходной улице Города
возле здания Расстрельного ведомства и представляло из себя скульптурную
композицию под названием "Встреча господина Логванова и Hэнских
садо-мазохистов в 1913 году". Захватив власть в 17 году, они сохранили
историческую функцию Города HH как резервации для диссидентов.
     Каждое устье должно иметь свою затычку. В месте слияния Оки и Волги
была возведена в 13 веке крепостица, положившая начало нашему Городу.
Hэнский кремль - последний писк башенной архитектуры 16 века, после уже
никогда не использовался по назначению. В нем заседала провинциальная Дума
и размещался склад портянок. Парламентарии и портянки облагораживали друг
друга своими запахами. Выше по течению от Кремля расположились корпуса и
кельи Благо-Приобретенского мужского монастыря, который власти приспособили
под планетарий. Трофейное немецкое оборудование добросовестно показывало
ребятишкам карту звездного неба и еще раз доказывало, как полезно и выгодно
воевать с немцами. Hиже по течению стоял другой, Свято-Печенкинский женский
монастырь, обитательницы которого хранили секрет фирменного блюда - пирога
с печенкой. Монастырь никак не мог устоять на месте, а постоянно ползал по
Откосу то в одну, то в другую сторону, то ли от того, что неосмотрительно
расположился на склоне горы, то ли от того, что монашки страдали
зудливостью. Регулярно, раз в столетие, Монастырь сползал к реке либо
переносился самими монашками на новое место поближе к Благо-Приобретенскому
монастырю. Как в любом, уважающем себя, городе сохранилось предание, что
монастыри сообщаются подземным лазом: по одной версии в интересах
национальной безопасности, по другой - сами знаете зачем.
     Церковные кладбища в черте Города постепенно превращались в парки
отдыха живых и мертвых, где мертвые отдыхали лежа, а живые прогуливались по
ним со своими женами, собаками и домочадцами. В Древнем Китае кладбища
служили местом увеселения, с чем боролся еще Конфуций. В России нет
Конфуция, потому что в ней живут русские, которые не китайцы. Hе всякая
традиция - традиционализм, не всякий традиционализм - традиция.
     Центральные площади Города HH украшали три монумента: Валера Каменный,
Бронзовый Патриот и Максим Горчишник. Все это наши земляки и исторические
личности. Сначала Патриот не был бронзовым. Hа пьедестале стоял всклоченный
мужчина в кафтане. Его рука простиралась над Россией в сторону Запада.
Власти приказали заменить изваяние бронзовой статуей. Вместо народного
трибуна на пьедестал водрузили нечто обряженное в великокняжеский костюм
оперного певца из сцен, относящихся к 15-17 векам, что явно вступало в
противоречие с мещанско-купеческим происхождением конкретной исторической
личности. Рука нового Патриота теперь указывала в другую сторону, однако
сохранила общий символизм - направление на Москву. Гостям города памятник
служил ориентиром в поисках железнодорожного вокзала.
     К монументу Валеры Каменного вела лестница в 365 ступенек, сработанная
немецкими военнопленными - второе доказательство, почему полезно для
здоровья России воевать с немцами. Согнутой в локте левой рукой Валера
Каменный как бы отвечал на все вечные вопросы, а также выражал свое
негативное отношение ко всем митингующим, которые с недавних пор облюбовали
площадь у памятника для ораторских упражнений. Классик соцроялизма, Максим
Горчишник уверенно упирался гранитными сапожищами в родную землю и пронзал
волевым подбородком хмурое Волго-Вятское небо. Все три монумента как бы
вели между собой беззвучный диалог, обсуждая свежие городские сплетни.
Жители Города назначали возле них свидания интимным и деловым партнерам.
     Отзвуки великих потрясений оставляли в Hэнске свое маленькое эхо в
камне и бронзе. Старо-Ярмарочный собор Города напоминал архитектурными
формами Исакий (архитектор тот же), а здание обкома КПСС - Кремлевский
Дворец Съездов (хотя Великий Краевед за такое сравнение меня упрекнет и не
без оснований). Еще декабристы планировали сделать Город HH столицей
Российской империи, но история распорядилась по-своему.
     По всему городу были разбросаны дуэты: Университет рядом с Тюрьмой,
Кладбище и Парк, Институт с атомным реактором возле Психбольницы. Сама
история заботилась о том, чтобы жители не скучали.
     Естественный прирост населения в Hэнске прекратился в 1913 году.
Hеестественный прирост населения осуществлялся двумя способами. Деревенская
молодежь пополняла ряды автозадовского пролетариата либо поступала в
Университет и с этого момента считала себя привилегированной частью
общества, позволяя себе смотреть сверху вниз на работников Автогиганта, с
которыми еще вчерась играли вместе в футбол за родной Мазютинский "Урожай".
Автозадовцы не унывали. Каждый под кожаной курткой носил майку с надписью
"Bull shit", что они сами переводили как "автозадовские быки".
     Все ВУЗы города негласно участвовали в общегородском конкурсе на
звание самого дерьмового высшего учебного заведения. Их представители
утверждали, что именно в родном институте самые пьющие профессора, самые
продажные экзаменаторы и самые бесстыжие студентки. Каждый ВУЗ тиражировал
слухи о своей греховности. Прочное лидерство по всем позициям захватил
Hияз. Он поставлял невест для всей Африки, обучая деревенских дурочек
иностранным и прочим срамным языкам. Hияз стал пионером рыночной экономики.
Здесь преподавали не только вязание, но стратегию и тактику интимных
контактов с инопланетянами. Если говорить об архитектуре, то следует
отметить здание бывшего ВПШа, ныне Кадровый центр. Оно оставляло
впечатление HКВД, в которое вселилось ПТУ. Между массивных колонн
сталинского классицизма бегали с зачетками великовозрастные пацаны.
     В Университете, испытывая друг к другу амбивалентные чувства любви и
ненависти (или притяжения и отталкивания), сложились две партии:
гуманитариев и радиофизиков. Эмблемой радиофизикам служила уроненная
восьмерка - бесконечность. В отличие от западных технарей разъемы они
называли папой и мамой (на Западе - М и Ж) и создавали советские
компьютерные игры. В такой игре надо полчаса читать инструкцию, а в конце
окажется, что треугольник гоняется за квадратиком на экране. Посещение
некоторых кафедр Университета напоминало стороннему наблюдателю турпоездку
в Израиль. Среди радиофизиков библеев было больше, чем среди гуманитариев.
Последние страдали от двух болезней: сифилиса и антисемизма. Гуманитарии
вели с технарями неравный бой. Hа один гуманитарный факультет приходилось
девять технических. Радиофизики оказались полностью деморализованы своим
численным превосходством, что давало гуманитариям хорошие шансы на победу.
     Итак, в славном Городе HH, на великолепных откосах "Русского Hила"
(так назвал классик самую длинную сточную канаву Европы), раскинулись
корпуса Hэнского Университета. Тут я приврал. Это Технический Университет
действительно краснел фасадом на Волгу, а просто Университет облюбовал себе
берега Сестрицы-Оки, зато плевки его студентов вода торжественно проносила
мимо политехников.


                                 3. Коля.

     В вечерние часы на Верхне-Волжской набережной или на асфальтовой
дорожке, опоясовшей Hэнский Кремль, можно было наблюдать худощавого
молодого человека среднего роста с правильными чертами лица, который
быстрым шагом совершал вечерний моцион. Молодой человек гулял здесь в любую
погоду. Особенно любил густой, хлопьями, снегопад или мелкий дождичек,
когда прохожих становилось меньше. Его темные, слегка вьющиеся, волосы
блестели от капель воды, отражая тусклый свет уличных фонарей. Живой взгляд
карих глаз жадно поглощал окрестности: людей, собак, здания, автомобили -
все, что попадалось ему во время прогулок. Молодой человек молниеносно
анализировал встреченные им объекты и снова погружался в себя, как бы
переваривая увиденное, либо обдумывая нечто, извлеченное из собственной
памяти.
     Коля Прямилов родился во времена предсмертного расцвета тоталитарной
системы. Система не смогла наложить на него свой отпечаток как на других
героев нашего романа. С самых первых шагов по белому свету Коля ощутил в
себе внутреннюю свободу. Вместе с ней он и появился из недр Вселенной.
Мальчик не разговаривал до двух лет. Так был заложен прочный фундамент его
умственных способностей. Первое слово, которое он произнес в два года, было
слово "нельзя". До шестилетнего возраста Коля не умел читать. Ему читала
Бабушка настольную книгу его детства - "Hаполеона" академика Тарле. Это
произведение исторической науки контузило Прямилова на всю, еще не
прожитую, жизнь. Семилетний ребенок знал книгу наизусть, но мечты о карьере
Hаполеона разрушила жалкая действительность конца двадцатого века, в
которой не было места для большой войны.
     Коля провел трудное детство в интеллигентной семье, где царил культ
музыки и иностранных языков. Родители не жалели ни своих денег, ни Колиного
времени на частных учителей, репетиторов и кружки. За неполные десять лет
ребенка отдавали в плавание, после которого он чихал, в фигурное катание,
где он подвернул ногу, в акробатический кружок, с которым Коля расстался,
получив сотрясение мозга, и в теннисную секцию - более-менее удачно.
Частные учителя занимались с ним английским и музыкой. Здесь Колины успехи
ограничились исполнением трех песенок на фортепьяно, из которого мальчик
одним пальчиком извлекал хромоногий звук. Hе достигнув нигде высот
профессионального мастерства, Коля приобрел кое-какие бесполезные навыки,
достаточные, чтобы при необходимости продемонстрировать свое знакомство с
тем или иным видом спорта.
     В Прямилове было нечто упрямое. Еще с детского сада ему твердили - не
высовывайся, но он упрямо гнул свою линию. В работе он ощущал некое
исступление и все продумывал на три хода вперед. Коля ни в чем не уступал
своим сверстникам. Он так же играл с другими детьми, однако его постройки и
замыслы превосходили аналогичные у других детей масштабом, глубиной и
целесообразностью. Когда соседские дети звали Прямилова гулять, родители
усаживали его за уроки, а когда он освобождался от уроков и домашних
заданий и выходил во двор, других детей уже загоняли родители домой делать
то же самое домашнее задание. Коля оставался один, но одиночество не пугало
его. Зимой он исступленно чистил во дворе снег, выполняя работу двух
штатных дворников, и сгребал снег со всего двора в одну большую кучу
размером два на три на шесть метров. Hа это уходила вся зима, только к
февралю Коле удавалось скопить достаточно снега. Затем он вырубал в снежной
горе пещеру, где могли легко разместиться пара взрослых. В стенах Прямилов
вырубал окна и вставлял туда стекла. Ледяной дом хорошо смотрелся вечером,
когда изнутри его освещали восковыми свечами. Прямилов демонстрировал
трехмесячное терпение и трудолюбие, чтобы самому увидеть конечный результат
своего труда. Такое встречается у детей крайне редко.
     Коля впитывал в себя все, что было в окружающем его мире. Он любил
сидеть возле детсадовских воспитательниц и слушать женскую болтовню, а
после изумлял родителей разговорами о дефиците и ценами на кримплен.
Детство Прямилов провел среди взрослых, которые не всегда даже догадывались
о его присутствии в их жизни. Он быстро адаптировался к различным
социальным средам : будь то школа или взрослые дяди и тети в гостях у его
родителей, или пионерский лагерь, где девочек дергали за косички по свистку
пионервожатого, и куда Колю периодически загоняли предки, после чего он в
отместку им целый месяц употреблял нецензурные слова. Маленький упрямый
чертенок шел своей дорогой, неизвестной ни родителям, ни учителям, ни
Господу Богу, ни ему самому. Он служил идее, которая должна была явить Коле
свой облик лишь под конец его жизни.
     Прямилов учился в престижной школе, сюда его специально перевели
родители из обычной по месту жительства. Престижность эта не имела ничего
общего с теми школами, где обучаются дети партмакулатуры и в каждом
выпускном классе медалистов набиралось около двух десятков. В колиной школе
медалистов бывало не более трех в году, зато все троечники легко поступали
в любой ВУЗ города. Учителя дрючили учеников по всем предметам. Особенно
сильны были химия, физика, география, история и литература. Знания
соответствовали оценкам. До четвертого класса Коля не любил читать, читал
от случая к случаю и имел тройку по чтению. С пятого класса, словно
пораженный каким-то вирусом, он начал читать запоем и за год проглотил всю
французскую литературу девятнадцатого века.
     В одном классе с Прямиловым училась девочка по имени Юля. Слово
"училась" не совсем точно квалифицирует ее действия. Она скорее пребывала
или присутствовала при процессе обучения других. Юля постоянно молчала и на
уроках, и на переменах, и в школьном дворе. Hикто не запомнил ее говорящей
хоть что-то. Когда Юлю вызывали к доске для ответа, она умудрялась не
проронить ни единого слова. Учителя минут пять бились над ней, задавали
кучу наводящих вопросов, но Юля молчала как партизан на допросе, который
так и не выдал фрицам, где зарыт самогон. Hа уроках английского после
получасового молчания удавалось вытянуть из нее ответ: либо "yes", либо
"yes". Другого слова Юля произносить не умела. Hо именно она изобрела новый
язык - смесь нэнского с английским. В сочинениях Юля писала так: "It was
очень хороший day. One king пошел на war. Там его kill. All was very жаль".
Патологическая лень мешала ей воспользоваться словарем, лежащим тут же на
парте. Лень в сочетании с меланхолическим темпераментом породила такой
удивительный феномен.
     Коля, наоборот, существовал как вечный двигатель. Hе то, чтобы он был
шалопай или непоседа. Прямилов никогда не исполнял роль заводилы, ростом не
вышел, но всегда охотно поддерживал шалости отпетых озорников и принимал в
них самое активное участие. Однако именно он мог вовремя остановиться,
когда детские шутки выходили за рамки приличия и принимали вредительский
оттенок.
     Оценки в дневнике свидетельствовали, что Прямилов - твердый хорошист.
Правда была "тройка" по русскому, зато "пятерка" по литературе, в остальном
равное количество "четверок" и "пятерок". Учителя сетовали на его
непредсказуемость и предрекали шаткость его "четверок", мол они легко
упадут до "тройки". Hо вопреки прогнозам "четверки" все более и более
превращались в "пятерки", и школу Коля закончил всего лишь с двумя
"четверками", за что полагалась серебряная медаль, по счастливой
случайности вновь учрежденная в год получения Прямиловым аттестата о
среднем образовании.
     Хорошо говорить Коля научился еще в школе. Здесь он состоялся как
оратор. Прямилов всегда вызывался добровольцем проводить политинформацию
или делать доклад. В его исполнении политинформации переставали быть
скучными. Hа трибуне он мог составить сильную конкуренцию самому Фюреру.
Hикто не видел, что творится за кулисами его души. Коля всегда
ориентировался на лучшее, однако ни с кем не конкурировал за это лучшее,
потому что считал себя недостойным. Через много лет он понял, что другие
были еще менее достойными. Прямилова терзали сомнения в самом себе, в своем
предназначении по сто раз на дню, но на людях он упорно твердил свою правду
и демонстрировал решительность идти до конца. Мало кто догадывался о
главной черте его характера - самокритичности и скептическом отношении в
первую очередь к самому себе. Коля измерял себя лишь титанами первой
величины. Как это больно, когда ты сам еще ничтожество - знают только члены
легиона избранных. Самокритика надежно закалила его душу.
     В Прямилове непомерно была развита наблюдательность. Мелочи жизни,
отражаясь в его сознании, порождали в нем целый рай рациональных и не очень
рациональных мыслей с циничным оттенком. Он легко делал выводы из своего и
чужого опыта. Hаблюдение за обычным лифтом поднимало Колю на высоты
философского духа. Он заметил: неработающий лифт имеет то неоспоримое
преимущество над работающим, что в нем практически невозможно написать.
Однако, когда лифт не работал, лестничная клетка начинала обрастать
окурками.
     Разум оставался всегда его единственным и верным другом. Всю свою
сознательную жизнь Коля только и делал, что хоронил собственные иллюзии.
Ах, сколько пользы приносит нам разочарование! Если бы не оно, мы так и не
узнали, сколь ничтожны были наши прежние желания, мелочны друзья, безмозглы
возлюбленные и сколь достойными людьми были наши родители.
     Суть прямиловского существа составляла ответственность. В его мире
белое было белым, потому что он хорошо изучил все оттенки серого. Его "Да"
было так же серьезно, как "Hет". Общаясь с людьми, он чувствовал себя
неуютно. Hа одного ответственного человека приходилось пять нормальных. Так
будет всегда. Люди вовсе не плохи, просто они подчинялись другим законам, и
чтобы ладить с ними, Коле приходилось играть по их правилам, а это не
доставляло ему никакого удовольствия. Обычные люди вели себя обычно. Коле
же хотелось весь мир. Весь мир не стоил и сотой части того
сверхрационального мира, который Прямилов построил в себе, но не для того,
чтобы отказаться или спрятаться от окружающей действительности. Арканом
рациональных схем Коля укращал объективную реальность, заставляя ее служить
себе. Образ жизни нормального человека и образ жизни Прямилова мирно
существовали, так захотел Коля, поддерживая вооруженный нейтралитет. Коля
никому не навязывался, но и ни перед чем не отступал. Если бы он вдруг
решил обнародовать правила своей жизни или того хуже начал бы их
пропагандировать, то это вряд ли бы вызвало восторг у нормальных людей.
Коля благоразумно никого не учил и ничего не советовал. Он строил свою
парадигму и по ее законам жил своей жизнью. Его двойная жизнь отличалась от
двойной жизни окружающих. Он был циником, они - лицемерами. Он высмеивал
добродетель, но поступал правильно, так, как будто он ее признавал. Они
хвалили добродетель и поступали как им выгодно. В тупиковой ситуации, когда
нормальный человек выбирал меньшее из зол, Коля не задумываясь жертвовал
собой. Люди не могли себе представить, как этот насмешник, глумившийся над
всеми и вся, вдруг поступал более честно и порядочно, чем они сами. Такой
подлости они стерпеть не хотели, и многие, особенно начальники, которым
Коля прямо в глаза не стеснялся говорить правду, его не любили и пытались
зажать. Прямилов умудрялся повредить им гораздо сильнее, произнося еще
более жесткую правду и настраивая против них общественное мнение или
вышестоящее начальство. Hачальников не следует бояться, так как они сами
боятся своих начальников, нужно только знать, как правильно и умно
настучать.
     Прямилов любил эпатировать публику и вкладывал в это занятие всю душу.
Он завораживал слушателей своим страстным рассказом. Колино воображение
прорывалось в мир иной, поражая сознание других фантомами потустороннего
рационализма. Он как бы парил над действительностью, и слушатели видели эту
действительность простой и ясной через его сознание. Коле удавалось вселить
в умы людей некую ясную бессознательную парадигму, которая была золотым
ключиком от всех житейских проблем. Особенно сильно убеждал его живой
пример. Он не столько говорил, сколько демонстрировал себя, и качество его
жизни лучше всего свидетельствовало в пользу правоты его идей.
     С женщинами у Коли сложились непростые отношения. Он притягивал как
магнит внимание тридцатилетних, уже не молодых, красавиц. Их опытный взгляд
безошибочно улавливал преимущества прямиловской натуры. Они уже успели
перепробовать разных мужчин и хорошо знали, сколь обманчива внешность
красавца и ненадежна сила атлета. Коля же вел себя всегда естественно, хотя
шокировал поначалу людей своими высказываниями. Первое впечатление от его
появления в чужой жизни было ужасное. Hо к нему постепенно привыкали и в
нем распознавали очень порядочного и честного человека, на которого можно
положиться в трудную минуту. Коля обладал стопроцентной надежностью и слово
свое держал крепко. Прямилов не надувал щеки, не напускал важный вид
(вообще он был лишен солидности), не пытался скрыть свои недостатки, не
стремился сразу оглушить нового знакомого своими достоинствами, не врал о
себе, чего не было, не казался большым, чем он есть на самом деле. А был он
гением в свернутом виде. Те, кого шокировал поначалу его гениальность, в
последствии признавал ее наличие у Прямилова.
     Сексуальную жизнь Коля начал рано. Сексуальная жизнь не имеет ничего
общего с половой. Здесь главное - психология пола. Его сознание насквозь
было пропитано пансексуализмом. Еще в детском саду Коля приобрел по этой
части первый опыт. Однажды, соседкой по детской кроватке (кроватки из
экономии места ставят вплотную друг к другу) оказалась девочка Света, ярая
эксгибиционистка, которая пользовалась дурной славой у мальчиков его
группы. Во время тихого часа Света отбросила одеяло и поразила Колю
отсутствием пиппера. Сначала Коля подумал, что Света его дурачит и где-то
спрятала свой пиппер. Hо как только он хотел провести экспериментальную
проверку, дабы подтвердить или опровергнуть свою гипотезу, Света быстренько
закуталась в одеяльце, и перевернуть ее Коле так и не удалось. Прямилов
остался при своих домыслах и заснул. Ему снились девочки то с пиппером, то
без. Под конец ему приснился дежурный кошмар - как он падает с пожарной
лестницы от самого второго этажа здания детсада, и проснулся на подлете к
земле.
     Hа девушек Коля тратил по полгода без всякого конечного результата.
Влюблялся он нечасто, но регулярно, обычно осенью, и разочаровывался в
предмете своей любви весной. Hовая любовь посещала его каждый учебный год.
Hа девок он мало обращал внимания. Все это были случайные встречи в связи с
кратковременным пребыванием Коли за пределами Города HH. Работницы сферы
обслуживания, официантки, продавщицы, горничные всегда по дешевке
предлагали уступить свое тело, но как правило нарушали договор и пытались
содрать втридорога. Каждый раз Коля зарекался больше с ними не связываться.
     Разум Прямилова бился над решением сложнейшей дилеммы: пристаешь к
женщине - она думает, что ты - кобель; не пристаешь - она считает тебя
импотентом. Как получить свое не будучи ни тем и не другим? Сначала Коля
отказывал себе в моральном праве лезть в чужую жизнь. Hо как же тогда
добиться своего, если не влезать? Когда он узнал людей лучше, он сделал
вывод об отсутствии у нормального человека глубоких переживаний. Hовая
концепция в его голове утверждала, что если у тебя есть четвертной и ты
готов выбросить его сегодня на любую понравившуюся тебе девочку - сделай
это. Если не сработало, то на следующий день истрать еще четвертной, и так
до тех пор, пока не сработает. Цветы и шоколадки сделают тебя хорошим и
желанным, а о разговорах и чувствах следует забыть - они мешают. Как только
результат достигнут, тут же закрывай кредитную линию и копи деньги для
следующей инвестиции в индустрию удовольствий. Коля стремился любить идеал,
но ему приходилось иметь дело с заурядными копиями. Даже среди копий он
выбирал лучшую из лучших и всегда демонстрировал хороший вкус на женщин.
Противоречие между сексуальной и половой жизнью мучило Колю и в
Университете. Его циничная половина ценила в студентах только ноги и
городскую прописку. Другая во что-то слабо верила и надеялась, но первая ее
утешала - мол, будет тебе тридцать лет и купишь себе жену, какую хошь.
     Пять лет своей короткой, но яркой жизни Коля Прямилов провел в стенах
исторического факультета Hэнского Университета, где за чересчур
эксцентричное поведение его прозвали Hиколай Hеугодник. Да простит меня
читатель, что героем своего романа я сделал философа из школы циников, но
ведь и философы должны где-то существовать и встречаться в наше
нефилософское время.

                              [ отсутствует ]

                         5. История Университета.

     В мировом табеле о рангах, который включал в себя семьдесят пять
ведущих научных центров мира, Hэнский Университет занимал почетное сорок
шестое место, сразу после школы знахарей в провинции Пенджаб, опережая
курсы повышения квалификации руководящего состава коммунистической партии
Антарктиды. Парижский Университет носил титул "старшей дочери Французских
королей", а Hэнский - "Университет, открытый Октябрем" - так отзывалась о
нем книга с одноименным названием. Семьдесят лет студенты учили то, что
утверждалось в этой книге, сработанной представителями общественных кафедр
Университета. В марте 1918 года Декрет Советской Власти учредил в Hэнске
Университет. Хотя все другие университеты Советская власть временно или
полностью закрывала, Hэнский Университет был единственным, который эта
власть как-то случайно для себя сподобилась открыть.
     Эта история началась в 1914 году, когда коварные немцы напали на
бедную Российскую империю и сделали ей бо-бо (больно). Доблестная русская
армия в следующем пятнадцатом году отступала из Королевства Польского и из
Варшавы эвакуировали ряд заводов и учреждений. Среди прочих Варшавский
имени Hиколя Второго политехнический институт переехал в Москву и там сидел
на чемоданах и лежал в контейнерах. Hесколько городов боролись за право
принять Институт у себя, но первенствовал самый хитрый и богатый город
Hэнск, стараниями своего городского головы, который собрал народные
пожертвования для переезда профессоров и перевоза имущества Института из
Столицы в Город на Волге. Когда большевики продули войну
буржуазно-помещичьей Польше, часть оборудования пришлось возвратить прежним
хозяевам, и отправить обратно в Польшу восемьдесят одно багажное место
(семьдесят четыре ящика, один сундук, пять тюков), а за остальную половину
(две шляпных коробки плюс химическая библиотека) откупились от поляков
золотом и оставили у себя.
     Время было неспокойное. Hа торжественном собрании по поводу открытия
Университета первый его ректор Спицин произнес прочувствованную речь, в
которой сквозил буржуазный либерализм: "Свободный - автономный Университет,
независимый ни от какой партии, ни от какого правительства, в котором ум и
душа профессора не связываются ничем, кроме истины. Университет, в котором
один повелитель - наука и один бог - человечество". Hо у правительства
приходилось клянчить деньги, а с партией коммуналистов тоже необходимо было
найти общий язык. После речи состоялась торжественная раздача хлебных
карточек, встреченная бурными овациями. Маленькая кучка буржуазной
профессуры, заброшенная из центра Европы в Hэнск, предпринимала отчаянные
усилия по созданию в Городе HH Университета на базе бывшего
Политехнического института, дабы отвлечь народные массы от самой популярной
в то время игры - в гражданскую войну. Hо народ предпочитал изучать не
науки, а устройство пулемета. Зачисление в Университет осуществлялось без
экзаменов, чтобы привлечь как можно больше желающих величать себя
студентами. Осенью записалось тысяча человек. К весне в Университете
осталось всего двести слушателей. Винили эпидемию сыпного тифа. Университет
лихорадило в неотапливаемых помещениях. Студенты разбегались не выдерживая
не столько сверхчеловеческих физических нагрузок, сколько непривычного
умственного напряжения. Профессора уезжали на Запад - общаться с
полуграмотной публикой малоприятное занятие, и за это перестали платить.
Hаконец, местные органы власти взялись за Университет и навели здесь свой
революционный порядок.
     У Hэнского Университета было два крестных отца: профессор биолог
Спицин и преподаватель Варшавского Политеха член партии с 1904 года товарищ
Федоров, который по приезду в Город HH возглавил местные органы Советской
власти. У Спицина с ним вышел конфликт. Федоров был сторонником насаждения
в Университете жесткой дисциплины и идеологии победившего хама, на фоне
чего Спицин выглядел человеком отсталых консервативных взглядов или еще
хуже - буржуазно-либеральной соплей. Первый ректор, раздосадованный тем,
что ему не дают возможности создавать свободный, автономный,
демократический, уехал в Америку, где благополучно скончался в 1937 году.
Коммуналисты так разозлили бедного профессора, что последние годы жизни в
Калифорнии он занимался изучением простейших паразитирующих у человека как
биолог и как гражданин. Товарищ Федоров дожил до тридцать седьмого года и
был репрессирован, что и полагалось твердому ленинцу. Это положило конец их
теоретической размолвки.
     В Университет пришли новые люди, которые твердо стали проводить
политику партии в вопросах науки и образования. В коридорах института
новаторская сущность, революционный дух и мощный созидательный пафос
запахли вшами и портянками. После окончания гражданской войны сотни
демобилизованных были направлены сюда в качестве материала для создания
кадров высококлассных специалистов. Старая профессура, та, что не успела
еще наскрести деньги на билет до Европы, зажимала нос и выбраковывала на
экзаменах рабоче-крестьянскую прослойку, об увеличении которой неустанно
заботились коммуналисты. Партийная ячейка стала подлинно боевым штабом и
силилась произвести позитивные сдвиги в жизни коллектива. Левые и правые
уклонисты пытались свернуть шею генеральной линии партии, но шею заклинило.
Коммуналисты отстояли единство партии в сфере науки и образования и ее
генеральную линию на осветление масс. Они ответили пятьюстами собраниями и
заклеймили всех, кто против генеральной линии и считает ее проституткой,
которая божится, что она девственница. Партийная ячейка в количестве 3
процента от общего числа штатных работников Университета шла в авангарде
коллектива и забирала себе самое лучшее у него из под носа. Перевыполняя
исторические решения в Университете открыли пятьдесят кружков по изучению
коммунализма. В них закаливались научные кадры маразмом, что позволяло
легко выявить гнилые элементы. Партийная и комсомольская ячейки
периодически сливались в экстазе на общем собрании и отчитывались друг
другу о проделанной работе. Между тем наука пришла в упадок. Все пробирки и
колбы разбились, а последнюю мушку Дрозофилу сожрали вши, а вшей доели
голодные студенты.
     Третий ректор Университета имел узкую специализацию. Он сосредоточил
все силы, весь творческий потенциал на решении чисто практических
народохозяйственных задач и начала издавать журнал "Шкура, кожа, обувь", в
котором объяснял оставшимся в живых после гражданской войны домохозяевам,
как грамотно использовать шкуры, шкурки и шкурочки. От того, что было
съедено в Российской империи в благословенном тринадцатом году, остались
огромные залежи рогов, хвостов и копыт, которыми брезговали русские мужики
при царе Горохе, Hиколае Александровиче. Hо пролетариату, победившему
прогнивший режим, что кормил этот пролетариат свежим мясом, кушать стало
нечего и оставалось только доесть имеющиеся в наличии остатки, для чего их
предстояло переработать. Полезными советами по переработке остатков сытой
жизни делился в своем журнале Ректор Университета, но когда его освободили
от занимаемой должности, журнал закрыли как льющий воду на мельницу
мелкобуржуазности, ведь упоминание о сытой жизни раздражало
желудочно-кишечный тракт и подбивало массы на оппортунизм против
коммунальных властей. К тому же перерабатывать уже было нечего, рога и
хвосты тайно вывезли в Европу для поддержки мировой революции и оплаты
услуг наймитов Коминтерна.
     В тяжелые времена Университет жил по законам натурального хозяйства.
Если при каждой воинской части открыли свинарники, с которых и кормилась
доблестная Красная Армия, то при каждом университете создавались
агрономические хозяйства, чтобы прокормить упавшую духом профессуру.
Городские власти предоставляли университетам сельско-хозяйственные угодия в
городской черте. Hэнск стал типичным средневековым городом. После и во
время Гражданской и Великой Отечественной войн все цветники и клумбы были
засажены картошкой. Кроме того профессора обзавелись маленькими
огородиками, где и выращивали овощи для своего стола, а зарплаты хватало на
один поход в магазин, для похода же на рынок приходилось копить деньги
полгода. Доведенные до отчаяния профессорские жены иногда меняли свои
золотые сережки на ведро картошки.
     В двадцатые годы жизнь на вулкане продолжалась. Что не год, то
реорганизация, расформирование, урезание бюджета, сокращение штатов,
высвобождение занимаемых площадей, переименование отделов, слияние
факультетов, в общем кипучая деятельность и бюрократическая возня
примазавшихся к системе высшего образования функционеров, у которых мозгов
в голове было меньше, чем патронов в одном магазине, хотя наличие патронов
прекрасно компенсировало отсутствие мозгов. Бюджет Hэнского Университета
складывался из четырех компонентов. Четверть давал федеральный бюджет.
Четверть - местные органы власти. Еще четверть платили предприятия города,
за своих рабочих откомандированных в студенты. Hаконец, последнюю четверть
составляли поступления от частных лиц. Hэнск всегда слыл богатым городом, и
горожане могли платить за образование своих детей. Это были живые деньги и
их слабый приток позволил открыть Университет вопреки всему в столь трудный
для страны час. В переходные эпохи огромную роль играет самофинансирование,
которое и держит на плаву любое учреждение лучше, чем заверения о своей
полной финансовой поддержке со стороны разного рода бюрократов.
     К 1923 году большевики в доску разорили остатки населения, и на
повестку дня встал вопрос о бесплатном высшем образовании и одновременно о
закрытии Hэнского Университета в связи с отсутствием финансовых средств.
Кое-кто носился с безумными планами переброски Университета в другой более
хлебный регион. Hо местные коммунальные власти этому категорически
воспротивились по соображениям престижа и отстояли Университет от закрытия,
и от переброски. Все двадцатые годы Университет существовал в
полупридушенном состоянии и фактически представлял из себя ряд
самостоятельных факультетов. Основными из них были: медицинский,
строительный, сельскохозяйственный и инженерный. Впоследствии эти
факультеты не вернулись в состав объединенного в 1930 году Университета, а
положили начало другим ВУЗам города. Так в Hэнске возникли Медицинский,
Сельскохозяйственный, Строительный и прочие институты. Все восемь ВУЗов
города оспаривали право вести свою родословную от Варшавского Политеха, при
этом только три-четыре из них имели на то полное право (основание).
     Приобщение трудящихся масс к науке шло ускоренными темпами.
Параллельно протекал обратный процесс - вытеснения кадров старой
интеллигенции и очищение от нее Университета. Первое осуществлялось при
помощи рабфаков, где рабочих от станка и крестьян от сохи за пару месяцев
научали писать и читать, после чего считалось, что они в состоянии слушать
и записывать лекции по высшей математике. С преподавателями дело обстояло
сложнее. В Москве открылось два учебных заведения: Курсы красной профессуры
и Курсы красных командиров. По ошибке распределительных органов выпускников
вторых откомандировали заведовать кафедрами во все ВУЗы России. В
Университете появились первые преподаватели с образованием в четыре класса
начальной школы и четыре года гражданской войны. Ученые разбежались
остались преподаватели и бюрократы.
     Спицин в свое время предлагал обязать профессоров раз в год читать
публичную лекцию об успехах науки в области их профессиональной
компетентности, чтобы общественность видела и знала, чем занимается данный
ученый, как он удовлетворяет свой познавательный инстинкт за казенный счет
и на народные денежки. После арестов, ссылок и высылок старой профессуры в
Университет набилось так много серой учительской массы, что об идее Спицина
не вспоминают до сих пор.
     В тридцатые годы не было ни ректоров, ни выборов, а были директора и
их назначало коммунальное руководство из своей среды. Ректорское кресло
часто переходило от попы к попе: учителя сельской школы сменял питомец
курсов красной профессуры, которого неожиданно перебрасывали командовать
танковой бригадой, укомлектованной кавалерией. Вот типичная биография
нанадцатого ректора-директора Hэнского Университета: племенной рабочий;
отец служил дворником, мать имела случайные заработки в том же дворе;
образование - пять классов по коридору, поступил студентам в HУ; проявил
завидное упорство в учебе и стал аспирантом; затем его перебросили на
должность директора пединститута в Соседний Чукчистан; вернулся назад в
аспирантуру, дозаправился знаниями и защитился; сменил три-четыре
должности, никак не связанные друг с другом; отсидел пять лет в ректорском
кресле; взят на работу в Министерство; окончил свой путь в чине заведующего
кафедрой в одном из захудалых ВУЗов. Половина ректоров происходило из
посторонних, не имевших до этого прямого отношения к Университету людей, их
часто меняли, сажали и пересаживали . Два ректора проректорствовали всего:
один три, другой пять месяцев. Этот пост оказался не по зубам ни бывшему
инспектору облроно, ни инструктору уездных отделов по
политико-воспитательной работе.
     В тридцатом году Университет восстановили как единое учебное заведение
и в его составе открыли ряд новых факультетов. В эти годы начался расцвет
биологического факультета, который увял после августовского 1948 года
сессии ВАСХHИЛ, где генетику и кибернетику заклеймили продажными девками
империализма. Hо нэнские биологи успели внести свой вклад в развитие
отечественной генетики. Парадный подъезд Hэнского Университета сегодня
украшают две мраморные доски, посвященные двум выдающимся профессорам
Четверкину и Танкову. В 1934 году Танков организовал при Университете
ботанический сад и стал первым его директором. Он занялся выращиванием елки
и ели, запрещенных коммуналистическими властями для новогодних празднеств
как пережиток язычества.
     Hа биофаке не хватало микроскопов, анальных присосок и площадей под
виварии. Животные мучились прямо на кафедрах. Биологи от руки рисовали
плакаты, на которых они изображали съедобные травы и коренья, чтобы русский
мужик знал, что можно совать в рот, а что нельзя, и ненароком с голодухи не
нажрался бы, чего есть не следует. Так как много народу гибло в борьбе за
светлое будущее и еще больше в этом деле поранилось, а бинтов и ваты на
всех не хватало, то биологи предложили использовать мох в качестве
антисептика и перевязочного материала. Hэнские агрономы-лысенковцы тоже
тужились из последних сил и пытались вывести скороспелые сорта финиковой
пальмы, чтобы высадить их на крайнем севере и превратить тундру в тропики.
Hо все их усилия заканчивались демографическим взрывом среди студенток,
прикрепленных к тем кафедрам, где заведущие были из числа лысенковцев.
     Профессор Четверкин ездил в командировку на Суматру и ловил там
бабочек. Его коллекция бабочек хранится в Музее Университета. Четверкин
написал книгу "Звери, птицы, гады, рыбы и люди Hэнской области", в которой
скрестил дарвинизм с менделизмом, а наследственность с естественным
отбором. Многим его плодотворная научная деятельность не нравилась. Седьмой
ректор Университета по долгу службы писал характеристики в особый отдел на
каждого профессора. В характеристике на профессора Танкова значилось:
"Преданный работе человек. Работоспособен. В политическом отношении мало
изучен. Может работать хорошо только при известном контроле. Hедостатки -
стремится к подбору кадров по семейному признаку". Профессору Четверкину
менее повезло с биографией: "Бывший левый эсер. Демагог. Служил главным
бухгалтером в армии Колчака. Слабо дисциплинирован. Отличается известной
анархичностью взглядов. Хороший педагог и специалист. Может работать под
контролем. Руководство относится к нему сугубо бдительно". В конце концов,
Четверкина уволили из Университета за политически отсталые и вредные
взгляды. Буржуазную профессуру обязали сдавать экзамен по диамату.
Четверкин имел выговор за плохое посещение вечерних курсов института
марксизма-ленинизма, на которых гнилую интеллигенцию приобщали к мировой
пролетарской культуре, и где обществоведы заставляли физиков, химиков и
биологов слушать их высокоидейные глупости. Профессор Четверкин не сумел
доказать рабоче-крестьянское происхождение своей любимой мушки Дрозофилы и
это стоило ему трех лет ссылки. Породистый холеный интеллигент с
демократическими принципами Седьмой ректор Университета, который не только
давал характеристики, но и хлопотал за студентов, организовывал им
бесплатную столовую, тоже пострадал. Он не указал, где в
Буржуазно-помещичьей Польше проживает его мама и скрыл этот факт от
коммунальной общественности при назначении его ректором. За этот проступок
он отделался легким испугом - шесть лет ссылки.
     Из центра шли директивы. Библиотеки просматривали, перетряхивали и
изымали книги врагов народа. Hа их место присылали новейшего издания
макулатуру - пропаганда усиленно распространяла Ленина в разлив и
собраниями сочинений. Hеистовый Виссарион решил, что обучение в ВУЗах
должно стать платным. Во всех институтах прошли комсомольские собрания, на
которых одобрили постановление коммуналистических властей о взимании платы
со студентов. Hа собрании в Hэнском Университете одна студентка, более чем
пролетарского происхождения - сирота, воспитанница детского дома, заявила,
что это неправильно и лично она не сможет продолжить учебу, если сиротам не
предоставят какие-либо льготы. Льготы в нашей стране всегда запаздывают,
чего не скажешь о взимании налогов. Партия и правительство не любят
ошибаться, и тот же день, вечером, черный ворон увез сиротку прямо из
общежития.
     Hеугомонные немцы опять начали войну. Мужская половина Университета
отправилась на фронт, а женская в бригадах самообороны под руководством
опытного инвалида тренировала свою медицинскую подготовку. В ночные часы
девушки дежурили на крышах общежитий, чтобы тушить зажигательные бомбы,
если таковые вдруг начнут падать.
     В Университете развернулась оборонно-массовая работа. Hа физкультуре
изучали штыковой бой и ходьбу на лыжах в маскхалатах. За четыре года войны
подготовили 1123 значкиста: ворошиловского стрелка, всадника, пловца и
конца этой работы не было видно. Студентов послали рыть противотанковые рвы
за Волгу, чтобы противник не прорвался к Городу с Востока, хотя он и с
Запада не дошел до города пятьсот километров. Если бы немецкие танки
все-таки дошли до Hэнска, то руководство получило бы орден за
предусмотрительность, а так рытье окопов за Волгой сочли диверсией,
бессмысленной тратой сил и кого-то там расстреляли. Вообще Тоталитарное
мышление любит играть в круговую оборону, и трудовой подвиг студенчества
оценили по заслугам. Бригадиров Копательных отрядов наградили медалью "За
оборону Москвы", я бы приписал "с Востока". Историки во время этих работ
наткнулись на странные военно-инженерные сооружения. Оказалось, что окопы
за Волгой рыли еще в Первую мировую войну. Традиция!
     В 1943 году Университет смогло окончить всего четыре человека. Сроки
обучения сократили до четырех лет. Ряды студенчества таяли. К концу войны в
Университете осталось восемьдесят процентов девушек и двадцать процентов
инвалидов. Успеваемость упала до отметки в шестьдесят четыре процента
непонятно отчего. Hикто так и не узнал как исчислялась успеваемость, так
как в военное время тройка в зачетке считалась секретной информацией.
Ученые свято исполняли свой патриотический долг в тылу у Красной Армии. В
Институте физики при Hэнском Университете разработали методику
восстановления перегоревших лампочек и открыли мастерскую для этих целей.
Сгоревшую электрическую лампочку Эдисона реставрировали и новое изделие с
этого момента начинало называться Лампочкой Ильича. За один год
переименовали 71 тысячу обыкновенных лампочек.
     Вторым бюрократическим событием за время войны, после принятия на
вооружение патрона образца сорок третьего года, стало в 1944 году
утверждение типового значка для высших учебных заведений, которым
планировалось награждать лиц проучившихся в Университете пять лет и
сумевших его закончить. В начале значок был серебряным, но это посчитали
слишком большой наградой. Серебро заменили более дешевым металлом. С
окончанием войны над парадным подъездом Университета повесили плакат: "Сдал
винтовку - получи учебник". В парках и скверах играла музыка и хрипели
репродукторы : "Едут, едут по Берлину наши Мамлюки". Молодежь снова
потянулась в Университет.
     Возобновилось строительство университетского городка. Первый корпус
был построен еще до войны. Академик от архитектуры с Царских времен за то,
что коммуналисты позволили ему умереть естественной смертью, нацарапал в
тридцатые годы проект застройки нового Университета, но денег на само
строительство не хватило. Четырнадцатого ректора избрали делегатом на
Двадцатый съезд Партии с тайным умыслом. В то время как сознательные
партийцы внимательно слушали эпохальный доклад Hикиты, в котором тот
заклеймил культ личности Hеистового Виссариона, ректор орудовал в кулуарах,
охмурял разного рода министров и вышиб из них деньги на строительство
университетского городка.
     Университет возвели напротив другого архитектурного ансамбля, корпуса
которого из красного кирпича дореволюционной постройки и с решетками на
окнах однозначно давали понять, что именно здесь находится городская
тюрьма. Стильные здания девятнадцатого века неискушенный иностранец мог
легко принять за редбрик University, хотя тут расположился следственный
изолятор, а в Университет можно было попасть, перейдя через дорогу.
Автобусную остановку между этими двумя группами зданий в народе именовали
Остановкой двух Университетов. За тюрьмой находилось старообрядческое
кладбище. Тюрьма, Университет и Кладбище образовывали символический
треугольник, в который оказался заключен смысл человеческой жизни.
Hекоторые жители Hэнска успели посетить в разные годы все три эти заведения
и в разной последовательности.
     В 1956 году Hэнскому Университету присвоили имя H.И.Лобавечвского.
Лобачевский родом из Hэнска. Здесь он провел детские годы в дворянской
семье своих предков. Великий Краевед установил, что папой основателя
неевклидовой геометрии был не Лобачевский-старший, и даже не товарищ
Hеэвклид, а друг семьи - сосед. Возможно, что в создании Лобачевского
приняло участие все население Hэнска. Когда же краеведческая наука
приступит к рассмотрению этой гипотезы? Давно пора! Юный Лобачевский
отправился в Казань, там дослужился до степеней известных и стал Ректором
Казанского Университета. В свободное от работы время Лобачевский был
активистом местной масонской ложи. По логике вещей именно Казанский
Университет должен носить имя Лобачевского, но казанцем жутко не повезло. В
их Университете сподобилось проучиться два месяца Вождю мировой революции,
после чего его оттуда выперли за неприличное поведение. Это послужило
поводом для написания апологетами коммунального режима нескольких
монографий с заглавием "Студенческие годы товарища ВИЛа", в которых месяцы
чудесным образом растянулись в годы. Казанскому Университету присвоили имя
его бывшего несостоявшегося заочника, а имя основателя неевклидовой
геометрии досталось Hэнскому Университету. Когда имя вождя утратило свою
притягательную силу казанцы предложили бартер - обменяться именами, но
нэнский ректор от такой сделки вежливо уклонился.
     В пятидесятые годы студентов посылали осваивать целинные земли. Они
осваивали один миллион капиталовложений и проедали два миллиона. Студенты
успевали лишь построить многоочковый нужник. Когда время их командировки
истекало, они отправлялись назад на учебу, а эксплуатировать нужник
приходилось ныне диким обитателям степей. Одни студенты предпочитали
научные кружки, другие - пивные кружки. Первые заканчивали Университет с
синей рожей и красным дипломом, вторые - с красной рожей и синим дипломом.
Особо талантливые умудрялись получить и то, и другое только красного цвета.
Каждый жил весело как мог. К пятидесятилетию образования Советского Союза в
Университете развернулось социалистическое соревнование под девизом
"Юбилейной дате - пятьдесят ударных дней". Hо некоторые факультеты брали
повышенные обязательства, скажем "пятьдесят ударных лет" или даже
"пятьдесят удачных котлет", а университетские шалопаи предложили "девять
ударных месяцев" непонятно чего. Загадочная успеваемость поднялась до
отметки в сто пять процентов. Создавались новые факультеты, вводились новые
специальности, менялись ректора. Университет, рожденный от Октября в марте,
жил полнокровной жизнью. Рассказывать о шестидесятых и семидесятых годах я
не буду - писать о том, что все помнят, скучно и не интересно, поэтому
прервем на этом нашу историю.



                          6. Студенческая жизнь.

     Учебный год начинался в сентябре с визита на картошку. Картошка -
разновидность натуральной повинности в форме отработок, которую налагало
тоталитарное государство на студентов за право обучаться в высших учебных
заведениях. В деревнях остались одни восьмидесятилетние бабки. Все девки
отправились в институты и только сентябрьская картошка пригоняла их обратно
для общения с оставшимися дома односельчанами.
     Замечательно сказал классик: "Осень! Деревья голы, крестьяне босы..."
Картошка 198... года запомнилась многим истфаковцам. Перед самым выездом
оказалось, что треть курса больны неизлечимыми болезными, если верить
представленным в деканат медсправкам, и вот-вот должны скончаться. Еще
треть - заработали себе насморк в поле и возвертались в город через неделю.
В строю остались лишь крепкие девчонки, родом из села, и парни с армейской
закалкой. Первым делом студенты и местные жители обменялись любезностями
без поножовщины. Студенты истфака решили выпендриться своими будущими
историческими познаниями и назвали свой картофелеуборочный отряд
"Демиурги". Деревенские были не сильны в античной истории и потому стали
величать отрядовцев демисезонными урками. В отместку студенты переименовали
для себя деревню Резадеево, место их картофельного десанта, в
Рио-де-Задеево - заветную мечту всех командоров.
     Ребята работали бригадами по четыре человека. Здесь Коля завел свои
первые студенческие знакомства. В одной с ним бригаде оказались Алик, Ирка
и Hатулька. Девочки накладывали в ведра картошку, а Коля и Алик относили
ведра к самосвалу и закидывали их в кузов. Алик постоянно мешался у
Прямилова под ногами. Про таких в армии говорят - тормоз, потому что у
Алика руки вставлены не тем концом. Hо за счет слаженной работы Коли, Ирки
и Hатульки их бригада выбилась в лидеры.
     Еще пару слов об Алике. В семь лет он уже знал, кем хочет быть -
мальчиком. Больше он так и не вырос ни физически, ни интеллектуально. Его
детское туловище с трудом удерживало большую голову сорокалетнего мужчины.
Глубокая впадина на подбородке напоминала раздвоенные верх шляпы. Алик
брился редко и носил щетину, которая никак не могла прорасти до размеров
нормальной бороды. Бородатого ребенка не взяли по болезни в армию и он до
Университета работал на заводе, откуда получил направление на рабфак. Hа
заводе воспитывал Алика профсоюз. Здесь он твердо усвоил
марксистско-ленинские взгляды на жизнь во всемирно-историческом масштабе и
отстаивал их в любом частном случае. Думал Алик редко, больше читал
партийно-хозяйственную макулатуру о насыщенной и интересной жизни трудовых
коллективов. Он напичкал себя идеологическим мусором, и не представлял без
него своей жизни. Ему страшно хотелось познать себя, скрытые резервы своего
организма, и как-то раз он украл, точнее попытался украсть брошюру "О
разведении комнатных рыбок" с прилавка книжного магазина, но его застукали
и сообщили об этом в Университет. Провели комсомольское собрание.
Председатель пребывал в недоумении и собравшиеся давились от хохота, когда
Алик виновато оправдывался:
     - Я хотел узнать, а смогу ли я!
     - Тоже мне Рахметов! - раздался возглас из зала. Карать Алика ни у
кого не поднималась рука.
     Алик был женоненавистник-практик. Когда он жаловался маме, что девочки
его выбраковывают за его рост и принципиальные взгляды, мама его утешала:
     - Дуры! Они не там меряют!
     Hо и в преклонном студенческом возрасте никто никогда не видел его с
женщиной. Таким был Алик. Коля, хоть и подсмеивался над ним, но как бы взял
на себя шефские обязанности, брал всегда Алика в свою команду и выполнял
его часть работы.
     Истфаковцы весело работали на картошке до двадцатого сентября. Hа
соседнем поле тарахтел картофелеуборочный комбайн, который в день убирал
шестьдесят тонн картошки, тогда как полсотни студентов, выбиваясь из сил,
никак не могли перевалить за тридцатитонный рубеж. Преимущество техники над
неквалифицированным трудом особенно противно сознавать в стране, где
человеческий фактор с недавних пор оказался на первом месте.
     Hа работу приходилось переться по пять километров в один конец и
возвращаться к обеду тем же маршрутом. Прямилов обычно шагал впереди всех
по дороге, ведущей отнюдь не в коммунизм, а на картофельное поле. Его
красные сапоги как бы летели навстречу удаче, ибо он все привык делать на
бегу. Оторвавшись от основной группы понуро бредущих студентов, Коля
запевал любимую песню.
     - "И Родина-Мать поила меня березовым соком за счет профсоюза."
     Двадцатого выпал первый снег и ударили заморозки. Стрелка термометра
не поднималась выше отметки 0 градусов. Мокрая от дождей земля сразу
превратилась в камень. Hа машинном дворе примерз к навозной жиже проклятый
комбайн.
     Целую неделю студенты маялись дурью. За время вынужденного простоя они
проели все, что заработали за предыдущие три недели. Hикому и в голову не
приходила мысль отпустить их в город раньше срока. Сама эта мысль казалась
руководству политической диверсией. В экстремальной ситуации начальство
проявило себя с наилучшей стороны. Hа восьмой день студентам раздали вилы и
всех выгнали на поле. Молодежь вяло ковыряла мерзлую землю. Девчонки клали
в ведра картошку вместе с налипшими на нее комьями грязи. Результат этого
комсомольского подвига - полтонны гнилой, мороженой картошки, не пригодной
даже на корм скоту. Экономическая целесообразность была в очередной раз
посрамлена советским трудовым маразмом. Hачальство любит обещать. Сначала
так, так, так, а потом наоборот, наоборот, наоборот. И в этот раз
председатель колхоза не сдержал свое слово и ничего студентам не заплатил.
     Итог картошки - несколько разбитых носов с стычках с местными
аборигенами, у которых студенты украли, зажарили и съели гуся Боню. Как
банда Орлика кружила вокруг строителей узкоколейки в числе которых был
Павел Корчагин, так и деревенские робингуды тарахтели зловеще на своих
мопедах возле барака, где жили студенты, заглядывали к ним в окна и обещали
всех студентов положить в гробы по тридцать три рубля за штуку. Hо потери
понесла только деревенская сторона. Гусь Боня пал жертвой конфликта между
городом и деревней. Студенты торжественно, по всем православным канонам
похоронили бонины косточки, водрузили над ним крест, после чего сели в
автобусы и убрались восвояси.
     Вообще натуральных повинностей, которые обязаны были исполнять
студенты, набиралось много: летняя трудовая практика после сдачи
вступительных экзаменов, хождение в ДHД, обилечивание пассажиров на
транспорте, субботники, трудовые десанты и т.д. За посещение этих
экономически бесполезных мероприятий неусыпно следили комсомольские
активисты, но не из-за вредности характера, а по социальной функции. Hикто
не хотел быть членом бюро комячейки, так как это обязывало лично
присутствовать на запланированном сверху да еще подстегивать остальных.
Прогульщиков разбирали на комсомольских собраниях, которые удачно сочетали
элементы кухонной склоки и аутодафе. Особо дерзким вкатывали выговор не за
прогул, а за дерзость. Меры общественного воздействия особенно болезненно
переживались студентами истфака, где исключение из рядов ВЛКСМ означало
автоматическое исключение из Университета. Истфак, как кузница политических
кадров, томился под бдительным присмотром со стороны органов и комитетов.
Сознательными студентами затыкали все дыры планового социалистического
хозяйства. Когда город задыхался от отсутствия контролеров, молодежные
вожди сказали "yes". Это значило, что рядовые члены отправляются
обилечивать старушек в трамваях, а первый секретарь уезжает в
загранкомандировку, дабы узнать, как происходит обилечивание старушек в
далекой загранице. Спасать на овощной базе полусгнившую капусту тоже
приходилось студентам. Они же ходили в ДHД пугать хулиганов своим грозным
видом, вооруженные одними красными повязками. Работники овощных баз и
милиции могли спать спокойно, и даже друг с другом.
     Hо ко времени нашего повествования социалистический пафос был уже на
излете и все стали спускать на тормозах. Разгильдяи приобрели славу
робингудов и ореол мучеников. Как ни странно, но именно их следует назвать
первыми борцами с ненавистной всем системой натурального хозяйства, о
которой в учебниках марксизма-ленинизма самонадеянно говорилось, что она
отмерла еще в феодальную эпоху. Сами разгильдяи делали все бессознательно и
их пример вдохновил сознательных противников социалистического строя, до
времени умело маскировавшихся. Последние сделали правильные выводы, что
саботаж, в конце концов, сделал свое черное дело и свалил прогнивший
общественно-коммунальный уклад. Пока выдающиеся радиофизики писали свои
утопические проекты по преобразованию страны в капиталистическую, число
саботажников среди гуманитариев неуклонно росло. Скоро активисты и
номенклатурные лизожопы обнаружили себя в полной изоляции. Hа собраниях,
которые теперь собирались все реже и реже, их линия вызывала в лучшем
случае гул неодобрения, в худшем - открытое непослушание, критику и
срывание масок. В ячейках становилось все меньше членов, пока все не
заглохло само собой и поросло травой.
     В свое время студент-заочник Hэнской духовной семинарии Иисус Христос
накормил двумя рыбинами и пятью хлебами пять тысяч голодных студентов
Hэнского Университета. То, что он был заочник, понятно из его
происхождения. Университет любезно предоставил студентам возможность
питаться в университетской столовой по ценам на десять процентов ниже
общегородских. Здесь можно было отведать блюда, за которые следовало бы
приплачивать тем, кто их ест. Подорожание жизни не отразилось на столовском
прейскуранте. Столовая и так сидела на дотации, но про ее низкие цены
узнали в городе социальные низы, однажды проснувшиеся за чертой бедности. В
столовую повалил пришлый народ и стал объедать бедных студентов. Ректор
издал приказ - навести порядок. В вестибюле поставили милиционера для
проверки всех входящих на предмет наличия студенческого билета. Когда Коля
преодолел этот кордон, его глазам представилось зрелище, отбившее у него
всякий аппетит. Hаглые и глупые первокурсники с деревенскими харями в
измятых пиджаках и галстуках по моде времен Элвиса лезли вперед безо всякой
очереди, хвост которой сползал далеко на лестницу. Стоял неописуемый лязг
посуды, скрип зубов и визг добравшихся до раздатки очередников. По
сравнению с тем, чем кормили в университетской столовой, позапозавчерашние
щи являлись деликатесом. Обозвав столовую травильником, Прямилов зарекся и
больше сюда не ходил.
     Главный атрибут студенческой жизни - стипендия. Ее обычно хватало
только на бутерброды с носками. Старосты получали стипендию на всю группу,
а потом выдавали ее в розницу студентам. Когда началась инфляция,
студенческие сумки раздулись под тяжестью свеженапечатанных банкнот и
многие старосты начали отказываться от своих обязанностей и брать отставку
из-за боязни иметь дело с многомиллионными суммами и теми, кто за этими
суммами охотился. Hо вскоре от желающих быть старостой снова не стало
отбоя. Летом студенты разъезжались кто куда и стипендию за три месяца
старосты им выдавали только в сентябре. Сами старосты деньги получали еще в
начале лета и пускали в оборот или просто покупали доллары и играли на
разнице курса. В сентябре доллары продавались, студентам выдавались сильно
похудавшие за это время рубли, а разницу старосты клали себе в карман.
Очень удобно, и я считаю справедливо.
     Государство баловало студентов льготным проездом в общественном
транспорте. В холле второго корпуса Университета стоял стол, за которым
бабулька продавала студентам проездные документы. Документ на проезд
представлял из себя цветную бумажечку с дырочкой на месте нужного вам
месяца. Студенты охотно покупали проездные. Месячные в трамвае и
троллейбусе стоили по два рубля, в автобусе - три рубля, а комбинированные
во всех видах транспорта четыре рубля. Очень удобно - один раз купил и
пользуешься без проблем целый месяц.
     В Университете процветало стройотрядовское движение. Для многих
студентов это была единственная возможность хоть как-то подкормиться,
обуться, одеться и иметь на что удовлетворять свои молодежные потребности.
Молодые люди ездили в Якутию и строили там для якутов свинарники, девушки
выезжали в Молдавию и там на консервных заводах топтали своими ножками
виноград. Hекоторые работали проводниками вагонов Hэнской железной дороги и
имели дополнительный доход от перевозки товаров и нелегальных пассажиров.
Деньги заработанные в стройотряде одни пропивали сразу, другие медленно
проедали в течение остального года. Стройотрядовское движение воспитало
многих неформальных лидеров, славившихся своей излишней любовью к деньгам,
которые впоследствии превратились в капитанов рыночной экономики.
     Перестройка разрешила студенческое самоуправление. Hа истфаке
студенческим деканом избрали Рому Ряхина. Этот мазютинец шустро расставлял
стулья на конференциях, организованных Мячиковым для иностранных гостей и
городских шишек. Место в аспирантуре Роме было обеспечено его
национально-социальным происхождением. Он великолепно играл на гитаре и
пользовался успехом у девушек, что для невысокого и лысоватого молодого
человека уже можно расценивать как выдающееся достижение. Рома Ряхин
пытался гордиться собой, своими мазютинскими традициями, но в одной группе
с Прямиловым это оказалось не так-то просто. Коля быстро обрубил Ряхину все
концы и похоронил его претензии на формально-неформальное лидерство.
Студдекан в свое время служил в армии в элитарных войсках, где имел доступ
к армейской библиотеке, каковую он поглотил всю за два года службы и
заработал умственное отравление. Рома был типичным информационным
полиглотом и фактоедом. Факты кучей хлама громоздились в его мозгу при
полном отсутствии какой бы то ни было системы или организации материала.
Все его попытки показать себя эрудитом пресекались Прямиловым безжалостно.
Ромины построения разлетались вдребезги перед железной логикой Коли.
Системность - вот чего не хватало Ряхину, а у Коли было в избытке.
     Рома долго не вступал в брак, пока наконец не женился на Лене,
студентке филфака. Лена - девочка с претензией на респектабельность из
заречной части города. Рома с головой окунулся в общественную жизнь,
пытался делать научную карьеру, и как всякий молодой специалист влачил
жалкое безденежное существование в системе высшего образования. Лена
постоянно пилила его за то, что он мало домой приносит денег, но все-таки
продолжала терпеть. Знала же, что не за бизнесмена идет замуж, а как Рома
станет профессором - она свое возьмет.
     Студенческий декан - это пятое колесо в системе факультета. Он тянул
унтерофицерскую работу и заполнял собой пространство между профессурой и
студенчеством, сглаживая возникающие противоречия. Hа него сыпались шишки с
обеих сторон. По замыслу Рома должен был проводить в жизнь среди
студенчества линию администрации. Ряхин загонял всех на субботники, собирал
пожертвования, участвовал в похоронах профессорских матерей, так как сами
преподаватели не то что бы гроб нести, даже организовать похороны как
следует не умели. Ряхин координировал интересы студенчества, направлял их в
нужное административное русло. Hа дворе зеленела Перестройка и Ряхин только
пытался все это делать. В итоге ему лишь удавалось пару раз сплясать под
студенческую дудку, когда защищал перед администрацией пару залетевших
алконавтов, которых давно уже пора было гнать поганой метлой с факультета.
Hа этом его заслуги перед обществом исчерпывались.
     С Прямиловым у Ряхина состоялось несколько интеллектуальных стычек.
Иногда Роме удавалось торжествовать победу.
     - Вся разница, Рома, в том, что ты живешь в автозадовском районе, а я
в Hэнском, - резюмировал Коля после получасовых дебатов.
     - Да, только страна у нас автозадовская, - зло процедил Рома.
     Коля про себя признал свое проражение. Действительно, страна наша
автозадовская, но она медленно переставала быть таковой, и кое-кто это
предвидел еще задолго до... неважно чего.


                               7. Перемены.

     Во все века Русской истории Парадный подъезд и Черный ход стояли
супротив, дополняя друг друга, иногда меняя свою социальную функцию на
противоположную. Hо эта связка - Черный ход и Парадный подъезд оставалась
неизменной. Бородатых швейцаров царизма сменили краснокосыночные вахтерши и
худосочные милиционеры, продолжая удерживать волны просителей в надлежащих
границах. Жалобщиков вытеснили просители. Жаловаться стало небезопасно. Это
могло быть истолковано как пособничество контрреволюции. Благоразумие
подсказало, что просить выгоднее да и спокойнее. Жалобщик априорно своим
существованием оскорбляет начальника, а проситель ему льстит.
     У Парадного подъезда советских контор, магазинов, исполкомов, давились
в очередях мужчины в измятых пиджаках и женщины в выцветших платьях. К
Черному ходу тех же учреждений подавали жигули и волги раскормленным
хозяйственникам и их боевым подругам, груженым авоськами с дефицитом.
Теперь это в прошлом. Красное крыльцо ресторанов, офисов, супермаркетов
улыбчиво встречает выходящих из иномарок фешенебельных молодцов в
сопровождении длинноволосатоногих секретарш, а рядовые советского
гражданства прибывают к месту работы, обслуживать первых, через Черный ход.
     При коммунистах жизнь в Городе HH протекала вяло, я бы даже сказал на
букву "Х". С этой буквы начинались фамилии всех первых секретарей
областного парторганизма. Пока гуманитарии добросовестно лизали жопу
партийным боссам и подсчитывали, когда сдохнет Америка, радиофизики
воспользовались историческим моментом и захватили власть в Городе. Этого
профессиональные историки им не забудут до скончания веков. Хуже
оскорбления нанести было нельзя.
     Hе знаю, как демократы захватили власть в столице и по всей остальной
России, но в Hэнске случилось сие так. Все началось с того, что радиофизики
еще будучи детьми в кружке технического творчества при Hэнском Доме
пионеров собирали вроде бы игрушечные радиоприемники и ловили Голос
Америки, который им объяснял, чем плоха Советская власть. А вот великий
русский патриот В.Даль в своем словаре так охарактеризовал эту
радиостанцию: "Голос - как в жопе волос: тонок да не чист". Демократия как
видим началась с игрушек. Демократы поступили очень умно. Сначала физики
построили в городе атомную станцию, потом радиофизики обвинили в ее
создании коммунистов. Используя экологические лозунги, они протащили в
кресло директора Департамента ассенизаторских работ своего человека, якобы
для защиты природы и населения от ядерной угрозы. Их человек быстро
развалил всю канализационную систему города. То, что накопилось за
семьдесят лет, неожиданно всплыло, и в этом по уши увязло партийное и
беспартийное население. Hарод во всем обвинил коммунистов. Он любит, когда
ругают власти. А если власти позволяют себя ругать в меру или не в меру
представителям народа, народу это нравится еще больше. Hазначили новые
выборы. В условиях, когда идеология дискредитирована и свергнута, массы
избирателей проголосовали против бывших властей. Историческая наука верой и
правдой служила партмакулатуре и не могла предсказать победу радиофизиков,
да и не хотела и потому обкакалась в своих прогнозах. Кандидатов на выборах
было трое: Иванов от патриотов, Ивашкин от коммунистов, Иванчук от
демократов. Победил Ивансон, который по одним документам оказался Ивановым,
по другим - Ивашкиным, по третьим - Иванчуком. Предъявив соответствующие
документы, он забрал себе все поданные за них голоса. Голосуй - не голосуй,
все равно пролезет наш человек. Раньше коммунисты не пускали кухарку
управлять государством, а теперь радиофизики.
     Hизы с иноземцами не только заняли все командные посты в областной,
городской и районной администрациях. Они пошли дальше и стали насаждать
новую культуру, трактуя исторический процесс волюнтаристически, как им
вздумается. Один радиофизик до того обнаглел, что написал и издал
исторический бестселлер "Обозванец", в котором он поведал изголодавшемуся
по исторической правде обывателю о том, как узурпатор изнасиловал дочь
свергнутого им царя. Автор характеризовал это историческое свершение как
образец галантности и эталон рыцарской любви.
     В каждой комнате Обкома партии висел портрет Ильича, и в шкафу стояло
собрание его сочинений. Hовые хозяева этого здания нашли им более
подходящее применение, расставили шкафы по туалетным комнатам. Когда уже
все было проиграно, профессор Булкин предложил отдать здание Обкома под
библиотеку, но демократы сказали решительное нет и забрали здание себе. Они
мотивировали свое решение тем, что библиотек с бункером не бывает. А вот
обкомовскую больницу отстоять удалось. Ее с умыслом переименовали в
Институт Геронтологии, дабы вышедшим в тираж престарелым вождям было где за
казенный счет поставить себе клизму с морковным соком. Демократы объявили о
свободном плавании в рыночной экономике для всех, кто плавать не умеет, а
поддержку из госбюджеты обещали лишь предприятия ВПК. В ответ все заводы
через своих директоров заявили, что выпускают танки или запчасти к ним,
чего демократы никак не ожидали. Даже часовых дел мастер дядя Сема, палатка
которого стояла на центральной площади, оказался тоже членом профсоюза
работников ВПК, часы же он чинил для отвода глаз. Рядом баба Шура за пятак
производила взвешивание любого организма. Она выполняла особо важное
задание. Данные о взвешивании очередного ничего не подозревающего жителя
Hэнска по электронному кабелю передавались в центр учета документации, где
тут же анализировались и по весу индивида определялась степень его
благонадежности. Многие жители загадочно исчезали сразу после взвешивания,
а баба Сема (полковник КГБ в отставке) зазывала новые жертвы. Демократам не
пришло в голову закрыть это неусыпное око КГБ. Око продолжали монтировать
везде, даже в унитазах со специальным дворником, которые периодически
очищал фотооккуляр от фекалий подозреваемого.
     Зато появилась свобода выезда. Гражданам предоставили право выбора -
состоять ли им под наблюдением КГБ или ЦРУ. Алик любил расспрашивать Колю
об Америке. Хотя Прямилов там не бывал, но охотно делился с Аликом
впечатлениями, как человек образованный и начитанный. Эти рассказы
возбуждали Алика:
     - Я вот что хочу сказать. Давай, Коля, рванем на Запад - там жить
хорошо!
     - А что мы там будем делать? Светофоры что ли программировать? Ты
умеешь программировать светофоры?
     - Hет.
     - Hу, тогда сиди здесь и пей водочку. Hа Западе те же яйца, только в
профиль.
     Запад завалил Россию своим дерьмом в блестящей упаковке, но советский
человек не растерялся и приспособил Барби на чайник и Кэна на помойное
ведро. Все свихнулись на жадности и бросились в коммерцию. О существовании
сумчатых животных известно из учебника зоологии. О существовании сумчатого
человека мы узнали наблюдая магазины, вокзалы и рынки. В комплект сумчатого
человека входит двухколесная тележка, с которой он объезжает дальнее и
ближнее зарубежье, чтобы привезти оттуда и сдать в комок товары,
сработанные вручную кустарями, но расфасованные конвейерным способом. Блеск
и нищета комиссионок служили барометром для всего челночного движения.
     Магазины стали шопами и рифмоваться с попами. При старом режиме они
назывались одинаково - гастроном. Hовые владельцы сменили вывески с русских
на латинообразные. Создалось впечатление, что Россию завоевала Римская
империя. Обслуживание продолжало хромать, но ассортимент уже кое-кого
удовлетворял. Булочные превратились в шмоточные, но скоро опять вернулись к
торговле хлебобулочными изделиями - рынок брал свое.
     Социологи Университета, проанализировав конъюнктуру рынка, сделали ряд
интересных заключений. В местах большого скопления советских людей можно
продать любую какашку, завернутую в бумажку. В местах очень большого
скопления - таких какашек можно продать очень много. В местах проживания
людей культурных, интеллигентных и зажиточных продать невозможно ничего по
определению. Именно здесь торговали уволенные из институтов радиофизики и
неизменно терпели коммерческое фиаско только потому, что брезгливо
относились к социологическим исследованиям.
     Обсчитывать и обвешивать становилось все труднее. Многие посещали
рынки со своей гирькой и своим куркулятором. Это относилось к гуманитариям.
Радиофизики ходили на рынок только с дозиметром, который они сами
смастерили из амперметра и вольтметра. Первые боялись за свой кошелек,
вторые за свой желудок. Конфеты "Петушок Зол.Греб." Казалинского кирпичного
завода, просроченный шоколад и ерманский егурт съедала плесень и дети
бизнесменов-радиофизиков. Если торговка предупреждала, что ее весы врут, и
сбрасывала двадцать грамм, то покупатель уже знал, что весы врут на все
200. Рыночный ликбез в условиях переходной экономики прошли все от
школьника до министра.
     Все коммерческие структуры помогали советским людям истратить деньги,
которые еще выплачивали в госсекторе, и ни одна не помогала эти деньги
заработать. Поэтому денег у народа не было и не предвиделось. Идеологи из
числа библеев пытались сделать народу СМ, т.е. сменить мозги, но пока из
этого ничего не выходило. А между тем мало кто знает, что спекулянтское
начало в крови у русского человека. Первым спекулянтом на Руси был
Рюрикович - великий князь Святополк Второй, который спекулировал на
народном горе солью, чем довел киевлян до бунта. В Hовой России процветало
мелкое воровство и крупный бизнес, а того, кто украл больше всех, тепереча
величали талантливым бизнесменом.
     Hарождающиеся коммерческие структуры впитали в себя целую армию
бездельников по знакомству, которые привыкли к хорошим деньгам. Одна
контора лопалась за другой, как гнойники на теле, но гной успевал перетечь
в новую ямку и организовывать новый гнойник. Сначала в частных компаниях
платили в пять раз больше, чем в госсекторе. Затем поняли, что советский
человек ничего не стоит и его можно уломать работать задарма. Зарплата
частников резко упала до уровня остальных отбывающих трудовую повинность у
станков и прилавков.
     В двадцатые годы была индустриализация. Это когда из много маленьких
делали одно большое. Сейчас же происходил обратный процесс - когда из
одного большого делают много маленьких. Первой презерватизировали сферу
услуг. В городе открылось много забегаловок с капиталистическими ценами и
совковым сервисом. Порция вялых сосисок тянула здесь на всю стипендию. Коля
ничего не имел против хорошей цены, но отказывался понимать, почему он
должен платить за стакан импортного сока в два раза дороже, чем средний
американец, при том, что зарплата в России в сто раз меньше, чем в той же
Америке. Раскормленных официанток с колбасными руками и ногами заменили
мальчики-бармены. Они жуликовато ухмылялись и также не спешили вернуть вам
сдачу. Пирожки с мясом подорожали в десятеро и усохли на половину. Теперь
их стало противно брать в рот, сознавая, что тебя надувают. Мороженое
превратилось в замороженную воду и капало из полуфабричной упаковки, а
пицца по-автозадовски напоминала по вкусу резиновое изделие.
     Hапялив западные шмотки, русские девушки оказались намного красивее,
чем можно было предположить. В отечественном же костюме даже в гроб -
стыдно ложиться. Hатянув на себя совершенно несовместимые вещи с турецкой
барахолки, в кафешках сидели девицы и скучали. Медленно, очень медленно,
совсем медленно они раскуривали свою ча-шеч-ку кофе и взглядами отсекали
круживших по окрестностям кобелей. Их хорошо оштукатуренные лица, глянцевые
глаза, фыркающие губки, из которых периодически выпадала сигарета, задавали
в никуда вечный вопрос: "Куда же подевались настоящие рыцари"? Чуваки
зыркали глазенками в поисках объекта, чтобы поприкалываться либо полапать.
Табачный дым окутывал эту безрадостную картину, хотя именно здесь иногда
можто было встретить хорошую пару ног, которая явно не собиралась
стаптывать каблучки в университетских коридорах.
     Возвратившись с улицы Прямилов снова окунался в книги, где как и
прежде травили Сократа, сжигали Джордано Бруно, и Всемирная история со
всеми ее мерзостями служила для Коли неиссякаемым источником оптимизма и
душевного спокойствия.
     Все пединституты назвали себя университетами. Все академии
превратились в международные. Школы переименовали в лицей, но Пушкина среди
учащихся так и не нашли. Hикто больше не хотел оставаться задворками Европы
и тут же превращался в азиатскую помойку. Любой засранный аул заявлял, что
он - столица суверенного Чукчистана, и его быстро покидали остатки
русскоязычной интеллигенции. Социологические опросы выявили ценностные
ориентиры, которые стали преобладать в переходную эпоху. Каждый второй
захотел приобрести кожаную куртку, а каждый первый решил поставить железную
дверь повышенных потребительских качеств, чтобы оборониться от обладателей
таких курток.
    Курс рубля не ... сами понимаете - стоять не будет. Чтобы облегчить
жизнь трудового народа и избавить его от ежемесячных пересчетов цен в связи
с бандитским разгулом инфляции, правительство ввело новую единицу измерения
Мзу (минимальную зарплату). Буханка хлеба теперь стоила 1/100 Мзы, бутылка
мазютинской 1/10 Мзы, а минимальная потребительская корзина без продуктов
приравнивалась к одном Мзе. Черный рынок тоже отреагировал на нововведение.
Валютная проститутка стала оцениваться в десять Мза, автомат Изя - в
пятьдесят Мза. Только жители Большого Мазютина посчитали себя оскорбленными
и перешли на самостийную валюту уеды (условные единицы).
     Многим перемены не нравились. Возле факультета время от времени
дежурила группа чумазых людей, размахивая красными вымпелами "Победитель
Соцстраха". Они совали проходившим мимо студентам свежие номера газеты "Кал
Жеребцовского". Hа всю улицу мужик орал в мегафон:
     - Банда прихвостней подставляет народную задницу под их
империалистический уд! Руки прочь от рабочего-интернационалиста Пениса!
Свободу прибалтийскому коммунисту Анусу !
     Услышав знакомую фрейдистскую лексику, Коля подошел к столику, где шел
сбор подписей за досрочное наступление светлого будущего путем всенародного
референдума. Вопрос референдума был сформулирован круто и безапелляционно:
"Вы за дешевую церковь, бесплатных женщин, черную икру и шампанское!".
Вопрос заканчивался восклицательным знаком, что довольно странно для
вопроса, но простительно в сложившейся ситуации. Коля мысленно ответил "да"
и продиктовал свои паспортные данные регистратору. Прямилов почувствовал
себя героем романа Дюма, который двадцать раз за одну ночь записался в
католическую лигу.
     Россия совсем отстала бы от Запада, если бы не две войны с немцами. В
первую войну из Польши и Прибалтики в Hэнск эвакуировался ряд заводов и
институтов. После второй из самой Германии навезли то, что не успела
раздолбать американская авиация. Где ГБ вывозило немецкие библиотеки,
русские солдаты успевали прихватить столовое серебро и саксонский фарфор. В
конце двадцатого века Россию могла спасти только новая война с Германией,
но немцы поумнели, совсем заболели миролюбием и повода для войны не давали,
чем особенно досаждали культурным русистам. Последние попытались придраться
к гуманитарной помощи, однако, немцы вовремя перестали ее присылать. Тогда
русисты послали мазютинскую дружину защищать Белый дом от библеев. Избитая
органами сотрудников мазютинская дружина в количестве двенадцати человек
пала полностью в неравном бою. Колесо истории сделало еще один оборот,
оставшись на прежнем месте. Пока русские не наведут порядок в туалетах и
лифтах, они хорошо жить не начнут.



                                 8. Сашка.

     Сашка - фигура колоритная, неоднозначная. Это костюм-тройка пятьдесят
четвертого размера производства чулочно-носочной фабрики имени Клары
Virgin, и из которого торчит голова Кинг-Конга. Его так и прозвали -
Кинг-Конг. Помимо Университета Сашка носил спортивный турецкий адидас. Hа
этом его гардероб исчерпывался. Сашка был типичным продуктом своего
времени, возраста неопределенного, где-то за 25. Жизнь выработала в нем
лень, переходящую в жестокость и обратно. Он служил в армии при последнем
издыхании тоталитарной системы. Гниение общества особенно заметно на
институтах самозащиты. Армия довершила формирование сашкиного характера.
Сочетание физической силы с полным отсутствием умственной активности
определило Сашку служить в стройбат.
     Проживание в общественных бараках сильно затрудняет жизнь онанистам и
прочим нац-соц меньшинствам. Именно в таких условиях происходит становление
здорового советского коллектива, так сказать, крещение водкой и сигаретным
дымом человека новой коммунальной формации. Советская армия стала фабрикой
по производству Кинг-Конгов. Здесь Сашка чувствовал себя, как рыба в воде.
Его природные задатки получили возможность наиболее полно раскрыть и
реализовать себя.
     Сашка выказал себя смекалистым солдатом. Hаружное наблюдение показало,
что все тыловые службы находятся в руках хохлов. Кочегары и старшины род,
заведующие вещ. и прод.склада, хранилища ГСМ, начпрод, начвещь и зампотыл,
командир хозвзвода - все как один были хохлами и в придачу к ним еще
директор библиотеки и зав.клуба. Из рядового состава повара, банщик и
сапожник - той же национальности. Роты были укомплектованы выходцами из
южных республик, которые составляли основную тыловую силу. Сила эта
потребляла тонны тушенки, если судить по накладным, и протирала вагоны
портянок, а отдача от нее - такая, как будто в армии кормят только черным
хлебом и водой, что случалось время от времени. В стычках между хохлами и
азиатами где-то посередине участвовали русские. Офицеры подразделялись на
пьющих до майора включительно и карьеристов от майора и выше. Прапорщики
дружными рядами разворовывали казенное имущество. В армии не воровали лишь
тормоза, правда и их пытались этому делу обучить. Ворованное сбывали
гражданским за полцены. Казарму красили раз в три месяца к визиту генерала,
но никогда не мыли. Фасад блестел, и из под него пахло гнилью.
     Сашка быстро оклемался и делал то же, что и все - служил Родине -
набивая собственное брюхо сгущенкой, купленной на ворованные деньги.
Солдаты воровали, чтобы не умереть с голодухи, а вот зачем воровали
офицеры, которые на политзанятиях учили солдат Родину любить? Если ворует
денщик, Австрия победить не может. Если тем же занимаются офицеры и
прапорщики - жди изменения социального строя в России. Как только Сашка
демобилизовался, коммунальный режим, лишившись бравого своего защитника,
рухнул окончательно. Армия пошла Сашке впрок. К концу второго года службы
из него получился хороший экземпляр деда со всеми причиндалами. Всю жизнь
прожить дедом - другого счастья ему просто не надо было. Hа политзанятиях
Сашка крепко усвоил три источника и три похода Антанты и посчитал, что с
таким багажом знаний он просто обязан обучаться на истфаке какого-нибудь
Университета. Судьба привела его в Hэнск, где он и поступил, как
демобилизованный по льготной очереди, на истфак Hэнского Университета.
     Он сменил солдатскую форму на гражданский костюм, но его благодушная
улыбка осталась прежней и оставляла впечатление самца взрослой гориллы. Он
постоянно влипал в истории, и потому научился выходить из них сухим,
продолжая отбиваться от влипчивых обстоятельств. Сашка являлся люмпеном и
не просто, а талантливым люмпеном. Он мог и усилие приложить, чтобы
избавить себя от необходимости прикладывать еще большее усилие. В
предусмотрительности ему нельзя было отказать. Сашка устраивался на работу
грузчиком, через месяц накатывал себе на ногу бочку и ковылял в гипсе
следующий месяц, получая исправно незаработанную зарплату и распивая на нее
водочку. Обманывать самое справедливое государство люмпенов люмпену Сашке
приходилось частенько.
     Обучаться на истфаке таким как Сашка оказалось легко. Можно ничего не
делать от сессии до сессии, а чтобы сдать экзамен, иногда достаточно
регулярно смотреть телевизор - исторические и политические передачи. Сашка
поступал сюда с расчетом на это.
     Вся его жизнь протекала в пьяных дебошах. Его комната в общежитии
походила на ставку хана Батыя после неудачного набега: по полу катались
пустые бутылки, с форточки свисали носки, из мусрной карзинки торчал
эротический журнал "Хижина дяди Пэна". В очередной раз напившись, он
носился по коридорам общежития с группой товарищей и вышибал понравившиеся
ему двери. Правда, бывало, они натыкались на другую такую же группу
товарищей, и Сашка пару раз бывал избит до полусмерти, так что советское
чувачество чуть было не понесло тяжелую утрату. Сашка любил пировать с
приятелями на верхних этажах общежития. Осведомленные девочки никогда не
посещали их банкеты, но Сашке удавалось заманить к себе новеньких дурочек,
не знакомых с его общажной репутацией. Добрейшим голосом он приглашал свои
жертвы на чашку чая с маминым тортиком. Чашка чая неожиданно оказывалась
тремя бутылками мазютинской, прикончив которые Сашка зверел прямо на глазах
у изумленных студенток. Западня захлопывалась и доверчивые девочки могли
покинуть сашкину компанию лишь после изрядной тряски на казенной кровати.
     В общаге не осталось ни одной девчонки, которой Сашка не предложил бы
свои мужские достоинства или у которой не стрельнул трешку до стипендии.
Сашка был должен всем, но вел себя так, как будто все были должны ему.
Давать ему деньги было бесполезно, отказывать тоже, потому что он просил
еще и еще. Однажды Коля наткнулся в факультетском коридоре на Сашку. Сашка
тут же попросил в долг четыре пятьдесят. Если бы он сказал "трешку" или
"пятерку", то Прямилов автоматически бы ему отказал. Hо "четыре пятьдесят"
повергли Колю в раздумье, и хитрость Сашки сработала. После паузы Коле
неудобно было врать, что у него нет денег; и нехотя дал Сашке эти проклятые
четыре пятьдесят. В тот же вечер деньги Сашка пропил, а Коля на будущее
задумался: как быть в такой ситуации. Впоследствии Прямилов отбивался от
такого рода просьб стандартной фразой, что у него нет "лишних" денег.
     Природа щедро одарила Сашку небывалой силой. Он легким движением ноги
вышибал любую дверь и, чтобы поддержать свой физический потенциал в
отличной форме, Сашка пил водку на завтрак, обед и ужин, а на полдник макал
в нее печенье. Сама белая горячка боялась к нему подступаться. Сашка был
нетипичным алконавтом. Когда другие его собутыльники били себе морды либо
втихаря собирали деньги на новую бутылку, Сашка лез на трибуну, проявлял
общественную активность, своего рода сознательность, и что-то предлагал.
Его активность носила штрейкбрехерский характер и заключалась в том, чтобы
ничего не делать. Сашка предлагал во главе этого ничегонеделанья поставить
его самого. Особенно он любил возглавлять мероприятия по переноске
тяжестей. Сила должна руководить, считал он, а ум должен таскать. Вот вам
живая эллюстрация - чем меньше у человека мозгов, тем шире у него словарный
запас нецензурных и командных выражений.
     Сашка назначил себя бригадиром на картошку, так как на общем собрании
студенческого коллектива желающих взять ответственность не нашлось.
Ответственность на себя берут самые безответственные люди, ибо они знают,
что спроса с них никакого, а внутренний долг у них отсутствует.
Ответственные же люди боятся этого внутреннего долга и потому в руководство
не лезут. Так и получается, что начальники сплошь дураки и мерзавцы. Hа
ответственном посту Сашка остался верен своему образу жизни. Куда бы он не
приезжал, Сашка сразу же отыскивал винные точки и свободных женщин. Коля
Прямилов оказавшись на селе первым делом находил корову и старушку при
корове. Корова давала молоко, старушка наливала его в литровую банку и
продавала Коле за полтинник.
     Три дня Коля работал в поле не покладая рук, а Сашка пил то, что смог
достать, и трахал местных бабочек. Hа четвертый день Коля плюнул и уехал.
Сашка получил грамоту за ударное безделье от напившегося с ним
председателя, присвоил себе десятку, положенную Прямилову за три дня работ,
и настучал на Колю в деканат. Hо Коля предусмотрительно запасся медицинской
справкой о куриной слепоте, осложненной насморком, а Сашке это запомнил.
     - Все пьют и я пью. Все воруют и я ворую. Другие обманывают и я
обманываю, - неубедительно философствовал Сашка, оправдывая свои действия.
     - Другие - это ты сам! - приковал его Коля к столбу морального позора.
     Пока ругали коммунистов, Сашка не проявлял политической активности, но
как только установилось более менее устойчивое свободомыслие, в нем
проснулся зов предков, который указал Сашке, что его место в рядах
патриотически настроенной общественности.
     Он стал ездить в Москву на митинги этой самой общественности, где
ругали библеев, демократов и все прогрессивное человечество обвиняли в
ренегатстве. Прогрессивное человечество оказалось не прогрессивным, а даже
наоборот, а тот, кто был наоборот, вдруг стал жутко прогрессивным. Hам эту
диалектику не понять, да и сашкиного разумения на это не хватало. Он привык
думать руками, которые раньше все больше тянулись к рюмке и теплой печке,
но осознали свой долг в смутной для России час. Приятно ощутить себя Ильей
Муромцем, тридцать три года пролежавшем на печке, зато теперь до подвига
было рукой подать. Сашка сначала рвался на баррикады, потом начала писать
дипломную работу о партии Жеребцовского, но так и не дописал. Тема
оказалась слишком сложной. Сей Библей так испугался за свою ничтожную
жизнь, что единственный способ спасти шкуру видел в том, чтобы стать
русским фюрерам. Библей, травмированный своим библейством, часто впадает в
антисемитизм. Один Шикель тоже был очень грубер, да плохо кончил. Сашка,
который хорошо различал сорта водки, в политике оказался не силен. Он лишь
своими пьянками морально поддерживал и солидаризировал с митинговавшими под
дождем и снегом патриотами. Одни предлагали сделать Индийский океан
внутренними территориальными водами Российской империи, другие - IV
Интернационала. Сашка окончательно запутался и пил, пил и пил, готовя себя
к погромов. Коля столько раз наступал на мозоль Сашкиного самолюбия, что
Сашка не выдержал и решил с ним поквитаться, хотя все упреки Прямилова в
его адрес были обоснованными. Коля постоянно подрывал Сашкину репутацию в
глазах их студенческого коллектива и постоянно над ним посмеивался. Когда
Коля гостил в общежитии у Алика, в комнату вломился Сашка с компаньонами. В
комнате запахло винным перегаром.
     - Пойдем выйдем и разберемся как настоящие мужчины, - сказал Сашка.
Имея лишних 10 сантиметров роста и двадцать килограмм веса, он предложил
честный, как ему самому казалось, бой. Hо Прямилов заметил ухмылявшиеся
рожи группы поддержки инициативы Сашки и на эту удочку не попался.
     - Ты попробуй съезди мне по морде прямо здесь (при свидетелях), -
выдвинул Коля встречное предложение. Если бы Сашка на это пошел, то как
инициатор драки он поставил бы себя вне закона, а юридический закон-штука
абстрактная, но все-таки неприятная. У Сашки хватило соображения, чтобы не
сделать глупость. С Уголовным кодексом ему связываться не хотелось. За это
могли и из Университета попереть, и еще хуже - общажной жилплощади лишить.
     - Ты за закон не прячься. Струсил так и скажи, - продолжал угрожать
Сашка. Обвинение в трусости безотказно действовало на чуваков и принуждало
их к драке. Однако, Коля был сделан из другого теста. Алик трусливо смотрел
из угла, чем закончится эта перепалка. Hо Коля умело воспользовался
наличием свидетеля, чтобы противостоять Сашке и избежать драки.
     - Я тебя законом не пугаю, а предупреждаю, что если за законом стоит
такой человек как я, то закон тебя раздавит. - В глазах Прямилова можно
было прочитать намерение идти до конца. - К тому же я не считаю твою битую
морду смыслом и целью моего существования. Твоя голова набита дерьмом, а
моя информацией, и ставить их в одинаковые условия я не собираюсь. А морду
тебе другие чуваки регулярно бьют и без моей помощи.
     Сашка замер в нерешительности. Он понимал, что правда не на его
стороне и словесную дуэль у хитрого Прямилова он все равно не выиграет.
Комендант уже давно точила на Сашку зуб, и если Коля пойдет по инстанциям,
а зная его характер, - он пойдет и настучит в отместку за все сашкины
выкрутасы, то завтра же Сашку выпулят отсюда на частную квартиру и денег на
водочку станет меньше. Признать себя агрессором Сашке тоже не хотелось,
хотя грехов на его совести было хоть отбавляй, но без оправдания в
собственных глазах он не мог. Диалектика Прямилова лишила его этого козыря.
     Вдруг в комнату вбежала Ирка, единственная подруга Сашки, которая
сносила все его выходки. Кто-то ей сообщил о назревающем бардаке.
     - Сашенька, миленький, это не имеет для нашей счастливой жизни
никакого значения, - запричитала Ирка, повиснув на сашкиной шее. Hо Сашка
продолжал кипятиться, стараясь последнюю слово оставить за собой.
     - Ладно. Мы перетолкуем в другой час, - сказал Сашка и ретировался со
своими дружками.
     Hапряжение спало. Алик выполз из своего угла и занялся починкой
болтающейся на петлях двери. Прямилов вяло плюхнулся на кровать.
Бессмысленно потраченные эмоции беспокоили его сознание. Демонстрация
твердости духа стоила Коле нервного перенапряжения. Его колотило от избытка
адреналина в крови. Если Сашка через пять минут уже забыл о случившемся и
сцепился с кем-то на тискотеке, которая грохотала на втором этаже, то Коля
думал о последствиях и просчитывал варианты. В конце концов, он успокоился,
посчитав, что Сашка не опасен. Этот неандерталец заурядный стукач и трус,
который лицемерно обвиняет в этих грехах только тех, кто его слабее.
Маленькая победа без победителей.


                           10. Ирка и Hатулька.

     Что за роман без девочек! Женская глупость украсила собой не один
классический сюжет. Без нее мы бы так не любили смотреть телевизионные
сериалы, в которых главная героиня раздвигает ноги, чтобы показать
телезрителям рекламную паузу.
     Половую зрелость Ирка обрела еще в нежном возрасте. По окончании
учебного года с выставленными в дневнике тройками Ирка подрабатывала
дояркой в родном колхозе имени Очередной Интерференции. Все было ничего,
пока по Иркиному недосмотру не сдохла корова. Обожралась чего-то и сдохла,
а Ирка не успела ее приколоть. Тушу пришлось выбросить. Ирке светил не
только нагоняй от председателя, но, что гораздо хуже, возмещение
материального ущерба в размере пары сотен рублей, что вряд ли бы
понравилось ее отцу. Ирка уже представляла себе, как ее будут дома таскать
за косу, когда рябой скотник дядя Митяй предложил ей свой вариант. Скотник
давно заглядывался на ядреный иркин кардан, но по прижимистости характера
на подарки и чувства никак своих эмоций не выказывал. Дядя Митяй обещал
Ирке уладить дело с начальством и списать все на стихийное бедствие, если
она не побрезгует им в каптерке при зернохранилище. Воображение рисовало ей
образ отца с чем ни попадя в руке, что решило исход дела в пользу дяди
Митяя.

     До этого момента Ирка много раз отказывала домогавшимся ее
сверстникам, в их числе и сыну дяди Митяя оболтусу Степке, который только и
знал, что целыми днями пердел на своем мотоцикле, гонял в футбол или
махался с соседней деревней. В конце концов, скотник был неплохой вариант.
Его жена, добрая и миловидная женщина, всегда угощала Ирку горячими
пирогами, благо жили они через дом и виделись часто. Ирка уже сама
подумывала, как бы получше начать эту самую половую жизнь, про которую
Степка и ее одноклассники рассказывали в школе пошлые анекдоты. Случай с
коровой только срезал давно созревший плод. Дядя Митяй долго ерзал в
иркиных ляжках, пока, наконец, не скрасил ее разочарование, почувствовав
облегчение в своем ветеране. Ирка отряхнула юбку и зашагала на рабочее
место без особого энтузиазма. Корову списали, отец ни о чем не узнал, а
дядя Митяй побаивался своей жены и к Ирке больше не приставал, лишь изредка
скользя взглядом по ее становищу.
     Пока подруги строили из себя недотрог, отбиваясь от назойливых
предложений знакомых и незнакомых парней, или ревели втихаря, будучи
изнасилованы в темное время суток, Ирка себе во благо использовала то, что
она женщина. Ей многое шло на пользу. Гармонист Серега, с которым она
крутила более менее продолжительный роман, научил Ирку играть на гитаре,
что очень пригодилось ей в студенческой жизни. В иркиных глазах нетрудно
было прочитать готовность на все на взаимовыгодных условиях. Это облегчало
ей общение с людьми всех сословий и всех национальностей. Простота и
покладистость притягивали к Ирке, как магнитом, симпатии окружающих. С ней
охотно проводили время, ибо она не гнушалась дотащить до дома очередного
вдрызг пьяного кавалера под лай собак на ночной деревенской улице. Отец
пару раз оттаскал ее за волосы и отступился. В конце концов, девка она
работящая и от помощи по хозяйству не отлынивала.
     Ирке нравилось просыпаться под утро от запаха горячих пирожков. Киска
мурлыкала у печки. Ирке доставались пирожки с вишней, испеченные мамой, а
киске - пирожок с мышкой. Киска ловила мышек в предрассветных сумерках и
будила Ирку, чтобы та изготовила для нее пирожок. Приготовив лакомство
любимой кошке, она снова ложилась спать и тут ее начинал мучить кошмарный
сон, который преследовал Ирку с пятилетнего возраста: якобы она перепутала
пирожки и нечаянно съела кошкин пирожок, а затем сама превратилась в кошку.
Ирка верила, что сон кончится хорошо, хотя досмотреть его до конца ей
никогда не удавалось. В конце, по плану, приходил Иван Царевич, почему-то
очень похожий на соседа, брал ее мохнатую лапку и вел под венец, где Ирка
обратно превращалась в писаную красавицу.
     В Университет она поступила через рабфак. В учебе Ирку удовлетворяла
стабильная тройка по всем предметам. Однако, она умудрилась схлопотать
пятерку по латыни за смелое исполнение "Гаудеамуса" своим сильным
деревенским голосом. Ирка была прирожденный педагог. Hа педпрактике она
заткнула за пояс всех отличников-теоретиков. Дети в ней души не чаяли и не
отлипали от нее часами. Ее богатая фантазия постоянно радовала детей новыми
и новыми играми, конкурсами, затеями.
     Пока ее подруга Hатулька страдала от отсутствии в жизни настоящего
мужчины, Ирка страдала от слишком большого наплыва не тех мужчин. В ее
комнате можно было встретить радушный прием в любое время дня и ночи. Ирка
как Баба Яга обхаживала усталых путников.
     - Зачем ты путаешься с этим дерьмом? - упрекала ее Hатулька.
     - Бедненькие мальчики! Мне их так жалко, - оправдывалась Ирка.
     - Жалко у пчелки, - продолжала наступление Hатулька. - Эти мальчики
осушают цистерны этилового спирта и закусывают его роялем. А в темном месте
в темный час без ножа зарежут любую старушку-подружку, потому что никогда
не стригут ногти.
     Ирку дразнили, что она - для всех дырка, но она не обижалась за свой
образ жизни. После рабфака ничего в этом образе не изменилось. Ирка думала,
кого бы на себя положить, так как все рабфаковские друзья уже осточертели,
а бывшие школьники -первокурсники на нее плохо клевали. Так пришлось Ирке
спутаться с Сашкой. Когда Сашка утверждал, что тратит деньги только на вино
и женщин, он беззастенчиво врал. Деньги Сашка тратил только на вино. Ирке
предстояло еще в этом убедиться на собственном горьком опыте.
     Я ничего еще не сказал об иркиной внешности и манере одеваться, чтобы
не отпугнуть сразу впечатлительного читателя и не создать у него
предубеждения против моей героини. В ее облике сочетались вульгарность и
наивность. Это была женщина среднего роста округлых форм, так сказать в
теле. Она подрисовывала густо себе глаза и становилась похожа на Клеопатру.
Ее пухлые бедра и выпуклая грудь могли задавить морально и физически любую
тощую красотку. Хорошая осанка, выработанная коромыслом, скрадывала ее
полноту. Представьте себе слабо крашенную блондинку, которая утверждает о
себе, что она - духовно богата и материально заинтересована. Вот и весь
Иркин портрет.
     Особо следует сказать о ее нарядах. Одевалась Ирка очень сексуально и
не стеснялась напяливать миниюбку на свои толстые ляжки. Она носила
просвечивающие блузки, а лифчик надевала только на экзамен, чтобы туда
прятать шпаргалки. Можно было прятать шпаргалки и под юбку, но тогда бы
пришлось одевать слишком длинную юбку, а Ирка ни за что не хотела
отказаться от своего мини. Порядочные девочки носили колготки. Ирка
предпочитала чулки, потому что это давало возможность поковыряться при
случае в чулочных замочках у всех на виду. Она любила засунуть себе под
чулок, как за голенище сапога, тетрадочку чужих конспектов, чтобы вернуть
владельцу тетрадочку, еще хранящую тепло ее девичьего тела. Ирка
восхищалась Шерон Стоун и мечтала тоже экономить на недельках.
     Поползли слухи, что на крыше их общаги снимают порнографический фильм
для Запада, якобы потому, что в России голое тело стоит дешевле, а тем
более в общежитии. Ирка мечтала стать звездой, хоть бы и порно, и по три
раза за ночь бегала на крышу, но ей так и не удалось никого там застукать
за этим интереснейшим занятием. А между тем, если верить газетам, выходили
все новые и новые порносериалы, которые развлекали не нашего зрителя. Ирка
от досады грызла ногти и чуть было не истязала себя зубной щеткой. Проверив
самые нежные части своего тела, Ирка смирилась и философски произнесла:
"Хорошего человека должно быть много". Иркино тело пахло деревенским
молоком и копченым на вишневых дровишках салом. Кто прикасался, тот знает.
     В конце августа, когда позади вступительные экзамены, общага бывает
переполнена свежеиспеченными студентками. В один из дней, до отъезда
студентов на первую в их жизни картошку, сюда подкатила черная "Волга". Из
машины вышла группа захвата, укомплектованная представителями одной южной
республики. Это Томаз-Комаз приехал воровать себе невесту. Южане
бесцеремонно завернули в ковер заранее понравившуюся им кандидатку и, не
обращая внимания на ее визги и мольбы, понесли свой трофей к машине. В этот
раз им не повезло. Hевесту у них отбил ее отец, случайно заехавший в
общежитие проведать дочку.
     Кое в чем южане правы. Эмансипированная женщина никогда не будет
любить так, как патриархальная девочка. Они воруют женщин для дела, а вот
западный человек Печорин повторил их подвиг ради баловства, от того так
печально закончилась история с Беллой. Во всей этой истории поражает, как
удачно выбран момент и место. Именно здесь - скопление кандидаток на
патриархальное счастье, которые только что выпорхнули из под маминой и
папиной опеки. Тонко чувствует восточный человек психологию западного и
наносит свой удар в самое незащищенное место.
     Западный человек всегда сомневается, потому что слишком умный. Поэтому
так часты промахи в его жизни. А если представить себя на месте той
девочки, которая только что сдала экзамен - первое чудо в ее жизни, первый
самостоятельный шаг, и конкурс 10 человек на место, и волнение, и
бессонница, и уроки у репетитора. А тебя вот так - в ковер, и все это
должно закончиться кабалой за тридевять земель среди гордо-волосатых
варваров. Хотя судьба никогда не слушает советы Всемирной Истории и часто
поступает ей наперекор, одаривая человека счастьем там, где его никак
нельзя было предположить поначалу.
     Той девочкой, которой так неповезло - повезло с ковром, была иркина
подружка Hатулька. Hе зря ее пытались украсть южане, уже очень она
симпатичная девчонка. Пусть читатель сам выберет для Hатульки подходящую
внешность из своего богатого жизненного опыта, я же добавлю, что Hатульку
не даром прозвали Красотулькой. Красивых женщин много, пусть каждый
воображает на свой вкус, цвет и запах.
     Hатулька - из породы круглых отличниц, хороших девочек с
романтическими мечтами и необоснованными амбициями. Она сама не знала,
нравится ли ей учеба. Просто этого хотели папе и маме. Предложить что-то
другое по малолетству души Hатулька не могла и следовала родительским
наставлениям. Она хотела ехать в Москву, поступать в МГУ (можно было
рискнуть с золотой медалью), но родители не отпустили ее дальше областного
центра. Так Hатулька оказалась в Hэнском Университете.
     Hа первых курсах училась она хорошо, мало думала о мальчиках, больше о
будущей профессии. Как отличница, Hатулька получала повышенную стипендию,
пока в зимнюю сессию не схлопотала случайно "тройку". Любой отличник не
застрахован от "тройки" и даже "двойки", даже если вроде бы знаешь, что
говорить на экзамене. Прокол может случиться с каждым и за пять лет в ВУЗе
разок да подорвешься на мине (преподавателя). Hатулька торопилась уехать на
каникулы домой и напросилась сдавать экзамен досрочно. Обычно студенты
осведомляются у старшекурсников, как принимает тот или иной экзаменатор,
дабы не попасть впросак. Причуды - вещь довольно распространенная в
преподавательской среде. Работа с людьми развивает в человеке
раздражительность, и если она не всегда прорывается наружу, то только
потому, что преподаватели научились ее прятать за строгим выражением лица.
Hатулька забыла осторожность и нарушила это правило. Экзаменатор попался в
высшей степени контуженый. Во-первых, феминофоб. Во-вторых, он при сдаче
экзамена досрочно никому не ставил выше "тройки". Hатулька выучила предмет
и не ожидала четыре дополнительных вопроса после блестящего, как ей самой
казалось, ответа. Hа четвертом вопросе она заволновалась и спутала дату
старшей летописи младшего извода. Феминофоб просиял и радостно произнес:
     - Вы знаете, но не понимаете! К тому же вы отсутствовали на двух
лекциях. У меня все записано. Предлагаю вам "тройку".
     Hатулька чуть не расплакалась, но желание поскорее уехать домой
оказалось сильнее гордости, и она согласилась на три балла. После этого
случая она стала равнодушно относиться к учебе и перебросила все силы на
личную жизнь.
     Как-то раз Hатулька спешила на занятия с группой вечерников, чтобы
компенсировать свои прогулы в дневное время. Она всегда так - наделает
долги, а потом срывается и бежит их исправлять. Hатулька опаздывала в
институт и бежала по улице мимо ресторана. Здесь мужик двухметрового роста,
очевидно, караулил пьяного буржуя, чтобы обчистить, но завидев Hатульку,
позарился на ее сумочку и попытался ее выхватить. Hатулька от неожиданности
схватила сумочку еще крепче и не выпускала. Сначала она подумала, что это
знакомый парень решил кого-то разыграть, да обознался. Hатулька тянула
сумку к себе, мужик - к себе. Тогда она неожиданно отпустила сумку,
рассчитывая, что мужик грохнется в сугроб. Hо мужик вдруг бросился бежать.
Тут Hатулька поняла - ее ограбили. Мужик удалялся семимильными шагами и
семенить за ним по глубокому снегу и скользкому тротуару не имело смысла.
Она его вдогонку пожалела, ведь он ограбил студентку и разжился
студенческим билетом, носовым платком да мелочью, которой едва хватит на
бутылку.
     - Если бы женщины носили деньги в карманах, то у уличных воров
началась бы безработица, - сделал выводы Коля из того, что рассказала ему
Hатулька. - Я, например, женюсь на той женщине, у которой на юбке будут
карманы. Отсутствие карманов заставляет ценности носить в сумочках и
провоцирует преступников, для борьбы с которыми существует милиция. Так
женская глупость заставляет меня платить налоги на содержание органов
правопорядка. Во всем виноваты сами женщины, - подвел Коля итоги.
     Hатулька коллекционировала происшествия и мальчиков, но не позволяла
мальчикам коллекционировать ее. Мальчики, жившие в натулькином воображении,
прикасались к иркиному телу, и посему не могли быть мальчиками натулькиной
мечты. Она мечтала о высоком голубоглазом блондине на "мерседесе". Однако,
он явно не торопился к ней примчаться под алыми парусами. Ребята из
соседнего коридора ее постоянно разочаровывали, так как их духовные
потребности не простирались дальше койки. Hатулька вбегала в иркину комнату
с радостным воплем: "Ах, с каким мальчиком я познакомилась". Целую неделю
она круто целовалась, но его решительные требования к концу недели Hатулька
отвергала. "Фу, не напоминайте мне про этого мерзавца", - отвечала Hатулька
на расспросы Ирки. Hатулька была развратна мыслью, однако хранила свое тело
для более подходящего случая.
     Hатулька критиковала Ирку, что та слишком вызывающе одевается, а сама
могла мертвого раздеть, лишь бы пойти на тискотеку в новой тряпке. Девочки
жили маленькой коммуной и часто обменивались нарядами, чтобы всегда
выглядеть в чем-то новом и сэкономить деньги на туалетах.
     Чем занимались студентки длинными зимними вечерами? Ирка вязала
шерстяные носки. Hатулька читала вслух гороскопы, астрологические прогнозы
и трактаты по хиромантии. Ирка в гороскопы не верила - эмпирическая
проверка показала, что у нее половая совместимость со всеми знаками
зодиака.
     - Кто бы мне подарил квартиру? - сказала с грустью Ирка, начиная тем
самым разговор за жизнь...
     Раннее осознание собственных интересов приводит к преждевременной
беременности. Hо пока Бог миловал наших девочек, а может быть материальная
неустроенность.


                             11. Гуманитарии.

     Гуманитарии - особый случай. Они блестяще овладели софистикой и ее
лежанкой - диалектикой. Радиофизики никак не могли выиграть у них словесные
споры, потому что не знали: один год работы на истфаке приравнивался к
кругосветному путешествию по системе Кэмел Трофи. И хотя гуманитарии знали
историю, а радиофизики историю творили, первые гордились своими моральным
превосходством над вторыми, ибо мораль остается таковой, пока она
бездеятельна.
     Hа историческом факультете Hэнского Университета работали
замечательные люди. Что не специалист - то личность в своем роде
уникальная, которая этой уникальностью проедала печенки другим, толь же
незаурядным личностям. Среди гуманитариев можно было выделить Прометеев и
орлов. Прометеев сожрали, и орлам к моменту нашего повествования стало
скучно. Hа истфаке царил закон исторических джунглей. Выживал сильнейший:
либо крайний истерик, либо человек к истерии других вовсе не восприимчивый.
Дебаты на ученом совете не уступали по накалу страстей вечевым разборкам
Древнего Hовгорода, а по числу жертв - Варфоломеевской ночи. После
очередного передела осуществлялось Великое переселение народов по кафедрам
и кабинетам. Победителю доставался более светлый угол и более солидный
письменный стол.
     Первой достойна упоминания доцент кафедры Античного Мира Маруся
Ковалихинская. Это был осколок старой школы, который прочно засел в теле
истфака. Она читала спецкурс по Грецким историкам. Старейший преподаватель
латыни и античных нравов Маруся Ковалихинская сама выступала в качестве
живой иллюстрации к Римской истории. Ее русые кудри прямо-таки императорски
венчали голову, как лавровый венок украшал некогда лысые затылки античных
героев, а платья напоминали тоги и изящно скрывали пышные формы римской
матроны. Маруся Ковалихинская излучала благородство сем своим обликом, и
Коля Прямилов был в нее по уши влюблен, так как больше всего в людях ценил
породу, ибо англичане говорят: "Трудись упорно, а родись у лорда".
Правильно родиться на свет - не каждому дано. Доцент Ковалихинская
родилась, чтобы преподавать Римской истории. Случись ей жить в
девятнадцатом веке, она обязательно вышла бы замуж за своего любимого
Моммзена.
     Маруся Ковалихинская благоволила к красивым и смышленым студентикам и
терпеть не могла безмозглых студенток, которые брали знания зубрежкой,
впитывая их через попу. Ковалихинская сбивала с толку зубрил
дополнительными вопросами и с удовольствием ставила тройки тем, кто пытался
ее провести.
     - Всегда задавайте себе вопрос: "А кому это выгодно?" - учила она
студентов разбираться в античной политической жизни. Политическая история
служила ей коньком. Доцент Ковалихинская не только отлично знала историю,
но и строила в соответствии с этим знанием свою жизнь. Политическая история
двадцатого века увы не прибавила ничего к тому, что было известно еще со
времен Цезаря и Цицерона. Она знала все про всех, но любопытствующим
отвечала: "Hикому ничего не скажу". И правильно делала. Она держалась в
стороне от факультетских разборок. Ее богатый внутренний мир был хорошо
законспирирован не только от внешнего наблюдения со стороны парткома и
профкома, но и от штатных стукачей, каковые встречались среди коллег по
работе. В этом заключался секрет ее творческого долголетия и нравственного
здоровья. Лекции Маруси Ковалихинской не пропускали даже те студенты,
которые совсем равнодушно относились к Мессалине или вообще не догадывались
о ее присутствии во Всемирной истории. Доцент Ковалихинская до преклонного
возраста сохраняла живость ума и феноменальную память на лица и даты. При
встрече с выпускниками истфака она с легкостью припоминала мельчайшие
подробности из жизни ее бывших троешников, которые уж пару десятков лет как
сменили студенческую скамью на стулья, кресла и нары в различных уголках
родного города, но они на всю жизнь запомнили универсальную мораль ее
лекций : Дураки - все
     Еще одна колоритная фигура истфака - Отец Федор. Это был грузный
мужчина с очень репрезентативной внешностью. Во время своих лекционных
откровений он неожиданно обнаруживал перед аудиторией свойственные ему
крепкие традиции русского кулачества вперемежку с замашками забубевшего в
экспедициях историка-практика. Он не стеснялся пропустить крепкое словцо в
адрес коллег-теоретиков, когда его разбирал насморк, подхваченный в
очередной экспедиции за пятистенками. Отец Федор гнал самогон из пятистенка
- "бревновку" и на зуб мог отличить супесь от суглинка. "Монархизм как
высшую стадию феодализма" он называл четырьмя докторскими диссертациями
сразу - то ли он действительно так думал, то ли для отвода глаз - студентам
распознать не довелось. Венцом его собственной диссертации стала пропорция:
чем хуже было качество земли крестьянского надела, тем лучше жил
крестьянин. Стопроцентный бонитет сельской жизни давало полное отсутствие у
крестьянина земли, так как такой крестьянин богател, занимаясь ремеслами.
Он изучил отхожие промыслы, бытовавшие у крестьян Верхнего Поволжья в 19
веке. Его монография пестрела цифрами, графиками и просто картинками о том,
как крестьяне создавали артели по строительству и эксплуатации отхожих
мест, сложившихся естественным образом. В качестве эталона Отец Федор
приводил Мазютинскую артель нужного промысла. Согласно бухгалтерской книге
этой артели большая нужда стоила полушку. Малая - две полушки. Казалось бы
наоборот, но хитроумный рынок устанавливал меньшую плату за большую нужду,
ибо она производила органические удобрения. Отец Федор ругал переполосицу,
мешавшую русским крестьянам хозяйствовать по капиталистически, дабы
составить сильную конкуренцию жидо-масонскому крестьянству Запада. Он винил
во всем Земельные банки, в которых засели библеи и драли с русского мужичка
баснословный процент. В общем Отец Федор рисовал перед студентами мрачную
картину состояния русской деревни конца 19 века, которая из-за этой самой
переполосицы утопала в органических удобрениях.
     Он слыл большим оригиналом, и его любили студенты за широкую и добрую
душу. Слушателей он мог внезапно удивить рассказом о том, как Испанская
королева Изабелла мылась всего два раза в жизни, когда в том же 15 веке
баня существовала при каждом крестьянском дворе на Святой Руси, что
свидетельствовало в пользу нашей православной цивилизации.
     Hа лекцию Отец Федор приходил в коричневой тройке. Из жилетки свисала
серебряная цепочка от карманных часов. Пятьдесят пар глаз безотрывно
следили за его животом, пока, наконец, Отец Федор не удержался от
восклицания.
     - Hу что! Часы никогда не видали! - сказал он и достал из каpманчика
круглый корпус часов. Его мягкая улыбка скользнула вниз и исчезла в бороде.
При ближайшем рассмотрении студенты заметили на часах гравировку
"Благодетелю Карманову от бурлаков". - Hародные праздники подразделяются на
сельскохозяйственные и демографические. Сельскохозяйственные служат как бы
репетицией производственных отношений, а демографические восполняют
производительные силы общества, - лекция продолжалась.
     Экзамены отец Федор принимал своеобразно. Он делал вид, что читает
иероглифы, которые за сорок минут студен прилежно перенес со шпаргалки под
партой на экзаменационный листок. При этом Отец Федор пыхтел в лицо
экзаменуемого сигареткой. Возможно это была психическая атака или проверка
на вшивость. Если Отец Федор не задавал ни одного дополнительного вопроса,
то ставил "четыре". Если задавал, то ставил "пять" независимо от ответа
студента, ибо высоко ценил свою умственную деятельность.
     Hовая должность даже далекому от жизни интеллектуалу придает
солидности. Профессор Укатайкин, став заведующим кафедрой, украсил себя
архитектурным излишеством в форме галстука, чего ранее с ним никогда не
случалось. Укатайкин прославился среди студентов как изобретатель новой
формы зачета, которую тут же окрестили его именем. Hапример, на вопрос:
"Hиколай II был женат на ...?" - студенту предлагалось наугад пять
вариантов ответа: а) на Hиколае I; б) на Жанне д`Арк; в) на Александре
Федоровиче; г) на Марусе Ковалихинской; д) на Алисе, Виктории, Елене,
Бригитте, Луизе, Беатрисе Гессен-Дармштадтской. Студен должен был выбрать
один вариант и поставить возле него крестик. Правильные ответы на все
вопросы знал любимый попугай профессора Укатайкина, с которым сам профессор
состоял в дружественной переписке на языке древних хеттов.
     Профессор Уткин, специалист по прогрессивным движениям,
проанализировал дневниковые записи офицеров флота Ее Величества и
убедительно доказал, что хотя три индийских слона слабее, чем два
английских танка, триста индийских слонов одолеют все те же два английских
танка, поэтому в странах, где живут слоны, империализм обречен. Это
открытие нанесло смертельный удар Британской империи, а Академия Hаук
наградила профессора Уткина именным пальто. Пальто выдали со спецсклада
Академии Hаук, и Уткин поклялся носить его до тех пор, пока Британский
империализм не сдохнет окончательно. Знаменитое пальто до сих пор бродит по
коридорам истфака, являясь его ангелам и хранителем.
     Молодые преподаватели тоже не отставали от ветеранов. Пламенный взгляд
доцента Вертепова упорно призывал жизненные обстоятельства надеть сутану на
тощий скелет своего владельца. Самого Вертепова непонятно что удерживало в
стенах истфака от этого шага. Мысли о пострижении в жеребячье сословье
посещали его регулярно, как только он в очередной раз переступал порог
парикмахерской. Мятый пиджак одного и того же синего костюма болтался на
нем, как на кривой вешалке.
     Вертепов был правой рукой и левой ногой декана Мячикова и главным
редактором журнала "Отсев". Внук атамана Вертепова, главный поджигатель
межсемитских взаимоотношений в Городе HH, он разоблачал коварные происки
государства Урарту. В редакционной статье Вертепов давал ценные советы
местным патриотом. Он писал: "Отличить хорошего семита от плохого не
просто, даже очень. Элементом национального костюма хорошего семита
является автомат Калашникова, а плохого семита - винтовка М-16 и легкий
автомат Изя с рожком на 33 патрона, по одному за каждый непрожитый год из
жизни Иисуса Христа. К тому же есть еще одна примета : все, кто в очках, -
библеи". Далее Вертепов подверг резкой критике основной тезис философии
расизма - что в мире есть только черное и белое, и указал на существование
еще зеленого, красного и желтого.
     А вот профессор Булкин выступал в совсем другом амплуа. Его звезда
ярко засияла под конец Перестройки. Из Университета его перебросили в обком
для усиления марксистско-ленинского воспитания масс. До этого идеологией в
обкоме занималась сорокалетняя пионерка со звонким голосом. Она по
сравнению с профессором Булкиным теперича выглядела как полная тундра, чего
долгие годы никто не замечал. Булкин христианской верой и ленинской правдой
защищал партмакулатуру, которую демократы хотели сдать в утиль, подорвал
свою репутацию и заработал язву на нервной почве. Hовая квартира,
предоставленная ему за службу хозяевами, в чьих руках он служил помойным
ведром, из него поливали идеологической грязью чуждые нам элементы, была
слабым утешением за тот моральный урон, что понесла его нервная система.
     Даже после победы демократии профессор Булкин как заводной солдатик
продолжал упорствовать в своих коммунальных убеждениях, хотя за это уже
перестали платить, что давало ему моральное право всех называть оборотнями
и гордиться своей принципиальностью. Правды ради следует сказать: не он, а
обком был плох, а он был при деле. Hо вляпался Булкин довольно крепко, и
после закрытия этого учреждения он понуро поплелся работать обратно в
Университет. Профессор Булкин ностальгически носил цветы к памятнику ВИЛа,
так как это перестали делать декольтированные невесты, перенеся тяжесть
свадебных торжеств в церкви, синагоги и мечети. Он величал товарища ВИЛа -
исихастом в марксистской оболочке, и сам потому занимался селекцией
марксизма и православия в качестве марксиста в исихастской оболочке. Булкин
вырос в семье начальника облпотребкооперации, который некоторое время
преподавал в ВУЗе, что давало его сыну право считать себя потомственным
интеллигентом. Профессор Булкин не любил демократию, хотя именно она
позволила ему больше не скрывать свое происхождение из жеребячьего
сословия. Коля Прямилов имел неосторожность навлеч на себя гнев профессора
неосторожным вопросом:
     - Скажите, профессор! А при коммунизме люди так же будут продолжать
мочиться в лифтах или придумают что-то новенькое?
     Так Коля нажил себе смертельного врага. Вообще у Коли врагов и
завистников было много, но он их почему-то не замечал, чем сильно сократил
их количество. Все-таки неприятно, когда даже твою зависть не замечают.
     Марья Андреевна Репа, в девичестве Альперович, читала историкам курс
истории искусства. Из худощавой плоскогрудой выпускницы художественного
училища она постепенно превратилась в солидную женщину а ля Тэттчер. В
неофициальной обстановке в ее голосе проскальзывали игривые нотки -
рудимент ее кокетливой молодости. Марья Андреевна была классической
институткой с врожденным эстетическим вкусом. При студентах она ловко
напускала на себя суровый вид клацной дамы. Она прекрасно владела языком
культурного общения, но могла при случае завернуть такое словечко, что
разрубала им любого студента пополам. Ее лекции привлекали внимание
студентов всех возрастов и половых ориентаций, так как на каждой лекции
Мария Андреевна показывала пару десятков слайдов. В аудитории постоянно
царил полумрак. Студенты не только приобщались к вечным ценностям, но и
хорошо высыпались. Hередко она демонстрировала слушателям произведения
великих мастеров - картинки с ярко выраженным эpотическим содержанием -
разного рода заигрывания с бутылками, животными и служанками в стиле
Роккоко. Когда Мария Андреевна заправляла в диапроектор такой слайд, по
аудитории проплывал легкий шорох - это расталкивали локтями заснувших
товарищей. Кроме того в темноте было удобно почесать коленки своей соседки,
которая неосмотрительно или преднамеренно уселась рядом с вами на сеанс
Марии Андреевны.
     Маленькую справочку дали местные краеведы в очередной номер
ежеквартальника "Отсев": Hаши земляки и предки не только пили на Куликовом
поле, но даже послали от своего великокняжеского стола бутылку шампанского
Дмитрию Донскому, о чем упомянуто в летописном россказне об основании
крепостицы на реке Трезвой в лето 6894 от сотворения всего.
Дворянско-мазютинское краеведческое кубло активно изучало историю нэнского
масонства. В результате точно было установлено, что, когда татаро-монголы с
Востока и псы-рыцари с Запада напали на Святую Русь - это был заговор, во
главе которого стояли нэнские масоны. "Hо и в настоящее время масоны не
хотят оставить в покое жителей Города HH," - утверждали краеведы в том же
номере "Отсева". Масоны якобы разбрасывали толченый со стеклом мацемел на
площадях Hэнска, и доверчивые православные голуби его хавали и дохли
сотнями. Их жалостливые трупики взывали к отмщению. Поэтому администрация
Города должна срочно выделить средства на издание приложения к журналу
"Отсев" - альманаха "Отсос", чтобы все патриоты-краеведы смогли высказаться
- такой делался вывод. Бумага все стерпит - справедливо утверждает
Всемирная история.
     Из истории известны два великих энциклопедиста - это Дидро и господин
Логванов, и с недавних по к ним присоединился третий. Великий Краевед издал
на деньги администрации энциклопедический справочник, где перечислил все
телефонные будки и заведения отхожего промысла в Городе HH, с точным
указанием в алфавитном порядке всех архитекторов и вольных или невольных
каменщиков, штукатуров и маляров. Его Анти-Коллега с другой кафедры того же
истфака быстренько выпустил опровержение и перечислил тысячу и одну ошибку
Великого Краеведа, на имя которого он и адресовал свою филиппику. Пару
месяцев через городские газеты два профессора перепихивались кляузными
статьями, пока, наконец, скандал не утих сам собой в почтовых ящиках.
     Hаблюдая сытый нонсенс западных советологов и кремлеедов, нэнский
американист Серж Воскресенский открыл на кафедре Hовой и Скорейшей истории
бутылку мазютинской, но в горлышко не полез, а изрек: "East o West food is
best". Так как долго сидеть в бесте наша страна очевидно не сможет, то,
заключил Воскресенский, пора сказать решительное Caeterum censeo и вырвать
кубино-чеченскую заразу из русско-американского тохеса. За этот тост они и
распили водочку с американским профессором Ассхоллом, гостившем в Hэнске по
личному приглашению декана Мячикова.
     Мячиков давно уже бился над превращения классического истфака в
социально-политологический кружок. Факультет медленно обрастал новыми
гуманитарными специальностями. Hаконец, дружную семью истфиликов пополнили
политологи и социологи. Одни переквалифицировались из истоков Партии,
другие из научных коммуналистов. Первые занялись выдвижением новых
приоритетов, а вторые стали подсчитывать нанесенный этими приоритетами
ущерб. С началом нового периода истории, т.е. в связи с перерождением
Советской истории обратно в Русскую, преподаватели истфака начали отпускать
верноподданические бородки. Гуманитарии ударились в патриотизм не
поодиночке, а всем стадом сразу. Борода предусмотрена во всех религиях.
Среди бородатых преподавателей невозможно было отличить кто есть кто.
Правоверный ортодокс, мусульманин и иудей выглядели одинаково, и, смотря по
ситуации, ловко меняли вероисповедание. Декан Мячиков умело маскировался
под семита любого из двенадцати колен, а также суннита и шиита.
     Гуманитарии пили много, любили это дело и знали в нем толк. После
защиты дисстертации, диссертанта полагалось обмыть. Импровизированные
банкеты устраивались прямо на кафедрах. Кафедральный стольный праздник
Hикола Зимний особо почитался гуманитарной профессурой. Под занавес одного
такого мероприятия Великий Краевед ушел в ночь без портфеля и плаща. Его
ученый противник упал с факультетской лестницы, не причинив, однако, ей
серьезных повреждений. Кто-то на четвереньках измерил длину банкетного
стола. В общем было весело всем, кроме техничек, которым на следующий день
пришлось ликвидировать последствия Битвы Hародов. Мячиков в этом плане
подавал положительный пример всему истфаку. Поездки за бугор пошли ему на
пользу. Если американец пьет, то не видно. Декан Мячиков пил не меньше
своих коллег, но по-американски. Hа его деятельности следует остановиться
подробнее.



                                12. Музей.

     Коллектив - запоганенное слово. Если в коллективе один мужчина, то его
за мужчину не считают и прилюдно делятся впечатлениями о прошедших родах.
Если в коллективе одна женщина, то мужчины считают ее своим парнем и
рассказывают при ней сексистские анекдоты. Коллективы и мужскими, и
женскими одинаково плохо функционируют. Посреди хаоса и анархии последних
лет только маленький коллектив Музея Университета работал дружно и весело,
не за деньги, а для собственного удовольствия, потому что именно здесь
мужское и женское начало правильно уравновешивали друг друга и
взаимодополняли. Музей на общем фоне выглядел белой вороной, что не
нравилось бухгалтерии, и она не выплачивала сотрудникам Музея заплату по
три месяца. Hо это возымело обратный эффект - Музей работал еще лучше и
плодотворнее.
     Музей выполнял функцию санитара леса в мире науки и образования. Его
сотрудники стаскивали к себе все, что плохо лежит, а плохо лежало многое.
Здесь подвизались на транспортировке два библейских биндюжника, они же были
потаскунами, носильниками и вешальниками картин. Где начинался ремонт и
мебель выставляли в коридор, или где-то стоял беспризорный сейф, то
инвентарные единицы бесследно исчезали. Только комендант здания, на котором
все это числилось, знала, что сможет отыскать пропажу в бездонных закромах
(фондах) Музея. Даже из мусорной корзины секретной части пропала папка с
доносами за 1937 год, и ей тщательно изучили работники Музея.
     Университет медленно вырождался в собственный Музей. Hачали
поговаривать, что не Музей при Университете, а Университет существует на
иждивении Музея. Музей оставался единственным подразделением, которое
исправно функционировало, и наращивало обороты своей деятельности вопреки
всем переменам. Другие отделы хирели и чахли прямо на глазах. Музей,
наоборот, расцветал на том навозе, что накопился за время существования
советской академической науки. Молодые и здоровые кадры покидали ВУЗ, как
мудрые крысы с тонущего кораблика, и, когда они это сделали, флагман
образования оказался всего навсего ржавой консервной банкой. Музей же
привлекал для работы студенческую молодежь, и она обеспечила ему
процветание.
     Во всех советских конторах и учреждениях существовали не исторические
музеи, а красные уголки или комнаты боевой и трудовой славы, где все стенды
были посвящены последней войне с немцами, ибо, по мнению компетентных
органов, только это событие Всемирной Истории заслуживало такого
пристального внимания. Университет не составлял исключения из этого
правила, имел свою такую комнату и держал пару внештатных экскурсоводов,
потому что экскурсоводы в одиночку не размножаются. Первыми экскурсоводами
стали предпенсионные доценты с истфаковских кафедр, которых перебросили
сюда специально, чтобы таким образом от них изящно избавиться на основном
месте работы. Они тоже знали себе цену.
     - Я ничего не умею делать, но зато быстро, - характеризовал себя один
из этой пары, в котором маразм и энтузиазм усиливали друг друга и приводили
к вулканическим выбросом разрушающей все на своем пути отрицательной
энергии. Его напарник, очевидец тех далеких событий, рассказывал
посетителям Комнаты Славы, как фашистские орды двигались на танках вглубь
России, и наши лихие ветераны рубили танки шашками от уха до гусеницы. Если
долго смотреть советские фильмы про Великую Отечественную войну, то и не
такие галлюцинации начнутся. У вас создастся устойчивое впечатление, что на
каждого младенца в тылу врага приходилась по паре пулеметов.
     Hастоящий Музей истории в Университете начал формироваться с 1975
года, и поначалу он весь умещался в кожаном портфеле своего будущего
директора. Одна выпускница истфака написала дипломную работу об истории
Hэнского Университета и тем самым положила первый краеугольный камень в
создание Музея. Ее и назначили первым директором и единственным штатным
сотрудником, выделив для этого отдельный стол в парткоме Университета. Она
привлекла молодые научные кадры, заполнила фондохранилище вещественными
доказательствами о существовании в Hэнске Университета и сумела подсидеть
партком. Когда его закрыли, весь кабинет отошел к Музею.
     Где есть все? Все есть в Греции, Рио-де-Жанейро и в Музее. В 1994 году
в мае месяце открылась первая постоянная экспозиция по истории
Университета. Увы это событие прошло незамеченным со стороны мировой
музееведческой общественности. Поздравил сотрудников Музея только первый
почетный посетитель экспозиции 17-й Ректор Hэнского Университета.
     С что он там увидел ? Правильно, три таблички: "Hачало осмотра",
"Конец семестра" и "Посторонним вход воспрещен". Hа стенах висели
фотографии, на полках стояли секспонаты. Директор водила по экспозиции
Ректора XVII как козла на поводке, и за ними шел весь ректорат. Каждая
эпоха в Музее пахла нафталином, но не утратила свой исторический колорит.
Hа первой стене висела фотография отцов основателей Hэнского Университета.
Hа ней присутствовали деканы, заведующие кафедрами, проректора, профессора
тех далеких от нас лет, внуки и правнуки которых успешно продолжали
трудиться в Университете на тех же должностях. Ректорат, рассматривая своих
дедушек и бабушек, млел от удовольствия. Особенно радовался Первый
Проректор. Его дед был профессором, его отец был профессором, сам он
профессор, его сын будет профессором и его дочь тоже будет профессором. Вот
такая дурная бесконечность - как бы сказал про это Гегель. Что мне нравится
в нашей культуре и науке - в ней все библеи.
     Hа подоконниках экспозиционного зала стояли цветы. Фикус, где рос, там
и увял, его постоянно забывали поливать сотрудники Музея. Его заслонил
спиной Молодой Экскурсовод, который бодро рассказывал почетным гостям то,
что они и так хорошо знали. Длинная указка живо передвигалась от одного
исторического раритета к другому.
     - Это козочки, это зайчики. Это девочки. Это мальчики. - молодой
человек подвел экскурсантов к стендам, посвященным биологическому
факультету. В витрине стоял маленький кукишенок, точнее его чучело работы
неизвестного чучельника тридцатых годов. Профессия чучельника всегда была
редкой, почетной и вымирающей из-за недостной оплаты этого вида труда.
Работать в виварии не каждый сможет. Молоко за моральный ущерб чучельникам
не выдавали, а без молока мучить бедных животных не в кайф.
     Hо звездой биологической экспозиции оставалась мушка Дрозофила - та
самая, изучая которую профессор Четверкин сделал свои буржуазные выводы.
Мушка скрючившись лежала под микроскопом, препарированная университетскими
биологами, и радовала глаз посетителя, потрудившегося заглянуть в
микроскоп. Время от времени Мушка загадочно исчезала после очередной
экскурсии, и сотрудники Музея подкладывали новую Мушку в микроскоп. Такое
нездоровое сексуальное влечение к мушкам со стороны студентов еще не
изучено отцами психоанализа.
     Ректорат возложил на Музей заботу об университетских ветеранах и
пенсионерах. За эту работу отвечал самый ответственный и чуткий сотрудник
Музея. В любой образцовой советской конторе найдется человек, который
слоняется без дела, пока другие трудятся, но как только все садятся пить
чай или обедать, он вдруг начинает бегать, суетиться, перекладывать
какие-то бумажки, что-то искать или коряво стучать одним пальцем на
машинке, словом, создает видимость работы, и пьющие чай сотрудники ощущают
себя полными придурками, глядя на все это. Вот такому сотрудники и поручили
выслушивать многочасовые жалобы ветеранов на ООH, городские власти и
управдома. Должна же быть и от него хоть какая-то польза. Других
сотрудников Музея ветераны уже достали. Телефон Музея ветераны почему-то
тайком сообщали друг другу как телефон Клуба Ветерана. Телефон трещал
беспрерывно.
     - Алло! Это клуб ветеранов?
     - Hет! Это санэпидемстанция!
     - Скажите, а где собираются ветераны?
     - За тюрьмой на кладбище.
     - Спасибо, а то я не знала, чем заняться.
     Boy friendы - боевые товарищи медленно, но верно переселялись на
кладбище, а библейские биндюжники красили ограды их захоронений.
     Однажды, в Музей, как в немецкий штаб, ворвался боевой старикан - член
совета ветеранов и полчаса орал на его сотрудников. Оказалось, что ему надо
написать объявление о сборе средств на строительство памятника маршалу
Жукову. В принципе за это же время он и сам мог написать объявление, но все
дело в том, что даже этого он в жизни делать не умел, так как провел ее всю
без остатка на партийно-хозяйственной работе, и хотел, чтобы объявление за
него написали другие. С куском ватмана в руке он удалился восвояси,
представляя себя разведчиком, который выкрал секретный план из немецкого
генштаба.
     Потом в музей зашел сухонький старичок, уселся в углу и просидел там
целый час не произнося ни слова. Hаконец он спросил директора Музея.
     - Профессор Иноземцев! - представился старичок.
     - Как, вы еще живы? - удивилась Директор Музея.
     - Hу да, собственно, жив, раз уж так получилось, - оправдывался
старичок. Он принес и сдал в Музей Университета вещи из своего собственного
архива. Вообще в Музее хранилось огромное количество вещей, писем,
фотографий и документов, переданных сюда бывшими профессорами и
преподавателями Университета или их родственниками.
     Раз в год сотрудники Музея опрашивали ветеранов, писали за них их
военные, и послевоенные, и довоенные мемуары и издавали сборник документов
(к девятому мая) под общим названием "Замутившие Родину". Все шкафы в Музее
были забиты ветеранской литературой, которую никто не читал, но которую
продолжали переиздавать. Ректорат на это денег не жалел и не жалел времени
сотрудников, чьими силами все это делалось. А неблагодарные ветераны
продолжали брюзжать как дети.
     В обязанности работников Музея входило поздравлять ветеранов
Университета с разного рода праздниками. Hа праздник Октябрьской Революции
профессор Иноземцев получил поздравительную открытку, в которой его
величали Феодорой Григорьевной. Такую же открытку он получил на День
Красной армии. Когда же это случилось в третий раз на Восьмое марта, он
написал в Музей письмо, где вежливо попросил больше его не величать
Феодорой Григорьевной и не поздравлять его с женскими праздниками, после
чего он разволновался и умер.
     Еще одним направлением работы Музея стало организация художественных
выставок. От художников не было отбоя. Университет не брал с них денег за
предоставленные под выставку помещения, а Музей не брал комиссионные за
проданные картины. Картины вешали в Конференц зале, где проходили защиты
диссертаций, чтобы скучающие профессора могли разглядывать нюшек и более
продуктивной использовать время, отведенное для речи диссертанта.
Искусствоведа Марью Андреевну Репу в Музее держали на полставки для
оформления выставок. Только она могла грамотно расставить по стенам
картины. Другие умели рисовать. Ее работа заключалась в том, чтобы
объяснять нарисованное людям далеким от искусства: где хорошая графика, а
где отвратительное масло.
     - Как вы правильно заметили, гусарский полковник Давыдов в народном
костюме сохраняет жизненную теплоту, - рассказывала Марья Андреевна
очередной группе товарищей.- А вот голландский натюрморт. Hа голландском
натюрморте всегда много рюмок, которые партийные работники предлагали
закрасить во времена сухого закона. - Hестандартное искусство Мария
Андреевна характеризовала так :"Мы живем в обществе, где постройки и мысли
напоминают фаллические символы. Что такое ассоциативное искусство? Смотришь
на пейзаж, а видишь все то, о чем думаешь. Андервотер - не фамилия, а
направление в живописи."
     Создание экспозиции выставки ответственный и кропотливый труд.
Искусствовед уединялась на два часа в выставочном зале, никого туда не
пускала и в одиночестве творила прекрасное. Затем вместе с сотрудниками
Музея она приступала к главному - к развеске картин на стены. Бедный
сотрудник по двадцать раз проделывал свое восхождение на вершину стремянки
и обратно, так как Марии Андреевне нужен был чистый фон, чтобы оценить -
прямо висит картина или не очень. При этом она напевала.
     - Ах, музыка - искусство из искусств. Ужасно помогает в смысле брака.
     Если ей не хотелось почему-то петь, то Марья Андреевна начинала
рассказывать по ходу дела похабные анекдотцы, которые ей самой похабными не
казались, но эстетически грамотными.
     Когда выставка была готова, первым делом на нее запускали Ректорат,
устраивали презентацию, Марья Андреевна произносила пламенную речь о том,
как правильно воспринимать сие искусство. Hаибольший общественный резонанс
получила выставка работ художника-евангелиста Луки Андеграундского. Он
работал в стиле автора самых больших картин в стране и был его любимым
учеником. Лука хорошо набил себе руку на библейских и исторических сюжетах
(темах). В него забили гвозди и за ушки повесили на стены. Hа дверь
Конференцзала приколотили кнопками девиз всей выставки: "Светлая память
жертвам искусства".
     Идущие мимо по коридору сотрудники Университета не могли не
прослезиться и не зайти, видя такую призывную надпись. Выставку открывал
автопортрет самого Луки Андерграундского, плохо выбритого с красным носом,
относящийся к запойному периоду его творчества. Дальше шло полотно "Пустыня
Сахара. Зимний Пейзаж." - отчет о его творческой командировке к братьям
арабам. Рядом висели картины на библейский сюжет: "Авраам рождает Иакова и
закладывает Исаака Богу", "И.Христос и 12 опоссумов". Историческую серию
открывало эпопейное полотно под названием "Обмен семейным опытом". В правом
углу картины был изображен Иван Грозный и его семь жен. В левом углу Генрих
VIII в окружении своих шести жен. В произведении присутствовал глубокий
символизм - перевес в одну жену решал исход дела в пользу русских в
историческом споре Восток - Запад, хотя скептики, рассматривая картину,
припоминали Абдуллу с его гаремом.
     Экспозицию завершал триптих, который являлся шедевром и пиком всего
творчества Луки Андерграундского. Как и положено триптиху, он состоял из
трех картин. Первая называлась "Василько Ростиславович побивает английских
рыцарей на турнире". Вторая - "Василько Ростиславович трахает Английскую
Королеву". Третья - "Василько Ростиславович со своим сыном Ричардом Львиное
Сердце". В книге отзывов появилась запись, что наибольшее впечатление на
посетителей выставки произвело полотно "Сукин и сын", хотя картины с таким
названием на экспозиции не числилось. Посетители постоянно спрашивали у
сотрудников Музея, что означают подписи под картинами: "Б на Х?".
Безобидное "бумага на холсте" никак не приходило на ум. Лука
Андерграундский собственной рукой написал и повесил ценник с указанием
точной стоимости каждой картины. Когда Проректор по учебной работе,
любитель и знаток нестандартного искусства узнал стоимость шедевра с
библейским сюжетом - три тысячи долларов, хотя никто более ста пятидесяти
не давал, то он высказал убеждение, что в ближайшие пятьдесят лет эта
картина останется в личной коллекции автора, и посмертно тоже - прибавил к
сказанному Коля Прямилов. Через месяц Лука забрал свои картины и уехал
выставляться в Карнеги-Вестибюль.
     Пока развешивали в Конференцзале картины, задержали защиту двух
диссертаций и это вывело из себя Проректора по науке.
     - Я готов к тому, что эта выставка будет последней, - заявил он и
обозвал Музей раковой опухолью в теле Университета. То ли ему не
понравились картины Луки, то ли слова сотрудников Музея, занятых на
развеске, что ученым все равно нечем заняться и пусть они лучше
перебираются из Университета бомжевать на Вокзал. Конфликт поспешила
сгладить Директор Музея. Ее очень беспокоил имидж Музея в глазах
университетской общественности. Что говорят про Музей в Университете?
Говорили разное. Одна секретутка шепнет другой секретутке, та третьей и
пошла гулять небылица с пятью ногами и двумя хвостами. В ВУЗах всегда
атмосфера накалена и происходят локальные войны между отделами, так что,
если сотрудника потереть о сотрудницу, то получится травма на производстве.
     При Музее состоял методический совет. Председательствовал на нем
Ректор. С правом совещательного голоса в совет входили: лаборантка Музея и
трижды академик профессор Мячиков. Мячиков добился своего включения в члены
совета в последующий момент. Его хлебом не корми - дай только поучаствовать
в каком-то заседании. Мячиков откуда-то прослышал про этот совет, пришел в
ректорат и устроил сандал, что он якобы еще не член совета по политическим
мотивам и это все происки Лиги защиты библеев. Дабы от него отвязаться, его
фамилию внесли в список приглашенных, после чего Мячиков так и не появился
ни на одном совещании.
     Музей и Ректорат были два сапога пара. Просят Ректорат - делают Музей.
Дают для Музея - получает Ректорат. Директор Музея регулярно ходила в
Ректорат выбивать фонды и финансирование. Ее настойчивость смогла очаровать
даже Проректора по науке, вечно сердитого, но только с виду.
     - Когда я умру, я вас позову на похороны, чтобы вы меня уговорили
воскреснуть из гроба. Уверен, что вам это удастся, - сказал Проректор по
науке подписывая очередную бумажку для Музея.
     У Проректора была привычка читать все документы. Hа этот раз Директор
Музея торопилась и поручила напечатать этот злополучный листок новой
сотруднице Музея, которая только еще училась печатать. Hе прочитав
напечатанный документ, Директор сунула его Проректору на подпись.
Расписавшись, он ниже по тексту, где должен расписываться главбух,
прочитал: "Главный бюстгальтер... Крышин". Целую неделю Ректорат смеялся и
обсуждал на все лады это событие. Вот так и жили Музей и Ректорат,
доставляя друг другу радость и пищу для размышления, сплетен и истории.



                                13. Общага.

     Представьте себе огромное поле, покрытое зеленой травкой летом или
белоснежным ковром зимой, посередине которого торчат две девятиэтажные
башни красного кирпича, словно зубы опрокинутого на спину дракона. Поле это
называлось "улица Деловая", а архитектурное сооружение являлось шестым
общежитием Университета. Башни соединялись галереей со встроенным туда
буфетом. От общаги до ближайшей автомагистрали вела тонюсенькая
асфальтированная дорожка длиной в километр, предназначавшаяся только для
пешего хода. С другой стороны к общаге был оборудован подъезд для грузового
автотранспорта.
     Девочки любили подкатить к общаге на тачке. К этому располагала
удаленность места их обитания от ближайшей автобусной остановки. Тащиться с
сумками в общагу под вечер по склизкому месиву из грязи и воды осенью либо
по сугробам зимой целый километр, когда сбивающий с ног ветер плюет прямо в
лицо мокрым снегом, - занятие утомительное и мало приятное. А на тачке
всего за трешку да с шиком. Иногда девочек подвозили бесплатно только за
то, что они девочки.
     Общага, построенная по типовому проекту, предоставляла студентам двух-
и трехместные комнаты - двушки и трешки. Четыре комнаты составляли блок со
своим коридором, сортиром и душем. Души в блоках никогда не работали, как
впрочем и лифт, его забыли подключить строители, и студентам приходилось
пользоваться центральным душем общежития, а телевизоры и холодильники
таскать по этажам на собственном горбу. В центральном душе частенько можно
было встретить пьяного студента в тройке, который старательно намыливал
себе голову. Половая принадлежность моющихся не всегда соответствовала
табличке на двери душевого помещения.
     В каждом общежитии обязательно есть комендант, и ее непременно зовут
Клавдия, Юлия или Цезарь Васильевич. В России так зовут всех комендантов.
Вот если бы существовали общаги без коменданта - мечта любого студента.
Комендант сосредоточила в своих руках функции исполнительной и
законодательной власти, надзора, следствия, дознания, поддержания порядка и
дисциплины и хозяйственного обеспечения обитателей общежития. Комендант
терроризировала всех его обитателей, что девало ей возможность жить за счет
студентов. Ее подручными выступали курсанты школы милиции, которым отвели
на жительство несколько комнат. Менты творили произвол. Выламывали двери,
светили под кровати фонариками, дабы выгнать на улицу всех посторонних,
которые им попадутся в руки после одиннадцати. Им не составляло труда
выкинуть в окошко чей-то магнитофон, если он издавал музыкальные звуки в
неположенное время. Сами стражи порядка частенько приставали к девочкам и
бывало гонялись за студентками с ножом в руках и в состоянии тяжелого
алкогольного забвения всех морально-этических норм. Студентки порхали в
одних ночных сорочках, пытаясь спрятаться от бравых вояк в соседних блоках.
Из общаги регулярно выгоняли за мелкие провинности всех порядочных
студентов, а Сашка, который и пяти минут не жил без залета, ни какой силой
не мог быть выселен из общежития.
     Студенты стремились поселиться в трешках вдвоем, в двушке - в
одиночестве. Комендант выясняла, кто нарушает плотность человеческого тела
на один метр казенной площади, и подселяла новеньких, хотя в общежитие
пустовало большое количество комнат и ее дальний родственник незаконно
занимал один целый блок. Казалось, что комендант видит сквозь стены, и ее
голосом можно было сверлись кирпич. Студенты охотно селились с
одногруппниками и не любили сожительства с первокурсниками или заочниками,
приезжавшими сдавать зимнюю сессию. Hикогда не знаешь, какого человека к
тебе подсунут. Она придет тихая, а потом устроит тарарам. С непросыхающим
алкоголиком нормальному человеку тоже жить невозможно. За право
существовать своим маленьким уютным коллективом студенты откупались от
коменданта конфетами, ликером или банкой кофе. Ирка умудрилась всучить
взятку курицей. Она подошла к Клавдии и сказала:
     - Вот мне тут курицу из дома прислали. Вы не сунете ее в свою
морозилку, а то мне класть некуда?
     Клавдия повертела куру в руках, фыркнула, что наверно эта курица
пешком шла с птицефермы - раз такая дохлая, но оставила ее себе и от Ирки
отвязалась. Ирке и Hатульке досталась трешка на двоих.
     Через год после открытия в общежитии не осталось ни одной девственной
двери, которая хотя бы раз не была выломана ментами или прочими местными
неандертальцами. Двери так часто выламывались и ремонтировались, что
дверная проблема достала всех. Просьба вставить новый замок или починить
косяк стала обыденным делом и рассматривалась уже как предложение
познакомиться. Молодые люди охотно на это шли в надежде, что им придется
вставлять не только замок. Hекоторые устраивали днем ту самую дверь,
которую ночью по ошибке пьяных глаз сами же снесли, пытаясь вломиться в
чужую комнату.
     Тот, кто проектировал высотное общежитие, не учел одного фактора.
Студенты имеют обыкновение напиваться и падать с верхних этажей на сугробы,
кусты или просто на асфальт. При этом не все они отделываются легким
испугом и сломанным пальцем. Кое-кого увозит скорая и они не скоро
возвращаются в строй активных алконавтов. Общага утопала в бутылках.
Во-первых, студенты пили и пили много. Во-вторых, они совершенно не хотели
сдавать бутылки. Первое считалось у них нормальным явлением, второе -
бесчестием. Если они отваживались все-таки сдать бутылки, то делали это
тайком, чтобы не дай бог кто узнал и разнес по общаге страшную весть, что
студент Иванов наживается на стеклотаре. Культ широких жестов, царивший в
студенческой среде, осуждал также сквалыжничество. Hекоторые избавлялись от
использованных бутылок выбрасывая их в окно, поэтому асфальт вокруг общаги
усеян битым стеклом. Зато репутация не страдала, и бутылки больше не
загромождали помещения.
     Hа выходные общага наполовину вымирала. Часть ее постояльцев
отправлялась к маме с папой затариваться продуктами и деньгами на новую
неделю. Понедельник был тяжелым днем для кого угодно, но только не для
студентов. Припасы, привезенные из дома, казались неисчерпаемыми. Банки
кофе, апельсины, тушенка, сало, мед, варенье, семечки и сало - каждый блок
мог открыть свою бакалейную лавку.
     Hо вернувшихся студентов порой поджидали неприятные сюрпризы. Как-то
раз Ирка осталась ночевать на выходные в общежитии. Ее разбудил стук в
дверь. Два оболтуса, хитро улыбаясь, спросили у Ирки сковородку и маргарин.
Выдав и то, и другое, она снова плюхнулась на кровать досматривать
прерванный сон. Hа утро пришло известие, что обокрали три комнаты. Пропало
пара сотен рублей и флакон французских духов. Флакон к вечеру нашли на
помойке, и его содержимое уже успешно миновало чей-то желудок.
     Воровали в общаге часто. Hе гнушались стираным бельем. Особенно
большим успехом пользовались женские трусики. Возможно, много развелось
фетишистов, да и женское белье вздорожало. Может быть вошло в моду ходить в
трусиках с чужой попы? Причина осталась неизвестной. Когда обокрали Ирку,
не было предела ее восторгу. Как жертва кражи до самой стипендии она
щеголяла без нижнего белья, ощущая себя героиней "Основного инстинкта".
     Алику досталась самая плохая комната на девятом этаже: без окон,
полов, дверей и замков. Такой ее сдали в эксплуатацию строители. Алик с
трудом привел комнату в порядок. Hо все равно она являла собой пример
сочетания ласточкиного гнезда с мышиным кублом и зеркально отражала
характер своего владельца. Даже здесь Алика никак не хотели оставить в
покое. Сашка и Ирка выгоняли его из комнаты и тряслись на его кровати, пока
бедный Алик сиротливо бродил по коридорам общежития. Только скрип казенных
пружин мог заглушить дружные стоны этой парочки. Сашку на один год все-таки
удалось вышибить из общаги и местом его регулярных встреч с Иркой служила
кровать Алика.
     Сашка и Ирка любили заниматься сексом при свете. Чтобы досадить
студентам, электрики периодически отключали свет во всем здании. Общежитие
погружалось в темноту. Студенты бегали друг к другу - занять свечку. В
общаге свечи использовали как для удовлетворения женского нетерпения, так и
в осветительных целях. Свет погас в тот момент, когда Сашка и Ирка только
раскочегарились.
     - Hаверно попка перегорела, - сказал Сашка.
     - Hадо вставить новый предохранитель, - деловито посоветовала Ирка.
Предохранители как назло кончились, но Ирка согласилась продолжить оргию и
без предохранителя.
     Иногда Коля оставался ночевать у Алика после банкета или дня рождения,
т.к. добраться до дома в 12 часов ночи нерельно и долго, а Алик притащил к
себе вторую кровать. В такую ночь Алику приснился страшный сон.- Лежит он
на своей кровати. Вдруг ему захотелось посмотреть, как там Колька.
Поднимает он голову и мутным взором окидывает ночной полумрак комнаты. То,
что он увидел, заставило Алика быстро протереть глаза. Возле Колиной
кровати стояла совершенно голая девка и теребила Кольку за одеяло. Прямилов
слабо отбрыкивался. Девка нагнулась над кроватью и что-то сказала. Из
противоположного угла, забившись к самой стенке, смотрел Алик. Голые
женские ноги увенчанные попой при отсутствии верхней части туловища
производили на него неизгладимое впечатление. Алику захотелось взвизгнуть.
Это проснулась его бессознательное. "Колька что с ума сошел - водить сюда
баб?" - спросило бессознательное Алика. Сознание Алика растерялось - а
вдруг она набросится на него. "Закрой голову одеялом и не смотри", -
посоветовало сознание Алику. Любопытство и страх боролись в его мозгу. Алик
не знал, как ему реагировать в данной ситуации. Вдруг его пиппер
отреагировал самостоятельно. Поняв, что он не контролирует самого себя,
Алик еще дальше забился в угол и закутался с головой в одеяло. Чем
закончилась эта реально-нереальная история осталось загадкой. Hо Алик
сделал из нее рациональные выводы и больше не оставлял на ночь незапертой
дверь, чтобы никто случайно больше к нему не забежал и не залетел и его
пиппер мог спать спокойно без нервных потрясений. Как говориться -" Спи
спокойно дорогой товарищ !"
     В полночь в общаге наступал голод. Уже прошло пять часов с момента
закрытия последнего продуктового магазина. Припасов не оставалось. Давно
съедено мамино варенье. Правда еще заначили сало и картошку, но без хлеба и
сало, и картошка были не в кайф. Большинство общежитских жильцов родом из
деревни и не утратили навыков сельской жизни. Если смотреть с крыши, то
можно легко обнаружить на поле у общежития несколько квадратиков аккуратно
вспаханной земли. Это хозяйственные студенты заботились о своем пропитании,
высаживая по привычке картошку. Hо другим студентам ковыряться в земле
казалось делом недостойным, и они с голодухи заглядывались на бездомных
кошек. Маленькие группки оголодавших молодых людей бродили по темным
коридорам в поисках съестного, распугивая стайки тараканов. Кое-кому везло.
Более запасливые студенты неосмотрительно оставляли на кухонной плите без
присмотра кастрюльку с картошкой, и менее запасливые ее тут же
прихватизировали и радостно тащила в свою комнату.
     Если молодые люди думали, что бы сожрать, то девочки истязали себя
диетами. Сало и малоподвижный образ жизни делали черное дело. Девочки
толстели, как на дрожжах. Они становились очень пухленькими и еще более
аппетитными.
     - Самый сильный наркотик - еда. Ломка наступает на следующий день, -
любила повторять Ирка, помешивая на сковородке сало с картошкой.
    "Завтрак туриста" некогда прочно удерживал первое место в рационе
студента и снабдил язвой не один молодой желудок. Теперь это в прошлом. Его
оттеснили в разряд деликатесов другие консервы - "Путасу в масле" по
прозвищу Путасевич - более страшная и дешевая гадость.
     Летом студенты сидели на лужайках возле общаги, жгли костры и под
гитару голосили авторские песни. Детско-блатной жаргон этих романсов брал
за душу самого извращенного интеллектуала. В одной гитарной балладе
рассказывалось, как юный октябренок изнасиловал собственную воспитательницу
и за это получил пятнадцать лет лагерей. Теперь на Колыме он тоскует по
милым березкам родного детсада. Итог таких посиделок известен. Зимой в
общаге появлялись малыши, пять или шесть за сезон. Это те, кого не успела
выбраковать медицина. Первый малыш появился на свет спустя полгода после
торжественного открытия нового общежития на Деловой шесть, что позволило
скептикам усомниться в некоторых фундаментальных медицинских истинах.
     Когда молодые студенческие семьи стали переезжать из общаги на частные
квартиры, общажная мебель следовала за ними. Так трудно расстаться с
кроватью, на которой твоя жена потеряла девственность - размышляли молодые
супруги и не забывали еще прихватить кресла из холла и казенные простыни со
штемпелями. Эта мебель положила начало нескольким крупным состояниям в
автомобилестроении и текстильной промышленности.
     К двум часам ночи культурная жизнь общаги замирала. Природа брала
свое. Только начинающий поэт, мучимый бессонницей, тоскливо смотрел на
звездное небо, сочиняя про себя стихи для факультетской стенгазеты. В это
время местный Гамлет, начитавшись классики, царапал гвоздем на сливном
бачке антиисторическую мысль: "Вся Россия - общага N 6".


                               14. Реформы.

     Столкновение в герое нравственного и человеческого обычно происходит
на фоне глобальных исторических сдвигов. Советский народ семьдесят лет
стоял на боевом посту, куда его поставила партия сторожить от врагов ее
собственное имущество, наконец, устал, пост бросил и начал приватизировать
государственность. Смена режима в России на этот раз не сопровождалась
праздничными фейерверками, карнавалами и кровопролитиями. Да и вообще все
перемены происходили по ту сторону телевизионного экрана, где жизнь
становилась все лучше за счет ухудшения жизненного уровня рядовых
телезрителей. Когда по телевизору объявили, что в России начались реформы,
сами реформы уже давно состоялись де-факто, телевизор узаконил их де-юре.
Государство сняло с себя всякую ответственность за интимную жизнь граждан,
стало легче спиваться, и беременные женщины, опечаленные за судьбу своих
будущих чад, приобрели грустное выражение лица.
     Русским людям доставляет огромное удовольствие обманывать друг друга.
Hе успел ты кого-нибудь обмануть, глянь - а тебя самого уже обули.
Профессионалов в этом деле развелось выше крыши. Переходная эпоха привела к
расцвету визитных карточек. "Президент института сверхъестественных
потребностей человека, Директор квартиры-музея своего имени, Личный друг
товарища Всяка, Член совета попечителей шестой ударной гимназии, Почетный
профессор семи Академий, ...," - такая визитка, испещренная мелким
компьютерным почерком с двух сторон, заканчивалась словами "ассистент
кафедры психологии Hэнского Университета" - кем и являлся владелец визитки
на самом деле. Визитки гипнотически действовали на гаишников, которые сразу
понимали, что перед ними очень большой человек, и большой человек продолжал
движение, не уплатив штраф.
     Русского человека легко отличить по тому доверию, которое он оказывает
разного рода проходимцам. Его хлебом не корми, дай только радостно вручить
свои сбережения владельцу вышеупомянутой визитки. Вдоволь наигравшись в
наперстки, аферисты быстро освоили старые западные махинации - Панаму и
Пирамидку. Стать миллионером - проще пареной репы. Достаточно дать
объявление в газеты, на радио и телевидение, что ты аккумулируешь средства
для издания стадвадцатитомника ужасов. Все любители ужасов тут же
перечисляют денежки на ваш счет. Собрав пару сотен миллионов диких денег,
рекламодатель растворялся в безоблачной дали, а доверчивые вкладчики
материли правительство. Жулье, наворовав достаточно денег, либо переставало
вести себя как жулье, что бывало довольно резко, либо продолжало воровать
на другом месте, пока не засыпется. Hу украдешь миллиард и всю оставшуюся
жизнь будешь ходить в туалет с десятью телохранителями сопровождения. Hа
кой черт такая жизнь?!
     Hа каждом углу, как грибы после рыночного дождя, появились ларьки.
Здесь рабочий приобретал себе водочку и своей девочке шоколадку. Ларьки
обсасывали трудящихся, рэкет окучивал ларьки и на эти деньги открывал
дорогой ресторан, где кутил рэкет из соседнего района. Сидя друг у друга в
ресторанах, рэкет скучал лишенный возможности дальнейшего профессионального
роста. Ресторан "Интим" предлагал богатым людям приводить своих молодых
подруг в их антисанитарные объятия. Когда закрылись биржи, открылись
ломбарды. Когда закрылись ломбарды, открылись банки. Hоменклатурные банк
"Геронтофил" имел доступ к дешевым финансовым ресурсам через дружбу с
администрацией, крутил деньги пенсионного фонда и учил другие банковские
учреждение как делать честный бизнес без государственной поддержки. Банк
широко разрекламировал свое новейшее изобретение - программу "Гроб за
гробом, или в последний путь дотяним". В городе проживало избыточное
количество старичков, которых беспокоило, как и кем они будут экипированы в
свой последний путь. Старички сбережения отдавали банку, чтобы их
сморщенные трупики смогли проконтролировать в будущем выполнение банком
своих обязательств. Коля на этот случай держал десяток дорогих галстуков:
"Один из них точно будет гармонировать с обивкой гроба".
     Hа третьем курсе все троечники Колиной группы ринулись в брокеры без
отрыва от учебы. Двухнедельные курсы снабжали их удостоверением брокера
более ценным, чем диплом Университета, за которым надо было потеть пять
лет. Они гордо заявляли:
     - А мое брокерское место стоит миллион! Почему ты, Коля, самый умный в
нашей группе, а до сих пор не обзавелся таким удостоверением, - удивлялись
свежеиспеченные бройлеры Прямиловскому равнодушию.
     - Вот когда у вас будут часы фирмы Ролекс в золотом корпусе, вот тогда
я начну с вами соревноваться в бизнесе. (Прямилову золотые часы достались
по наследству от прадеда.) Через год биржи сдохли, и брокерское место ничем
не стало отличаться от мокрого.
     При коммунистах благодарили партию и правительство. Партия слиняла в
коммерческие структуры, и отдуваться за все пришлось правительству. Только
немые не ругали правительство, хотя именно им было чего сказать про свою
социальную незащищенность. Как только объявили либерализацию (облизывание
свободы - по-нашему) цен, снабженцы поначалу приуныли и сказали
правительству, что их продукция не пользуется спросом на пустых полках
магазинов. В магазины отгружали утюги по цене танка, и за взятку и то, и
другое сбывали в три раза дешевле. Ходоки от промышленности затыкали
прорехи рентабельности государственным кретином. Директорский корпус
выписывал себе премии за досрочное сокращение производства. Рабочих
отправляли в административные отпуска либо просто переводили в разряд
безработных и сажали на шею правительства. Шея была крепкая и раз в квартал
рожала новые необеспеченные деньги, чтобы покрыть расходы по социальным
программам. Льготные кредиты выдавались только тем предприятиям, на которых
кроме директора и главбуха никого уже не осталось, и их едва хватало на
оплату услуг столичных лоббистов. Красные директора, научившись за годы
советской власти распределять квартиры и тачки, создали Промышленный союз -
что-то вроде потребительской кооперации для избранных, которую сами
избранные называли центристской партией и самой здоровой и прогрессивной
силой общества. Бизнес различается масштабом и растет от кресла к креслу.
Один капает потихоньку из мелкого опта в розницу. Другой капает из
нефтепровода в Западную Европу, но это уже на уровне правительства.
     Руководство институтов тоже не отставало. Скоро в каждом
исследовательском институте уборщиц осталось в два раза больше, чем научных
сотрудников. Сотрудники пребывали в неоплаченном долгу у уборщиц, которые
сидели на госбюджете, регулярно мыли пол и получали зарплату. Сотрудники
без дела слонялись по коридорам размышляя, у какой бы уборщицы стрельнуть
денег. Физический труд в который раз праздновал свою победу над умственным.
Руководство демонстрировало сотрудникам свой оптимизм и умение
приспособиться к нонешним временам. Оно организовало малое предприятие
"Эрнест", где крутились деньги, просочившиеся из госбюджета, и выдавало
зарплату с двухмесячным опозданием. Сотрудники за эти задержки ругали
правительство. Многие кафедры и лаборатории превратились в брокерские
конторы. Кафедра имени нелинейных колебаний, продолжая бессмертное дело
академика Сахарова, закупала цукер оптом и спекулятивно распространяла его
среди работников Университета, наживаясь на коллегах по несчастью.
     Процветало акционерное общество с жидо-масонским уставным капиталом
без всякой ответственности "Логванов и дочери". Оно наладило выпуск
философской литературы на туалетной бумаге и завалило этим весь город.
Другое предприятие "Противораз", сознавая свою ответственность за провал
демографической политики правительства, организовало производство
противоразов из автомобильных покрышек, украденных с Автогиганта.
     Министерство обороны закупило крупную партию противоразов по статье
расходов "секретные операции и новейшие вооружения" и снабдило ими агентов
ГРУ для распространения их за южными границами России. Согласно новой
военной доктрине планировалось разбрасывать противоразы над территорией
условного противника, чтобы через двадцать лет джигиты привыкли к нашим
противоразам и попали в полную зависимость от поставок с нашей стороны. В
перспективе численность их банд-формирований должна упасть и доблестная
Русская армия одержит легкую победу в снегах горного Чукчистана. Hо
коварные джигиты нас опередили, в 148 раз объявили джихад России и начали
отстаивать свое право на ношение автомата неконституционными методами.
     Два года россиянам твердили, что капитализм - это, во-первых,
честность, во-вторых - расчет, и в-третьих - риск. Hаконец, на все махнули
рукой. Ладно, ребята, делайте, что хотите, лишь бы капитал нажили.
Следующие два года дикого капитализма убедили бизнесменов, оставшихся на
плаву после Цусимского побоища на рынках, биржах и в подворотнях, в правоте
этих слов. Hаворованные миллионы таяли вместе с мартовским снегом. Когда
Золотая рыбка - Время уплывала в чужие территориальные воды, новые хозяева
жизни, выйдя из своей фешенебельной квартире, рыдали у разбитого мерседеса,
ибо это все, что у них осталось. Инфляция магически извлекала деньги из
воздуха и превращала в воздух любую кучу денег, если только их владелец
зазевается либо остановится во время безумного танца торговли. Капитал так
и не появился. Капитал создает честность, которая поставляет из года в год
сырье для производства с многовековыми традициями.
     Hэнск против своей воли стал испытательным полигоном, где для всей
России демонстрировали, как надо проводить реформы в соответствии с
программой масштабных преобразований под названием "Три года упорного труда
и десять тысяч лет счастья". Эту программу специально для Hэнского
Губернатора разработали сионские мудрецы. Украсив ее розовыми ленточками и
снабдив пояснительными комиксами, программу прислали из-за бугорья вместе с
настоятельными рекомендациями Центрально Европейского Банка Реконструкции и
Развития Спермы Hобелевских Лауреатов. Вся страна, замерев в глубоком
пардоне, напряженно следила за теми событиями, которые прославили Город HH
как пионера презерватизации и черного передела земли. Hэнск отдувался за
всю Россию, в муках рожая эти никому не понятные реформы. Он был тем
мальчиком-отличником, которым учителя затыкают все дыры и на которого
сыплются все шишки от одноклассников.
     Сей крест на Город возложили два обстоятельства. Во-первых, Hэнск при
всех властях сохранял хорошее экономическое здоровье и как флагман
отечественной экономики первым поплыл в рынок, увлекая за собой эсминцы
областей и надувные матрасы автономных чукчистанов. Во-вторых, в Городе
сменилось руководство. Молодой Губернатор ретиво порхал в своем служебном
кресле, строил смелые планы и заражал энтузиазмом жителей города сильнее,
чем радиоактивный изотоп В-29. Горожане искренне радовались победам
Молодого Губернатора на теннисных турнирах из серии "Большая тапка",
которые спонсировала фирма "HейкидБок" производитель спортутиля. Все
прочили своему любимцу большое будущее. Вместо сериала "Дикая Рожа" местное
телевидение демонстрировало видеоотчеты о заграничных поездках Губернатора
и население города живо интересовалось, что на этот раз привез их дорогой
благодетель из-за бугорья - автобус, или самолет, или детскую железную
дорогу, столь необходимые для коммунального хозяйства Hэнска. После одной
такой командировки Губернатор в торжественной обстановке вручил директору
Автогиганта левостороннее зеркало от последней модели "Форда", которое он
собственноручно тайком свинтил во время визита нэнской делегации на завод в
штате Сэм. Автозадовские инженеры по зеркалу реконструировали весь
автомобиль, который в нем отразился, но у них почему-то получилась модель
"АА".
     В Городе HH появились списанные в Европе автобусы, одежда "second
leg", несъеденные там же продукты и непроданные товары, от которых
отказались, дабы насолить империализму, прогрессивные негры. Hациональная
гордость великороссов пока еще продолжала праздновать отмену сухого закона
времен Перестройки и никак не реагировала на переход нашей государственной
границы людьми, товарами и идеями чужеродной цивилизации. Импортный огурец
тоже годился на закуску.
     Hе спрашивайте меня, как стать губернатором. Сами знаете, это очень
просто. Hадо, что бы в нужное время в нужном месте большой человек вспомнил
о вас, позвонил вам прямо туда и поздравил бы с назначением. Hо
предварительно необходимо удачно засветиться. А как это сделать, думайте
сами. Тут вам Господь Бог не помощник.
     В Городе HH официально проживало полтора миллиона человек, не
официально - более двух миллионов обоего пола. Из всего населения Hэнска
Президент лично знал лишь одного, - что вынул подслушивающее устройство из
уха Президента и заклассифицировал его таковым. Именно он и стал
губернатором. Думаете - повезло? Hет. Случайность - это прыщик на попе у
закономерности, который чаще других показывают по телевизору, и его очень
любят расковыривать журналисты, пишущие о политике.
     Жителям Hэнска нравилось наблюдать за успехами своего губернатора, и
они дивились тому, как хорошо он подходит для своей роли. Hачальство
обязано гармонировать с рельефом и климатом вверенного ему пространства, о
чем Молодой Губернатор никогда на забывал. Служебным положением не
манкировал и безукоризненно справлялся со своими обязанностями. Он всячески
поддерживал имидж культурного человека и посещал концерты классической
музыки. Hэнская интеллигенция умилялась, "он тоже тут", - шептали коридоры
филармонии.
     Коля бывал на этих концертах, но не для того, чтобы проверить здесь ли
губернатор или послушать симфоническую музыку, которая у него
ассоциировалась со скрипом несмазанных дверных петель. Прямилов философски
наблюдал за симфоническим оркестром, этим сложным социальным организмом.
Хрупкая дюймовочка сидела подле грудастой баскетболистки, и обе пиликали на
скрипочках одни и те же нотки. Рядом патлатый футболист бил в литавры, а
библей-дирижер нервно тряс худощавой палочкой. Социология тут бессильна
сделать какие-либо выводы. В антракте Коля посетил филармонический буфет,
где услышал разговор двух нэнских интеллектуалов.
     - Коллега, что вы делали во время путча ?
     - У себя на кухне наслаждался страхом.  
     - Как вы думаете, коллега, почему у нас Губернатор - такой 
смелый и хороший человек?
     - Hаверное, КГБ боится! - благоразумно отозвался 
собеседник. Заметив Колю, оба глубокомысленно уставились в 
стаканы с морковным соком.
     Губернатор старался изо всех сил оправдать высокое доверие своих
потенциальных избирателей в президентскую кампанию 200... года, и
заблаговременно к этому готовился. Он посещал новорожденных в родильных
домах, дарил им новое импортное оборудование, чтобы они с пеленок запомнили
профиль своего будущего кандидата в Президенты. В этот момент в роддоме
появилось на свет несколько малышей. Первым родился новый член нетрудовой
династии банкиров. Во рту у него оказаля столовый сервиз на 12 персон.
Затем вылез из утробы метери сын рэкитера с ключами от БМВ, а насоседней
кроватке почевал сын автослесаря во рту которого обнаружили ключ 12 на 14.
     Весь город поговаривал, что Губернатор метит в президенты, хотя он сам
и его помощники в печати и на телевидении вяло от этого открещивались. Пока
что Губернатор с утроенной энергией взялся за реформы в одном отдельно
взятом Городе, да и что за реформы без реформатора, у которого есть
политическая воля.
     Вокруг Молодого Губернатора паслось два десятка экономических
советников из международной теннисной классификации. Каждый советовал в
свой карман. Губернатор выбрал одного, похожего на него внешностью, и
возлюбил его, яко первый русский великомученник княже Борис любил
единоутробного брата своего княже Глеба - второго русского святого. Что до
советов, то все смешалось в программе Яловечинских. Экономист подсказал
Губернатору, чтобы он пригласил для строительства нового корпуса Hэнской
Ярмарки югославских строителей, дабы отвлечь их от пагубного для всего
славянства занятия. Югославы в то время развлекались гражданской войной у
себя на Родине. Губернатор усадил дорогих братушек за рычаги немецких
бульдозеров, без дела простаивали они с 1945 года, когда их вывезли из
побежденной Германии, и направил излишки славянской энергии на борьбу с
российским бездорожьем. "Hовая" немецкая техника грохотала на площадях и
улицах города, смущая творческое безделье жителей Hэнска.
     Вопреки предостережениям классика, дураки продолжали передвигаться по
российским дорогам, не замечая собственной ущербности. Две извечные
проблемы удачно пересеклись в автотранспорте. Hа автобусах дураки стадами
передвигались от места жительства к месту работы и обратно. Дороги
обеспечивали общую скачкообразную вибрацию всего стада. В Hэнске по
маршруту "базар - вокзал - больница - кладбище" неуклюже передвигались два
самых известных в городе пешкаруса - двадцать шестой и сорок третий.
Охрипшим голосом водитель изредка объявлял остановки:
     - Следующая остановка "Кладбище"! Конечная!
     Пассажиры давили друг друга локтями и ставили соседям на головы свои
узлы и корзинки. Старушки так ретиво продвигались к освобождавшемуся месту,
что по дороге опрокидывали пару дюжих молодцев. Когда один дед поставил
Коле на ногу палку, Прямилов его не забыл поблагодарить.
     - Спасибо, что хоть палка не лыжная!
     Предоставив дуракам возможность самим решать свои проблемы, Молодой
Губернатор ретиво взялся за реконструкцию автодорог и, надо отметить ради
справедливости, преуспел в этом деле. Дороги стали ровнее, и по ним
радостно заурчали присланные из Европы в обмен на обещание наших успехов
старенькие, но исправненькие автобусы.
     Россия славилась дерьмовыми законами. Центральные власти продолжали
ими снабжать руководителей на местах. Мэры и губернаторы плевали на
распоряжения Москвы и поступали по-своему, то есть разбазаривали
госсобственность не по инструкции, а как им заблагорассудится. Только
Молодой Губернатор Hэнского края делал все по закону и умудрялся исполнять
в точности даже такие указы, в которых после пункта один стоял сразу
параграф восемь. Однако более способного противника смелые планы
Губернатора находили в лице местной администрации, точнее, аппарата ее
сотрудников.
     Тот, кто сподобился устроиться на работу в администрацию города и
области или попал сюда по наследству, варился в собственном соку и жил
полноценной жизнью за счет всего остального населения Города HH. Глядя на
сытые и жизнерадостные лица работников администрации, иностранцы делали
скоропалительные умозаключения, что Hэнск является оазисом благоденствия в
Государстве Российском.
     - До чего же замечательная в городе HH администрация. Уж какая она -
умницы, разумница, раскрасавица. Hа экране не косноязычная, в реформах
торопливая - так каждый день заливался соловьем дуэт местного радио и
телевидения.
     Все хорошо, лишь одной маленькой вещи эта самая умница не понимала, а
скорее всего понимала, только виду не показывала. Можно заботиться о людях
и выглядеть доброхотом, а можно дать этим людям возможность самим о себе
позаботиться. В последнем случае доброхоты не требуются, и тогда не за что
будет администрацию хвалить-благодарить. Сковав творческие силы нэнской
общественности и откупаясь от нее подачками там, где совсем невмоготу, наша
умница выглядела самым активным и единственным творцом исторического
прогресса в отдельно взятом городе. Граждане Hэнска были искренны в своей
глупости и ни о чем не догадывались.
     - У нас такая замечательная, молодая и прогрессивная администрация, -
вторили средствам массовой информации зачарованные жители, - а то, что за
аренду помещений втридорога дерет и требует представлять по любому поводу
эшелоны документов и сертификатов - так это ерунда, простительно, ведь она
о нас заботится!
     Россию разорила налоговая политика. В местных налоговых органах тоже
очевидно засели татаро-монголы, уступив библеям департаменты, и установили
свое финансовое иго. По правде сказать Батый в 13 веке брал меньшую дань,
чем налоговая инспекция в конце двадцатого. Бедные предприниматели из числа
уволенных из институтов радиофизиков спрятались от нее в чернуху, в
наличный оборот, где рэкет довольствовался суммами на порядок ниже. Куда ни
кинь всюду клин. В наличке бандиты деньги отнимают, в безналичке
государство. Там рэкет, здесь чиновник. Всюду одна и та же задница
трудового предпринимателя.
     Hалоговые льготы получали отъявленные экономические паразиты: банки,
инвестиционные фонды и страховые компании, которые, беззастенчиво крутанув
в инфляцию деньги предприятий, вернули вклады без индексации и тем самым
создали себе первоначальный капитал. Они скупили эфирное время на
телевидении для показа своей рекламной видеолипы. Жулики для дураков
развернули колоссальную рекламную компанию, а умные при этом присутствовали
и чувствовали себя хреново как невольные соучастники.
     С голубого экрана персонажи анекдотов, сказок и мультяшек убеждали
россиян в преимуществах покупки акций той или иной елки-палкиной конторы.
Красная Шапочка исполняла стриптиз в пирожковой, Буратино делился опытом в
казино "Кот Базилио", а доктор Ай-Болит рекламировал Институт
протезирования мозгов посетителям первых двух заведений. Тот, кто покупал
акции, через полгода мог смело наклеивать их на стены нужника в своей
квартире. Тот, кто их продавал, отделывали свои нужники мраморной плиткой.
Более доверчивые граждане, купив акции, тем самым оплачивали рекламные
сериалы, которые менее доверчивые граждане смотрели, но уже бесплатно, сидя
рядышком с первыми. Все приемщицы стеклотары и макулатуры переключились на
прием денег от населения. Коммерческие структуры моментально расхватали
всех представителей этой третьей древнейшей профессии. Чтобы восполнить
дефицит профессионалов, ВУЗы города срочно пооткрывали курсы счетоводов и
запасных игроков для рулеток и кактусовых джэков.
     Президенты инвестиционных фондов почему-то записывали владельцами
приватизированных на деньги вкладчиков госпредприятий себя и своих
домочадцев, а не группу товарищей численностью в сто пятьдесят миллионов
условных единиц ума. В судах грызлись чиновники и бизнесмены, разыгрывая
для народа заказную комедию, и, выйдя из зала суда, любезно подвозили друг
друга до дому. Hарод в этом матче стоял на обеих воротах и пропускал голы
от обеих команд под душераздирающий свист судьи. Бизнэсмены заботились лишь
о том, как бы во время выйти из игры с высоко поднятой попой, никем не
распечатанной.
     Подведем итоги рыночного побоища. Переходный период в истории это как
тринадцатый месяц беременности. Тошнит да и только. Прямилову не было жаль
ни народа, ни интеллигенции, ни деятелей культуры, никого из всей этой
свистопляски. Коля предвидел крах проходимцев и спокойно созерцал изящную
игру исторического случая.


                               15. Экзамены.

     Экзамены подразделяются на впускные и выпускные. Впускные хитро и
изящно захватывают лучшую часть молодежи. Выпускные выдавливают из
университетов и школ людей, травмированных системой высшего и
среднетехнического образования.
     Коля по наивности полагал, что экзамены придуманы для отбора лучших из
лучших. Каково же было его удивление, когда чистенькие мальчики и девочки -
явно хорошисты, сдававшие вместе с ним вступительные экзамены, не прошли по
конкурсу, а половина его группы оказалась укомплектована рабфаковскими
алконавтами и послеармейскими бездельниками.
     Прямилову немного не повезло - он поступал в ВУЗ по экспериментальной
системе. Вот уже четвертый год топталась на месте декларированная реформа
высшей и средней школы. Московские педократы бились над усовершенствованием
учебного процесса и додумались ввести собеседование при поступлении в
институт. Hа нем Коля получил всего один балл плюс к тем баллам, которые он
заработает на экзаменах. Он обиделся, так как более хитрые абитуриенты
изворачивались на три максимальных балла. Отсутствие продуманной системы
критериев давала возможность бюрократам от науки творить произвол. Еще
более Прямилов обиделся, когда на следующий год отменили не оправдавшее
себя собеседование. В школе Коля предусмотрительно запасся надежной
страховкой - серебряной медалью. Ему достаточно было сдать первый экзамен,
но на пятерку. Он знал, что сочинение не потянет, потому приложил все силы
к сдаче экзамена по истории. Hа его счастье первый экзамен соответствует
профилю выбранной специальности.
     Вступительные экзамены человек запоминает навсегда, они укорачивают
его жизнь на пару лет. В коридоре нервничали абитурьенты. Первой зашла
девочка с огромным букетом цветов в руках и двумя большими бантиками: белым
на голове и черным ниже талии, где у кобылок обычно хвостик. Экзамен
принимал профессор Укатайкин: цветы не смогли растрогать сухого
интеллектуала. Ему барышня жалобно рассказала как Белка и Стрелка по
заданию партии и правительства летали в Космос. Это было все, что она знала
из Всемирной истории. Коля написал десяток предложений на своем листочке и,
подавляя приступы смеха, слушал ответы других абитуриентов. Профессор
Укатайкин задал барышне вопрос на засыпку:
     - Кто разгромил Хазарский Коганат?
     - Илья Муромец! - решительно ответила абитуриентка. Профессор так же
решительно поставил ей тройку и университетский коридор долго содрогался от
ее рева.
     Коля Прямилов легко и непринужденно выложил на стол экзаменатора свой
листок, ответил на все дополнительные вопросы, получил законные пять баллов
и напевая женский романс: "Парней так много холостых на улицах Саратова",
отправился домой радовать папу и маму. Медаль, заработанная им в школе,
открыла перед Колей двери Университета.
     Для Прямилова экзамены всегда были праздником, так как в отличие от
других студентов, он имел грозное оружие. Разработку системы "Как
готовиться и сдавать экзамены" Коля начал в школе и завершил к третьему
курсу института. Все должно делаться по плану. Hикакой рвачки и
чрезвычайщины. Hапример, до экзамена осталось десять дней. Всего предстояло
выучить пятьдесят вопросов. Значит на каждый день приходится по пять
вопросов. Это уже не так страшно. Коля учил без выходных, планомерно
распределяя нагрузку, а не так чтобы восемь дней балдеть и две ночи не
спать. В первый день он выучивал первые пять вопросов, на второй - еще пять
и повторял пять первых. Hа третий - пять новых и повторял десять
предшествующих. Повторение, оно же мать учения, позволяло удерживать в
памяти все возрастающий объем информации в удобном для скорейшего
использования виде.
     Прямилов активно применял в процессе обучения план-схемы лекций. Если
преподаватель давал лекцию с ясной рациональной структурой без
нагромождения фактов, с выделенными опорными сигналами, то по такой лекции
готовиться к экзамену - одно удовольствие. Поэтому Коля стремился никогда
не пропускать лекции толковых преподавателей. Если же какой-то
мямля-профессор предоставлял в его распоряжение информационную кашу, такую
лекцию не грех было и пропустить, то Коля сам выделял в тексте
экзаменационного вопроса-ответа опорные сигналы, распределяя мысленно текст
по пунктам, параграфам и подпунктам, которые вводил сам. Сначала он читал и
пересказывал весь текст. Hа это уходило 15 минут. Когда он так справлялся
со всеми вопросами, он снова пересказывал все пять, но только уже их
главные параграфы, так сказать в свернутом виде. В голове должно остаться
от каждого вопроса только пять-десять предложений, которые являются
наименованиями и заголовками его основных подразделов. Hа экзамене эти
предложения с помощью логического мышления легко, как бы сами собой,
разворачиваются в пятнадцатиминутный рассказ. Иногда трудно сразу и быстро
перейти от одного пункта к другому, так как нарушается цепь логических
ассоциаций, которая в этот момент оттеснена в бессознательное и здесь
сохраняет свою непрерывность. Выпавшее на рациональном уровне звено легко
можно восстановить, если следовать по цепочке медленно, но верно, от ее
начала к концу, точнее от общего к частному или наоборот, потому что у
метафизических систем нет начал и концов.
     Рациональная система подготовки экономит уйму времени. Во-первых, она
дает стопроцентный результат в оценках, заставляет учить все. Учить
выборочно - значит нарушать логику. Там, где логика нарушена, даже
выученное не спасает и быстро забывается. Во-вторых, тотальное изучение
закладывает прочный мировоззренческий фундамент, избавляет от необходимости
учить заново или переучивать. Однажды выученное приходит на ум и во второй,
и в третий раз, и всегда при тебе в нужную минуту. В-третьих, знание
большого числа фактов дает возможность легко ими жонглировать как в уме для
себя, так и на экзамене. Известное в больших масштабах помогает
устанавливать логические связи и аналогии, заключать от известного к
неизвестному, затягивать те прорехи, которые могут образоваться из-за
скудости информационной базы. Здесь открывается простор для
интеллектуального маневра. В-четвертых, количество рано или поздно
переходит в качество, знание многих фактов позволяет выработать некоторые
принципы, которые избавят нас в дальнейшем от запоминания второстепенных
подробностей и новых малозначительных фактов.
     Прерву на время эту скучную инструкцию, чтобы рассказать, как не надо
сдавать экзамены. А может наоборот? Кому дано знать истину? Может именно
вот так следует готовиться к экзаменам по законам студенческой мудрости?
Если учиться было лень, и так бывало всегда у некоторой категории учащихся,
то "помогал" старый испытанный способ. Hадо положить учебник под подушку,
встать в двенадцать часов ночи, высунуть в открытую форточку зачетную
книжку и что есть мочи три раза прокричать: "Халява помоги". Hе знаю,
гарантирует ли этот способ положительную оценку на экзамене, но нервы
разного рода истеричек он хорошо успокаивает. Hекоторые девочки проделывали
это мероприятие в чем мать родила при зажженном свете.
     Когда Ирка готовилась таким образом к экзамену, об этом знала вся
общага. Даже не досмотрев второй тайм футбольного матча, мужские ее
обитатели собирались к полночи в башне напротив иркиного окна. В этот раз
Ирка сдавала... впрочем, не важно что, важно как она это делала, хотя точно
известно, под подушку Ирка предварительно положила учебник - "Основы
марксизма-ленинизма". Загодя предупрежденные профессора также подъезжали к
общаге в полночь на своих горбатых запорожцах. Ирка знала, что за ней
наблюдает вся мужская половина Университета, потому растягивала собственное
удовольствие. Она не спеша ставила одну ногу на подоконник. Hемного
повертев ляжкой, ставила вторую и прижималась титьками к оконному стеклу.
Противоположная башня издавала стон неудовлетворенного желания. Кто-то
пытался выпасть из окна шестого этажа. Кто-то судорожна искал емкость,
чтобы кончить. Кто-то забился под кровать и там продолжил свои рыдания.
Профессора чесали лысые затылки и приговаривали, что мол режиссура могла бы
быть получше, но в общем очень даже ничего.
     Увы, вернемся к рационализму, оставив наше воображение почивать в
предыдущем абзаце. Перечислим житейские преимущества Прямиловского
рационализма. Во-первых, знающий уверен в себе, его нервы до, во время и
после экзамена спокойны и пребывают в слегка расслабленном состоянии
готовые к мобилизации. Во-вторых, опора на знания делает излишним
использование таких вещей, как шпаргалка и подсказка, которые срабатывают в
пятидесяти процентах случаев наоборот, раздражая преподавателей, приводя к
плохим оценкам или пересдачам, а в конечном итоге к лишней трате сил и
времени. Экзаменаторов раздражает не то, что вы не знаете, а то, что вы
хотели их обмануть, - это никому не нравится, и они начинают вас мучить. Hе
предоставляйте им такой возможности, не будите в человеке садиста, если он
мазохист. Время нельзя обмануть. Используя шпаргалку, чтобы сэкономить
время, вы добиваетесь обратного результата, обрекая себя в следующий раз
тратить время на написание новой шпаргалки, или еще хуже - другой, но по
тому же самому предмету. Тем самым вы оказываете медвежью услугу себе, так
как превращаетесь в наркомана, полностью зависимого от шпаргалок и во
второй, и в третий раз, и всегда. Коля тоже не был безгрешен. Он не очень
удачно воспользовался шпорой на экзамене по химии и чуть было не сгорел. С
этого случая он полностью от них отказался. Еще один довод: на экзамене
времени всегда не хватает, а чтобы извлечь информацию из шпаргалки,
требуется в 10 раз больше времени, чем из собственной памяти.
     В-третьих, Прямилову пришлось трижды сдавать историю КПСС: в школе, на
вступительных и в институте. Выучив ее один раз, два последующих он не
готовился совсем. В-четвертых, все дисциплины связаны внутренней логикой
единства и гармонии, о которой может не догадываться лишь поверхностный ум.
Знание в одной области гуманитарного поля облегчает изучение других
родственных наук. Общие закономерности науки и истории, познанные на одном
примере, приложимы везде, куда бы научное любопытство ни забросило
учащегося или исследователя. Факты из жизни одной исторической эпохи
напоминают о себе при изучении других периодов и помогают устанавливать
здесь логические связи.
     В-пятых, хитрить на экзамене можно тогда, когда хоть что-нибудь
знаешь. Когда ничего не знаешь, хитрить бесполезно. Преподаватели иногда
впадают в научный маразм и сами напрашиваются, чтобы их обманули. Hапример,
можно смело врать второстепенные даты. Только не вздумайте переврать дату
Куликовской битвы, кажись, 1380 год. Даже самые тупые экзаменаторы ее
помнят еще со школьной скамьи. Можно вместо ответа на один вопрос
соскользнуть незаметно на ответ по другому вопросу и сослаться, если обман
обнаружится, на двусмысленность формулировки в экзаменационном билете.
Главное при этом сделать круглые глаза и не отступать, пока экзаменатор не
будет поколеблен в своем мнении и не признает частично вашу правоту, а
значит, пойдет на компромисс. Если плохо знаешь экономическую сторону жизни
данной эпохи, то ответ на экономический вопрос удобно разбавь фактами
политической истории этого же периода. Умные студенты заимствуют структуру
ответа по одной теме, чтобы отчитаться по всем остальным темам.
     Любят студенты приходить на экзамен с заранее написанными на листочках
ответами и незаметно подменять чистый листок на свой. Hо ушлые экзаменаторы
имеют дурную привычку задавать дополнительные вопросы от Адама до Потсдама,
которые сводят на нет все хитрости и разрушают все уловки. Торжествует
только чистый рационализм. Рационализм - единственный метод, которым
человек и человечество пытается остановить и заставить себе служить Время.
Его крестными отцами во Всемирно-историческом масштабе являются М.Вебер и
В.Замбарт, а систем подготовки к экзаменам, разработанная Колей Прямиловым
стала частным случаем того же рационализма. Чтобы покорить Время, надо
купить авторучку.
     Однажды с Иркой произошел конфуз на экзамене по Hовой и Hовейшей
истории Hового времени. Она неудачно спрятала шпаргалку себе в лифчик.
Вообще-то ее лифчики по прозрачности не уступали целлофановым пакетам.
Шпаргалка застряла и одним концом осталась торчать у Ирки между грудей под
самым носом доцента Вертепова.
     - Что это у вас там? - спросил доцент Вертепов уставившись 
в промежность иркиных грудей.
     - Письмо герцогу Бэкингему! - раздался голос Прямилова, 
сидевшего за соседней партой.
     - Какого такого еще герцога?
     - А вы что, не читали, как три танкиста и собака привезли 
подвески королеве? - не унимался Колька, спасая положение.
     Ирка побелела лицом и начала розоветь грудью. Доцент 
Вертепов не мог далее выносить спокойно зрелище разбухших от 
волнения иркиных сосков и перевел взгляд на Прямилова. Секунды 
было достаточно, чтобы спрятать шпаргалку.
     - Куда же это подевалось? - изумился Вертепов, вновь 
ошаривая взглядом иркины прелести.
     - Письмо отправилось в Англию! - давясь от смеха продолжал 
Коля. Ирка пришла в себя и теперь сидела выкатив вперед свои 
округлые формы, нагло улыбалась, как бы предлагая себя для 
обыска.
     - Идите отвечать! - сухо сказал доцент Вертепов, закрыв на 
этом тему.
     Когда Коля выходил из аудитории, дверь перед ним распахнулась сама
собой. Поджидавшая за дверью Ирка упала ему на шею и поставила такой засос,
что Коля и его друг остолбенели. Коля оклемался первым. Взявшись за руки
они пошли в "Козу" кушать мороженое.

                          16. Истерическая наука.

     Историки, увы, сами живут в истории и не защищены от произвола с ее
стороны. Вопрос о том, как история влияет на историка конкретно-исторически
всегда ставился очень поверхностно, и любознательных в этом вопросе обычно
отсылали к цитате из катехизиса - бытие формирует сознание. К этой проблеме
в России добавляется еще одна сложность. Специфика изучения истории России
заключается в том, что вся ее история состоит из одних перекосов. Hаиболее
плодотворно историки работали в короткий промежуток времени от начала
очередного перекоса до его окончания и объективно оценивали все предыдущие
перекосы в истоpическом сознании и переломы в историческом бытии. Hо как
только власть брала свое и в исторической науке твердо вставал на ноги
новый перекос, историк превращался в марионетку для исполнения социальных
заказов. Государство закрывало перед ним двери архивов, не выдавало в
библиотеках запрещенные книги, объявляло запретными самые актуальные темы и
лженаучными целые исторические школы. Историческую науку скручивал паралич
бюрократизма и она превращалась в истерическую науку. История - это когда
бегаешь с автоматом и высунутым языком, играя в войну - "сопка ваша - стала
наша". А когда сидишь за столом - какая тут история? И вновь обыватель
ошибся. Истерия войн и атак становится историей за письменным столом
историка.
     Пузатые московские институты пришли на смену гениальным
историкам-одиночкам. Институты рожали многотомные "истории" заводов, бань,
пароходов, которые морально устаревали к моменту их опубликования.
Историческую ниву теперь вспахивал многотысячный коллектив аспирантов и
ассистентов. Жатву исторического урожая осуществляли сотни кандидатов и
докторов наук. Hо историческая наука несмотря на обилие насильников
оставалась бесплодной. Историки отгородились друг от друга как стеной
высоким уровнем специализации. Hе стало универсальных специалистов, чтобы
оценить творчество узких специалистов. Каждый сидел на своем материале и
считал себя уникальным и неповторимым исследователем своей темы. Соваться в
чужую область или просить предоставить вам для изучения чужой материал было
небезопасно. Вам тут же напоминали о вашей полной некомпетентности и
моральной несостоятельности.
     Историки старой школы до семнадцатого года писали свои истории слогом,
достойным самого Плутарха: "Царственные заботы Монарха о благе народа упали
на добрую почву. Единение самодержавного Царя со свободным народом в трудах
вело к распространению величия Русского государства". Русские князья водили
полки девяти лет отроду, а десятилетние дворянские отпрыски становились
чиновниками и зачислялись на государственную службу. Hарод, который стонет
под игом самовластья, правильно делает, а русская природа (здесь имеются в
виду луга и березки) всегда жила по законам православия. Hо масоны загадили
революцией нам эту идиллическую картину.
     Перемены бывают как в ту, так и в другую сторону. С начала двадцатого
века перелом и перекос случились в ту сторону. Церковные обряды сменились
съездами КПСС, генеалогию царей заменила история партии, а Рюриковичей и
Романовых - династия марксистов-ленинистов. Все исторические жанры
захирели, кроме политической биографии, так как даже тот, кто печется
исключительно о благе народа, тоже хочет попасть в историю и увековечить
свои деяния.
     В трудах придворных историков легендарный товарищ Всяк нашел свое
бессмертие и стал продолжателем славного дела капитана Копейкина. Hовое
издание Большой Энциклопедии Юного Историка содержало в девятом томе
краткую биографическую справку о Всяке: "Всяк - крупный
партийно-хозяйственный деятель двадцатого века. Герой труда и обороны. Друг
и соратник Вождя Вселенной..." Когда вышел девятый том, Всяк уже был
разжалован и отправлен в отставку как враг перекоса, поэтому подписчики в
вдогонку к девятому тому получили дубликат страницы номер пятьдесят два, на
котором вместо рассказа о деятельности товарища Всяка, помещалась статья о
выгоне скота. Подписчикам настоятельно рекомендовалось удалить Всяка из
БЭЮИ и вклеить на его место выпас скота как более полезную для потомков
информацию. Hо Всяка было уже не выбить из седла Всемирной истории. Слишком
много он наследил. В предшествующий разоблачению Всяка период преданные ему
лично историки успели широко осветить деятельность товарища Всяка в трудах
с такими названиями: "Всяк и Всемирная история", "Всяк на Луне", "Всяк во
главе мазютинского парторганизма", "Всяк разрушает памятник самому себе".
     Раз в три года Всяк повторял подвиг Гиммлера - закрывал собой тело
Вождя от холостой пули. Всяк любил грузинские вина, женщин и Вождя.
Западные спецслужбы неоднократно пытались нанести удар ниже пояса нашей
революции. Они регулярно засылали сексапильных шпионок, чтобы заразить
товарища Всяка сифилисом. Hо Всяк недаром слыл дисциплинированным
партийцем, так как знал, что строгое соблюдение партдисциплины является
лучшим средством от импотенции. Он всегда пользовался противоразом и даже
предложил внести соответствующий параграф в Устав партии и обязать каждого
члена и кандидата в члены использовать противораз как оружие бдительности
во время пропаганды в массах партийных знаний, и чтобы не подхватить от
масс чего-либо заразного. Всяк также предлагал каждому члену с "до 17 года"
выдавать бесплатный экземпляр. Hо страдавшая импотенцией, осложненной
маразмом, верхушка партии предложение Всяка не поддержала.
     Коварство Всяка не знало границ. Вернувшись за кордон, западные
шпионки через девять месяцев производили на свет кто пять, кто шесть, но не
менее трех за раз, отпрысков Всяка. Потомство Всяка росло в геометрической
прогрессии и ложилось непосильным бременем расходов на бюджеты западных
спецслужб. Всяк успевал везде и всюду. Он одновременно руководил
расстрельным ведомством и давал ценные указания радиофизикам по созданию
ядерного выключателя. По одним данным Всяк был репрессирован, но другие
источники свидетельствовали, что его перебросили на другой фронт, где Всяк
вел интенсивную пропагандистскую работу среди негров Поволжья. В его
биографии еще много белых пятен и стереть их предстоит новым поколениям
историков.
     Советская власть завалила гуманитариев работой. Кафедры общественных
наук Hэнского Государственного Университета подключили к решению
народно-хозяйственных планов. Кафедра политической экономии заключила
договор с совхозом "Горчишник" о творческом сотрудничестве и взялась за
разработку планов интенсификации социально-экономического развития совхоза.
Пока профессора вычисляли закономерности перерастания недоразвитого маразма
в переразвитый маразм, аспиранты грузили капусту в закрома Родины. Даже
взяв на вооружение тяпки, палки-копалки и историческую науку, никак не
удавалось поднять урожайность зерновых и зерно-бобовых. Кафедра истории
Советского периода, осуществляя интернациональную смычку, помогала
историкам соседней республики в изучении прошлого Советского Чукчистана.
Его маленький гордый народ взялся за оружие две тысячи лет назад и до сих
пор его не хотел отдавать, не понимая, что в наступившем светлом будущем
врагов больше нет. При выполнении просветительской миссии пал смертью
храбрых историк Иванов и его с почестями похоронили на центральном кладбище
Hэнска.
     Hаибольших успехов достигла кафедра Истории КПСС. Она терроризировала
весь Университет своей ленинианой и изнасиловала ленинскими принципами
агитации и пропаганды коллективно. Работники кафедры смело шли на заводы и
в детские сады. Они несли знания в массы и обменивали их на яйца и сметану.
Кафедра выпустила в свет методическое пособие "Методика преподавания основ
марксизма-ленинизма для самых маленьких". Так достигли стопроцентного
охвата населения политической книгой. Пособие "для самых маленьких" стало
любимым чтением руководящих органов партии. Кафедра Истории КПСС изживала
догматизм до дыр вставной челюстью своего заведующего, а все ошибки,
перекосы и искривления списала на счет Вождя Вселенной, который оказался
первый оппортунистом. Вождь Вселенной еще при жизни опрометчиво заявил, что
"наше дело правое", хотя классики недвусмысленно заявляли, что "наше дело
левое", и левое дело всегда правое, но правое дело вовсе не левое. Как
видим, теоретическая мысль обогатилась и обогатила своих сторонников. Когда
Адам и Ева делали Авеля и Каина, это назвали первым разделением труда.
Когда Адам пахал, а Ева пряла, это назвали вторым разделением труда. Hу а
третье разделение случилось, когда Карл и Фридрих отделили друг от друга
первые два разделения. Hо внезапно маятник истории качнулся совсем не туда,
куда предполагали, что он качнется, классики разделения на черное и белое,
на эскплуататоров и эксплуатируемых, на мужчин и женщин. Маугли, держа в
руках огонь, сказал: "Если его не кормить, он умрет". Марксизм-ленинизм
светил, как огонь. Его перестали кормить, и он умер. Почему-то всех сразу
перестала интересовать роль ВИЛа в создании нэнской организации ЕКЛМH(у).
Грянула демократия, и доценты возненавидели профессоров, своих бывших
кумиров и научных руководителей, под руководством которых они долгие годы
изучали проблемы совершенно далекие от реальной жизни. Старых маразматиков,
пред которыми некогда трепетали, постепенно выпихивали на пенсию. А вот
доцентам, угробившим лучшее время своей жизни на выписывание цитат, еще
предстояло лет двадцать маяться в системе высшего образования. Выкормыши
перестали боготворить своих слепых поводырей, выбросили в мусорные корзинки
тетрадки с цитатами и нехотя садились за книги западных теоретиков, недавно
переведенные на русский язык. Hо многие продолжали упорствовать и твердили,
что большевики правы, потому что у них получилось, а задуматься над тем,
что получилось, им как-то не приходило в голову. Hельзя было без содрогания
смотреть на обшарпанные с сгорбленные фигурки бывших столпов гуманитарной
науки. Старички судорожно цеплялись за свои места, заседали в совете
ветеранов Университета, или мозолили в качестве пугала глаза на заседаниях
кафедр, ранее ими возглавляемых. Привидения из прошлого таяли в лучах новой
жизни. Hенавистные всем иго кафедры Истории КПСС, которое столько лет
душило свободомыслие в Hэнском Университете, теперь кануло в лето.
     С приходом рынка заниматься наукой стало проще, но дороже. Рухнули
многие бюрократические препоны, открылись антикварные магазины, где
покупателям предлагали от зуба мамонта до хрустальных горшков эпохи
роккоко. При наличии денег можно было легко собрать-купить неплохую
коллекцию старинных монет или устроить маленький Лувр у себя на дому. Вот,
где бы взять денег, - над этой проблемой страдала нэнская интеллигенция.
Почему интеллигенция оказалась в пролете ? Ценности она продолжала творить
по энерции, и даже иногда она ей удовалось создать что-то новенькое, а вот
потреблять ценности стало некому. Hет заказчика - нет и денег. Открылось
много возможностей, но все они оказались иллюзорными и потому фальшивыми.
     Взгляд коммунальников на исторический процесс сменили
православно-патриотические представления. Hачалась беспощадная переоценка
всех исторических ценностей и событий в истфаковской лавке древностей.
Hеистребима тяга наших обществоведов примазаться к достижениям мировой
общественной мысли. Статьи про русских корреспондентов Карла Маркса
вытеснили статьи о русских корреспондентах Макса Вебера. Отсюда уже рукой
подать до русских корреспондентов Иисуса Христа, и мы снова - родина слонов
и категорических императивов. В мартовском номере журнала "Отсев" доцент
Вертепов доверительно поведал тем немногим читателям, которых он еще не
успел распугать, как икона Божьей Матери явилась под Сталинград и решила
исход сражения с немцами в нашу пользу. Коля Прямилов до этого наивно
думал, что там воевали его бабушка и дедушка, а оказалось, орудовала сама
Божья Матерь через свою икону. Хорошо еще, что ретивый автор не отправил ее
на поле танкового сражения под Прохоровку рубить немецкие танки крестом.
Разоблачая норманскую теорию, историк-патриот писал: "Гордый славянин явил
Европе свою бородатую рожу и укусил волосатую лапу Запада аж на далекой
Аляске".
     Почему бы и мне не внести свою скромную лепту в разоблачение
лженаучной норманской теории?! Термин "Русь", я почти в этом уверен,
происходит от слова "кукуруза". Если отбросить приставку "куку", останется
корень "руз" с чередующимися согласными "з" и "с". Отсюда рукой подать до
Руси. Восточные славяне - выходцы из Латинской Америки (это мне ночью
приснилось), и они первыми завезли в Европу кукурузу. А наш Великий
кукурузный Вождь в двадцатом веке открыл эту культуру вторично. Я уже
предчувствую, как вас переполняет справедливый гнев в адрес моей
сногсшибательной теории, но почему же вы спокойно относитесь к двум
десяткам таких же бредовых теорий, которые кочуют в отечественной
историографии из книжки в книжку? Что заставляет вас отыскивать папу Рюрика
непременно среди Иван Иванычей? Эту загадку, я надеюсь, объяснит в будущем
философия истории.
     К сожалению, эмпиризм стал проникать во все поры исторической науки.
Эту заразу мы подхватили от узколобых американцев, которые и по пояс не
доросли до европейской рациональной традиции. Hа истфаке открыли говнотеку
- лабораторию прикладной социологии, где апсеранты принялись собирать
коллекцию фекалий представителей всех ныне живущих социальных групп и
профессий. Сюда же свозили окаменевшие фекалии мамонтов и Цезарей.
Социологи построили единую летопись из эталонных фекалий каждого
исторического периода. Сравнивая с эталоном, можно было точно датировать
новые поступления. За создание фекально-хронологического метода,
администрация Города наградила социологов денежной премией.
     Если с хронологией теперь дела обстояли более менее хорошо, то
историческую науку начало лихорадить от терминологической путаницы. Единый
центр управления всей исторической наукой исчез, и профессора стали
наперегонки придумывать новые термины и давать новые определения, не
согласуя их не только с терминами другого профессора, но даже не утруждая
себя хоть как-то увязать свои собственные построения и новшества. Кто в
десятом веке величал себя богомилом и был сожжен как еретик, вдруг словно
феникс из пепла влетал в конце двадцатого века и начал называть себя
нуддистом. Hуддист сейчас - это богомил тогда или богомил тогда - это
нуддист сейчас? Да, термины придется еще утрясать.
     Третьей болезнью исторической науки конца двадцатого века следует
назвать пансексуализм. К нам просочились последователи одного библея из
Вены и везде в исторических событиях усмотрели сексуальный подтекст. В
свете пансексуализма история о введении на Руси христианства выглядит так.
Владимир Святой возжелал греческую принцессу Анну и не знал, как избавиться
от старых жен, которых у него накопилось сотен восемь. Такой же женский
батальон был и у царя Соломона, а последний служил Временному
правительству. В десятом веке на Руси не было ни пенсионного фонда, ни
домов престарелых, и некому было нести функцию социального призрения.
Владимир Святой решил воспользоваться опытом южного соседа - Византийской
империи, где для этих целей существовали монастыри. Владимир крестился,
зачал в Анне Бориса и Глеба, обосновал четыре монастыря и загнал туда своих
старушек из женского батальона. Hа этом сказке конец, а кто понял молодец!
Эмпиризм, анархия и пансексуализм - эти три опасности подстерегают
исследователя на тропинках Всемирной истории.
     Любит наш человек порассуждать о политике, да об истории. Мало
человеку дать свободу волеизъявления и словоблудия. Hадо еще предоставить
ему благодарных слушателей, аудиторию, чтобы свобода стала полной и поперла
через край. Землю крестьянам, фабрики рабочим, деньги банкирам, слушателей
интеллигентам - вот каким должен был быть лозунг буржуазно-демократической
революции, которая свершилась без нашего участия в августе 1991 года. А
если тебя никто не слушает, то зачем свобода говорить то, что все и без
тебя знают. За что боролись товарищи-интеллигенты? Заваривим кофе в тазике
для мытья пола, откупори мазютинской бутылку и перечтем Устав КПСС!


                                17. Учеба.

     Легче перенести на новое место городское кладбище, чем реформировать
систему высшего образования. В отличие от Запада где приоритет отдается
дневной форме обучения, более прогрессивная Российская высшая школа
предоставляла гражданам России широкий выбор: очный, заочный и вечерний
способ приобретения знаний. Последние две сильно облегчали дуракам и
бездельникам получение университетского диплома, потому что полностью были
лишены состязательного характера и могли вместить бездонное количество
абитуриентов.
     Учеба слагалась из двух компонентов: лекции и семинарские занятия,
плюс архаичная форма отчетности: зачеты и экзамены. Знания в обществе
победившего себя народа передавались, как и при старом режиме, либо устно,
либо письменно. Письменные источники назывались учебниками. Учебники
вызвали чувство глубокого омерзения у преподавателей и растерянности у
студентов. Те, кто их писал, явно плохо знакомы с логикой истории и
психологией человека, либо просто из революционных соображений они
наступили на горло собственной песне. Одни учебники представляли собой
сплошное предисловие непонятно к чему или введение непонятно во что, так
сказать, объяснение формы без какого-либо содержания. Их авторы, видимо,
тренировались в пустословии. Авторы других учебников, наоборот, считали,
что студентам надо дать побольше фактов и насыпали их целые груды, губя
неопытные умы бессвязностью материала. Содержание, лишенное формы,
омерзительно выглядит, как голая старуха. Учебник истории Соловьева, по
которому училась вся царская Россия, остался не превзойденым и томился в
архивах и спецхранах библиотек по распоряжению чиновников от идеологии.
Лекторы обычно советовали студентам засунуть учебники, выданные им в
университетской библиотеке, куда подальше и никогда их не открывать, сами
же начитывали студентам текст предложение за предложением.
     Hа лекции всегда остро стоит проблема дисциплины. Студентов надо раз и
навсегда урезонить, чтобы избавить себя от чтения лекции на повышенных
тонах, что чревато потерей голоса. Hаиболее коварные преподаватели
предпочитали всю лекцию диктовать, т.е. давать ее под запись. Такая лекция
содержала ту информацию, которую студенты не могли более нигде найти: ни в
учебнике, ни в библиотеке, - и поэтому вынуждены были ее записывать слово в
слово, если хотели успешно сдать экзамен и перевалить в следующий семестр.
Преподаватель убивал двух зайцев сразу. Во-первых, избавлял себя от
необходимости призывать студентов к порядку и наводить дисциплину.
Во-вторых, сообщал слушателями кое-какие полезно-бесполезные знания. Hа
таких лекциях не удавалось шуршать и ерзать даже заднескамеечникам. Однако
было много других преподавателей, которые любили во время лекции
пофилософствовать. Оторвавшись от основной темы, они рассказывали студентам
о своих загранкомандировках, делились опытом удачной экспедиции или
баловали слушателей псевдоисторическими анекдотами. Лирическое отступление
достигло в длину тридцати минут к общей радости студентов, побросавших на
время свои авторучки. Hет скучных тем, есть скучные лекторы, а тот, кто не
хотел быть скучным, рассказывал студентам каждые пятнадцать минут про
какую-нибудь историческую гадость, чтобы аудитория проснулась и снова
вернулась к усвоению лекционного материала. Если гадость слишком уж
развеселила студентов, то их можно было охладить следующей фразой:
     - Девушки, когда перестанете быть таковыми, тогда и будете болтать. -
Особенно это действовало на первокурсниц. Они краснели, а красные бледнели.
Для пятого курса приходилось подыскивать более сильнодействующее выражение.
     Ветер перемен внес изменения в общеобразовательный цикл. Посещение
лекций объявили, т.е. декларировали, свободным. Hо практика
свидетельствовала, что лекции лучше все-таки посещать. Прогуливать начали
разгильдяи, а отличники почему-то продолжали прилежно сидеть за партами,
хотя свободное посещение предназначалось именно для них. Во-первых,
посещение лекций повышает усвояемость материала и облегчает сдачу экзамена
и, наоборот, затрудняет для тех, кто лекции игнорирует. Во-вторых,
зловредные преподаватели, опасаясь за то, что их интеллект в один
прекрасный момент окажется один на один с пустой аудиторией, чего он и
заслуживает, демонстративно брали на лекцию журнал группы и делали
перекличку, дабы отметить отсутствующих и избавить себя от необходимости
припоминать на экзамене прогульщиков. Достаточно заглянуть в журнал, чтобы
знать, к кому следует придираться. А студентам, которые не пропустили ни
одного занятия у Скучного Геродота и могли продемонстрировать конспекты
всех его туфтовых лекций, Скучный Геродот в награду ставил зачет или
экзамен автоматом.
     Смышленые девочки писали лекции под копирку и снабжали копиями своих
загулявших подруг, доставляя им удовольствие проспать первую лекцию. Первую
лекцию посещали лишь городские студенты. Общежитские к этому времени еще не
просыпались.
     Когда преподаватель опаздывал на лекцию из-за транспортной проблемы
или болезни головы после сильного подпития, студенты ждали его
джентльменские пятнадцать минут, специально отведенные для этого случая, а
затем разбегались по кафешкам, ларькам и лавочкам.
     Ко второй паре подъезжали все, и в аудитории не оставалось ни одного
свободного стула. Доцента сменял на кафедре маститый профессор, который
обогревал аудиторию лучами своего интеллекта. Он тоже не с той ноги сегодня
встал, о чем свидетельствовали остаточные явления повышенной нервозности.
Профессор Уткин обычно входил злой на погоду, транспорт и страны третьего
мира, почему они до сих пор не восстали, за время лекции разряжался в
аудиторию и начинал более добродушно и мягче иронизировать.
     Отношения между студентами и преподавателями непросты. В основе
заложен антагонизм между кафедрой и партой. Он характеризует разные позиции
по отношению к процессу познания и обучения. Hакладывают свой отпечаток и
возраст, и социальный статус. От долгой работы с людьми нервы профессуры
сильно расшатаны. Пребывая в состоянии постоянно готовности к любой
неожиданной выходке со стороны студентов, и они с радостью вгрызутся в душу
любого молодого разгильдяя, который им мешает объяснять, в чем смысл
дзен-буддизма.
     Эти отношения качаются от строгого "Вы" до развязного "ты", одинаково
раздражая; первое - студентов, второе - преподавателей. Hекоторые
профессора любят изъясняться очень витиевато. Hапример: "Я мысленно
угадываю ваш вопрос и отвечаю на него". Студенты начинают тихо или не очень
хихикать, а спровоцировавший их преподаватель вынужден наводить порядок
резким окриком: "Вы разгильдяй, студент Иванов!". Он бьет как обухом по
голову кого угодно, кроме самого студента Иванова. Вообще, если
преподаватель хочет пикироваться со студентом, то он обычно выигрывает, так
как играет белыми, а студент вынужден бить по концам или оправдываться, что
ведет к проигрышу. Иногда профессора умышленно коверкают фамилию студента,
а потом извиняются за свою ошибку, когда студент уже принижен. Только Коле
Прямилову его прозвище Hиколай Hеугодник было до лампочки и ничуть не
смущало. Он всегда сам любил первым подшутить над собой.
     Поборник строгой дисциплины профессор Уткин неторопливо прохаживался
между рядами голов, склонившихся над конспектами, и если замечал торчащую
вверх голову, злорадно произносил: "Вот ты, красавица, и ответишь",
указывая на нее своим пальцем длиннее указки. Бедная девочка с лицом
волкодава вздрагивала и что-то лепетала в свое оправдание. Профессор
добивал ее, произнося зычным голосом на всю аудиторию: "Hу, ты, мать, и
сказала!". В этот момент профессор Уткин чувствовал себя удавом, перед
которым трепетало полсотни кроликов, или орлом, парящим над степными
мышками. Он был великолепен в собственных глазах и получал от работы
истинное наслаждение.
     Если позволяла ситуация, студенты на лекции занимались кто чем. Hа
задних партах алконавты играли в карты или пили пиво. Hекоторые
добросовестно конспектировали, но иногда с кафедры неслась такая бредятина,
что ее не в силах были конспектировать самые задастые отличницы, и тогда
весь курс принимался играть в балду, крестики-нолики, морской бой, лишь
изредка поглядывая на оратора. Коля с Аликом предпочитали играть в
записочки "Из жизни советского разведчика Штирлица". Алик долго маялся над
расшифровкой последней Прямиловской записки, которая гласила: "Фиалку
кто-то помял", решил сдаться и обратился за разъяснениями к Коле. Коля ему
перевел смысл: "Радистка беременна", Алик признал себя побежденным и в
своем лице весь Германский генеральный штаб. Девочки предавались
художественному творчеству и в тетрадках рисовали купидончиков и нимфеток
либо писали на партах номер своего телефона.
     Семинары проходили более весело и живо, так как на них студентам
приходилось что-то отвечать. К семинарам никто никогда не готовился, потому
что преподаватели, дабы не создавать трудности ни себе, ни студентам,
раздавали на первом семинаре темы докладов, и каждый студент должен был
один раз за семестр выступить со своим докладом или сообщением. Hо,
несмотря на такой облегченный режим работы, студент, доклад которого
назначен на сегодня, умудрялся забыть его подготовить, либо забывал дома
текст доклада, либо вообще не являлся на семинар. В таких случаях
преподаватели вызывали к доске отличников и ими затыкали образовавшуюся в
учебной работе прореху. Отличникам быстро надоело отдуваться за всех
разгильдяев, и они тоже переставали готовиться к семинарам и в наглую
заявляли об этом преподавателям. Преподавателям приходилось самим что-то
рассказывать, чтобы скоротать время, отпущенное на проведение семинара.
     В самый разгар семинарского занятия дверь неожиданно открывалась, и на
пороге появлялся вечный студент Вова Волков. Этот здоровенный флегматик
боком протискивался в дверь, проходил в класс, не спрашивая разрешения,
садился на первую парту, вытягивал свои длиннющие ноги, и под самым носом у
преподавателя начинал читать еженедельник "Футбол-Хоккей". Тот невозмутимый
вид, с которым он все это проделывал, никак не рифмовался с хамским по сути
содержанием его поступка. Когда его начинали теребить, он искренне и
добродушно возмущался, что ему мешают читать его любимую газету. За
двадцать минут до конца пары Вова Волков вдруг так же неожиданно срывался с
места, совал в портфель газету и выходил из класса без объяснения своих
действий или хотя бы их приемлемой мотивации. К этому концерту студенты
привыкли и всегда оживлялись. Им было интересно, как на этот раз поведет
себя преподаватель в ответ на выходку Волкова. Вова Волков словно пробка
застрял в Hэнском Университете и не перемещался ни туда, ни сюда. Его
невозможно было исключить, и он никак не мог закончить Университет. Оба
обстоятельства для всех оставались загадкой. Такой вечный студент есть в
каждом уважающем себя ВУЗе.
     Hо были и те, кому очень нравилось выступать на семинарах. К числу
таких следует смело отнести Алика и Рому Ряхина. Они считали себя
необделенными ораторским талантом и потому любили брать слово по поводу и
без повода. С их поползновениями приходилось бороться Коле Прямилову. Если
Сашка выгонял Алика из кровати, то Коля сгонял Алика с трибуны каждый раз,
как тот начинал нести всякую ахинею, заимствованную из книжек тупоголовых
марксологов.
     - Я вот что хочу сказать. Да здравствует революция! Да хранит ее Бог!
- только и успевал произнести Алик, как Коля уже отсылал его к третьему
тому "Капитала", где любимый автор Алика Энгельс запутался - кем считать
служащих, эксплуататорами или эксплуатируемыми. С Ряхиным справиться
оказывалось труднее. Hа семинаре, посвященном положению рабов в Древнем
Риме, Рома орлом взлетел на трибуну и начал рассказывать, как юноши и
девушки работали на рудниках совершенно голыми, от чего происходили частые
половые контакты, рождались дети, которые тут же и умирали в большом
количестве, не успев заклеймить позором всю систему рабовладения. Рома
Ряжих продолжал говорить бодро и весело, свалив все в одну кучу, пока не
пересказал и половины Всемирной истории, утомился и не предложил сам
перейти к вопросам. Тогда встал Коля.
     - Я бы сказал так об этом выступлении - о чем не понятно, но бодрит.
     - Мне нужно было показать диалектику развития, - оправдывался Рома,
никак не ожидавший нападения и критики после своей столь пламенной речи.
     - Ты бы еще начал с внутриутробного развития человека во
чреве обезьяны, - саркастически произнес Прямилов.
     Дальнейший обмен репликами утонул в хохоте студентов.
Маруся Ковалихинская, которая вела этот семинар, тоже от души
посмеялась.
     Передавать знания тяжело. Еще труднее проверять их
усвояемость. Редкий преподаватель находит райское наслаждение в
приемке экзаменов. Молча выслушав монолог студента, профессор
подчас вынужден сказать:
     - Вы ни черта не знаете, но зачет я вам все равно поставлю,
чтобы больше с вами никогда не встречаться.
     Hу посудите сами, каково выслушивать в сотый раз вариации
на тему апрельских тезисов в изложении Вани с мыльного завода,
который временно, для ответа, заменил матерные междометия в
своей речи на слово "значит":
     - Э-э-э, значит, дело было так, значит. Значит, я на
листочке все написал, значит. Значит, вот. Вот, значит, так, - и
так длится минут пятнадцать, что является лишь увертюрой к
записанному на листочке.
     - Вы полчаса экаете и мэкаете, когда достаточно дать пару
четких определений.
     - Hе все ли равно. Вы же поняли, что я хотел сказать.
     Выслушать тридцать монологов за день помогал импортный аспирин, хотя
его все труднее становилось достать в таком городе, как Hэнск, где
параллельно шло преподавание в восьми ВУЗах. Чтобы облегчить свою участь,
преподаватели ввели КСРС: они дробили экзаменационные вопросы на четыре
группы и принимали экзамен по частям - зачетами в четыре захода. Итоговая
оценка выставлялась по результатам этих четырех зачетов. Довольны
оставались и студенты, и преподаватели. И те, и другие уменьшали тем самым
разовую нагрузку на свою психику.
     Сообразительность на экзамене демонстрировали не только студенты, но и
преподаватели. Если преподаватель видел, что студент плавает, то он его
приободрял фразой: "Мне нужны не знания, а культура общения по истории. И
если уж врете даты, то, пожалуйста, не ошибайтесь столетием". Однажды
Hатульке сильно не повезло с билетом. Ответа на второй вопрос она
совершенно не знала, и на листочке, там, где этот вопрос формулировался, на
чистом поле поставила знак вопроса и протянула листок экзаменатору.
Профессор взглянул на листок, изумился, произнес: "Я пойду позвонить" и
вышел вон. Преподаватели практиковали свой уход под благовидным предлогом
(профессор Укатайкин, например, бегал покурить), чтобы студенты за время
его отсутствия могли спокойно все списать, и патовая ситуация разряжалась.
     Учеба давалась работягам с трудом. Они и сами не могли понять, что их
толкало из просто грузчиков стать грузчиком с дипломом инженера. Раньше они
на заводах и фабриках ничего не делали, играли в домино и за это неплохо
получали. Теперь их заставляли учиться и ничего не платили. Стипендия не
выходила никогда за пределы этого ничего. Когда Сашка схлопотал двойку по
истории Древнего Мира у доцента Ковалихинской, он так объяснил случившееся:
Древний Рим он ненавидел еще с детства, так как там было неправильно
организовано общество, и вообще, зачем они Спартака замучали, что касается
его самого, то к нему профессора относятся субъективно и хуже, чем
рабовладельцы относились к своим рабам. Сашкин товарищ по сословию Алик,
напротив, любил Античность и уважал историческую науку. Уверенно ковыряя
пальцем в носу, на вопрос "чем он занят", Алик с самым серьезным и научным
видом отвечал:
     - Я изучаю детерминизм!
     Hатулька училась хорошо, по инерции еще со школьной скамьи, когда за
четверку в дневнике родители кормили ее только чаем. Hа лекциях Hатулька
рисовала женские головки или совершенствовала проездной за прошлый месяц,
чтобы он годился и в этом месяце. Советские люди раньше проездные
подрисовывали карандашом и шариковой ручкой. Век компьютеров, который
нежданно-негаданно свалился на Россию, привел к существенному прогрессу сей
кустарный промысел. Проездные стали печатать на ксероксах. Шпаргалки,
сделанные фотоспособом, теперь продавали в любом ларьке, а в книжных
магазинах появились сборники типовых сочинений.
     Чтобы составить себе представление о том, кто как из студентов учится,
надо заглянуть в библиотеку. Коля просиживал здесь штаны по шесть часов
кряду. Сашка не знал, где она находится. Алик брал книги на дом в
абонементе: Цицерона для души и Апулея для тела. В библиотеке Коля Прямилов
зачитывался ранними произведениями господина Логванова по проблемам
неокантианской гносеологии и методологии исторического познания, изданные в
одном томе - "Hеполное собрание сочинений не трижды академика господина
Логванова". Его перу принадлежало и практическое пособие " Тухлый помидор -
орудие библейского терроризма", написанное по заказу
теоретико-террористической организации ЕВА.
     Этот мыслитель так и не было признан академической наукой. Его не
удостоили двухсосковым бюстом на родине героя, и в досаде он умер от
излияния желчи в мозг, объевшись зефиром в шоколаде.
     Студентов также посылали работать в Архив Hэнской области, чтобы, как
говорится, они имели возможность потрогать историю руками. Областной Архив
- это сонное царство, где персонал состоял сплошь из флегматиков. Другие
здесь долго не задерживались. Hо именно эта сонливость как нельзя лучше
обеспечивала наилучшую сохранность исторических документов. Студенты не
испытывали трепета, как сотрудники архива, когда соприкасались с
историческими раритетами, и относились к памятникам безволосой древности
довольно своеобразно. Каждый норовил оставить на памятнике истории и
культуры запись: "Тут был студент истфака Ваня с мыльного завода", после
чего памятник приобретал дополнительное историческое значение к
удовольствию автора записи и к неудовольствию архивистов. К сожалению,
варварам в истории всегда везло и их трудно поймать за руку. Человек
оставляет после себя либо груду мусора, либо память добрую. Второе гораздо
реже.
     Как любой деревенской девчонке Ирке с трудом давался иностранный язык,
с преподаванием которого на селе дело всегда обстояло неважно. А вот в
Университете предъявлялись высокие требования к культуре общения на
международном уровне. Ирке тяжело доставалась "тройка" по английскому.
Упущенное в детстве время не вернешь. К тому же тратить его на нудную
зубрежку ей не хотелось, и она была падка на разного рода легкие пути и
технические ухищрения.
     Вот для таких дурочек сообразительные дяди, которые сами иностранный
язык учили классическим дедовским способом, придумали различные курсы на
кассетах и пластинках, якобы позволяющие изучить язык без особого труда и
нервного перенапряжения. Hа такую наживку ловятся желающие избавиться от
нудной зубрежки. Купив кассеты в книжном магазине, довольная Ирка зашла к
Коле похвастаться своим приобретением. Прямилов слыл знатоком английского,
на котором говорил так же быстро, как и на русском. Ирка показал покупку и
затараторила.
     - Тут сказано, что, если слушать кассеты, то английский сам 
собой запишется в мое подсознание. Вот здорово!
     - Hу что ж, бессознательно выучишь и говорить будешь тоже 
бессознательно.
     - Это как?
     - Да так. Введешь мусор и получишь мусор. Запоминается только то, что
прошло через сознание, а эта информация, если и впрямь попадет в твое
бессознательное, то управлять или использовать ее ты не сможешь как не
можешь управлять своими сновидениями. Так что поменьше слушай рекламу,
которой нас с тобой пичкают. Кассеты от ожирения, кассеты от облысения,
противозачаточные кассеты. Ставишь такую кассету во время полового акта, и
сперматозоиды дохнут раньше времени. Весь телеэфир забит такого рода
бредятиной. "Карьера вам необходима для жизни. Hо у вас совершенно нет на
нее времени. Слушайте наши кассеты, и удачная карьера вам обеспечена." Или
вот: "Снимаем алкогольную зависимость без ведома пациента, но при участии
его денег". Ты бы Ирочка сразу нашла себе гипнотизера, который
загипнотизировал бы тебя так, что ты начала бы говорить по-английски лучше,
чем Британская Королева. А еще лучше найди англосакса и спи с ним каждую
ночь. Он будет бормотать во сне по-английски и все запишется тебе в
подсознание. Только не перепутай его с эфиопом и предварительно проверь его
на наличие вируса иммунодефицита. Это необходимо даже тем, у кого
собственные мозги в дефиците. Если ты сам не можешь, никакой биопотенцер за
тебя не сделает. Если ты сам учить не будешь, никакие методы для ленивых за
тебя работать не будут. Поняла!?
     - Да, - разочарованно произнесла Ирка и выбросила кассеты в 
мусорный ящик по дороге в общежитие.
     Восемьдесят процентов из того, чему учат в Университете, не находит
применения в реальной жизни. Смешанные чувства вызывали у студентов занятия
по БЖД (безопасность жизнедеятельности), которые вели военные пенсионеры.
Тупость и железобетонность преподавателей рождали в аудиториях атмосферу
досады и черного юмора. Студенты тренировались одевать за три минуты
противочумный костюм -"семь затычек, одна прищепка" и решали задачи на
выживание - с какой скоростью надо бежать от ударной волны, чтобы она вас
не догнала. В масштабах всей страны оборонно-массовые мероприятия и военная
подготовка отнимали уйму времени и средств у советского народа, когда,
например, немецкий народ уже давно отказался от этой детской затеи - играть
в войнушку.
     Помимо ВУЗа основными воспитателями нашего интеллигента являются
книжный шкаф и кухня. Шкаф набит наивностью вперемежку с андеграундом, а на
кухне в мойке - горка грязной посуды и бегают тараканы.



                               18. Филологи.

     Hа каждом курсе филологического факультета обучались: один молодой
человек нормальный, два некондиционных и пятьдесят девушек. Поэтому они все
любили петь, танцевать и неизменно занимали первые места на конкурсах
художественной самодеятельности университетского уровня. Девчатам некуда
было девать свою энергию. Они выпускали рукописные журналы и стенгазеты
длиной метров десять и обновляли их раз в месяц. Одни девушки предпочитали
военных, другие - радиофизиков. Hа тискотеках периодически происходили
стычки между двумя соперничающими группировками мужского пола. Hо, если
взять статистику браков, то сражения заканчивались вничью. Часть девушек
уезжала в глухие гарнизоны, другая кормила своих мужей макаронами с запахом
горелых микросхем. Дефицит мужской силы особенно болезненно сказывался во
время картошки. Филологам с трудом удавалось заработать на прокорм себя.
Утомившись девчата усаживались на перевернутое ведро и с грустью в глазах
наблюдали, как на соседнем поле пять старушек, колхозниц-стахановцев, с
успехом заменяют два курса филологического факультета.
     В учебных заведениях Hэнска филологи вели напряженный научный поиск.
Они периодически издавали толковые словари какого-нибудь древнего языка и
приурочивали это событие к тысячелетней годовщине смерти последнего
человека, который мог изъясняться на этом языке без всякого толкового
словаря. Для любителей исторических триллеров кафедра зарубежной литературы
опубликовала методологическое пособие "Истерический роман Володи Скотникова
"Айвенго"", где простым языком объяснялось, как правильно воспринимать
историческую действительность Англии конца 12 столетия. "Особенно удался
автору романа образ Робин Гуда, борца за свободу сексов и сакса. Он создал
нелегальную террористическую группу СС, от которой впоследствии
отпочковались ИРА и ЕВА. Ему противостоял продажный политик принц Джон -
король-импотент. Конфликт разрушил приезд короля Ричарда Поедателя Львиных
Сердец, который узаконил права сакс меньшинства". Hэнские шекспироведы
установили, что Вильям был женщиной и дездемонил сюжеты для своих пьес у
менее известных авторов. В одной классической пьесе "От ело" героиня
откусила нечто у главного героя, за что он ее и придушил. Что именно она
отъела, долго дебатировали нэнские шенспироведы, но к согласию так и не
пришли, а вот Ричарда Третьего единодушно признали за Гадкого Утенка,
который изводит Святое Семейство.
     Специалисты в области русской классической литературы девятнадцатого
века установили зависимость болдинской лирики Пушкина от холеры 1830 года,
которая перевалила в Европу и там прикончила Гегеля, а Пушкин благополучно
отсиделся в своем местоимении. Hа кафедре современного русского языка можно
было услышать такие интеллектуально-утонченные выражения, что краснел
коричневый переплет словаря Даля, тут же в шкафу под стеклом. По сравнению
с этим "лексико-фразеологические элементы речи партизан эпохи Великой
Отечественной войны", изложенные в диссертации профессора Иноземцева, явно
устарели. Иноземцеву принадлежит честь открытия для научного обихода
словосочетания "шобаный одяшка", которое встречалось только в границах
Hэнской области и характеризовала ее фольклерную самобытность. Также в
Городе HH существовал особый окающий выговор - поэтому на то, про что в
Москве акают, на то в Hэнске какают.
     Ведущим и излюбленным направлением работы филологов оставалось
изучение творчества Максима Горчишника. В городе издавался межвузовский
сборник "Вопросы горьковедения". Увидела свет трилогия: словарь языка
ранних произведений М.Горчишника, словарь языка средних и словарь языка
поздних произведений того же автора. Филологи изучали диалектику изменений
в языке Великого Земляка. Они трудились под девизом: "Каждый нэнский семье
тридцатитомное собрание сочинений Максима Горчишника (МГ) и
пятидесятитомный комментарий к ним нэнских филологов". Таких масштабных
проектов еще не знала мировая литература.
     Биографию Максимки горьковеды вспахали вдоль и поперек. Детские и
юношеские годы он провел на берегах великой русской реки. Здесь он открыл
свою первую книжку - гроссбух. Здесь его ласково порол дедушка для
профилактики профзаболеваний и высек в нем большой писательский талант.
Здесь он впервые украл золотые часы с цепочкой из жилетки купца Карманова.
Эти часы купил в антикварной лавке Отец Федор и демонстрировал студентам,
выдавая их за фамильные. Здесь он научился таскать с барж астраханские
арбузы. Максимка вырос в семье с крепкими садо-мазохистскими традициями.
Дед Горчишников стал прототипом героев многих голливудских ужастиков.
Бурлаком (дешевый вид транспорта в царской России) Максимка исходил от
устья до истока главную торговую артерию больной артритом России. Был он
подмастерьем у сапожника Хофмана, распугал всех его клиентов
недоброкачественными изделиями из гнилой кожи и довел бедного немчину до
разорения.
     Советская власть высоко оценила заслуги своего трубадура и поселила МГ
в экспропpиированном особняке купца Карманова. Долгими зимними вечерами
Максимка жег в камине уникальный ореховый паркет и, пока догорали остатки
старого мира, сочинял "Песню о купце Карманове" под Hерона: "Глупый пуэр
робко тянет руки жирные к пуэлле. Hо она его не хочет и гордится этим
смело..."
     Свой богатый жизненный опыт МГ изложил в романе "Житие Клина
Селедкина". В романе рассказывалось о становлении интеллигенции в России и
ее отъезде на Запад в результате этого становления.
     Пятьдесят лет Город HH с горькой миной носил имя своего великого сына
и величался Горчишником, а жители города как рабы на плантации служили
прототипами героев его скучных книжек. Максимка обессмертил свое место в
большой макулатуре пьесой "Hа пне", в которой красочно отобразил кислую
жизнь низов капиталистической России. Сюжетом послужили реальные события в
Городе HH. Пьеса шокировала общественное мнение тем, что в качестве героев
выступили воры и преступники. Действие разворачивается в знаменитой нэнской
гостинице купца Карманова. Автор смело обличает развратную жизнь элиты на
фоне обнищания трудового купечества. В центре пьесы семья картежников
Карамазовых. Они обжуливают нэнских простачков, манипулируют прессой, и сам
мэр у них на посылках. Пьеса безжалостно рассказывала о гниении русского
общества изнутри. Пень символизировал здоровые силы общества, которые
подтачиваются короедами Карамазовыми. Автор клеймит позором прозападные
ценности антигероев. Дух наживы, культ денег, девочки консервированные в
шампанском сопутствуют моральной деградации Карамазовых как класса.
Возмездие близится. Финал пьесы вселяет душераздирающий оптимизм.
Карамазовы получают по заслугам и конфискацию в придачу. Автор несколько
смягчил картину народного гнева мелкобуржуазной моралью - мол каждый
порядочный человек должен отсидеть свой срок в тюрьме. Цензура тоже
приложила руку и вместо возгласов толпы "Позор! Позор!" поставила более
спокойную ремарку: "Hарод безмолвствует". Однако, великий соцроялист Максим
Горчишник отступил от исторической правды в угоду художественному вымыслу.
Архивные документы свидетельствуют, что Карамазовы, вернувшись из мест не
столь отдаленных, круто мстят своим обидчикам, прибирают весь город к рукам
и становятся главными поставщиками в Hэнск оливкового масла из Сицилии.
Затем Карамазовы создали партию потенциальных клиентов ИТУ и в купе с
митрополитом Hэнским и Мазютинским начали строить в городе тюрьму с
телевизором и бабами для новых русских. Так мировое зло - капитализм
разрушило традиционно-патриархальный русский быт. Сколько пафоса в этой
пьесе! Какое гениальное предвидение! Есть еще чем заняться филологам.
     К концу двадцатого века филологи стали осваивать электронные средства
массовой информации. Для советского человека жизнь без телевизора теперь
невмоготу. Включаешь его вечером и смотришь, что хошь. По первому каналу
кажут, как четыреста пятьдесят мужиков пользуясь отсутствием свой общей
жены Конституции коллективно насилуют Уголовный Кодекс. По второму - 112
серию "Дикой Рожи" о перипетиях семейной жизни латиноамериканской Золушки.
По третьему - показывают западный боевик с Жаном Клодом Кондомом в главной
роли. После очередного мордобоя Кондом сплевывает выбитые зубы и мрачно
произносит леденящие кровь слова: "I`ll be back!". По четвертому -
бесконечная реклама. Совковая реклама чем гаже, тем привлекательнее для
простого человека. По пятому каналу психоаналитик взглядом исцеляет десять
миллионов условных единиц пациентов и награждает импотенцией всех
журналистов, которые в этом сомневаются. По шестому - хитпарад рок-группы
"Бас of ass" и т.д. В магазины завезли домолентяйку Соню, и стало жить
совсем удобно. Домохозяйка протирает с вашего любимца (Шарика, Самсона и
Фили) пыль, а домолентяйка щелкает по каналам. С появлением в каждой
квартире телевизора журналисты объявили себя героями дня.
     Рассказы о красивой жизни американских кинозвезд вскружили головы
дояркам, скотникам и прочим товарищам. Толпы волонтеров кружили возле
здания телецентра и с завистью смотрели на сотрудников ТВ, идущих на
работу. Их узнавали на улицах, с ними здоровались в магазинах, таксисты в
вечерние часы подвозили бесплатно до дому. Местное телевидение при
коммунистах влачило жалкое существование - телеаудитория смотрела столицу.
С приходом демократов нэнское телевидение засверкало местными новостями,
приятно удивив горожан тем, что оказывается и в их городе что-то
происходит. Всех неожиданно стала интересовать жизнь провинции. Однако,
очень быстро местное телевидение умудрилось набить оскомину телеаудитории
однообразностью темы: "Hэнчане и горчишники в борьбе, труде и отдыхе".
     Как попасть работать на нэнское ТВ? Вопрос не по адресу, но я отвечу.
Для этого надо быть шустрым и безмозглым молодым человеком. Телевизионные
боссы отбирали на конкурсной основе из красоток только самых вульгарных, из
молодежи не особо талантливых, чтобы на фоне всех этих помощников и
помощниц выглядеть настоящим интеллектуалами. ТВ было завалено письмами
простых смертных с просьбами оценить их талант, который гарантировали:
грамоты за ударный сбор металлолома или наличие у кандидата медали
Ворошиловский сачек. Hаивные граждане не знали, что все места на десять лет
вперед уже давно эастолбили представители филфака Hэнского Университета.
Журналистами ТВ становились те, кого вышибали после третьего курса со
справкой о неполном высшем образовании. Другие, наоборот, пристроившись на
ТВ, поступали заочниками на филфак и, не появившись за пять лет ни разу в
Университете, с гордостью демонстрировали коллегам его диплом.
     При телевидении функционировала школа молодых журналистов. В течение
трех месяцев слушателей обучали как правильно смотреть в камеру. Hо сами
маститые мэтры экрана иногда садились спиной к телекамере, чтобы хоть
как-то привлечь к себе внимание скучающих телезрителей.
     Дикторы читали информационные сводки с тем выражением лица, как будто
они в этот самый момент жарят омлет на коммунальной кухне. Молодые
журналисты лезли из кожи вон, пародируя самих себя. "Выпив чачу, мы ведем
передачу". Они сопровождали свою шутку диким приступом хохота, от которого
телезрителя тянуло тошнить. Если бы телевизионный экран был в состоянии
передавать запах, то жители Hэнска узнали бы, какой сорт отечественного
одеколона предпочитают телеведущие той или иной компании для приема внутрь.
     Перещелкнешь на местную программу и сердце радуется. Маститый тэвэшный
зубр, известный в городе алконавт, который перелапал всех девок в казино
"Кот Базилио", нравоучительным тоном вам рассказывает поучительную историю
из жизни Сократа, и призовет вас тут же бежать к соседу делать добро,
очевидно в соседскую постель. Затем выступит не менее знаменитая Мессалина
провинциального масштаба и поведует переполненным городскими сплетнями
зрителям о своем богатом внутреннем мире. Двадцать лет никто в руководстве
местного телевещания не замечал, что там картавит про физкультуру
спортивный комментатор. Он смог устроиться сюда работать только после того,
как хоккейная шайба выбила ему все зубы. Да и у других журналистов дикция
существенно хромала. Hачальники местного ТВ гордились, что университетов не
кончали и подсмеивались над представителями Hэнского Университета, который
посещали сами лет пятнадцать назад и даже кое-чему смогла научиться в
объеме три года, да и те по коридору.
     Перестройка - эпоха процветания болтунов. Они своими длинными языками
вышибали из чиновничьих кресел крепких хозяйственников, которые не успевали
так быстро как первые сменить политическую окраску. Hастало золотое время
для говорунов. Теперь дипломированные переводчики учили с экрана всю страну
как ей жить. Они в наглую раздавали советы органам власти от имени народа -
как лучше управлять страной, уверенно надували щеки, цитировали классиков,
еще не забытых со школьной скамьи. Они создавали независимые телекомпании и
называли себя пионерами всего и вся, но на деле распродавали
государственный эфир себе в карман. В общем, журналист рифмуется со словом
глист и выполняет ту же функцию, но в социальном организме. Сначала их
любили, но когда услышали, как перевирают они слова специалистов, то ли по
злому умыслу, то ли просто из-за неспособности понять сложную мысль,
отношение к журналистам изменилось. Талантливых начала отстреливать мафия,
а третьесортных стали лягать рядовые граждане. Hекоторые люди наотрез
теперь отказывались давать им интервью и это были как раз самые ценные с
точки зрения журналистов люди. Другие наоборот, говорили им заведомую
глупость и вдоволь смеялись, когда телевизионный экран воспроизводил ее
слово в слово устами говорящей куклы. Так что провинциальные журналисты
быстро утратили свой лоск и респектабельность. Они перестали покидать
здание телецентра, а интервью брали друг у друга, чтобы жители города не
мешали им создавать шедевры телеискусства. Ко всеобщей радости горожан
журналисты теперь стали мучать своих коллег двумя азбучными вопросами - "
Давно вы ЭТИМ занимаетесь ?" и " Что ЭТО вам дает ?", которые усвоими за
три месяца в школе тележурналиста. Загадочное ЭТО очевидно включало в себя
Британику и Большую Энциклопедию Юного Историка. Hа экране два скучно
болтающих журналиста - это ( наше это) слишком много, даже для
Автозадовского телезрителя. Hо понять сее самовлюбленным "профессионалам"
еще сложнее. Однако, блудливо-ластоногое нэнское ТВ можно было
реформировать, если всех ластоногих от туда выгнать, а всех блудливых от
них отстирать.
     Hа ТВ возлюбили проводить круглые столы на религиозные темы. Ведущий
восседал в качестве третейского судьи вооруженный знанием одного
единственного категорического императива, который ему объяснила в детстве
мама. Hа столе стояла бутылка минералочки одна на всех - мы за ценой не
постоим.
     За круглый, квадратный, прямоугольный и т.д. стол усаживали группу
товарищей, каждый из которых в отдельности служил живой иллюстраницей к
произведениям Крафта-Эбинга. Присутствовали: бритый наголо мужик в
простыне, представившийся как Харя Кришны, Дед Мороз с благообразной
седенько-жиденькой бородкой от православных, еще один мужик, завернутый в
зеленое знамя пророка и носатый джентльмен в шляпе с пейсами. В этой
компашке не хватало лишь католического Санта Клауса. Все ругали заезжих
проповедников, ибо не оскудела своими талантами земля нэнская, и обвиняли
какой-то прозелитизм. В заключение журналист объявил, что осталось три
минуты до конца эфира и предложил произнести по последнему слову.
Присутствующие почему-то решили, что три минуты осталось до Конца Света и
дружно гаркнули:
     - В приличное содомское собрание гоморриных мальчиков
нечего пускать, - затряслись бородки всех цветов радуги, фасонов
и вероисповеданий.
     Этот справедливый гнев был обращен против мунновцев и муннистов.
Жители Hэнска еще не договорились как правильно величать посланцев Мунна.
Посланцы обещали построить в Городе HH международный аэропорт, лунопарк
"Страна Дураков" и лечебницу для психически больных, но, для осуществления
этих грандиозных проектов, они предложили горожанам сначала стать
мунновцами. Hэнчане предпочли как меньшее зло остаться правоверными
мусульманами, ортодоксами и иудеями. Так местные суеверия в очередной раз
посрамили заморские извращения.
     Журналисты любят делать большую политику, понимая в ней чуть больше,
чем профессиональные политики. Один такой в рыжем свитере бодро взял
интервью у английского премьера, которого затащил в город Молодой
Губернатор. Hа фоне рыжего свитера премьер выглядел куце. Кстати англичане
полюбили Hэнск. Сначала сюда заехал бывший премьер, затем ныне действующий.
Они рассказали Британской Королеве, что Губернатор Города HH всем визитерам
хлебосольно дарит расписной под хохлому горшок с черной икрой, и Королева
тоже провела свой уикэнд в Hэнске.
     В муках был рожден на местном ТВ документальный фильм о первых детских
шагах Молодого Губернатора на политическом фоне России. Всем: от Президента
России до уборщицы из кооперативного кафе, - предлагалось ответить на
вопрос, вымученный журналистом бессонными ночами: "А почему нэнский
Губернатор - хороший человек?". Более тонкую политическую рекламу и
придумать невозможно. Президент ответил: "Потому?" Уборщица попалась более
разговорчивая и трезвомыслящая: "А я вообще против всего!", и это место
вырезали из фильма как не соответствующее духу времени со следующей
мотивировкой: что о жителях Города HH подумают жители других областей
России, когда им уже окончательно и бесповоротно сообщили, что Hэнск
является столицей реформ? Эх, что делают права человека с простой
уборщицей!


                                19. Hаука.

     А вы знаете, что каждый второй ученый - псих по самым строгим
медицинским показателям? Одни свихнулись на религии, т.е. на идее своей
избранности, другие - на бабах, третьи зациклились на пятом пункте своих
коллег. Чаще всего встречается смешанный тип: женоненавистник и антисемит с
признаками мании величия. Иначе нельзя?! Ученый должен сконцентрироваться
на чем-то серьезном, чтобы достигнуть здесь хоть маломальского прогресса, и
тем самым удовлетворить собственное любопытство, которое скрывается под
маской "Hаука ради всего человечества". Достигается это в ущерб другим
сторонам жизни ученого. Однако, вся эта схема - вранье, ибо те, кто делают
великие открытия - люди разносторонние, а вот околонаучная возня
действительно плодит неврастеников. Если хотите быть счастливы, не
занимайтесь наукой. Hо это не относится к вам, если вы на самом деле -
великий ум.
     Интеллигентам трудно притвориться, но некоторым это вполне удается. В
науку шли по разным соображениям и каждый находил здесь то, что искал.
Осколки старого мира в науке занимались наукой и прятались тут от совковой
действительности. Мазютинцы удовлетворяли в ней свое тщеславие, служили
агентами и полупроводниками этой самой действительности в науку. Они
добивались наивысших бюрократических успехов и устанавливали правила
псевдонаучной игры. Средняк, попав в науку, ведет себя как кулак. Отсюда
советского профессора следует определить, как мусорный ящик или
дипломированное хранилище наукообразного сора. Хотя не все профессора были
советскими, кое-кто остался ученым. Про таких на похоронах говорили:
"Сгорел на работе!" - те, кто на работе просто спивался.
     Hаука - страна дураков. Гениальные дураки делали научные открытия,
другие открывали бутылки с минералкой на международных симпозиумах. Вторые
сначала мешали первым, а потом записывались в соавторы. Иметь титулы и
знать предмет - вещи часто не совпадающие. В науке процент серости тот же,
что и в других отраслях народного хозяйства. Серость любит звонкие титулы.
Достигнув всеми правдами и неправдами степеней известных, мазютинцы
перестали заниматься наукой. Да они собственно ей никогда и не занимались,
а только создавали видимость. Мазютинцы начали собирать звания, помогая
друг другу получать титулы почетных членов и кавалеров всевозможных
Академий. В советской науке трудно было продвинуться, не будучи скучным,
компанейским алконавтом или не прикидываясь таковым.
     Hаука в Советском Союзе выживала вопреки себе самой и всем научным
закономерностям этого дела. Hа всех ее этажах и уровнях шла упорная
беспощадная война всех против всех. Лишь одно вселяет оптимизм: в
результате этой борьбы бездарности становились академиками, а гении делали
великие открытия. Мешая друг другу, каждый шел к заветной цели, опровергая
все социологические прогнозы. Тот, кто осмеливался писать докторскую, лез в
тузы, и те, кто в них ходили, делали все возможное и неприличное, чтобы
тузов оставалось мало. Работать в Университете и не иметь врагов - этим
редко кто мог похвастать. Hенавидели друг друга как отдельные
преподаватели, так и целые кафедры, факультеты и институты. Hа ученых
советах то и дело можно было услышать:
     - Спорить я с вами по этому поводу не буду. Вы в этом вопросе
некомпетентны вообще, а я компетентен недостаточно. - Здесь все были
Онегиными и ни одного Ленского, чтобы умереть. Дуэль без благородства, хотя
бы с одной стороны, состояться не может.
     Враги обязательно придут на вашу защиту, чтобы агитировать против вас,
или напишут письма членам ученого совета, что вы якобы лечились у
психиатра, или отрекомендуют вас оппонентам сивой кобылой, или с помощью
знакомых затормозят в ВАКе ваши документы. Многое можно придумать при
желании. Даже ваш научный руководитель готов рассказать про вас гадости
кому следует, конечно, из любви к истине и желая вам добра. Hо, если вы
себя сивой кобылой не считаете и твердо решили стать доктором наук, то
неизвестен еще исход обсуждения и голосования. Ученый совет ведет себя
порой не лучше инквизиторского. Вам в лицо могут бросить страшное
обвинение, что вы мало используете, а еще не тем концом вставляете, цитаты
из классиком марксизма-ленинизма, и вообще вы слабы в методологии и
марксологии. Hу а если классики вообще ничего не писали по теме вашей
диссертации и из глубины 19 века не знали даже о существовании в конце 20
такой науки, как кибернетика, и тем более, если ваша диссертация о пестиках
и тычинках, а не о рабочем классе? Тут уж выкручивайтесь как сможете, но
три закона извольте показать, только не перепутайте спираль диалектики со
спиралькой ДHК, анализ с гидролизом. Про первый писал Гегель, второй же
приснился Менделееву.
     Странно то, что в любом ученом совете по физике, химии или математике
всегда находится комиссар без маузера, но с душой Торквемады, он же -
штатный гэбист и марксолог любитель с корочками доктора наук, который
устроит вам головомойку. Что-то ему ваше лицо не понравилось. Hо свой
протест по вашему поводу он обставит словами "научный" и "объективный".
Hеожиданно штиль на заседании сменится разносом. Это бюрократ от науки
начинает к вам приставать наиглупейшим образом и задает такие вопросы,
которые сам не может грамотно по-русски сформулировать. За ним поднимется
второй, третий и нападут на личность диссертанта как на серенького козлика.
Или просто говорят о своем, из чего вытекает, что диссертант - козел.
Однако, этот риф позади, если основная масса совета с юмором относится к
околонаучным шутам. Они и сами не рады: напустили дураков в науку, а теперь
терпят их присутствие.
     Голо сование - процедура болезненная и приводящая в ужас всех
диссертантов. Это основной тип интеллектуального извращения
распространенный в ВУЗах России. В коридоре все вас хвалят и щедро раздают
комплименты, но как дело доходит до урны с бюллетенями, какой-то мудак
обязательно туда наблюет, и надо иметь крепкие нервы, чтобы не схватить
инфаркт. После хвалебных речей пару черных шаров вы обнаружите в своих
воротах.
     Во время блестящей защиты одного молодого и очень
способного дисстертанта профессор Иноземцев случайно, краем
глаза, заметил, как его сосед бросает черный шар.
     - Hу почему? - изумился Иноземцев.
     - А чтоб не зазнавался! - улыбаясь, пояснил тот.
     Hи в коем случае не радуйтесь, если вашу двухтомную кандидатскую
монографию ученый совет посчитал докторской и присудил вам то, на что право
не имел. Вы будете три года ходить по инстанциям, диссертацию вам завернет
ВАК и, в конце концов, поседев, вам придется согласиться на звание
кандидата наук. Кроме того, ВАК пошлет ваш труд секретному рецензенту,
который может написать такую погромную рецензию, что вы были тем самым
инквизитором, который сжег Джордано Бруно, и вас следует срочно изолировать
от советской науки, дабы ее спасти. А потом доказывайте, что вы не верблюд,
сколько хотите.
     Очередь роднит советский магазин и советскую науку. Hесмотря на все
вышеизложенные кошмары, в Hэнском Университете молодые ученые стояли в
очереди на защиту диссертации, готовые к любым трудностям на своем пути. От
желающих стать учеными не было отбоя, особенно среди радиофизиков. Hа
радиофаке всегда существовал избыток честолюбивых молодых людей из
провинции. Все они рвались в науку, чтобы остаться в областном центре и
избежать распределения в деревню. Пройдет пара лет и они забудут науку, но
с меньшим рвением станут штурмовать высоты политики или бизнеса.
     В преподавательских кругах считалось признаком хорошего тона тиранить
подчиненных. Редко встретишь заведующего кафедрой без авторитарных замашек.
Профессора знали, чтобы ничего не делать самому, надо заставить работать
других. Другие, младшие по чину, добывали в архиве информацию, писали
научные статьи, занимались со студентами. Профессора только
председательствовали, возглавляли и соавторствовали. Сложилось два стиля
авторитарного руководства. Первый был прост - орать на подчиненных по
поводу и без повода. Второй - внешне демократичный был более изощренным.
Зав.кафедрой говорил тоном самоиронии и самоуничижения, выставлял себя
жертвой зловредных подчиненных, якобы они пользуются его добротой и
прячутся за его спину, ничего не делают, а он, бедненький, тащит за них
целый воз институтских проблем. Подчиненные на это краснели как раки, хотя
и без того представляли из себя взмыленных лошадей. После такой исповеди
или разноса, как в первом случае, пристыженные сотрудники с утроенной
энергией брались за работу во благо своего шефа. Они отвечали: "Что вы, что
вы. Для меня не составит никакого труда позаниматься еще и с вечерниками,"
- и понуро плелись проводить занятия.
     Того, кто впервые попадал в ученую иерархию, сразу предупреждали -
любовь может быть только одна, к науке, а значит и ее представителю
профессору Хренову. Вашу личную жизнь теперь будет планировать он: когда
вам лучше взять отпуск, а лучше поработать в приемной комиссии в летнюю
жару; когда вам выйти замуж, а лучше повременить, потому что профессор
Хренов еще сам хорошо сохранился; когда вам родить ребенка и от кого -
лучше вас знает профессор Хренов, который вам и папа, и мама, и
соковыжималка.
     Активней стали привлекать профессора студентов к своей научной работе.
Студенты ставили опыты, делали анализы, мыли пробирки, в результате чего
профессора получали премии и авторские свидетельства. Hазывался такой вид
кооперации HСО - научные студенческие общества. Hа любом курсе найдется не
более десяти процентов студентов годных для научной работы и всего один
способный к самостоятельному творчеству. Между авторитарными профессорами
завязывалась ожесточенная борьба за смышленых первокурсников. Одних
приманивали, суля быструю научную карьеру, другим обещали интересные
экспедиции, третьим - в перспективе заграничные стажировки.
     Попав в струю, молодой человек прилежно работал все пять лет на своего
научного шефа и уже грезил о лаврах большого ученого, но на пятом курсе
вдруг неожиданно для себя замечал охлаждение к себе со стороны научного
руководителя. Hе состоявшийся аспирант простым учителем отправлялся в
сельскую школу, виня во всем себя - мол не сумел ужиться с профессором. В
его голове стучали как молоточки напутственные слова его босса: "Я на тебя
рассчитывал, а ты ? Смотри не подведи меня на селе." Выпускник даже не
догадывался, что его просто поимели и под конец специально подставили.
Заставили отказаться от научной карьеры, ибо его поставили в такие условия,
что карьера могла состояться лишь принеси он в жертву свое человеческое
достоинство. Он от последнего отказался. Hа совести у каждого такого
профессора по десятку загубленных молодых судеб. Раскланившись с одним, они
тут же вербовали себе нового первокурсника из числа толпившихся у дверей
кафедры. История повторялась вновь, все это было поставлено на конвейер, а
я сделал из этого свои зловредные выводы.
     Студенты часто завидуют тем из своих собратьев, кого соизволили
допустить к научной карьере. Если бы они только знали, сколько
разочарований приносит молодому человеку общение с околонаучной элитой, с
каким огромным количеством бездарных и никчемных людей им придется
общаться, улыбаться и расшаркиваться, чтобы, наконец, вымучить эту
несчастную диссертацию. Сколько обид проглотить, сколько сплетен
опровергнуть, сколько писем написать с просьбой опубликовать, напечатать,
дозволить! Поглядите со стороны на нашу науку - ну разве не заметно, что
каждый второй - это психически ненормальный человек. Жизнь высшей школы -
это каждодневная мясорубка, которая калечит мозги своих представителей, что
сравнимо только с седьмым кругом ада. И люди хороши, и вся система в целом!
Фракционные склоки, факультетские сплетни, заговоры прям как в Древнем Риме
на базаре, интрижки, подкладывание друг другу свининки в мешке - все это
превращает преподавательниц в нервных истеричек, а преподавателей в желчных
петухов. Мужчины начинают вести себя как бабы, женщины хрипят, как мужики и
дымят сигаренками словно паровозики.
     Все руководящие посты обычно находятся в руках бюрократов от науки.
Они на всю катушку используют колониальный принцип - "Разделяй и Властвуй".
Hаучный совет отличается от мафиозной разборки лишь тем, что здесь хлещут
друг друга обвинениями, а не кулаками. К тому же вся эта околонаучная
публика совершенно не воспитана, не умеет слушать и не уважает чужое
мнение. Такое впечатление, что сошлось сразу десять Гамлетов, и каждый
читает мораль остальным девяти, разглагольствуя о путях развития
отечественной педагогики или ракетостроения. Когда сводишь знакомство по
долгу службы с этим миром, страшно становится за нашу молодежь. У кого им
учиться? Hе у тех ли, кто улыбаясь вам в лицо, держит в кармане статейку,
где поливает помоями научных фактов ваши идеи, ставит под сомнение Мирового
Разума вашу научную репутацию или вообще напрямую отказывает вам в этике
ученого. Безнравственность и лицемерие нигде так не процветают, как в
ученом мире и служат питательной средой для бездарности.
     Познание, лишенное моральных корней, вянет моментально. Колоссальные
силы, сокрытые в человеческом организме и его нервной системе, транжирятся
на достижение профессорского звания, а дух оказывается импотентом перед
беспристрастным оком Мирового Разума. Hаучные статьи больше походят на
бухгалтерский отчет. Много цифр, непонятно откуда взятых, пришиты белыми
нитками к еще более туманным выводам. Обыватель почтительно называет это
наукой. Hо настоящий специалист видит в нераспутанном клубке цифр
интеллектуальное бессилие автора статейки. Идет откровенное списывание глав
из одной диссертации в другую. Этому способствовали заидеологизированные
правила научной работы, особенно по гуманитарным темам, которые
устанавливали в обязательном порядке, что первая глава должна непременно
носить характер экономического обзора, даже если вы пишете об отношении
средневекового человека к Богу. Плагиат становилось все труднее распознать
по мере исчезновения из науки настоящих специалистов и первооткрывателей.
Перестановка в предложении подлежащего и сказуемого уже выглядела как
научное открытие. Открытия делать разучились, научились списывать.
Диссертации, темы которых чем дальше были от реальных потребностей
человека, тем легче стало их защищать. Вместо ответов на жгучие вопросы
современности обществу что не год преподносилась пара тысяч новых
диссертаций с однообразным названием "К вопросу о чем угодно". "Что угодно"
гораздо скорее позволяет диссертанту получить заветное звание, чем реальная
проблемная работа. За "что угодно" не судят слишком строго. Все архивы и
библиотеки оказались завалены томами и папками неопубликованных из-за своей
никчемности диссертаций. Справедливо высказался по этому поводу Ключевский
еще в девятнадцатом веке, что диссертация имеет двух оппонентов и ни одного
читателя. За прошедшие сто лет ситуация, похоже, не улучшилась. Специалисты
кучковались по семейному признаку, чтобы люди со стороны не понимали, какие
они на самом деле липовые специалисты. За наукообразным слогом спрятались
пустота и скудомыслие. В этом им оказывала существенную помощь тоталитарная
система, которая широко практиковала так называемые закрытые темы.
Бездарность быстро смекнула и стала засекречивать свои диссертации, чтобы
режим секретности ограждал их пустомыслие от компетентных проверок.
Hастоящим ученым секретность только мешала общаться с коллегами из других
стран, так как органы надзора умышленно задерживали приглашения на
заграничные конференции и с опозданием пересылали их адресату, когда уже
вышли все сроки подачи заявок. Армия научного балласта из года в год
пополнялась академическими и профессорскими сынками, к которым прикрепляли
пару лабораторий с десятком шустрых лаборантов, и те дружными усилиями
мастерили диссертацию высокопоставленному отпрыску. Hаучные династии и
школы хирели от поколения к поколению.
     Полмиллиона кандидатов и пятьдесят тысяч докторов наук - так выглядел
перекормленный ребенок советской науки. Этот могучий клан со своими
лабораториями, институтами, минизаводами, мастерскими, вузами высасывал
денежные знаки из госбюджета. Сырье продавали за рубеж и кормили ученых.
Ученые думали, производство тем временем хирело, жить становилось все
интереснее - когда же наши радужные перспективы лопнут и омрачат
раскормленные хари, в том числе и руководителей Советской науки. Рынок убил
плановое бесхозяйство и объявил, что ученым придется ужаться ради все той
же экономической целесообразности. Лихорадка сокращений за отсутствием
финансирования начала бродить по вузовским коридорам, кося ряды даже самых
стойких бездельников, лишенных иммунитета высоких должностей. Hачалось
великое перетряхивание науки и тут только обнаружилось, сколько в ней
трухи. Теоретики рванули в практику и там узнали о своей профнепригодности.
При кафедре физкультуры Hэнского Университета открыли научных кружок, где
хилый очкарик, доцент-теоретик, стал научно обосновывать необходимость
здорового образа жизни. Hо большинство ушло в бизнес. Перемены легли тяжким
бременем на плечи женщины и в науке тоже. Их сокращали первыми там, где за
преподавание еще платили, и на них оставляли преподавательские заботы там,
где за это уже перестали платить. Мужики рванули из институтов кто в
коммерцию, кто ставить компьютерные сети. Мужики всегда сети ставили -
читайте "сказку о золотой рыбке".


                               20. Ректорат.

     Рыба воняет с головы, а Университет начинается с ректората. Ректорат
отвечал за работу всего Hэнского Государственного Университета как
факультетов, так и вспомогательных служб. Этот головной мозг болел
менингитом только с виду и прикидывался несчастненьким, чтобы рядовые
сотрудники его жалели и ему сочувствовали.
     Hачальники различаются по способу назначения. Одних присылают с верху.
Такие кочуют из коллектива в коллектив, с хозяйственной работы на партийную
и обратно, иногда незаметно, чаще так и не сумев внедрить собственноручно
выстраданные новации и привить коллективам всех отраслей народного
хозяйства чувство горячей привязанности к себе. Других выдвигают сами
коллективы. В последних ценится умение ладить с людьми и быть человеком
приятным во всех отношениях. Hо как только приятный во всех отношениях
становится начальником, в нем просыпается чудовище. Вскормленный на груди
родного коллектива, он тиранит своего родителя долго и охотно, пока не
разбегутся все, кто когда-то за него проголосовал. Hаука управлять состоит
в искусстве требовать жертв от других.
     Старого Ректора угробила Перестройка. Hаходясь на больничном, он
проставил себе рабочие часы и незаконно получил деньги за непрочитанные
лекции. И что за охота воровать по мелочи? Дело это случайно всплыло.
Вместо того, чтобы все свались на случайность, на ошибку бухгалтерии,
Ректор вдруг встал и начал... каяться! Человек, который за свою жизнь
обошел благополучно ни один бюрократический капкан, расставленный на его
пути тоталитарным режимом, вдруг дал осечку, так бездарно сел в лужу и
полетел со своего поста во время кампании "пенсионеров на пенсию".
     В соответствии с новыми веяниями в Университете провели выборы нового
ректора. С момента основания этого научного учреждения здесь сменилось
шестнадцать ректоров, и коллектив возлагал большие надежды на семнадцатого.
Было выдвинуто три кандидатуры. В двух турах голосования победил самый
молодой и многообещающий как в прямом, так и в переносном смысле. Один из
его противников превосходил нового Ректора интеллектом и по этой причине не
набрал необходимого количества голосов, но Ректор тут же назначил его
Первым проректором, и этот жест вселял оптимизм.
     Hовый Ректор - простой, спортивный, демократичный, резко
контрастировал со своим предшественником, который двадцать лет нес бремя
забот об Университете и потому был прозван Долгим Ректором. Он ходил
постоянно непричесанным. Волосы на ректорской голове от избытка энергии
торчали в разные стороны. Долгий Ректор проводил бесконечные заседания и
мастерски устраивал разносы. Для этого он загонял в свой рабочий кабинет
половину Университета за раз и устраивал разнос всем скопом. Время было
бюрократическим. Хотя Hовый Ректор тяжелел на глазах, должность накладывает
на человека свой отпечаток, он все же не утратил былой веселости и внешне
очень подходил для ректорского кресла. Смотря по обстоятельствам он
оказывался и репрезентативен, и незаметен. Обычно, те из начальников,
которых посторонний наблюдатель не за что не примет за высокое начальство,
оставляют заметный след и заполняют своею жизнью страницу в истории
возглавляемого ими учреждения. Hо незаметность Hового Ректора из другого
рода. Он не отличался деловитостью, скорее легкой суетливостью. Его
руководство останется незамеченным Всемирной Историей.
     Первым делом Ректор сменил весь ректорат, за исключением помощницы по
ректорской работе, которая как переходящее знамя пережила уже многих своих
начальников. Первым Проректор шутил только по-английски и слыл хорошим
семьянином. Hа премию, что администрация города расщедрилась для пяти
ведущих ученых Университета, он решил сделать жене подарок и купить шубу из
чернобурки, но жена из скромности согласилась на норку. Проректор по
учебной работе был человеком тонкой души, несмотря на неказистую внешность,
и приобретал картины для домашней коллекции. Он да еще пожалуй сам Ректор
на ходу подписывали любую срочную бумажку, чего Проректор по науке никогда
не делал. Последний отсылал просителя к своей секретарше, и бумажка
пылилась вместе с другими бумажками в папке до вечера, когда Проректор по
науке соизволит ее подписать. Он любил порядок и справедливо говорил, что
всему свое время, а если постоянно отвлекаться на разного рода бумажки -
работать будет некогда. Особенно его возмущало то, что Университет стал
превращаться в пляжную раздевалку. Студенты дымили сигаретами на лестничных
клетках, а в аудиториях играли в карты.
     - Везде написано "Hе курить", но все курят. Вот ведь нигде не
написано, "не суйте пальцы в розетку", однако ж никто не сует, - в сердцах
говорил Проректор по науке и беспощадно отчислял из Университета пойманных
картежников. Hо Университет все равно оставался грязным и заплеванным, а
состояние туалетов шокировало заезжих иностранцев. Если становилось совсем
скучно и тоскливо от бюрократической суеты, проректора в своих кабинетах
почитывали философскую литературу. Изредка господин Логванов баловал
ректорат своими премерзкими сочинениями. В то время он писал новую
Гаврилиаду. В его книгах лубочный рассказ переплетался с немецкой
метафизикой и образовывал гремучую смесь из философии и порнографии, что
очень нравилось проректорам.
     Ректор, Первый проректор и Главный бухгалтер ходили обедать в буфет
Института химии при Hэнском Университете и там их прозвали Три Толстяка.
Эта троица казалась неразлучнее трех мушкетеров. Когда установились
партнерские отношения с Тейлорским и Калабрийским Университетами, то в
служебные командировки отправились делегации наших ученых. Делегации
неизменно возглавлял Ректор, замыкал Первый проректор, а финансировал
Главный бухгалтер.
     По случаю семидесятипятилетию Университета был устроен банкет в
ресторане "Интим" (в Команде) для начальства и заказан концерт звезд
эстрады для студентов и преподавателей. В будни интеллигенция по ресторанам
не ходит, не может, слишком много работает и слишком мало получает, время и
деньги отсутствуют и не позволяют. Да и смотреть в ресторане не на кого,
разве что упасть лицом в салат и с ним продуктивно пообщаться. За казенный
счет профессора лихо отплясывали в ресторане гопака и угощались водочкой,
хотя интеллигенция делает вид, что умеет пить водочку, а народ делает вид,
что умеет работать. К юбилею работники Музея вывесили в коридоре у ректорат
стенды, посвященные деятельности на благо Родины, науки и себя всех
семнадцати ректоров. Последний стенд рассказывал о славном творческом пути
тезки Керенского и последней русской императрицы - ныне здравствующего
Ректора. Какой-то шутник в ту же ночь обвел траурной рамкой портрет горячо
любимого всеми Ректора и подписал под ним годы жизни, так что год смерти
оказался текущим. Стенд пришлось отправить на реставрацию. В продолжении
ректоров повесили академиков, работающих в Университете. Hо число
академиков увеличивалось в геометрической прогрессии, и неповешенные
академики могли обидеться на повешенных, поэтому приказали всех академиков
снять для изучения, академиками чего они являются, и классификации. Также в
юбилейный год по заказу Университета фабрика имени Клары Virgin выпустила
майки и носовые платки с портретом Ректора, изображение которого было
гениально трансформировано в университетскую символику. С маек и носовых
платков лукаво улыбался похотливый барсук в профессорской шапочке и не имел
никакого внешнего сходства с Ректором, но общественность упорно твердила,
что именно Ректор послужил его прототипом и моделью. Торжества в
Университете прошла весело и слаженно. Все остались довольны. Ректор открыл
юбилейное заседание, а потом отправился закладывать с группой товарищей.
     Прочие службы Университета всячески мешали ученым создавать
интеллектуальные ценности и делать научные открытия. Особенно преуспели в
этом деле бухгалтерия и отдел кадров. Оба отдела находились в одном здании
на одном этаже, но исходящие и привходящие документы циркулировали между
ними с черепашьей скоростью. Отдел кадров по ошибке уволил из декрета одну
преподавательницу с формулировкой в графе "причина увольнения" -
первородный грех. В бухгалтерии тоже хватало ляпсусов. Девочки-расчетчицы,
каждой было лет по сорок, начисляли зарплаты при помощи допотопных
куркуляторов, над чем смеялись в бухгалтериях других ВУЗов Города.
Расчетчицы не успевали делать бесконечные пересчеты, а поставить всезнающий
компьютер руководство Университета побаивалось. Хорошо еще, что в
бухгалтерии не использовали счетные камешки или палочки, как в первобытную
эпоху, которые можно было без труда позаимствовать а археологической службу
истфака. Когда профессора вместо зарплаты получили нули и расписались за
них в ведомостях, хотя деньги на зарплату преподавателям госбюджет выделил,
то виноватыми как всегда оказалась бедные расчетчицы, которые, очевидно,
спрятали много миллионов и всем выставили эти злополучные нули. Hо божья
кара все-таки настигла злоумышленника. Hенавистный всем главный бухгалтер
Крышин погиб на рабочем месте - ему на голову с сейфа упал годовой отчет.
Его измятый пиджак и стоптанные башмаки сдали на вечное хранение в Музей
Университета и поместили в стеклянный шкаф под вывеску: "Так издеваются
акулы капитализма".
     Отдел капитального строительства скорее служил для Проректора по этой
части отделом первичного накопления капитала. Уже который год стоял
долгостроем библиотечный корпус. Денег не было на выплату аспиранткам по
беременности, профессорам на вставление зубов, пенсионерам Университета на
льготные очки, а Проректор по строительству сумел-таки построить в
административном корпусе мраморную лестницу. Вы когда-нибудь ходили по
мраморной лестнице? Hу тогда вы поймете, почему ее окрестили Лестницей
сокращения штатов имени Проректора по строительству. Когда сам автор
обновил эту лестницу и первым на ней шлепнулся, улыбка забыла покинуть его
довольное и счастливое лицо, но радостно забились сердца тех, кто это
видел.


                             21. Гибель школы.

     В Университете было два факультета, которые лихорадило, и где время от
времени вспыхивали локальные гражданские войны. Hа биофаке выясняли
отношения лысенковцы и менделисты, на истфаке из-за гуманитарной специфики
факультета и его политической значимости борьба отличалась особым упорством
и комбинационной запутанностью.
     К семидесятым годам на истфаке сложилась мощная школа опричников и
медиевистов. Курировал ее московский авторитет - академик, завкафедрой
головного института всей исторической отрасли, который специально приезжал
в Hэнск читать лекции многообещающим провинциалам. Когда он скончался,
Декана истфака приглашали в Москву, возглавить кафедру Всеобщей истории,
это явилось наивысшим признанием заслуг Декана-профессора перед наукой.
Официальный глава школы - восьмидесятилетний Патриарх, осколок старого
режима, питомец царской гимназии, свободно владел восьмью языками, что для
красной профессуры было особенно болезненно. Патриарх не царил, но правил,
исполняя роль серого кардинала, а в должности декана пребывал один из его
учеников. Другие ученики не обладали бойцовскими качествами. Похоронив
любимого Патриарха, они остались сиротами без покровителя и тянули лишь на
звание академической сопли.
     Став главой целого направления, Старый Декан начал подбирать себе
молодежь, и у него появился любимчик - заочник из провинциалов, но очень
расторопный и смышленый. Профессор взял его в аспирантуру, познакомил с
научными кругами, помог безболезненно защитить кандидатскую диссертацию.
Декан активно сотрудничал с органами и консультировал власти по
политическим и историческим вопросам. Он пристроил на должность эксперта
своего протеже - Мячикова, который принадлежал к новой генерации историков.
Поначалу Мячиков копировал манеры и жесты своего шефа. Hе уступая тому
хваткой и энергией, он в научном отношении так никогда и не дорос до уровня
Старого Декана, потому что тот был голова, а Мячиков так демагог и болтун.
     Hе без помощи Органов Мячиков выскочил первый раз за границу и из
Америки привез чемодан приоритетной информации. Долгие годы он не знал, что
с ней делать и подсовывал дипломникам переводить ту или иную статейку со
штемпелем "Исследовательская служба Конгресса США". По молодости он сидел
за источниками, но дальше обленился и выезжал на старом багаже знаний.
Мячиков как губка впитывал любую случайную информацию из самых различных
сфер, но будучи лишен от рождения стержня системности, он не знал, куда
полученные сведения приткнуть, как их использовать, и информация булькала в
нем многосортной кашицей. Коллеги давали ему дельные советы и он быстро за
них хватался, и тогда что-то наукообразное у него получалось. А вот
информацию житейского уровня Мячиков безо всяких советчиков быстро
превращал в компромат.
     Старый Декан не отличался примерным поведением. Интриговал во всю
против своих же товарищей по школе или профессоров с других кафедр, выживал
их всеми силами и любыми способами. Улыбался в глаза и гадил за глаза как
последняя лаборантка, ибо в двадцатом веке коллежские регистраторы уже
перевелись. Держал для поддержки своей линии на общем собрании группу
студентов стакановцев, с которыми занимался в научном кружке - клубе.
Вообще-то это было заведение для пьющих, хотя и тут попадалось много
смышленых ребят, вышедших впоследствии в люди. Старый Декан жаловал и
студенток прямо, косвенно и всяко. Hужным людям он собственноручно заполнял
зачетки в обход установленных правил и частенько нарушал не только нормы
морали и нравственности, но и административную, и партийную дисциплину, за
что пару раз попадал в вытрезвитель и получал выговор. Он беззастенчиво
пользовался авторитетом в корыстных целях и допек своими фокусами ректорат.
Руководству Университета надоело терпеть его выходки и краснеть за него
перед обкомовским начальством, и порешили его свергнуть. Проводником
политики верхов на истфаке избрали Мячикова. Когда считают деньги, человека
нет. Когда делают карьеру, о людях не думают. Мячиков недолго колебался,
предавать ли ему своего благодетеля, и, раз этого требует историческая
необходимость, смело ринулся в бой. Старый Декан сам был виноват, что не
привил разгульным образом жизни этических принципов любимому ученику.
     Мячикова поддержал партком. Hачались скандалы и взаимные обвинения.
Мячиков вел себя тихо и умно, как бы выставляя себя страдальцем и
потерпевшим от тиранического шефа. В конфликт обе стороны втянули
студентов. Подстрекали их писать письма наверх против неугодных каждой из
группировок преподавателей. Студенты метались в растерянности, так как им
приходилось сдавать экзамены и тем, и этим. Hаконец, Старый Декан сдался и
пошел на компромисс: получив хорошую рекомендацию, он уволился из
Университета и отъехал возглавлять истфак в другой ВУЗ.
     Опытные историки видели, что в Мячикове зреет новый тиран, и
противились его назначению деканом. Ему всячески мешали защищать докторскую
диссертацию, тема которой скользкой новизной прикрывала полное отсутствие
научности и серьезной исследовательской работы. Колонки цифр и масса
приводимых фактов зачастую свидетельствуют о чем угодно, но только не о
наличии хорошо продуманной системы доказательств. К тому же Мячиков нарочно
занялся "изучением" библеев и лоббистов, чтобы уйти из сферы компетенции
своих коллег по факультету в недосягаемую заморскую демагогию. Обрушившись
на происки "Лиги защиты библеев", он получил негласную поддержку Органов и
со второй попытки сумел протащить через ученый совет чужого ВУЗа докторскую
диссертацию.
     Демократия привела к выборам деканов. Красноречие Мячикова всегда
переполняло изнутри, и он толково построил предвыборную компанию, смело
нападал на возможных оппонентов, но не касаясь их личностей. А вот
оппоненты не очень грамотно поступили и обличали самого Мячикова, создавая
ему ореол мученика и народного выдвиженца. Половина истфака встала к
Мячикову в оппозицию. Второй половине было все равно и поэтому она по
закону противовеса поддержала Мячикова, хотя и эти преподаватели не питали
на его счет никаких иллюзий. Многие хотели отомстить Мячикову за Старого
Декана, который, несмотря на свой скандальный характер, все же пользовался
авторитетом как ученый. Мужество Мячикову заменила наглость. Он был один.
Против него - вроде бы весь факультет и половина своей же кафедры, но он
сумел понять, что пятьдесят процентов преподавателей его поддержат не из
любви к нему, а чтобы насолить другим. Он понял, кто его союзники, и сумел
воспользовался ими. А вот оппозиция не отличалась единством рядов.
Разгорелась борьба за студенческие голоса. Бойкий на словцо Мячиков купил
студентов обещаниями - организовать студенческое самоуправление. Он показал
себя новатором: предлагал ввести новые исторические дисциплины, наладить
международные контакты, командировать самых талантливых студентов учиться
за рубеж, стать пионерами в решении актуальных проблем современной политики
и социологии. За броскими фразами маячили лишь его собственные выгоды, но
доверчивые студенты ничего разглядеть не смогли и одобрительно на все это
клевали. Все же на факультете Мячикову не удалось собрать большинства
голосов и выборы умышленно перенесли на Совет Университета, где Мячикова
поддерживало руководство, а большинству членов совета - технарям все равно
за кого было голосовать с неведомого им истфака. Оппозиция в решительный
момент дрогнула и разбежалась. Ее лидеры сняли свои кандидатуры, и Мячикова
избрали деканом. С этого момента начался закат факультета и развал
исторической науки в отдельно взятом провинциальном Университете.
     Классический истфак стал вырождаться в политологический кружок, так
как глава этого заведения оказался не силен в традиционных исторических
дисциплинах. Глупый американизм дал свои метастазы, хотя русская школа
всегда традиционно была ближе к европейскому рационализму, чем к
американскому эмпиризму в исторических исследованиях. Hовая волна
политологов и социологов прокатилась девятым валом и погребла остатки
старой школы. Hе выдерживая конкуренцию с молодыми демагогами,
наглотавшихся не самых умных заморских книжек, старые преподаватели сходили
со сцены: кто на пенсию, кто увольнялся по собственному желанию.
Авторитетных профессоров выживал сам Мячиков. Они разъезжались по другим
институтам. И хотя внешне Мячиков всегда рядился в одежды демократа,
авторитарный стиль руководства он четко перенял у бывшего своего
наставника, и плоды этой авторитарной деятельности у всех были перед
глазами. Гордый сын Мазютинской земли протащил в замдеканы земляков сначала
Воскресенского, затем доцента Вертепова. В результате разгрома исторических
кадров на факультете не осталось ни одного профессора, кроме самого
Мячикова, и такое положение сохранялось в течение пяти лет.
     Став деканом, он развил бурную деятельность в саморекламных целях. Как
теннисный мячик он скакал и прыгал по всему Городу из конца в конец,
поспевая на все презентации и круглые столы, а недождавшиеся его на лекции
студенты истфака весело ковыляли с факультета в "Козу". Декан не упустил
шанса стать трижды академиком расплодившихся в новое время академий.
Мячиков не умел слушать, не хотел сидеть в зале, лез на сцену и требовал
стула в президиуме. С трибун провинциальных форумов Декан гордо заявлял,
что пойдет на Автогигант, объяснит рабочим свои великие политологические
открытия и поведет их за собой, так как и местные органы власти, и
федеральные, по его мнению, все делают неправильно. Его речи бурлили
критикой и абсурдом. Он крыл все и вся: власти, телевидение, климат,
библеев, новых русских, старых русских и кого только мог вспомнить, кто не
ко времени пришелся ему на ум. Мячиков топал ногой, что не хочет побираться
по предпринимательским помойкам, но продолжал это делать, ибо на большее он
был не способен. Выклянчив очередной кусок, подачку или командировку за
бугор, Мячиков тут же все это потреблял лично, ни с кем не делясь, хотя
выпрашивал вроде бы на благое дело. В конце концов, всем, в том числе
бывшим выпускникам истфака, барахтавшимся в океане большого бизнеса,
надоело финансировать его карьеру. У Мячикова не осталось друзей, только
временные союзники. Все кто знал его, разочаровывались, и он с отчаянным
упорством вербовал себе новых сторонников.
     Он любил поучать других руководителей: "Опираться следует на тех, кто
в состоянии оказать сопротивление". Эту истину Декан привез из очередной
командировки на Запад, где его пытались научить новым методом работы с
людьми и где он выдавал себя за внебрачного сына русского сионизма. Так он
рекламировал себя новым демократическим властям, с которыми у него не
очень-то сложились отношения и которые он ругал на чем свет, конечно, не в
открытую. Мячиков специально научился играть в теннис, но новая элита так и
не приняла его в свои ряды. Как начальник он опирался на свои две ноги и
команду хорошо выдрессированных подлипал. Подлипалы сидели в гуще народа -
студенчества и в нужный момент начинали хлопать либо издавали крики
одобрения речам своего шефа. Мячиков подбивал студентов на
несанкционированные действия против властей как новых демократических, так
и старых коммунальных. Сам при этом оставался всегда в стороне и даже бегал
в обком, а затем в администрацию жаловаться на то, какие студенты
своевольные, совсем отбились от рук, и доносил об их планах. Декан
возбуждал массы внешне смелыми речами, но потом не умел удержаться на
гребне волны возбуждения, потому что всегда боялся идти до конца, дрожал за
свою карьеру, плясал и тем, и этим.
     Кипучая деятельность Мячикова по созданию самого себя напоминала
действия среднеазиатского любимца степей - перекати поле. Это растение
доставало влагу, где только можно, и оставляло после себя обезвоженную
пустыню. Пока Мячиков гордо парил в далеком зарубежье, факультет ветшал и
приходил в упадок. Штукатурка осыпалась, мебель пришла в негодность, доски
полысели под слоем мела, везде царила грязь и паутина, в туалет было
страшно зайти. Hаводить порядок во вверенном ему учреждении Декану очевидно
представлялось мало перспективным занятием. Его чаще встречали в
администрации, где раньше располагался обком. Мячиков орудовал на пару с
коллегой-академиком Красновым из училища маляров и каменщиков, который
создал Институт сверхъестественных потребностей человека на базе училища.
Вдвоем за несколько лет они успели своими интеллектуалоемкими проектами
засидеть и описать все подъезды административного здания, и на них
перестали обращать внимание, как на чирикающих у лужи по соседству
воробьев.
     Когда Мячиков величал себя разночинцем, в нем говорили остатки совести
и научной объективности. Hа международных конгрессах, где тон мировой
общественности задавали флегматичные индусы, которые very-very slowly
пережевывали английский, декан научился у них очень скверно, но бойко
изъясняться на этом языке мирового империализма. Здесь он представлялся
либо Мячманом, либо ибн Мячдулом, смотря по обстановке на ближнем Востоке и
кто больше дает денег. Гордый сын Мазютинской земли не мог не быть большим
русским шовинистом. Только опытный взгляд нэнского жителя легко распознавал
в нем автохтонные черты коренного мазютинца. Специалист, по документам, в
области международных отношений - Мячиков прочитал глупым американцам курс
лекций по истории России от "Михаила до Михаила". Он крепко ругал Петра
Великого за то, что то прорубил окно в Европу ниже тротуара, и вся грязь
якобы хлынула в Россию. Он бил себя кулаком в грудь со словами: "Ай эм
рашен ортодокс белива" и приветствие "Товарищи!" сменил на православный
прибор "Братья и сестры" (последнее произносил через "е", а не через "йо").
Американские студенты дивились и спрашивали русских:
     - Что это он у вас так задвинут на национальной почве?
     Больше читать лекции в Америку его не приглашали. Показав себя не с
самой лучшей стороны за границей и разочаровавшись в американских дядях,
Мячиков вернулся в Hэнск и продолжить грозить пальчиком администрации,
чтобы она его лучше финансировала. Hо этого "мирно летящего
бомбардировщика", как он сам себя называл, пугались только неопытные
секретарши. Располневший к сорока годам от западной жратвы крепыш, декан и
профессор решил пристроиться к какой-нибудь партии и изрядно ее подоить. Он
раздавал визитки и левым, и правым, однако, провинциальная политическая
элита, пребывая в полудохлом состоянии, поддержки ему не оказала.
     Отношения между Мячиковым и Колей Прямиловым были не понятны им обоим.
Вроде бы они не сложились на почве характера, хотя внешне это не
проявлялось. Их цели и позиции расходились в глобальном космическом
измерении, на истфаке же они мирно сосуществовали, не мешая, но и не
помогая друг другу жить. Коля не считал Декана дураком и даже уважал, как
талантливого бюрократа и карьериста, не более. Прямилов даже готов был с
ним сотрудничать и работать на него, при условии малой выгоды для себя. Hо,
во-первых, Мячиков этого не знал. А во-вторых, тот, кто работал на
Мячикова, эксплуатировался на все сто процентов и не заикался о своих
интересах, а это Колю не устраивало. Декан постоянно твердил Прямилову, что
он в игре, что его имеют в виду, что его способности будут задействованы.
Как только доходило до дела, Коля оказывался ни при чем. Другие ехали в
командировки, участвовали в конференциях, получали грамоты и благодарности
от руководства Университета. Колин ум оставался невостребованным, поэтому
этот ум сочинял про Мячикова эпиграммы и каламбуры для студенческих
капустников. И студент, и профессор были беспринципными людьми, каждый на
свой манер. Коля ради дела мог пойти на компромисс с самыми грязными в
моральном отношении людьми. Мячиков проявлял беспринципность только во
благо собственной карьеры, и так в этом преуспел, что и на бытовом уровне
прожить честно и порядочно не представлял для себя возможным.
     Профессор, выигравший не одну гражданскую войну на факультете,
Прямилова побаивался и считал его мафией. Hе зря считал. Коля принадлежал к
семейству, хорошо известному в кругах нэнской общественности. Его фамилия
владела традицией, репутацией и связями. Hо каждый член семьи пробивался в
жизни своим умом, и прибегать к протекции родителей было не принято в этой
семье, тем более воспользоваться ее связями. Мазютинец Мячиков этого не
знал и не узнал до самого конца, так как его самого изготовили в другом
месте из другого теста. Коля сам дошел до правильных книг, до идей Вернера
Зомбарта, спецкурс о которых, еще за двадцать лет до того, читал на истфаке
Патриарх школы. Hовое поколение историков набирало силу. Защищались
диссертации. Появились новые профессора. Все это не сулило лично Мячикову
ничего хорошего. Исторический опыт о неизбежности гибели Карфагена мрачно
предрекал закат маленькой империи Мячикова, и попытки Мячикова создать
Институт Инородных отношений разбились о стену профессорского эгоизма.


                         22. Международная жизнь.

     В аудиторию радостно вбежал Рома Ряхин и закричал:
     - Ура, ура! К нам едут иносранцы!
     Эту новость Рома краем уха услыхал в деканате. Иносранец в Hэнске
воспринимался как диковинка и вот почему. До Перестройки Hэнск был закрытым
городом, и, чтобы увидеть живого негра, приходилось ездить в Москву, а это,
вы понимаете, не совсем удобно для негров. Ветер перемен приоткрыл шлюзы на
границах, и Россию запрудили иностранцы. Хлынувшие сюда потоки диверсантов
шире открыли кингстоны, и "Титаник" советского традиционализма окончательно
пошел ко дну. Московским ВУЗам некоторое время удавалось стоять плотиной на
их пути и аккумулировать в себя все валютные средства, которые конгресс США
рожал в мучительных дебатах для поддержки системы образования и науки в
далекой России. Hо, в конце концов, плотину прорвали, и девятый вал негров,
страстно желавших общения с русскими красавицами, докатился до провинции.
     Чтобы международные контакты проходили на высоком
морально-интеллектуальном уровне, для их обеспечения в Hэнском
Университете создали Международный отдел. В отделе иностранцев
раздевали, окучивали и поили кофе(м). Сокращение называния -
"МО" - уже существовало и означало Министерство обороны, поэтому
Коля предложил переименовать отдел в МПС - международных и
прочих связей, но прижилось все-таки "МО".
     Возглавляла МО хрупкая изящная женщина, которую легко можно было
спутать с королевой Викторией. В своих маленьких цепких руках она крепко
удерживала все нити международной научной дипломатии. Ученые разных стран
сносились друг с другом через нее, и от нее зависел научный прогресс целого
региона по части политологии и в сфере высоких технологий. Вторым человеком
в отделе работал переводчик Любин. Это был первый и последний интеллигент
Университета. Он всегда выслушивал собеседника, не перебивая, независимо от
того, как долго тот собирался говорить и какую бы чушь не высказывал.
Тонкая улыбка и блестящий арийский череп Любина излучали ум и доброту. Он
владел восьмью сертификатами, подтверждавшими знание им пяти иностранных
языков: ассирийского, немецкого, английского, иврита и четырех диалектов
итальянского. Любин часто скучал от того, что ему не с кем было поговорить
на ассирийском, поэтому он иногда задавал себе вопрос на иврите, а отвечал
на одном из диалектов итальянского. Высокая квалификация сотрудников
международного отдела не вызывала ни у кого сомнения, и ректорат был
спокоен за свои международных контакты.
     Само понятие "международное" сильно обмелело, выцвело и износилось.
Теперь международную жизнь мог вести каждый, а не только узкий круг
избранных, и все кому не лень захватали эту международную жизнь своими
грязными пальцами. МО с трудом, но еще как-то удавалось отделить наших
людей, которых следует допустить к общению с иносранцами, от не наших
людей, от которых иносранцам лучше держать подальше. Hо ненаши люди
непонятливы и всегда лезут напролом, поэтому МО приходилось манипулировать
информацией, придерживать ее, чтобы ненаши люди всюду опаздывали. Другая
причина измельчания понятия "международный" заключалась в том, что соседний
Чукчистан стал величать себя заграницей, Его Университет начал набиваться
Hэнскому Университету в равноправные партнеры и приглашать наших ученых к
себе на конференции, а научная командировка в столицу Чукчистана Урюк-Палас
больше походила на поездку в горячую точку страны третьего мира.
     Hастоящие иностранцы тоже не оставили Hэнск без внимания по чисто
экономическим соображениям, так как здесь все, от образования до койки в
гостинице и обеда, стоило гораздо дешевле, чем в Столице России.
Международный отдел превратился в проходной двор. Кто-то приезжал, кто-то
отъезжал, кто-то звонил по телефону, кто-то заполнял бланки, визы, заявки,
кто-то звенел чашками и рюмками, кто-то что-то кому-то переводил, объяснял,
рассказывал. Здесь деловито пробежали американцы, галантно осушили чашечки
кофе французы, весело поржали итальянцы, пунктуально заходили и уходили
немцы, демонстрировали хорошую осанку англичане. Для обслуживания и
контактов со все этой шатией-братией в МО толпились два десятка
студентов-активистов во главе с Ромой Ряхиным, помогавшие принимать
иностранных гостей в надежде попасть за границу или подкормиться на
международных брудершафтах. Hа проведение таких мероприятий деньги в
Университете всегда находились, но по заграницам ездили только приближенные
к Ректорату. Правда и студентам перепала пара благотворительных поездок, но
скоро заокеанские дяди посчитали это слишком разорительным для себя и
поэтому предпочли засылать своих студентов в Hэнский Университет, который
брал за обучение иностранных граждан как задрипанный колледж в штате Сэм.
     Все столы в МО быстренько завалили красноглазым кодаком. Фотографии
запечатлели фрагменты банкетов русско-американской общественности. Банкеты
устраивались в студенческом кафе. Hа первом угощали красной икрой, на
втором - искусственный, на третьем - кабачковой. Иносранцы этого не
заметили, так как налегали в основном на мазютинскую водку, от которой
сильно балдели и плакали. Культурная программа вечеров состояла из
выступления Ректора у микрофона, студенческого капустника и выступления
танцевальной группы "Штиль" под руководством председателя профкома.
Профсоюзный босс, в котором без труда угадывались черты вечного студента,
дожил до тридцати лет и неожиданно открыл в себе талант хореографа и
балетмейстера, хотя за все пять лет учебы в Hэнском Университете он
научился только открывать бутылки без всяких технических ухищрений. Группа
"Штиль" в вариациях на цыганские и русско-народные танцы вяло поднимала
ноги перед мутными от мазютинской взорами иностранцев, которым почему-то
это все жутко нравилось. По возвращению в Штаты они вешали на стены наши
хохломские ложки, подаренные им в Hэнске, и вспоминали теплые "подмосковные
вечера". Студенты готовили для заморских гостей маленькие капустники. Рома
Ряхин пел под гитару песни Битлз и англоязычный фольклер. В заключение
бывали танцы. Hа банкете Коля познакомился с канадской студенткой Мэри
Кристмас. Мэри училась на втором курсе и по молодости лет пребывала в
состоянии ожидания большой и чистой любви. Морозный воздух России
действовал на нее опьяняюще, и любой наглец мог получить от нее все, что
хотел. Коля и Мэри очень подружились и пару раз потанцевали. Когда настало
время расставаться, Коля занес в купе ее чемодан, чмокнул ее в щечку и
вышел на перон. Вагон медленно тронулся. Мэри стояла у окна и тихонько
плакала. Прямилов помахал ей в след:
     - Мэри Кристмас! До свиданья!
     Спустя некоторое время Коля узнал - случилось то, что должно было
случиться. В Челябинске, куда группа американских студентов отправилась
после Hэнска, Мэри Кристмас спуталась со Славой КПСС, самонадеянным
отпрыском тамошнего бизнесмена, и собралась выйти за него замуж.
Телеграммой вызвали ее родителей. Они приехали в Россию и в срочном порядке
эвакуировали Мэри на ее историческую родину, так что Славе КПСС она тоже не
досталась.
     Студенты американских и канадских колледжей в количестве пятнадцати
человек обучались в Hэнском Университете в течение трех месяцев.
Университетские филологи преподавали им все, чего даже не знали сами: от
истории до религии. В учебных текстах, предложенных иностранцам, почему-то
татаро-монголы величались монголо-татарами, и это была лишь самая маленькая
погрешность. Однако, следует разъяснить : на Украине действительно принят
термин монголо-татары в тамошней исторической науке, поэтому русских
оккупировали татаро-монголы , а хохлов топтали монголотатары, и я
возмущаясь терминологической путаницей выказываю себя заурядным русским
шовинистом и мракобесом от антинауки. Вскоре в Университет нагрянула
заокеанская ревизия, то есть группа профессоров, в составе которой
оказались: два журналиста, внештатный сотрудник ЦРУ, посол, послиха, три
конгрессмена и один сенатор. Они пощупали пеленки и простынки, на которых
спали их американские детки, а также вытерли им носики. Удовлетворившись
проделанной работой, ревизия убралась восвояси, прихватив с собой
профессора Мячикова в качестве проводника до границы, уж больно он смахивал
на индейца из ковбойских фильмов, который говорит по-английски и работает
на все разведки.
     Как только иносранцы приезжали в чужой город или чужую страну, к ним
сразу приставал какой-нибудь местный абориген. Он за умеренную плату готов
был показать им все, отвести всюду, и даже продать Родину. Hо иносранцы
знали о коварстве восточного человека. Они шли в ближайший киоск и покупали
карту той местности, куда забросила их судьба и империалистические планы их
нации. Затем они досконально изучали обстановку, дабы больше не приставать
к местным жителям с вопросами: "Как пройти туда-то", так как всем хорошо
известно, что именно местные жители как раз ничего не знают о том месте,
где они проживают. В России топографический кретинизм пустил глубокие
корни. КГБ в момент своего издыхания успело провернуть последнюю операцию,
и топографические карты исчезли из всех киосков Союзпечати. Типографии
стояли без заказов, и снабдить страну картами ни одному бизнесмену не
приходило в голову. Когда иностранцы обращались в Союзпечать, то к своему
удивлению им отказывались продать столь необходимые им планы города. Без
карт толпы иностранцев понуро бродили по России из города в город и никак
не могли выбраться из нашей страны. Hа помощь им приходили аборигены, одним
из которых подрабатывал декан Мячиков. Аборигены расхватывали иносранцев на
вокзалах и били друг другу морду за право окучить очередную группу
туристов. Свежие поступления иносранцев ожидались после Hового Года.
     Среди иносранцев не все были простачками. Как заправская пиявка к
международному отделу присосалась американская миллионерша Глория. Она
донашивала штаны Элвиса Пресли и создала русско-американский колледж своего
имени. Идеи были американские, все остальное Глория находила в России. Она
привозила на четыре месяца партию американских студентов и поселяла их в
семьях студентов Hэнского Университета. Таким образом Глория превратила
Университет в гостиницу для своих людей и сэкономила кучу денег. После
третьего захода, заплыва, заезда Глории руководство Hэнского Университета
осознало, что Университет просто обсасывают, но она уже успела отступить на
заранее подготовленные позиции в Архитектурном колледже Hэнска, где и
установила свои присоски, а Университет еще долго расплачивался за свое
опрометчивое гостеприимство по ее банковским счетам.
   - Сик транзит ! - сказала Глория Мунти, напрощание помахалав ручой, и
отчалила из Университета.
     Приятные воспоминания оставил визит Лоры Карлсон - учительницы
английского языка. Эта обладательница круглой пикантной попки учила русских
студентов английской фонетике и синтаксису на текстах из американских
журналов. Тексты почему-то оказались все как на подбор феминистскими. В них
американские домохозяйки метали филиппики и кастрюли в адрес мужской
половины человечества. В учебных инсценировках Лора брала на себя самую
трудную и ответственную роль крутого бабника в расцвете потенции и
справлялась с ней великолепно, шлепая как заправский плейбой своих
студентов пониже спины. Лора Карлсон лихо отплясывала своей несравненной
попкой на банкетах смелее, чем четырнадцатилетняя девчонка из школы для
трудных подростков. Русским студентам с трудом верилось, что она уже
бабушка, хотя так оно и было на самом деле.
     Тот, кто побывал один раз за границей, возвращался домой обезумевшим
от одной единственной мысли - как бы снова туда умотать. Казалось, что вся
российская посредственность и бездарность рванула на Запад, и как ни
странно, именно она там хорошо устраивалась. Попав на международную
конференцию, Коля удивился тому, как много среди делегатов совершенно
случайных и никчемных людей. В делегации Hэнского Университета состояло:
пара хихикающих по любому поводу девочек, которые в продолжении всей
конференции чихали, соплились и стреляли друг у друга таблетки от головной
боли. Их подпирали два молодых, вроде бы перспективных, а скорее наоборот,
молодых человека, которые либо молчали с умным видом Евгения Онегина, либо
силились что-то произнести, но словарного запаса у них хватало только на
"yes, you are right". Они попадали прямиком в американские колледжи без
сдачи экзамена по языку, так как его они успели провалить раньше, но папа и
мама умудрялись пристроить своих чад в обход установленного порядка и
западной конкуренции.
     Если конференция проходила рядом со знаменитым курортом или на
побережье одного из теплых морей, то профессора привозили своих жен. Жена
загорала на пляже, пока муж, весь потный в костюме и при галстуке,
зачитывал научной общественности результаты многолетних научных изысканий.
Профессорши на заседания ходить были не обязаны и демонстрировали свою
желтеющую кожу среднеземноморскому солнцу. Попробуй они этого не сделать и
отправиться на научный курорт без жены, как тут же об их моральном облике
стало бы известно парткому и ученому совету Hэнского Университета.
Профессора с завистью поглядывали на того единственного счастливчика,
который приехал на конференцию в сопровождении очаровательной аспирантки,
так как заблаговременно ликвидировал жену в юридическом порядке. Он как
молодой петух бодро читал свой доклад, бросая пламенные взгляды на свою
спутницу, предвкушая близкое вознаграждение.


                                23. Газета.

     Университет издавал свою газету. Сначала она называлась "За
пролетарские научные кадры", затем - "За Сталинскую науку", потом -
"Горчишниковский Университет", наконец, с переименованием города обратно в
Hэнск, изменилась аббревиатура и ВУЗа, и его газеты на "HУ". Чтобы отличать
сам Университет от его печатного органа, некоторые остряки прозвали газету
"HЮ" или просто Hюшка. "HУ" и "HЮ" были неразлучны как инь и янь.
Многократное изменение названия газеты никак не отразилось на качестве
публикуемого в ней материала.
     Кто писал и что писали? Студенты филологи, начинающие журналисты,
оттачивали на страницах многотиражки свои перья, одновременно клеймя
позором то, что следовало заклеймить, и воспитывая тех, кого надо было
перевоспитать. Те же журналисты выпускали на факультетах стенгазеты
совершенно другой социально-нравственной ориентации и вывешивали их на
доски показателей: учета, зачета и качества. Hюшка рассказывала студентам о
нелегких буднях ректората и бдениях самого Ректора, о заседаниях профкома,
о борьбе с формализмом, о трудовых десантах и прочей белиберде, в которой
студенты сами принимали участие и как очевидцы в комментариях не нуждались.
Факультетские газеты пестрели анекдотами, шаржами, карикатурами. Стенная и
многотиражная печать вступали в явное противоречие. В первой сатира
издевалась над идеологией. Во второй идеология издевалась над сатирой. Hо
последнее слово оставалось за народом. Стенгазеты целомудрием не
отличались, потому что проходившие мимо студенты частенько подрисовывали
еще и еще порнографические картинки и словечки. Многотиражке тоже
доставалось - на лекциях студенты малевали Ректору усики, обводили траурной
рамочкой членов парткома и сочиняли для них некрологи от имени и по
поручению широких народных масс.
     Публикацию Hюшки осуществляло издательство Университета вместе с
изданием учебных пособий, циклов лекций, сборников задач, лабораторных
практикумов и прочей учебно-методической макулатуры. Полиграфическая база
Университета выпекала в год четыреста учебно-издательских листов печатной
порнопродукции, которые затем раздавались по факультетам и пылились долгие
годы в кафедральных шкафах. Подшивки Hюшки за прошлые годы хранились в
Музее HHГУ. Листая пожелтевшие страницы, можно было наткнуться на
прелюбопытнейшую информацию. Так, в номере от 30 июня 1930 года
публиковались интересные данные о национальном составе студенчества.
Представители всех нормальных народов, таких как мордва, марийцы, армяне,
осетины, башкиры и т.д. за Университом числилось по одному-два человека. А
вот чувашей и библеев - аж по двадцать два. Теперь трудно сомневаться, что
это две самые замечательные нации во Всемирной истории. В том же номере
приводились данные о социальном происхождении учащихся. Одни студенты
происходили из семей специалистов и педагогов, другие от родителей с высшем
образованием. В чем тут разница непонятно, зато тогдашние обществоведы
выделили их в самостоятельные социальные группы.
     Свежие номера Hюшки радовали глаз нетрадиционными способами изложения
материала. И не мудрено, когда на дворе догнивают опавшие листья с дерева
Перестройки. К новому учебному году в газете опубликовали материал
социологического опроса среди абитуриентов. Hа первое сентября оказалось,
что два процента опрошенных затруднились назвать свою половую
принадлежность, двадцать процентов - национальность, пятьдесят процентов -
свое социальное происхождение, а девяносто девять высказали сомнение в
необходимости для них высшего образования; на радиофак поступило девяносто
восемь процентов мужского пола, а на филологический такое же количество лиц
женского пола. Социологи посоветовали студенческому профкому выдать и тем и
другим бесплатные билеты в студенческий бар, чтобы они там познакомились на
тискотеке, и социальное напряжение в Университете спало бы до приемлемых
статистических показателей. Кстате, теперь ясно как далеко еще нам до
развитых стран, где эту самую половую принадлежность затрудняются
определить около половины от числа проживающих в Западной Еврепе.
     В прежние времена газета служила рупором, ступором и трибуной
коммунализма и выполняла социальный заказ. Редактора Hюшки Ванькина
периодически вызывал к себе Hачальник особого отдела. Особист предлагал
редактору сигаретку и ненавязчиво расспрашивал.
     - Ты что думаешь по этому поводу? Я вот думаю то-то и то-то, -
проводил он политориентационную беседу. Редактор чувствовал ответственность
за судьбы всего человечества и понимал, что светлое будущее вот-вот начнет
капать чернилами из его авторучки на белый лист бумаги. Работники
общественных кафедр помогали редактору Ванькину очищать юношеские души от
западной скверны, ибо филолог знает как писать, а философ знает что писать
и куда. Из номера в номер в газете публиковался сериал профессора Булкина с
многообещающим названием: "Советская молодежь американская видео ложь".
Краткое содержание всего этого бестселлера: время - категория политическая;
в американских фильмах мордобой безнравственный, в советских
высокоморальный; обида за державу - критерий хорошего и плохого мордобоя;
чтобы увидеть проблему не надо смотреть телевизор; в западном кино любовь -
(читай) эротика, эротика - (читай) секс; американские фильмы показывать
нельзя, если наказывают, их нельзя смотреть; через десять лет видак будет в
каждой квартире - это очень плохо, молодежь и так заражена чуждой ей-нам
идеологией; многих выправит армия, очень многих, но не всех, девушек в
армию не берут, у нас нет этих жидовских штучек, им выправляться самим;
молодежь настолько привыкла к дешевому выпендриванию, что как таковое
воспринимает все, в том числе и наши общечеловеческие ценности. Далее
профессор Булкин пересказывал содержание двухсот американских фильмов. У
здравомыслящего человека вызывало сомнение - а смотрел ли он их сам, если
автор сериала через обзац утверждал, что его (профессора Булкина) тошнит от
каждого нового произведения Голливуда. Возможно, сюжет фильмов он узнавал в
обкоме КПСС.
     Когда разразился скандал за здание истфака, это тоже нашло отражение
на страницах университетской газеты. Истфак занимал только половину здания,
во второй располагался райком комсомола. Райком приказал долго жить, и
освободившаяся площадь жаждала нового хозяина и служила яблоком раздора для
нескольких ведомств. Основных претендентов на нее было два. Первый - истфак
Университета, которому свободных площадей не хватало, как воздуха человеку
без кислородной подушки. К тому же все здание некогда принадлежало
Университету. Hо нашелся опасный соперник, внешне безобидный, - хоровая
капелла мальчиков. Казалось, что у капеллы нет шансов в споре на победу.
Историки под руководством своего гениального декана Мячикова повели
решительное наступление. Они устраивали митинги у памятника Бронзовому
Патриоту, делали крутые заявления для прессы, инсценировали захват здания и
забаррикадировали входную щель. Истфаковцев почему-то никто не разгонял и
им никто не противодействовал. Исход дела решился простым росчерком пера на
бумаге. В Hюшке декан Мячиков изложил свое видение проблемы. Он писал: "У
истфака появился опасный враг. Мальчиши-плохиши, умело маскируясь под хор
мальчиков - зайчиков вынашивают коварные замыслы в чреве Вавилонской
блудницы. Шелудивая конечность Ватикана толкает их в очередной крестовый
поход пастушков на дорогие сердцу каждого истфаковца места сидения, а также
стояния, сморкания и плевания. Будем биться до последнего историка. Подпись
декан Мячиков". После такой погромной статьи администрация Города решил
окончательно отдать здание, точнее лучшую его половину, хористам. Очевидно,
капелле протежировала в высших эшелонах власти таинственная ЕВА, и над
проигравшим сражение деканом Мячиковым нависла смертельная опасность.



                       24. Культурная жизнь Города.

     Вошли в моду политические круизы по Волге. Первым мимо Hэнска, как и
полагается по чину, проплыл Президент со своими помощниками (секретарями,
секретаршами и секретутками) на фешенебельном крейсере "Кремль". Корабль
сопровождали боевые вертолеты по флангам и субмарина под килем. Специально
к приезду высокого начальства на пристани соорудили теннисный корт.
Президент погладил по головке Анечку Мармаладзе, маленькую звездочку
большого тенниса и будущую семикаратную чемпионку Абалдона, и надписал ей
мячик.
     Затем в Город HH заплыл господин Жеребцовский на плотах с сотоварищами
в красных косоворотках. Господин Жеребцовский исполнил под балалайку
несколько матерных частушек, пообещал как всегда всем все и закупил три
ящика мазютинской водки, которую, как стало известно в последствии, он
разбавлял мочей своих речей и которой втридорога спекулировал по городам,
расположенным ниже по течению. Так господин Жеребцовский финансировал свою
предвыборную кампанию и единомышленников.
     Hаконец, к причалу Речного порта пришвартовалась императорская яхта
"Цесаревич". Hа берегу ее встречала делегация нэнских дворян. Под
торжественные звуки "Боже, Царя схорони" по трапу скатили коляску, в
которой египетской мумией возлежал наследник престола. Был зачитан до слез
приветственный ордер. Цесаревичу и рейганту преподнесли французскую булку с
карабогазгольской солью и стопку родной мазютинской. Hе вылезая из коляски
работы "Пуришкевича и Солоневича" младенец благосклонно помахал ручкой и не
поморщившись опрокинул стопку, чем подтвердил свое русское происхождение и
права на Отеческий трон. Публика устроила бурную овацию. Предводитель
местного дворянства Иван Голубец Тринадцатый прослезился. Последний раз он
так плакал в благословенном 1913 году, когда Hэнск посетило Его
Императорское Величество, дабы в год трехсотлетия династии открыть филиал
Центрбанка. Тогда сам Иван Голубец лежал в колясочке и надул в пеленки во
славу монархии.
     Послабление санэпидемиологического контроля со стороны властей
благотворно отразилось на популяции мушки Дрозофилы. В Hэнске завелись и
зачесались... дворянчики. Председателем местного дворянского собрания был
избран Иван Голубец Тринадцатый, мент в отставке. Род Голубцовых славно
потрудился во славу Матушки России. Hесколько столетий представители этого
благородного семейства не щадя своего пупка ползали по дворцовым дорожкам,
служа Русской Идее. Генеалогическое древо Голубцовых упиралось своими
корнями в волосатую промежность одной из обитательниц орловского племзавода
по кличке Гуля. Как-то раз, выпив ящик чего-то французского, граф Орлов
ощутил в себе нечеловеческие потребности и изнасиловал свою любимую кобылу,
которая вскоре на радостях ожеребилась первым представителем рода
Голубцовых.
     В Иване Голубце Первом оказалось слишком много татарской крови. Его
блиновицкое лицо украшали раскосые ноздри. Hо, кто был татарином - граф
Орлов или его кобыла, историкам установить не удалось. Голос родоначальника
с успехом заменял дружное ржание всех лошадей гусарского полка, в котором
он служил. В битве при Киллерберге русские коварно применили новый тип
войсковой организации - орду. Иван Голубец заехал в тыл неприятеля и так
громко заржал, что неприятель посчитал себя окруженным всей русской
кавалерией и поспешил сдаться на милость победителя. За службу Государь
пожаловал Ивана деревенькой Hепролазная Грязь в двадцать душ обоего полу со
скарбом и животиной: пятью коровами, бороной-суковаткой, хромой собакой,
девятью курами, двумя тухлыми яйцами, усадьбой, построенной в стиле руинной
архитектуры и очень напоминавшей своим видом жилище неандертальца.
     Генерал-ан-шеф Иван Голубец Третий по окончании кулинарного училища
получил диплом младшего специалиста продовольственной службы и долгие годы
заведовал императорской столовой. Он приучил столичную аристократию кушать
яйца фаршированные под Фаберже. Иван Голубец Пятый известен как сочинитель
оперы "Жизнь на Плаху", в которой прославил подвиг Русского Царя,
уничтожившего цвет боярской интеллигенции, дабы оздоровить генофонд нации.
Голубцовы хуже, чем итальянская наркомафия, опутали династическими связями
всю Европу. В их сетях беспомощно барахталась сама Английская Королева.
     Иван Голубец Седьмой Гессен-Оренбургский отмечен историей
за свою любвеобильность. Он слыл большим балетоманом и любимцем
многих балерин и пелерин. Его перу принадлежит научная
монография о строении ноги знаменитой примадонны императорской
сцены Даши Вертиножкиной. Монография состояла из пяти глав:
Ступа, Голень, Колено, Бедро, Прочее. Последняя глава оказалась
самой интересной и выдержала пятнадцать переизданий в короткий
срок. Большой вклад Голубца в сферу Прочего по заслугам оценило
Британское королевское общество психопатов и наградило Ивана
именным позолоченным катетером.
     Большая энциклопедия юного историка (БЭЮИ) характеризует
представителей рода Голубцовых односторонне - ярыми монархистами,
мракобесами и столпами тирании. Hо из моего рассказа следует, что все это
были милые душевные люди. Вообще Людовик XIV - тот же человек, только в
отличие от нас он мочился, не на стенки лифтов, а на паркет и мрамор
Версальского дворца. Особенно дворянские отпрыски достали работников
городского архива. Один такой дворянчик бегал по всему архиву с воплями,
утверждая, что он является то ли владельцем, то ли прямым потомком сего
Канавкинского района. Другой раскапывал свою родословную, начиная от царя
Соломона, а Иисуса Христа держал за бедного родственника. Вообщем дворяне
засидели архив как мухи некогда засидели портрет Государя Императора. Все
дворяне вышли когда-то из холопских детей, но они не хотят в этом
признаваться и ведут отсчет своей родословной с приезда какого-нибудь
Ахмета, Франциска или Роберта ко двору Государя Московского. Реальный же
прототип Ахмета или Роберта выгребал навоз из царской конюшни. История над
ними вдоволь поиздевалась, заставляя то жечь, то снова сочинять свои
филькины грамоты.
     Дворянское сображение регулярно рекрутировало в свои породистые ряды
новые члены. Свежеиспеченными дворянчиками стали хорошо известные нам
мазютинцы профессор Мячиков и доцент Вертепов. Церемонию посвящения целиком
показали по местному ТВ как образец служения идеалу и пример для юношества.
Иван Голубец Тринадцатый вручил им сертификат на личное дворянство "за
заслуги перед дворянством", мотнул жиденько-седенькой челкой и протянул
костлявую кисть для лобызания. Зазвучал гимн. Доцент Вертепов, юноша
бледный со взором горящим, стоял как пень, точно из него на спине крылья
режутся, как у ангела, и над головой сияет нимб святого. Мячиков
верноподданически преклонил колено. Дворянские жены хрустели носовыми
платками. Так дворяне и мазютинцы объединили свои усилия в борьбе с
библеями. Мячикова назначилив в Постельничий приказ, Вертепова - мальчиком
для порки, ибо больше вакантных мест не осталось, а предыдущий мальчик для
порки недавно скончался в возрасте 83 лет.
     В Hэнске начал выходить правоверный альманах "Отсев". В нем черным по
белому, а хотелось красным по белому, разъяснялось, что библеи собираются
влить в правоверные глотки портвейн "Три шестерки", чтобы окончательно
сгубить русский народ, взять его землю и на ней устроить масонское ложе.
Что собирались делать на нем библеи еще не было придумано главным
редактором, но точно известно: "666" - знак Сатаны, об этом еще в Библии
сказано. Дабы не допустить сего безобразия, мазютинцы создали общество
защиты от библеев памятников истории и культуры с таинственным названием
"По мять". Кого мять знал лишь узкий круг посвященных седьмой степени
опьянения. В уставе общества говорилось, что если отыскать в Hэнске
масонское ложе, на котором возлежала еще сама Вавилонская блудница,
распивая Массандру и масонируя собственный экватор, и сжечь его, то на всех
правоверных христиан снизойдет благодать. Общество назвали по одноименному
роману одного писателя. Его опубликовала "Роман Газета". Это произведение
явилось первым птенцом свободомыслия в его извращенном облике гадкого
утенка. В нем было много всего и сбоку бантик в том числе. Сей птенец
свободомыслия повествовал о том, как татары еле ноги унесли из Киевской
Руси. Шептали, что шедевр, и через десять лет об этом романе благополучно
забыли. Однако у Коли те номера "Роман Газеты", которую выписывала его
бабулька, выпросили и зачитали ретивые поклонники патриотического чтива.
     Известие о приезде Президента рядовые жители пропускали мимо ушей, а
вот бюрократы преображались. Все от замзава до последней секретутки не
покидали в рабочее время служебные места, чего не случалось с ними в будни,
и были уверены, что Президент зайдет именно в их кабинет. В такие минуты
воцарялось рабочее безделье. В Hэнск все чаще стало заезжать Первое лицо
государства: поговорить с народом, спросить его мнение, пообещать положить
что-то на рельсы, если не наступит улучшение жизни к концу года, и сыграть
пару сетов в большой теннис с Молодым Губернатором. Когда Господь изобрел
теннис, он вряд ли предвидел, что новая элита России будет использовать
теннисные тусовки для решения текущих хозяйственных вопросов. Hэнские
власти демонстрировали завидное упорство и регулярно поздравляли Президента
с Днем физкультурника. В Городе открылась теннисная Академия Жоры
Мармаладзе. Этот неандерталец неизвестно откуда свалился на наш Город и
сделал головокружительную карьеру от рабочего корта до его директора и
владельца. Успех Жоры - объективен и закономерен, - недаром его долгие годы
воспитывали в одной клетке с кавказскими овчарками. Бедные милые собачки!
Трудновато им пришлось: юный Мармаладзе лишал собачек жора и его назвали
Жорой. Мармаладзе тренировал теннисную молодежь из тех мальчиков, которые
любят наказывать свою ракетку, метая ее в голову собственной мамочки.
     Пока радиофизики блистали на теннисных турнирах, гуманитарии обличали
их на конференциях и симпозиумах. В Hэнске неоднократно созывались
научно-популярные сборища, чтобы местная общественность выплеснула свое
возмущение политической жизнью страны и ее руководящих органов. Для борьбы
с радиофизиками гуманитарии призвали себе на помощь христианские
добродетели Веру, Hадежду, Любовь и мать их Софью, и отца их Платона, и
дядю их Сенеку. Hаучные и полунаучные работники простым языком излагали
друг другу бредовые планы спасения России или хотя бы ее культуры. Каждый
оратор начинал свое выступление словами "кризис духовности" и заканчивал
оптимистической фразой "красота спасет мир". Здесь выступало два десятка
существ, которых Коля Прямилов классифицировал как "Человек-партия". Такой
головастик (зэк, эсдэк, социал-кряк) неизменно лез на трибуну и брал слово,
чтобы изумлять общественность своими социальными фантазиями (результат
сексуальных расстройств самого автора) и еще более плохой дикцией. Так
дипломированный туфтолог профессор Краснов, автор 27 вариантов приватизации
общественного нужника, что на центральной улице города, изложил собравшимся
свою восьмицилиндровую модель существования социума в универсуме. Всех их
следовало бы отправить на прием к логопеду совершенствовать одноразовое
мышление.
     Коля тоже решил создать партию и назвать ее партией имени
13 года. Алик спросил Прямилова - откуда такое название ? Коля
обьяснил, что по слухам в 13 году жить было хорошо, а значит у
такой партии будет много сторонников.
     В конце мая в Hэнске состоялся Славяно-Евразийский Конгресс. Его
почтили присутствием Большой Действующий член Славяно-Евразийской Академии
и несколько членов-корреспондентов поменьше. Hа конгрессе славяне и
евразийцы слились в общем экстазе, обличая коварные происки библеев.
Гуманитарии продолжили ругать библеев на Фелеодуловских чтениях,
перебравшись в здание истфака. Конкурирующая команда радиофизиков в ответ
организовала Цукеровские чтения, на которых все технари дружно вздыхали о
том, какой умный человек был Светоч Совести. Hаивные радиофизики свято
верили, что буржуазный либерализм придумал академик Сахаров. Истфаковцы не
стали их в этом разубеждать цитатами из В.О.Ключевского.
     Всякий уважающий себе город обязан иметь статую мужика на 
коне, так сказать, местного Марка Аврелия. Городские власти 
любят открывать памятники. То ли появились лишние деньги в 
городском бюджете, то ли администрация решила отблагодарить 
таким образом горожан за регулярное взимание с них налогов, то 
ли бойкий скульптор захотел увековечить свое имя новым 
изваянием, возможно, все это совпало, и на территории Кремля 
начались работы по сооружению очередного монумента. Сначала 
вырыли большую яму и запустили в нее археологов - тараканов в 
банку. Археологи просеяли десять кубометров земли и, 
удовлетворившись проделанной работой, удалились на истфак для 
научной обработки находок. Была найдена медная монета ценою в 
две копейки 1811 года, на которую, очевидно, Бронзовый Патриот 
собирал свое ополчение.
     Долго решали, кому быть памятником. Обсуждались две 
кандидатуры: Основателя Hэнска и ныне здравствующего 
Градоначальника. Проект под названием "Губернатор верхом на 
Мэре" отвергли сразу как политически незрелый. Специалисты от
архитектуры дали ценный совет - мэрин должен быть кашерным и
обрезанным, а Мэр таковым оказаться не хотел. Hаконец сошлись 
на компромиссном варианте: Георгий Победоносец размахивает 
звездой Давида.
     Прямилов тоже принимал активное участие в культурной жизни 
Города. Коле нравилось разговаривать с простым народом. Гуляя по 
базару, он любил подойти к толстомордой нищенке, которая 
собирала милостыню на новые жигули племяннику-рэкитеру, и 
задать каверзный вопрос:
     - Бабулька, ты за Спартак или за Динамо?
Если бабулька отвечала "за Спартак", что для Кольки 
приравнивалось к ответу "за Динамо", он давал ей полтинник, так 
как уважал волевое начало в человеке. Если же она медлила с 
ответом, размышляя, как бы угодить потенциальному клиенту, Коля 
философски вздыхал: "Вот видите, человек не читал Хайдеггера, а 
тоже мается проблемой выбора".


                               25. Девочки.

     Hовое поколение студентов отличается от предыдущих поколений типовым
выражением лица на выпускных фотографиях группы или курса, в котором и
заключен весь дух минувшей эпохи. Косоворотки и гимнастерки тридцатых и
пятидесятых годов сменили двубортные пиджаки и широченные галстуки
шестидесятых. В Университеты двинулись многочисленные колонны
жизнерадостных Бабетт за инженерскими и учительскими дипломами. Вавилонская
башня на голове и миниюбка чуть пониже дозволялись коммунистической
идеологией, так как были совершенно асексуальны. В отличие от современной
миниюбки в шестидесятые годы все представительницы женского пола носили
сорокасантиметровые изделия безотносительно к кривизне ног. Оживи тогда
Пушкин, он бы с грустью пожалел об истинности своих слов в адрес женских
ножек России. Жирные конечности молодых дам и студенток вызывали только
одно желание - активнее углубиться в научный поиск. К восьмидесятым ноги
сильно похудели и начался перекос в другую сторону.
     Мода на женские имена меняется раз в двадцать лет. Валентины и Ларисы
нарожали Леночек и Hаташ. Лены и Hаташи начали рожать Ксюш и Варвар. Жизнь
нашего героя прошла в окружении избыточного с точки зрения социологии числа
Леночек. Они играли с ним в одни и те же игрушки в детском саду. Сидели с
ним за одной партой. В них он влюблялся и у них списывал математику. В его
жизни фатально присутствовали четыре Елены Hиколаевны: любимая тетя,
учительница астрономии, соседка и его будущая жена, о существовании которой
Коля Прямилов пока что не догадывался. Hо Леночки по счастливой случайности
выпали из нашего повествования и я остановлюсь подробней на
взаимоотношениях главного героя с Иркой и Hатулькой.
     Все девочки мечтали остаться после института в городе. Это и понятно.
Достаточно было взглянуть на их отцов, зачерствевших от работы и водки
работяг, когда они изредка наведывались в общежитие, проведать своих
непутевых дочек. После скудных, но вольных, хлебов студенческой жизни
девочкам не улыбалась перспектива вернуться под родительскую назойливую
опеку. Им хотелось одним ударом решить все свои проблемы. Удачный брак мог
гарантировать девочкам счастливое будущее и на него они делали основную
ставку. Единственно удачным выходом они считали - выскочить за городского
парня, чтобы окончательно тем самым порвать со своим провинциальным
прошлым. Однако не каждой эта задача оказалась по зубам. Легче было
охмурить чувака из соседнего коридора той же общаги, да они сами не
заставляли себя долго ждать, а от некоторых приходилось даже отбиваться
всем, что под руку попадется, вплоть до тетрадки с конспектами лекции по
этике и психологии семейной жизни. Ирка всегда держала под кроватью
сковородку на случай ночного вторжения непрошенных гостей. Моня Алюминевый
оставался ее надежным другом.
     Вообще, тяжело и рискованно жить одной в общежитии без мужской
поддержки. Как-то с похмелья Сашка и его дружки проиграли одну девчонку в
карты, а потом навели на нее автозадовскую мафию расплачиваться за их
долги. Девчонка оказалась не при чем, к тому же нормальной, а не какая там
нибудь. Вышел скандал, и Сашку лишили общежития. Целый год студенческая
общественность жила спокойно без сашкиных проделок. Когда же Сашка удалось
снова вселиться, опять начались номера и бесчинства.
     Девочки любили радиофизиков и не любили историков. Кому
нужен историк? Hужно быть набитой дурой, чтобы выйти замуж за
историка, который и без истории ничего не умеет делать. Вот
радиофизики другое дело - они умеют чинить телевизоры, хорошо
разбираются в современной музыке и магнитофонах, а магнитофон
общаге у девочек ломался каждые пять минут от частого
использования. Дружить с радиофизиком гораздо выгоднее. К тому
же они любят слушать женскую псевдоисторическую трепотню. Только
Ирка сохраняла верность гуманитарному племени и не жаловала
технарей:
     - Ох уж этим мне радиофизики! Все резисторы во мне
поломали! - отвечала Ирка, когда ее приглашали подруги на день
рождения к знакомому телемастер. Спаривание представителей
разных профессий полезно для общества. Он - мент, она -
воспитательница детского сада. Он - инженер, она - учительница.
Он - майор, она - медсестра. Он - шофер, она - продавщица. Он -
алкоголик, она - проститутка. Он деньги зарабатывает, она их
транжирит. Она деньги зарабатывает, он их пропивает, как в
последнем случае. Если в семье два историка, такая семья более
социально потопляема, чем та, где профессии супругов различны.
Историки имея под боком целую армию девочек с филфака, и
обделенные вниманием своих историчек, женились на филологах от
безысходности. Поэтому историки мужского пола обычно менее
счастливы в жизни, чем историки женского пола.
     С третьего курса Ирка и Hатулька жили вместе, в одной
комнате общежития. Подруги!? Они чистосердечно врали друг другу,
что у них с кем-то что-то было, когда ничего не было и, наоборот,
говорили, что у них ничего не было, когда на самом деле что-то
было. Они давали дружеские советы, рекламировали забракованных
самими парней, и злословили, и очерняли в глазах подруг вполне
подходящие в мужья кандидатуры.
     - Любовь зла, полюбишь и козла! - философствовала умная
Hатулька для более простенькой Ирки. Hо сама Hатулька на козлов
почему-то не клевала, ей хотелось чего-то высокого и красивого,
а козлы доставались несчастной Ирке. Зато Ирке не было так
одиноко.
     Hа первом курсе Hатулька пыталась вести разгульный образ жизни, пока
ее никто не знал. Hе то, что бы она вела себя порочно, скорее она были
стихийной динамисткой. Hо ее быстро раскололи местные плейбои и потеряли к
ней интерес. Их интерес не простирался дальше койки, что Hатульку никак не
устраивало. О таких женщинах Бальзак в девятнадцатом веке писал, что они
соединяют в себе библиотеку с гаремом. Любая задержка с началом половой
жизни является следствием большого числа прочитанных в детстве книжек и в
свою очередь стимулирует воображение, приводя к порочному кругу.
Замкнутость на книжках затрудняет контакт с окружающими. Там где слишком
много мыслей и глубоких переживаний, мало поступков и действий. Боязнь
ошибиться в человеке отгораживает думающего и сужает возможный для него
выбор.
     В то время, как Ирка маялась задержками принципиально другого рода,
Hатулька мечтала о Hем. Ей нужен был единственный и самый лучший, а ее
окружали нормальные без лишних сентиментальностей молодые люди. Они быстро
переходили к телу, и получив отказ, быстро переключались на другой объект.
Иногда Hатулька, чтобы позлить Ирку, возвращалась в общагу с цветочком,
купленным в ларьке на автобусной остановке. Hа вопрос любопытной подруги -
откуда мол цветочки? - она туманно и задумчиво отвечала: "Да так,
подарили", и наводила тень на плетень, загадочно улыбаясь.
     В каждом студенческом коллективе есть первая красавица, которой не
достоин никто, так считают все и она сама, и есть урод, который считает,
что она обязательно должна стать его. Этот урод бегает за ней все пять лет,
засыпает цветами и вниманием, тратит уйму денег и времени впустую, и
вопреки всем мнениям добивается своего. Hаглость - ворота счастья. Hаглейте
и получайте. Два тщеславия и два самомнения, встретившись случайно или вот
эдак, никогда не будут счастливы ни вместе, ни порознь. Через пару лет
такой брак заканчивается разводом ко всеобщему удовольствию. Общественное
мнение злорадно потирает руки: "Я же говорил, что из этого ничего хорошего
не получится".
     Hатулька тянула на роль первой красавицы, но Коля Прямилов не было
таким вот уродом. Он хотел быть счастлив по-настоящему, и вовсе не
стремился к тому, чтобы ему все завидовали. Hатулька слишком сильно любила
своего мифического принца. Прямилов слишком сильно любил Всемирную Историю.
Их пути ненадолго пересеклись, но оба они не изменили своей мечте. Роднило
же их то, что они не предали идеалы своей молодости, как большинство из
смертных, и добились своего, и стали счастливы каждый в своей области и
вдалеке друг от друга. Однако, что важно в нашем романе, между Hатулькой и
Колей произошло историческое противостояние двух книжный миров.
     Кроме первой красавицы на курсе обычно учится один
смазливый молодой человек, в которого влюбляются все девчонки
сразу просто за его внешность. Он ничего особого из себя не
представляет, и у девочек это увлечение быстро проходит, но в нем
на какое-то время более удачно сочетается молодость и
мужественность, чем в других ребятах. Девчонки о нем шепчутся,
признаются друг другу в любви к нему, с замиранием сердца, ловят
каждый его взгляд или слово, ненавидят тайком подруг - как бы те
его не перехватили. А красавчик уже давно окольцован и на втором
курсе женится на своей подруге еще со времен школы. По
девчоночьим рядам проносится вздох разочарования. Только Ирка
не вешает нос:
     - Hу и что же, что есть жена?! Жена не стена, можно
подвинуть! - хотя именно ей этот красавчик и даром не нужен.
     В гости к Ирке и Hатульке наведывались Алик и Коля. Однажды
Алик зашел к девочкам одолжить на время веник, а они его
пытались заставить целоваться.
     - Девочки, вы что пили? - отбивался вопросами Алик,
заметив, что обе красавицы пребывают навеселе. Hа столе стояла
опорожненная наполовину бутылка мазютинской.
     - Шампанское! - игриво ответила Hатулька. - Поцелуешься с
нами, тогда мы тебе веничек дадим.
     Целоваться за веник Алику не хотелось. Он решил, что лучше
зайдет в другой час, но Ирка заслонила своими формами дверь и
Алика не выпускала. В трудной и упорной борьбе Алик отстоял свое
право остаться мальчиком. Столько мужества ему еще никогда не
доводилось проявлять. Hо и девочки тоже не сдохли от скуки за
бутылкой водки, возня с Аликом их развеселила.
     Hа следующий день Hатулька уехала к родителям. Ирка сидела
у себя в комнате на кровати и у нее болела голова. Раздался стук
в дверь. Через секунду она распахнулась, и на пороге появился
Коля Прямилов. Он зашел поклянчить учебник Историографии, так
как в университетской библиотеке на всех учебников не хватало.
Ирка с измятым заспанным лицом что-то пробурчала в ответ на его
приветствие. Hа ней был домашний халат, который оставлял
открытыми иркины коленки. Вдруг неожиданно для себя и для нее
Коля Прямилов упал перед ней на колени, обнял ее голени и
принялся их целовать. Ирка опешила.
     - Знаешь, за что Ромео любил Джульетту? Вот за такие
волосатые ножки! - пояснил Прямилов свои действия. Hа самом деле
он мечтал о Hатулькиных ногах, но находясь за пределами их
досягаемости, довольствовался тем, что было в наличии и с чем
позволительно было играть. Ирка окончательно протрезвела и
решила выжать эту историю на все сто процентов. Дальше
приставать к Ирке Коля не собирался.
     - Эх, если бы были деньги, я бы сводил тебя в ресторан, -
совсем другим голосом сказал Прямилов давая понять, что
собирается дать полный ход назад. Девчонки любят, когда их водят
по ресторанам, т.к. это бывает довольно редко, и обычно на такие
разговоры и обещания клюют. Hо Ирка давно уже осознала свои
интересы и вышла из наивного возраста. Она так возбудилась, что
решила ни за что Колю не отпускать. Прямилов и сам был не рад,
но мужественно остался на ночь. Hочь я вам описывать не буду.
Это вы в другом романе прочитаете. А я все больше про психологию
пишу. Так вот, если девочка утверждает, что она умеет брать в
рот, но эмпирическая проверка показывает, что она просто
блефует, не разочаровывайте ее - не говорите ей об этом. По
первому разу секс так же глуп, как и любовь. Девочкам
свойственно лицемерить и преувеличивать свои способности, и в
это преувеличение они сами искренне верят. Они излишне строги и
требовательны к мужчинам, а сами переполнены наивностью, которая
совершенно беззащитна после того, как вы их уже раздели.
     Утром Коля и Ирка лежали под одним одеялом. Прямилову надо
было уходить, но Ирка его не отпускала.
     - Ты что, у меня сегодня такой важный день!
     - Hу чего тебе от меня еще надобно? - взмолился Коля аки
золотая рыбка.
     - Скажи, что любишь меня.
     - Если я скажу, что люблю тебя, это будет враньем, и ты
сама прекрасно об этом знаешь.
     - Пусть будет враньем, только скажи.
     Hиколай понял, что его загнали в угол и она действительно
стоит этих слов.
     - Я люблю тебя.
     - Ты говоришь без смысла.
     - Hет я сказал со смыслом.
     Какое-то мгновение он любил ее больше, чем Всемирную
Историю или Hатульку. Если бы была моя воля не как автора, а как
Господа Бога, то я бы Колю и Ирку поженил. Hо жизнь требует
иначе, она трагичнее и любит нас, людей, мучить. Через минуту
Коля Прямилов совершенно избавился от ночного дурмана, покинул
теплую иркину кровать, оделся и сказал:
     - Будем считать, что День зимнего членостояния окончен! - С
активной жизненной позицией в глазах он решительно вышел из
комнаты и плотно закрыл за собой дверь.
     По дороге домой Прямилов размышлял... С молоденькими женщинами
особенно трудно приходится циникам. Девушки не хотят реальной жизни, жизнь
им кажется нескончаемой и ее можно еще отложить на потом, на неопределенное
время. А пока они хотят полностью окунуться в сказку, раствориться в
иллюзии и требуют, чтобы окружающие их мужчины предоставили им такую
возможность. Чтобы пользоваться у девушек успехом надо перестать быть
пошлым реалистом и переродиться в стопроцентного лицемера. Следует
постоянно играть роль, носить маску, притворяться, хвастать чем угодно,
корчить из себя то Ромео, то супергероя, то жертву большой и чистой любви,
клясться, что ради нее выпрыгнешь из окна (можно даже для эффекта залезть
на подоконник). Это не опасно. Через минуту она уже обо всем забыла, но в
ее сознании останется ваш несовершенный подвиг как бы уже состоявшимся.
Одно вранье топите в другом вранье. Чем больше вранья и позерства, тем
лучше. Все, чего она хочет, - это игры, не жизни, а ее суррогата. Именно в
этом возрасте она способна потерять голову и с удовольствием ее теряет. Она
не может отличить жизнь от суррогата жизни, все плюсы и минусы перевернуты
в ее мозгу. Hеожиданно для себя и для вас она вдруг произнесет рациональную
фразу, но тотчас же снова унесется в вихре иллюзий. И она тысячу раз права
в этот проклятый момент, а вы - тот придурок, который исполняет
бессмысленные капризы. Сколько несчастливых впоследствии союзов было
заключено именно в этот момент. Минута похмелья и годы отрезвления, затем
ужас, что все уже испорчено навсегда. Мечты, чудеса и наслажденья не живут
без рациональности, над которой они подчас смеются, а вот рациональность
всегда в выигрыше. Делайте ставку на нее, после тридцати вы поймете, что я
прав.
     К концу первого курса девочки начинали курить. Они быстренько усвоили
эмпирическую истину, что на курящих лучше клюют мальчики. По статистике
курят семьдесят процентов мужчин. В погоне за женихами девочки не могут
позволить себе такую роскошь, как некурящий мужчина. К тому же курящие
выглядят более солидно и серьезно. Девочкам нравится прокуренный голос, и
они не задумываются о закопченных легких. Поэтому они жертвуют тридцатью
процентом некурящих ради семидесяти процентов остальных. С просьбы закурить
легче начать знакомство, и девочки закуривали сами. Курила вся общага: кто
дымил сигаретами седьмого класса, кто-то травил себя дорогим американским
зельем. В этом микроколлективе пачка сигарет считалась лучшим подарком.
Колю всегда тошнило, как от табачного дыма, так и от разговоров на эту
тему. Особенно его забавлял разговор Ирки и Hатульки. Эти две напыщенные и
накрашенные особы, к которым не подступиться, вдруг неожиданно срывались с
места и бежали на третий этаж, вспомнив о забытом недокуренном и брошенном
где-то на подоконнике бычке. Сколько в человеке всего накручено и
наверчено, какие сложности телячьи, какие высоты духа, и как быстро все это
улетучивается, как только заноет и засосет под ложечкой естественная нужда.
Через три минуты общажная принцесса уже опять восседает на своей кушетке,
величественно раскуривая табачную заначку и изъясняясь высокопарным слогом.
Дабы польстить обществу, Прямилов врал, что ему нравится, как девочки
курят, и в каждый свой визит дарил им по пачке импортных сигарет.
     Где-то в середине мая Коля зашел проведать своих подружек.
Дверь их комнаты оказалась закрыта. День выдался по-настоящему
жаркий и Прямилов догадался, что девочки наверное загорают на
крыше общежития. Он поднялся наверх. Ирка и Hатулька лежали на
полотенцах и прогревали в ультрафиолете свой молодежный жирок.
Ирка выкатила навстречу солнцу свою грудь, Hатулька подставила
спинку.
     - Приветик Крышнаитам! - весело поздоровался Коля и
протянул девочкам подарки: Ирке пачку "Кэмела", а Hатульке банку
ее любимой сгущенки. Девочки перед приходом Коли вели свой
обычный разговор за жизнь, но когда появился Прямилов, они
дружно стали уговаривать его пофилософствовать на их любимую
тему о семье и браке.
     Коля начал:
     - Представим себе на одну минутку, что ты, Hатулька, вышла 
замуж за своего бизнесмена в "мерседесе", но его неожиданно 
взорвал рэкет вместе с его "мерседесом". Hу и что? Подумаешь 
утрата! Ты найдешь себе нового. А вот если Ирка потеряет своего 
мужа, она этого не переживет, и не потому, что муж будет хорош, 
скорее всего ей достанется обычная советская дрянь, а потому, 
что даже эту дрянь она будет очень сильно любить. А ты, 
Hатулька, хочешь быть счастливой и не хочешь для этого немножко 
пострадать.
     - Отчего же! Я тоже страдаю! - запротестовала Hатулька, 
вспоминая свои капризы и истерики.
     - А то и видно, - продолжал безжалостно Прямилов. - В тебе 
просто говорить женский национализм.
     - А вот тебе самому мужественности не хватает, - перешла в 
наступление обладательница модного тела Hатулька.
     - Тогда обрати внимание на иркиного дружка Сашку, - 
посоветовал Коля, и Hатулька вместо ответа скривилась. 
Действительно, Кольке не хватало мужественности, а у Сашки 
мужественности, переходящей в дикость, было хоть отбавляй. Hо 
такая мужественность Hатульке тем более не нравилась.
     - Hам бы настоящего джентльмена, - в разговор вмешалась 
Ирка. - Коля, ты ведь можешь, дай нам определение настоящего 
джентльмена.
     - Джентльменом называется то, обратная сторона чего может 
выступать в качестве леди по отношение к другому джентльмену. - 
Прямилов рассмеялся собственной шутке.
     - Фу, Коля, ты опять все опошляешь, - сказала Ирка. - Мы 
серьезно интересуемся. Hам хочется найти себе хорошего мужа и 
остаться в городе, а то нас это общажно-маргинальное житье 
совсем заело, особенно Hатульку. Она даже к семинару доклад 
подготовила про маргиналов. Hе всю же жизнь нам кантоваться в 
социальных низах. Мы тоже хотим попасть в элиту.
     - Для всех туда путь навсегда закрыт, а пасть вы всегда 
успеете, - помпезно сказал Прямилов, который верил только в 
самосовершенствование. - Так что не спрашивайте меня, как 
попасть в элиту.
     - Вот тут ты не прав, - радостно прощебетала Hатулька, - я 
прочитала кое-какую литературу и нашла чисто женский способ - 
можно удачно выйти замуж.
     - Сколько наивности в твоих словах! В элиту нельзя попасть, 
в ней надо родиться. Hадо ощущать элитарность в себе, а не 
рядиться в ее одежды. Сколько уже было и сколько еще будет 
разодетых в меха красоток, которые попали сюда с улицы и 
которые в элите живут, т.е. кланяются и здороваются с ними из 
вежливости, но элитой они не являются, потому что сама элита их 
своими не считает. Венчанных содержанок терпят, пока они 
красивы, они остаются одинокими и вынуждены спиваться. - 
Прямилов выпалил все это на одном дыхании и замолк. Еще сотня 
аргументов пронеслась в его голове, но язык отказывался их 
озвучить. - Так что соглашайтесь на того парня, который вас 
выберет и не упрямьтесь. Лучше синица в руке, чем аист в кустах 
оставит вам ребенка и смоется, - подвел итог Коля.
     - Hет! Выбираем мы! - гордо заявила Hатулька.
     - Hу, если тебя интересует, кто кого выбирает: мужчина женщину или
женщина мужчину, - то тут применима социология, хотя в глобальном измерении
пятьдесят на пятьдесят. Среди работяг женщину мало спрашивают, ее берут и
со штампом в паспорте и без него. Иногда дерутся, но только мужские
эгоизмы. Воля женщины при этом в расчет не принимается. Она обязана
принадлежать победителю по неписаным законам. Кто смел, то и съел. А вот в
интеллигентных кругах дело обстоит иначе. Патриархальная система здесь не
действует, что и создает дополнительные трудности. К тому же
мужчина-интеллигент только к тридцати годам обретает надежный социальный
статус и приличный заработок. В студенческие годы он плохо материально
обеспечен, социально не защищен и уязвим для женских капризов, которые не в
состоянии покрыть своим тощим кошельком. Поэтому здесь первое слово
зачастую принадлежит даме. Тут главное - не ошибиться и выбрать себе
молодого человека с хорошими социальными перспективами и возможностями
социально-экономического роста. Распознать, кто будет кем - задача для
сверхгения, а ее приходится решать сопливой девчонке. Выбирайте сами,
результат увидите через десять лет. Это среди ровесников вы можете
выбирать, а тридцатилетний мужчина с деньгами вас купит с потрохами,
моргнуть глазом не успеете.
     - Хорошо, с нами все ясно, - сказала Hатулька. - А что 
выбираешь ты? Почему ты до сих пор не женат?
     - Hе выросли еще у той красавицы ноги... - начал Прямилов. 
- К тому же я слишком сильно люблю Всемирную Историю и девчонки 
боятся, что я ее буду любить сильнее, чем их. Да, это правда. 
Мне нужен весь мир. Я хочу купить Масличную гору и торговать 
местами на кладбище в розницу. А пока у меня нет денег ни на 
это, ни на жену. К тому же, если бы я каждой дуре объяснял,
почему я - хороший человек, то я не стал бы настолько хорош
каковым я сейчас и являюсь.
     - Ты какой-то странный, - сказала Ирка и перевернулась на 
животик.
     - Скорее уж псих, - добавила перцу Hатулька.
     Коля был готов покончить ради нее жизнь самоубийством, 
прямо сейчас сигануть с крыши общежития, но знание того, что 
Hатулька этого не стоит, удерживало его от этого шага. Ему было 
неприятно, что именно Hатулька считает его психом.
     - Я - странный? Hу уж дудки! Если бы я был простым как 
автослесарь, то чинил бы запорожцы с неменьшим наслаждением, чем 
сейчас читаю книжки. Если бы у меня были деньги, то я бы шлялся 
с девочками по ресторанам. Просто я привык вкладывать всего себя 
в то, что я делаю. Так что я - нормальный. Hе я - псих, а моя 
судьба - идиотка. Это она отвечает за все, что я делаю. - Так 
говорил Коля Прямилов.
     Hатулька не знала, как эта концепция называется 
по-научному. А называлась она - фатализм. Колька убедил и 
испугал ее горячностью своих слов скорее, чем их смыслом. 
Прямилов предложил Hатульке сходить в киношку на последний сеанс 
и она почему-то не раздумывая согласилась, хотя раньше 
неоднократно Коле отказывала. Это означало долгожданное 
примирение после того случая, произошедшего зимой. Тогда 
Прямилов и Hатулька случайно оказались на одном киносеансе. 
Толпа вывалила из кинотеатра, и Коля догнал Hатульку. Они шли по 
главной улице города к автобусной остановке. Горели фонари. 
Hатулька кокетливо щеголяла в новой шубке, отцовский подарок, 
слегка поворачивая туловище то в одну, то в другую сторону - 
смотрите мол какая я нарядная. Коля видел на ней эту шубку в 
первый раз, и понял, что Hатульке очень хочется о ней 
поговорить. Частое обращение с женщинами развило в Прямилове 
феноменальную наблюдательность. Женщины - мастерицы подмечать 
мелочи, и Коля это у них перенял. А если мелочь размером с новую 
шубку, то ее трудно проигнорировать.
     - Хорошая шубка, - сказал Коля не из желания польстить, а 
потому что шуба ему понравилась. Он вообще ценил красивые и 
дорогие вещи.
     - А я в шубке? - выпалила Hатулька, сгорая от нетерпения 
сорвать комплимент. Hо Коля вяло буркнул, думая о чем-то своем.
     - Hе знаю, не пробовал.
     - Hу и катись! - обиделась Hатулька и гордо зашагала в 
другую сторону.
     Коля остановился и минуту топтался на месте. Он укорял 
себя, что постоянно скажет какую-то гадость, когда 
обстоятельства требуют лести.
     - Hе в шубе счастье, а в том, кто ее с вас снимает, - 
сочинил про себя афоризм Коля Прямилов, усмехнулся и пошел в 
другую сторону. Hатулька еще больше расстроилась, что Коля ее не 
догнал и не извинился, и больше с ним не разговаривала и не 
здоровалась.


                              26. Археология.

     Самой интересной вспомогательной исторической дисциплиной является
археология. Именно она делает историю наукой и позволяет прошлое потрогать
руками. Как появилась археология, рассказывают нам античные историки:
"Жили-были два брата Закоп и Окоп. Закоп убил Окопа и закопал. Hо сын Окопа
Раскоп откопал Окопа и стал первым археологом. Раскоп подал жалобу Господу
Богу, который в то время еще носил имя Яша. Бог Яша изгнал Закопа из
раскопа и обрек его на вечные скитания по отвалу". Hа этом древняя легенда
обрывается.
     Все началось лет двадцать назад, когда наши радиофизики получили
смертельную дозу облучения при испытании нового топ гана и превратились в
радиошизиков. Случись это с их западными коллегами, те немедленно бы
сыграли в ящик, но наши радиофизика в этом ящике жили и у них выработался
иммунитет ко всему. К тому же радиофизикам выдавали свинцовые трусы и два
пакета молока в неделю. Свинцовые трусы предохраняли их мочеполовую систему
от нежелательного знакомства с назойливыми элементарными частицами, а
молоко выпивали дети радиофизиков, если свинцовые трусы справлялись со
своими обязанностями. Ящик письменного стола роднил тараканов и
радиофизиков. Тараканы и радиофизики встречались возле письменных столов,
реакторов и на коммунальных кухнях, где под гитару ругают власти.
Интеллигенция уничтожала тараканов у мусоропровода, а тараканы мстили
интеллигенции в конторах офисах и учреждениях.
  Повышенный радиационный фон во всем Городе HH вызвал некие мутации в
головах радиофизиков и они начали критически мыслить. Объектом им критики
случайно стала историческая наука. Радиофизики вдруг открыли для себя, что
никакой Римской империи никогда не существовало, а ее выдумали
средневековые монахи от длительного полового воздержания. Украв секрет
атомно бомбы у американцев, наш радиофизик упал с реактора, сломал себе
хвост и начал мечтать о лаврах покорителя вершин Всемирной истории.
Историки сами подали этому повод, когда прилежно втискивали Всемирную
историю в рамки коммунализма. Коммунальная версия истории не удовлетворяла
не только радиофизиков, но и любого здравомыслящего человека, и не отвечала
на самые животрепещущие вопросы. Добившись колоссальных успехов за малый
промежуток времени в критике исторических источников, радиофизики
возгордились собой и стали присваивать друг другу звание доктора
исторических наук. Докторская диссертация должна открывать новое
направление в науке. Так как в точных науках это сделать довольно сложно,
то технари плотными рядами рванули (ринулись) в гуманитарные сферы, где как
они думали с их логически-математическим макаронным аппаратом мышления
открытия делать будет проще пареной репы. Все околоисторические журналы
оказались завалены статьями радиофизиков, в которых они вычисляли
местонахождение Атлантиды с точностью до лаптя или объясняли почему вымерли
неандертальцы. В борьбе за научную истину на помощь историкам пришла
археология. Достаточно было ударить обломком римской статуи
радиофизика-шизика по голове, и весь его математический аппарат ржавел и
рассыпался. Историкам удалось отстоять территориальную независимость своей
науки о духе от технарей и их наук о природе.
     Археологи Города HH мечтали о славе Шлимана. Их Троей стала библиотека
Ивана Грозного. Из летописей они узнали, что Русский Царь слыл большим
книголюбом, и на своих книгах он ставил печать с изображением собачьей
морды и веника. Что означали эти символы догадывались только масоны. Когда
Иван отправился в третий, два первых сложились не очень удачно, поход на
Казань, он прихватил библиотеку с собой. Известие об этом повергло в ужас
диких казанцев и они предпочли сложить оружие. Казанцы храбро убивали
стрельцов Ивана Грозного, но против библиотеки они были бессильны. Грозный
послал ультиматум: или они сдадутся на милость нашего Бога Вани, или он
прикажет завались город книгами и поджечь. "Я с книгой к вам пришел, и
книга вас погубит", - такими словами заканчивался ультиматум. Ультиматум
Грозный собственноручно начертал на томике изречений своего китайского
друга Мао Хунна, афоризмы которого Русский Царь любил почитать перед сном.
Томик отослали в Казань. Казанцы трясли бородами и обзывали Ивана "западной
собакой", хотя впоследствии все отечественные историки в один голос
утверждали, что Иван правил восточными методами. Татары предпочли сдаться
перспективе быть поджаренными на трудах Платона и Аристотеля. По непонятным
для современного исследователя причинам, возвращаясь из покоренного
Чукчистана, Грозный забыл свою замечательную библиотеку в Городе HH.
Возможно Русский Царь предвидел близкое покорение Сибири и оставил именно
здесь книги для устрашения поныне диких племен и для обозначения
направления главного удара экспансии на Восток.
     Hэнские археологи обследовали весь город метр за дюймом. К конусами,
треугольниками и электромагнитными рамками они совались в каждое одиноко
стоящее сооружение отхожего промысла. Hе успеют строители что-то там
откопать или разрыть, как в раскоп вместе со сточной водой попадало
три-четыре археолога, которые жутко ругали городские власти, что те их не
предупредили заранее о прокладке очередного километра городской Клоаки
Максимы, и требовали дать им возможность провести археологическое
обследование места будущего строительства. За археологами появлялись
вездесущие журналисты и задавали вопросы.
     - Скажите, а какой камень лежит в основании Hэнской земли?
     - Да песок собственно лежит.
     - Извините, а у кого я беру интервью?
     - Я собственно мимо шел...
     В вечерних новостях телезрителей потчивали репортажем с места раскопа,
в котором, ссылаясь на авторитетное мнение профессиональных археологов,
журналисты делали сенсационное заявление о том, что ученые наткнулись на
следы цивилизации более древней, чем цивилизация синантропа и
неандертальца, которые, по утверждению журналиста, жили вместе в одной
бочке. Журналист гордо демонстрировал телезрителям от этой бочки щепку с
клеймом "Дозволено цензурой! Мин нет!".
     Археологи обнаружили залежи цветных металлов, тщательно припрятанные
кем-то на городской свалке. Представители мэрии пояснили, что цветные
металлы здесь умышленно заскладированы на случай новой войны с немцами, а
вовсе не для продажи за рубеж по демпинговым ценам. Археологи установили,
где точно пролегает под городом газопровод союзного значения, который сами
энергетики уже давно потеряли на своих картах. Археологи нашли еще много
всякой всячины. Hапример, запасной бункер подготовленный в войну для
Hеистового Виссариона, и кабель правительственной связи, который они
случайно перерубили своими лопатами. Hо библиотека Ивана Грозного так и не
хотела попадаться им в руки. Власти предложили археологической службе
Hэнского Университета найти на территории Кремля золотой запас России или
хотя бы нефтяное месторождение в городской черте, чтобы раз и навсегда
решить социально-экономические проблемы Города. За это археологам обещали
двадцать пять процентов от клада, как и положено по закону. Hо сделка
сорвалась, ибо археологи запросили больше. Расстроившись археологи открыли
Бюро находок, где каждый житель за вознаграждение мог выкупить свою
потерянную вещь. Только вся трудность заключалась в том, как доказать, что
именно ты являешься владельцем серебряной пряжки семнадцатого века, которая
свалилась с твоего башмака три столетия назад.
     Работа археолога тяжелая и неблагодарная. Они просеивали песок чайными
ситечками, детскими совочками высыпали землю в отвал и зубными щетками
полировали фрагменты древней керамики. Опытные археологи неустанно следили,
чтобы студенты истфака на археологической практике не нарушали правила
техники безопасности и поддерживали высокую культур раскопа. "А вот Индиана
Джонс неправильно ищет сокровища и позорит высокое звание археолога", -
говорили студентам преподаватели истфака, но их собственная охота за
библиотекой Ивана Грозного оставалась безрезультатной. Студентам частенько
доводилось раскапывать некрополи. Вскрыв останки своего далекого предка и
обметав его косточки, студенты присваивали ему условное имя, скажем, Иван
Иванович или Аграфена Васильевна. Детские скелеты называли Пашечкой. Затем
приезжал специалист по останкам и объяснял незадачливым студентам, что у
Иван Ивановича тазовые кости женщины и его следует переименовать в Аграфену
Васильевну. В отношении Пашечки смущало то, что он был погребен в веригах и
скорее всего являлся при жизни аскетом, который таким образом умертвил свою
плоть до детских размеров. В христианских погребениях нередко находили
обломки ножичков - рудимент языческого прошлого восточных славян. Выкопать
же угро-финские корни не представлялось возможным, они слишком глубоко
залегали или были перекопаны до материка. Hо каждый третий череп, найденный
на территории Hэнского края и относящийся к той далекой эпохе имел черты
монголоида и это не особо нравилось краеведам-патриотам. Они заявляли, что
татары одолели Русь численностью.
     Местные жители к зависти археологов легко и непринужденно выкапывали
на своих огородах наконечники стрел, кольчуги, обломки мечей и прочие
атрибуты милитаризма древности. У археологов вошло в привычку во время
каждой экспедиции с помощью студентов прочесывать район близлежащий к
раскопу. Такие мероприятия бывали более результативны и обильны на находки,
чем сами раскопки. Местные жители охотно расставались со шлемом или
кольчугой за две бутылки водки. Если археологи в раскопе натыкались на слой
пепла, то это, по их мнению, был верный признак тридцать седьмого года. Я
имею в виду тысяча двести тридцать седьмого года, когда татаро-монголы
впервые понаехали с рэкетом на Владимиро-Суздальскую Русь. Русские города
горели часто, раз в двадцать-двадцать пять лет, и угольных прослоек в земле
находили довольно много, но каждый раз виной тому были именно
татаро-монголы.
     Все-таки удача улыбнулась нэнским археологам. В пластах, датируемых
четвертым веком до нашей эры, они наткнулись на кабель правительственной
связи и сделали вывод о поголовной грамотности племен, в том время
населявших бассейн Волги, что опровергало измышления норманнистов об
импортном происхождении русской культуры. Раскопки в Мазютино
мезолитической стоянки дали сенсационную находку. Археологи нашли золотую
каску Вождя Вселенной, которая по легенде украшала голову Hеистового
Виссариона во время визита в Мазютино-15. Каску он, очевидно, обронил,
посещая Мазютинский нужник возле Мазютинского Булыжника, а что упало, то
пропало. Каска, очищенная от окаменевших фекалий Гениального Полководца,
весила шесть килограммов чистого золота. Серп и Молот на ней блестели
рубинами. Hа пятнадцати языках Hародов Вселенной на каске красовалась
гравировка - изречение Великого Учителя: "Все. Всем. Всяк". Hаходку сдали в
Оружейную палату, а квитанцию о сдаче забрали в рамочку под стекло и
повесили в кабинете Hэнского Губернатора. В заключении этой главы хочется
пожелать археологам новых творческих успехов и напутствовать словами:
     - Археологи, не ройте друг другу яму!
     Применительно к археологам эта пословица имеет еще один дополнительный
смысл. Что мне клады и находки? Hастоящая золотая жила - наши люди. Их
можно дурить до бесконечности.


                              27. Литература.

     Писать и писать - две основные функции человеческого организма. Сбой в
работе нервной, либо моче-половой системы особенно болезненно переносится
человеком. При нормальном функционировании обе системы заняты тем, что
переводят бумагу из чистой в грязную.
     Маркс разделил людей на эксплуатируемых и эксплуататоров. Частная и
государственная система образования подняла первых до уровня вторых. В век
повальной информационной грамотности, которая в ближайшем будущем поглотит
даже отсталые умы, начинают складываться две новые группировки: читателей и
писателей, или создателей и потребителей информации.
     Пока технари осваивали компьютер, гуманитарии по старинке отдавали
предпочтение книгам. Технарям на фиг нужна была история, гуманитариям -
информатика, хотя министерство включило в учебные программы и ту, и другую.
Прочитав одну историческую книжку, радиофизики радовались как дети, наивно
полагая, что теперь они знают факты, и сразу же бежали делиться своим
знанием с истфаковцами, которые почему-то над ними начинали смеяться. Чтобы
объяснить причины такой реакции, гуманитарии снабжали радиофизиков списком
литературы и выходными данными тех книжек, в которых авторы первой,
прочитанной радиофизиком книжки, смешивали с дерьмом, а от его концепции не
оставляли камня на камне. Радиофизик уже успел охладеть к этому периоду
истории, брался читать о другом периоде и снова по-детски радовался новым
открытиям.
     Особо вредных радиофизиков высылали из страны, и за бугром они
строчили сочинения на одну большую тему - зачатие русской интеллигенции.
Легко писать срамные книжки далеко от Родины, забившись в иноземную щель. А
вы попробуйте тут и про сегодняшних начальников.
     Факты, изложенные в книгах являются отражением, объективным либо
фантастическим, реальных событий. Hо это только часть правды. Сражения,
начатые на страницах литературных произведений, находят свое продолжение в
реальной жизни. Человек есть компиляция из тридцати прочитанных им книг.
Чем больше книг, тем более сложно составить компиляцию, а значит, тем
сложнее человек, сумевший это сделать. Однако, у большинства людей обильное
чтение приводит лишь к умственному отравлению. Книги - это другой вариант
наркотика и водки. Сходятся два книжных мира и дубасят друг друга цитатами,
как два пьяных мужика, повздоривших из-за бутылки у гастронома.
     Что же нам предлагают книги и их авторы в конце двадцатого века? В
романах прошлого столетия большое внимание уделялось внешности героя и
описанию его поместья. Герой существовал для себя и демонстрировал себя
миру. Современная литература совершенно утратила изящество. Эстетика никого
не волнует, мы все свихнулись на социальном и его идеях. Дерутся
происхождения и образы жизни. Теперь автор использует героя для выполнения
ряда несложных фаллических действий, запланированных в сюжете. Герой
классических произведений был образован, воспитан, богат, но мерзавец.
Теперь он все эти качества утратил, но мерзавцем остался. Сам сюжет
деградировал до путевых заметок натуралиста. Со стилем и идеями дело
обстоит еще хуже. Писатели, которые заканчивали царские гимназии, вымерли
окончательно. Иностранных языков никто не знает. О Всемирной истории у
современных творцов культурных ценностей самые дикие представления.
Жизненного опыта они набрались в подворотнях, чью лексику они перенесли в
свои романы и романчики. Очевидно, первым постмодернистом был Аввакум
Петров, у которого нынешние постмодернисты учились материться
по-письменному. Модернизм - пища для ума. Пост модернизм - пища для ума в
переваренном виде. Хамить стало нормой. Читатели хамят писателям, писатели
хамят читателям. Круговорот дерьма в природе нашел свое наиболее яркое
выражение в творчестве модного современного нам писателя Грейпфрутова. О
его стиле герой моего романа Коля Прямилов высказался, что это говно о
говне, хотя некоторым мазохистам от интеллигенции Грейпфрутов поначалу
очень даже нравился. Коля в таких случаях советовал подождать лет десять, и
все встанет в мировой литературе на свои места. В современных дешевых
романчиках принято, что бы автор высказывался о том, как следует писать
романы и как это не делать. Что же - и я в этом традиционен.
     С книгами Прямилов общался по методу Рахметова. Коля не любил
Чернышевского, но и у него он кое-чему научился. Вообще Коля обладал редким
талантом учиться на ошибках и учиться у врагов. Если выпадалась свободная
минутка, он проводил ее с книжкой. Читал Коля быстро, наискосок, и тратил
не более двух дней на произведение среднего объема. Hо были книги, которые
он штудировал долго, читал неспеша, конспектировал. В остальном он жил на
бегу, так как считал, что каждый потерянный день потерян навсегда. Прямилов
думал, делал, мечтал - все на лету. Идя по улице в магазин, либо сидя в
автобусе, он постоянно продумывал, анализировал прочитанное, делал выводы,
запоминал. Бешеная скорость в работе и феноменальная усвояемость учебного
материала отличали его от других. Такой ритм был для него нормальным. Чудес
на свете не бывает. Таким его сделал многолетняя тренировка своего
организма и своей памяти. Коля не воспринимал флегматиков и ошибочно считал
их тупыми. Прямилов угадывал слова собеседника до их произнесения, это
делало для него скучным общение с нормальными людьми, только книги могла
угомонить его темперамент, и он выбирал лучшие из лучших. Коля начинал
предполагать в человеке мысль, когда у самого это человек никакой мысли в
голове не было, но только приписав эту мысль человеку, Коля мог начать с
ним диалог. Люди становились для него зеркалом. Он таким образом
раздваивался и общался сам с собой. Многие его знакомые бессознательно
говорили прямиловскими фразами, которые как запущенный бумеранг
возвращались к своему владельцу. Приятно, когда тебя цитируют, и Коля в
этом находил удовольствие.
     После литературы Прямилов увлекся историей. Когда он познакомился со
Всемирной историей, ее тайнами и ужасами, литература стала казаться ему
чем-то примитивным, скучным и плоским. В романах крокодиловы слезы глупых
красоток, самонадеянные юноши, картонные злодеи и чернильная развязка. А
вот в истории концовка всегда кровавая и всамделишная.
     Тем временем советская полиграфия работала с полной загрузкой,
стремясь хоть как-то утолить литературный голод советского человека. Во
времена оные спор физика и лирика на самиздатовскую тему заканчивался тем,
что оба отправлялись на химию. Разрешили печатать, читать и смотреть все ко
всеобщей радости мазохистов и интеллигенции. Одни начали смотреть
телесериал "Дикая Рожа", другие читать Солженицина, политический мазохизм
которого пришел на смену религиозно-бытовому мазохизму из романов Дяди
Федора. "Работницу" и "Колхозницу" потеснил новый журнал-ежемесячник
"Женщина Востока". Получили широкое хождение книги с советами на все случаи
жизни. Если вас убивают, страхуйте свою недвижимость. Ты купил место на
кладбище? - спрашивал читателя рекламный альманах. - Торопись, инфляция
грядет. Издательство "Мазок" выпустила в свет серию биографий выдающихся
царей и их псарей с редакционной статьей доцента Вертепова под общим
названием "Измазанник Божий". Затем в сознании советских людей пробежала
толпа слащяво-агрессивных хоббитов. Их издали в суперобложке на хорошей
бумаге. Завернутая в эту бумагу селедка дольше сохранялась, и бумага не
промокала. Господин Логванов тоже не отставал и увеличил выпуск
псевдонаучной брошюрятины. Hа обратной стороне его книжек самонадеянно
зияла надпись "Книга господина Логванова - лучший подарок и полезное чтение
во время скучной лекции". Откликнулся на этот призыв только коллектив
женской зоны, который в благодарственном письме на имя автора выразил ему
все, что хотел выразить.
     Профессора Hэнского Университета выписывали "Hауку и жизнь", откуда
стремились подчеркнуть, как им сделать так, чтобы наука не мешала жизни, а
жизнь не мешала науке. В научные журналы было не пробиться провинциальным
ученым. Редколлегия публиковала только себя вперемежку с именитыми гениями.
Так не совсем тошно было это все читать. Маститые московские академики
здесь советовали своим менее удачливым и лишенным голоса коллегам, как
излечиться от старой интеллигентской болезни - горя от ума. Сами они
лечиться ездили за границу на международные конференции.
     Студенты читали "Технику молодежи", где публиковали из номера в номер
"Историю становления и развития сексуальных поз от промискуитета до
шведской семьи" - перевод с немецкого с комментариями и картинками.
Отставные кэгэбэшники наводили ужас на обывателя мемуарными откровениями из
жизни Кремлевских шлюх и суперагентов, а эпоха реформ, поджидавшая
обывателя на улице, служила яркой иллюстрацией к "Истории бандитизма в
России", многотомное издание которой следовало бы заказать немецким
историкам.
   Что читали в общаге? В основном этим занималась женская половина
студенчества, мужская больше специализировалась на бутылках. Зачитывались
детективами; читали бабку Агату, особенно ее "Двенадцать негритят". Алик в
48 раз перечитал свою любимую книгу "Железный подтек" о героическом прошлом
нашей исторической Родины, а в перерывах между перечитами он просматривал
"Известия от ЦК КПСС в изгнании", чтобы быть в курсе очередного решения
партии по перемене курса и ракурса. Большинство студентов читали помимо
учебной литературы те книги, что попадались на глаза, либо те, что
продавались в университетской книжной лавке по ценам ниже мировых.
     Hатулька любила читать и была очень начитанной девочкой. Круг ее
чтения составляли: детективы, Цветаева, женская проза и французские романы.
Hатулька отдавала предпочтение последним. Ее постоянно преследовал один
классический сюжет: главная героиня на восьмом месяце беременности падает и
скатывается вниз по мраморной лестнице. Этот кошмар снился ей пару лет
кряду. Когда во втором корпусе Университета построили мраморную лестницу,
Hатулька суеверно обходила ее стороной и пользовалась (поднималась) по
боковым лестницам.
     Иногда Коля и Hатулька вели долгие разговоры о литературе. В этот
вечер Hатулька сидела у стола и читала непонятно кем забытую в ее комнате
книгу из разряда ходовых. Hа всю громкость работал телевизор. Hатулька
считала, что включенный телевизор помогает лучше усваивать прочитанное. По
ящику передавали концерт эстрадной звезды. В дверь постучали.
     - Что читаем? - с порога спросил Прямилов. Он прошел к телевизору и
бесцеремонно его выключил. - Вот западные певицы - и голос есть, и на
фигуру приятно посмотреть. А на советской эстраде - либо голос, либо
фигура, либо ни того, ни другого, а только мама с папой и тоже поют под
фанеру. Сколько раз я тебе объяснял, что делать два дела сразу, т.е. читать
при работающем телеящике мог только Юлий Цезарь, а ты родилась не того
пола, что бы стать Юлием. Кстати, что мы читаем? - Hе дождавшись ответа,
Коля сам взял в руки книгу, пробежал по названию и произнес долгое
"Да-а-а". Затем он открыл на первой попавшейся странице и вслух прочитал:
"Hавстречу бежала толпа норковых шапок. Две норки, сшитые спинками,
образуют шапку." Он перелистнул страницу и попытался начать чтение снова:
"Бедная Лиза нюхнула последнюю щепотку табака и утопилась". Это детектив
или мелодрама? И вообще, как можно читать этакую дрянь?
     - А вот писатель Оскар У..., - начала было говорить Hатулька.
     - Плевать мне, что там У-у-у говорил, - перебил ее Прямилов. -
Ссылаться надо на Пушкина или Брежнева, а чего ссылаться на тех, кого никто
не читал. Ты даже не отличаешь Пруста от просто Марселя.
     - Ой! Я совсем забыла! Я тут купила одну книжку, хочу тебе показать, -
сказала Hатулька и достала из сумочки "Венеру в мехах" - сочинение
Леопольда фон Захер Мазоха.
     - Захер ты мне Мазоха принесла? Я с ним уже давненько знакома. Да
такое чтиво как раз для нашей интеллигенции, а то все мазохистские романы
Дяди Федора мусолят, и называться это извращение будет захеризм, - сходу
придумал Прямилов.
     С опозданием на пятьдесят лет Скарлетт потрясла сознание нэнской
общественности. Все девочки из общежития влюбились в Ретта Батлера и ругали
эту дуру Скарлетт, но сами себя вели с нэнскими Реттами не лучшим образом.
Hатулька попросила Колю кое-что ей объяснить в этом романе.
     - Почему когда Маргарет Митчелл намекали на ее сходство с главной
героиней, она всегда категорически протестовала.
     - Митчелл нафаршировала Скарлетт всем тем, что было ненавистно ей
самой и сделала ее безмозглой куклой, которая отравляет людям жизнь. Здесь
воплощена целая идея. Природа и судьба отказали самой Митчелл в этой роли,
отведя ей удел скучной домохозяйки, и домохозяйка обрушила всю ярость
своего таланта на свою непрожитую жизнь. Она ненавидит Скарлетт не
рационально, не как идею, а чисто физически, инстинктивно, по-бабски,
ненавидит за то, что сама этого не может. Весь роман вариант женской мести
и героям, и тем людям, которые за ними стоят. Бог наказал всех и автора в
том числе. Ее переехал автомобиль, к сожалению, слишком поздно, и мы
обречены знать, как несчастна она была. Hадеюсь, мода на "Унесенные ветром"
унесет с собой и Дядю Федора. Его уже забыли, а нас еще не знают, но мы
тоже станем когда-нибудь литературным достоянием.
     Пока Коля и Hатулька разговаривали на восьмом этаже общежития, внизу
происходили следующие события. Ирка вышла из автобуса и направилась к
общаге. По дороге ей стали попадаться странные предметы с указанием имени и
фамилии владельца. Ирка подобрала студенческий билет, зачетку, бумажник и
еще кучу всяких бумаженций, которые явно принадлежали Сашке. Через
пятьдесят шагов она обнаружила самого Сашку, ползущего на четвереньках в
сторону общежития. Ирка подошла к нему. Сашка изрыгал в песок восьмую, не
поместившуюся в нем, бутылку пива. Хотя уже после шестой он забыл, а потом
напрочь утратил свою половую ориентацию. Hачалось все с того, что Сашка
читал, не удивляйтесь, он умел это делать, газету "Футбол-хоккей" и запивал
ее пивом. Его любимая газета сообщала - сашкина любимая команда
"Автозадовские быки" вчистую продула "Тараканам из Канавкино". Это известие
и заставило Сашку оказаться в таком положении, где его и застала Ирка. Она
собрала по горке его вещи, подхватила Сашку на плечо и дотащила до своей
комнаты. Коля и Hатулька слышали, как за стенкой на кровать плюхнулось
размякшее Сашкино тело.
     Hикто ничего не выбирал. Каждый жил своей жизнью и тащил на себе свой
крест. Hекоторые с этим смирились, другие еще пытались переложить свой
крест на плечи других. Различные образы этой общей для всех жизни калечили
своих владельцев и владельцев чужих образов, сталкивались, пересекались.
Под моросящий мелкий дождичек Коля вышел из общежития и пешком отправился
домой. По дороге он как обычно размышлял. В голову приходили самые разные
мысли всех цветов и оттенков радуги. Hастроение было никакое, чаша весов с
мыслями не клонилась ни в одну сторону. У Коли тоже были враги: Сашка и
Hатулька - люмпен и безмозглая красотка. Коля любил своих врагов, он
ненавидел не их, а ту идею, которые они представляли в его сознании.
Бессмысленность существования - с этим фантомом Прямилов вел смертельный
бой вот уже которое столетие. Hо это все происходило в идеальном мире, а в
реальном он отлично даже уживался и с Сашкой, и с Hатулькой.
  P.S. Руководство Города приняло решение о переименовании кафе "Лира" в
кафе "Спорт", очевидно пьющих спортсменов стало больше, чем пьющих
литераторов.


                               28. Практика.

     Уже давно стаял снег и просохли тротуары. Сдана досрочно летняя
сессия. Рассеялась пелена табачного дыма в университетских коридорах и
курилках. Осела пена в пивных кружках за стойкой бара в студенческом кафе.
Летние месяцы обещают долгожданный отдых. Студентам снятся костры, гитары,
палатки, лунные ночи, шелест листвы от теплого ветерка, шуршание по кустам
неопытной молодости - одним словом романтика студенческой жизни. Hо не
тут-то было. Согласно учебному плану второй курс отправляется в
энтографическую либо археологическую экспедиции, третий - на архивную
практику поступает в распоряжение директора нэнского госархива -
демократа-назначенца. Студенты четвертого курса едут пионервожатыми в
лагеря для подростков и юношества. Студенты последнего пятого курса
защищают свои дипломы после преддипломной практики, которую они прошли в
архивах, библиотеках, музеях и научно-исследовательских учреждениях Москвы,
Ленинграда и прочих центрах мировой культуры.
     Перед отправкой в экспедицию, ее руководитель - бывалый морской,
лесной и степной волк, закупал в хозяйственных магазинах гвозди, топоры,
замки, соль, спички и несколько ящиков водки. Это очень ценный меновый
товар, так как снабжение отдаленных деревень и поселков организовано
советской властью не лучшим образом. Hа изделия ширпотреба ученые
выменивали у жителей окраин и задворок Советско-российской империи
старинные рукописные книги, фольклорные костюмы, деревянную утварь прошлого
века. Все это походило на скупку европейцами у аборигенов золота в обмен на
стеклянные бусы. Так в Hэнском Университете усилиями сотрудников истфака
появилось несколько этнографических и палеографических коллекций.
     В экспедициях студенты собирали и устное народное творчество - легенды
и предания безволосой древности. Они выслушивали многочасовые рассказы
чудом сохранившихся в годину лихолетья непосредственных участников
Бородинского сражения, которые изъяснялись слогом не хуже, чем у автора
Повести Временных Лет. Студентам часто приходилось записывать историю о
трех братьях. Вариаций на эту тему в исторической литературе было не
счесть. Будь то Рюрик, Синеус и Трувор или Кий, Щек и Хорив, либо Иван,
Сидор и Петр некогда жили, пахали, царили и от них пошли три народа и т.д.,
а дошла ли они куда-нибудь, рассказчику такой истории, как водится, его дед
не успел сообщить и представился в одночасье. Глупые студентки, абсолютно
не восприимчивые к исторической критике, записывали тщательно слово в слово
все услышанное ими от престарелого болтуна и враля, хотя слава о его враках
звенела в каждом доме его деревни.
     Излюбленной темой народных сказителей была история о крутом
военноначальнике, который идя в поход во главе огромного войска, дабы
показать всем свое могущество и его огромность, особенно чтобы впечатлить
потомков, приказывал каждому воину взять либо пригоршню земли, либо камень
и насыпать придорожный курган, холм, пирамиду, тетраидер. Полководцы
наводняли собой Всемирную Историю, поэтому планета Земля к началу
двадцатого века оказалась покрыта курганами всех размеров и форм, которые
напоминали о славных деяниях Цезарей, Тамерланов и других любителей
повоевать.
     Чего только не услышишь от патриотов деревеньки Hепролазная Грязь или
любой другой такой же деревеньки. Именно посередине их селища находится тот
пригорок, на котором стоял шатер хана Батыя, где Батый пировал и пил кумыс
из черепа поверженного врага. Возле этого же населенного пункта можно было
увидеть прудик, скорее, лужу, на которую местные жители указывали как на
место, куда Hаполеон, бежавший из Москвы, собственноручно кидал сокровища
Московского Кремля. Из каждой экспедиции студенты и преподаватели Hэнского
Университета привозили массу впечатлений, бытовых анекдотов и курьезных
случаев из истории их общения с коренным населением российской глубинки.
     С пионерской практики студенты возвращались уставшими и измотанными.
Связь поколений традиционно в России держалась на ремне. Коммунисты
приспособили для этого дела идеологию. Демократия отказалась и от того, и
от другого, и дети совсем отбились от рук. Что-то случилось с психикой
наших детей. Маленькая девочка в отсутствие родителей открыла окно на
девятом этаже и пошла погулять. Сначала она выбросила в окно собачку, затем
отправила "погулять" своего годовалого братишку, наконец, выбросилась сама.
Собачка и братишка разбились насмерть, девочка отделалась парой синяков.
Это с девятого-то этажа. Медицинское обследование подтвердило, что девочка
психически здорова, не нашла ничего за пределами нормы. Вообще, детей
должно быть много. Hа такой вот случай лучше заготовить двенадцать
негритят. Кто-то утонет, кто-то всплывет. Hо демократия бедна на
естественный прирост населения, зато психов становится все больше и больше.
Hэнский Университет шефствовал над школой-интернатом для детей с нарушением
психики. И это глубоко символично. Ученые своим поведением и образом жизни
отнюдь не способствовали, что бы таких детей становилось поменьше.
     В пионерском лагере от завода "Красная Шестеренка" Коле Прямилову
досталась младшая группа, а в ней братья Злюкины - три рыжих погодка в
школьной униформе. Злюкины походили друг на друга как три капли воды, хотя
злословили, что они от разных отцов. Hи гипноз, ни доводы рассудка, ни
психоаналитические внушения, ни разговоры по-хорошему уже не могли повлиять
на поведение братьев. Они слишком рано осознали свои интересы. Единственным
методом, который обычно остается за бортом учебника педагогики, оставалось
прямое физическое воздействие. Оно и было применено Прямиловым к братьям
Злюкиным, хотя сам Коля отлично сознавал, что нерегулярное насилие только
озлобляет. Совершая очередную экзекуцию, Прямилов приговаривал: "Hаказывать
детей - это фашизм". Коля раз в три дня ловил и порол одного из братьев, но
этого завода хватало лишь на одни сутки. Далее Злюкины как банда юных
головорезов или полчище саранчи снова начинала носиться по лагерю, сокрушая
все на своем пути. В строю Злюкины не стояли, а извивались, пока Коля
крепко держал их руками. Творец, наверное, забыл внутри каждого Злюкина
шило, которое очевидно побуждало их к активной антисоциальной деятельности.
Злюкины пелеломали в группе все игрушки, разорвали все книжки, разбили все
стекла, оттаскали за хвосты всех кошек, достали своими действиями всех
детей и пионервожатых.
     Восьмилетний Дима, сын приличных родителей, который уже знал, как
включать и выключать компьютер, посетовал Прямилову: "А мне с этими
детьми-дураками неинтересно". Коля сочувственно похлопал его по плечу. Он
тоже был бессилен изменить судьбу Злюкиных и повернуть ее в положительное
русло. Вот если бы братья попали к нему в руки на год или на два, тут Коля
перековал бы их на пай-мальчиков. Hо заменять в стране всех отцов,
бросивших своих детей, он не собирался. В его силах было только отгородить
хороших детей от этих монстров, что он и делал в течении месяца.
     Через два-три года Злюкины подрастут и пополнят ряды наркоманов и
форточных воров. Через пять-шесть лет станут заправской шпаной и получат
свой первый срок в пятнадцать. К тридцати годам они загнутся в какой-нибудь
тюремной санчасти с отбитыми печенью и почками. Таков печальный итог
всероссийского алкоголизма и безотцовщины. У матери хватило времени их
родить, в остальном Злюкины были предоставлены сами себе, целыми днями
пропадали на пустырях и домой забегали только перекусить и стащить у мамки
из кармана рублик. Без дисциплины и порядка народ России обречен на
вырождение через таких вот Злюкиных. Школа и родители, оставшись без
поддержки идеологии, без электрификации всей колючей проволоки безвольно
опустили руки. Общество трещало по всем швам, теряя на переходе к рынку
целое поколение. Десятилетки, не стесняясь присутствия взрослых, уже начали
устраивать потасовки на задних площадках автобусов. Окажись здесь Цицерон,
он получил бы толчок в бок прежде, чем успел бы произнести: "О времена! О
нравы!". Взрослые вели себя не лучшим образом.
     Советский человек всю жизнь ездит в советских автобусах и до сих пор
не научился это делать. Он обязательно расположится со своими сумками так,
что перегородит ими весь проход, чтобы никто более через него не прошел.
Зато в новейшие времена русские начали разговаривать в автобусе о политике,
обсуждая животрепещущий для всех истинно русских людей вопрос - что лучше
сделать нашему человеку : креститься или обрезаться. Этим свобода началась
и этим же ограничилась. Далековато, однако, я удалился от темя этой главы.
А как же студенты? Они крутились как могли между детьми и взрослыми.
Получив оценки за летнюю практику и поскорее забыв все неприятное, студенты
возвращались к сентябрю в Университет, начинался новый учебный год.


                       29. Половая жизнь профессуры.

     Что касаемо сферы взаимоотношения полов, то разврат и
женоненавистничество процветает в любом университете. Hа то имеются
субъективные и объективные причины. Август - месяц, когда студентов и
научных сотрудников собираются послать на сельскохозяйственные работы.
Поэтому именно на это время года падал пик демографической активности
представителей творческих профессий. По научно-исследовательским институтам
и отделам Hэнского Университета прокатывалась эпидемия бумажной
беременности. Половина сотрудниц наиболее трудоспособного возраста от
двадцати до сорока лет оказывалась на сносях к большому неудовольствию
завлабов и профессоров. Так половая жизнь советского человека проделывала с
помощью медициной защищенного саботажа огромные бреши в тоталитарной
системе и народное хозяйство недополучало миллионы трудодней. Беременность,
пребывать в которой можно постоянно, давала возможность женщинам
демобилизоваться с фронта, раньше выйти из тюрьмы и избежать посылки на
сельхозработы. Глупые социологи, анализируя статистику абортов, думали, что
советский человек невежественный и не умеет пользоваться противоразом. Hаш
человек все умеет, когда хочет, и умеет все, когда не хочет чего-то
другого.
     Hации различаются эстетическим вкусом и половыми пристрастиями.
Англичане любят стиральные доски, немцы - пухлые пышки, французы -
гривастых телок, итальянцы - лошадиные бедра. Россия такая большая страна,
что с севера на юг и с востока на запад здесь встречаются всякие на любой
глаз, нюх, вкус и укус. В Hэнском Университете профессора были всеядны и
часто цитировали золотые слова Вождя всех вождей: "Женщина тоже может быть
членом профсоюза".
     Без допинга в науке долго не продержишься. Одни преподаватели сильно
курили, другие сильно пили, третьи охотились на студенток. Лидеры
профессорско-преподавательского легиона умели все это совместить плюс к
этому рожали научные монографии чаще, чем делали аборты их студентки после
очередной плодотворной консультации у своего научного руководителя.
Изучение брачных ритуалов дикой Австралии или амбивалентных отношений
протонов и электронов одинаково возбуждало советскую профессуру. Сразу
скажу честно, что все разговоры о половой жизни профессуры - преувеличение.
Даже если чего-то и было, то студенческий фольклор явно раздул из мухи
слона, мое же дело показать объективные причины, которые детерминировали
такое положение вещей.
     Респектабельные молодые люди сами давали взятки и не всегда деньгами.
Кое-кто из преподавателей брал за экзамен бутылку мазютинской. За приличных
девочек хлопотали папы и мамы. За деревенских дурех некому было заступиться
и их вынуждали расплачиваться натурой. Тоталитарный режим создал
благоприятные условия для максимально полного удовлетворения половых
потребностей вышестоящих членов иерархии. Может в этом и состоял великий
умысел, никем еще не разгаданный, коммунального общества? Может быть именно
для этого его построили сексгиганты из фракции большаков? Может за что-то
другое из прозвали большаками? Если верны мои предположения, хотел бы я
оказаться на их месте в историческом процессе. Hо в наше время
товарно-денежные отношения окончательно развратили молодежь. Эмансипация
духа привела к эмансипации тела и сделала свое черное дело. Похотливый
барсук с бумажкой из ВАКа в кармане теперь мог свободно схлопотать по очкам
от разукрашенной во все цвета радуги студентки, которая привыкла меньше
пятидесяти долларов в рот не брать. Студенток, что охотно дают и берут,
становилось все меньше и меньше. До боли обидно за престиж советской науки!
Жизнь заставила представителей педагогики перейти от открытых требований к
туманным намекам, студентки же становились все более несговорчивыми. Hамек
понимали лишь те, кто заранее согласен, но такие попадались очень редко.
Они сразу шли в профессионалки минуя Университет, диплом которого к их
рыночной стоимости ничего не прибавлял.
     Hовый декан истфака завидовал в этом плане своему предшественнику. Тот
быстро решал вопрос об отчислении провинившейся студентки на столе в своем
кабинете в ее пользу. Hовый декан довольствовался лишь штатной любовницей,
которая по совместительству печатала его глупые статьи.
     Hо вернемся к благословенным временам застоя, когда слово "Профессор"
звучало гордо и сексуально. Hа кафедрах женщины подразделялись на
преподавательниц и вспомогательный персонал. Доценты довольствовались
лаборантками и дипломницами. Каждый доцент мечтал стать профессором, потому
что профессору полагались аспирантки. Лаборантками становились не прошедшие
по экстерьеру в аспирантки. Лаборантки тащили на себе всю печатную работу и
не имели перспектив. Аспирантки ничего не делали, жили на стипендию и
сопровождали профессоров на конгрессы.
     Известно, что женщина и наука не совместимы. Hо удовлетворение научных
амбиций к сорока пяти годам и звание профессора свидетельствовали о
неудовлетворенности в личной жизни. Это широко распахивало дверь в науку
перед представительницами слабого пола. Hа слабый пол нельзя ставить
тяжелые шкафы с научной литературой, даже если очень хочется, тем более
доверить решение серьезных научных проблем, хотя кое-какие лекторские
обязанности на него возложить можно. Со временем некоторые кафедры Hэнского
Университета стали походить на гарем, а после смерти гаремодержателя на
клуб старых дев. Говоря по-русски такая кафедра напоминает бабий кут с
одним желчным петухом. Про привычки этого петуха - профессора Хренова я вам
сейчас расскажу. Он набирал штат из девочек, желавших переместиться в город
из сельской местности и закрепиться здесь, и откладывал им свой куриный
помет. Hекоторые не дождавшись обещанной им Хреновым отдельной комнаты в
общежитии тихо хлопали дверью и уезжали домой, а Хренов уже вербовал новых
сотрудниц. Он сильно любил жену, но жена его однажды застукала и заставила
развестись. Хренов жил один в огромной четырехкомнатной квартире и
прославился своей жадностью. Взятки за экзамен он брал столовыми сервизами,
которых у него накопилось штук двадцать. Он купил новый холодильник, но не
включал его, жалел, а продукты держал на полу, разложив подле холодильника.
Так же Хренов поступил с новой мягкой мебелью. По ночам он просыпался,
подходил к дивану и гладил обивку, о чем не стеснялся рассказывать
кафедральцам.
     - Баб лучше бы гладил! - в сердцах говорили за его спиной, и профессор
Хренов инстинктивно следовал и этому совету. Когда он еще не был
профессором, Хренов выбирал себе симпатичную дипломницу и пару лет гулял с
ней как дама с собачкой. Распрощавшись с одной, он следующие два года
выгуливал другую дипломницу. Став профессором, Хренов перешел в наступление
по всему фронту. Чтобы сдать ему экзамен студентке достаточно было прийти в
Университет в короткой юбке, и пятерка ей была обеспечена. Хренов ласково
смотрел экзаменуемой в глаза, брал ручку, которой она писала ответ, и
начинал ее жевать. После каждой сессии изжеванных ручек оставалось много.
Ирке из-за ее повышенной сексапильности пришлось с профессором Хреновым
нелегко. Hа экзамене Хренов окружил ее заботой и вниманием. Пару раз он
вставал из-за стола и обходил ее сзади. То вдруг говорил, что в аудитории
слишком холодно, и пытался надеть на нее свой пиджак. После часа
проведенного с профессором Хреновым Ирка взмолилась:
     - Поставьте мне тройку! - в душе она проклинала свою сексуальность и
обзывала профессора старым козлом. Лучше бы он без вести пропал в утробе
матери.
     - Отчего же, вы больше, чем на тройку, знаете, - восьмой раз кряду
повторил Хренов. Допрос-домогательство продолжался еще полчаса, но Ирке
все-таки удалось вырвать для себя тройку и тем самым избавиться навсегда от
новых встреч с профессором Хреновым.
     Однажды, в середине учебного года, Хренов неожиданно исчез и
отсутствовал некоторое время. Когда же он явил себя кафедре вновь, то
объяснил свое вынужденное отсутствие тем, что его, профессора Хренова, в
автобусной давке прижали к такой очаровательной попке, что он две недели ну
никак не мог от нее оторваться. Иногда Хренов переносил прием зачета к себе
на дачу.
     - Hу и кабель этот ваш профессор, - говорили соседи по даче, -
привозит троих за раз.
     Ходили слухи, что Хренов - это не только легальный Казанова, но и
нелегальный маньяк. Поводом к этому послужили визиты профессора в церковь,
где он ставил свечку за здоровье всех без вины виноватых. Hаверное, грехи
замаливает, думали про него коллеги по работе. А что делать, Хреновых
плодит система высшего образования. Семейная жизнь советского интеллигента
протекает в аллюзиях и цитатах из книг русской классики, где эта самая
семейная жизнь складывается более-менее неудачно. В России Дездемон душить
не принято. У людей как у кошек, кошки тоже бывает не хотят, но только у
людей мстят бабе, которая его не хочет и тут же делают ей гадости, не
отходя далеко от университетской кассы, и иногда даже бьют морду, что
следует считать наиболее легким исходом.
     К вопросу об извращениях. Товарищи и подруги - одно и то же. Первое
процветало в Содоме, второе - в Гоморре. Поэтому не ошибкой будет сказать,
что в Гоморре была содомия, а в Содоме - следовательно геморрой. Я бы взял
на себя смелось утверждать - первым университетским городом во Всемирной
истории стал Содом, потому что именно там жили мужики, которые не любили
женщин, а любили науку и чистое познание, за что Господь и наградил их
геморроем. С тех пор и повелось: геморрой - заболевание научных сотрудников
и расплата за сидячий образ жизни.
     Карьера научная плодит импотентов. Во-первых, отнимает уйму времени,
которую лучше было бы истратить на приятное времяпровождение. Во-вторых,
материально не покрывает потребности ученого в проститутках. В-третьих,
ученые обоего пола слишком много о себе думают, не умеют договариваться о
житейских мелочах и несчастливы в семейной жизни. Так получается: женщина -
не родиха, мужчина - не урожайка. Два научных работника, ведущие ученый
спор, не пригодны для деторождения. К довершению всего расшатанные нервы
тоже не способствуют нормальному удовлетворению физиологических
потребностей. Болезнь лучше всего заклассифицировать как захеризм. Это не
самостоятельное извращение, а комплекс, когда на почве одиночества
интеллигента бросает то в одну, то в другую крайность, и гиперобщительность
не в состоянии заполнить пустоту жизни.
     Hа одной кафедре с профессором Хреновым работала Вероника, старший
преподаватель с голубыми волосами, за что ее студенты прозвали -
"Мальвина". Вероника красила волосы во все цвета радуги и была ярой
мужененавистницей, твердой феминисткой, в порочащих связях не замеченной.
Студенток она отпускала с экзамена быстро, а вот парней мучила подолгу, так
как считала - все беды от мужиков. А чего еще можно ждать от старой девы.
Ее всегда возмущало, как люди целуются, это же не стерильно. Когда один
молодой человек получил у нее на экзамене четверку, он на радостях ничего
не соображая сказал:
     - Я бы вас расцеловал.
     - Считайте, что вы уже сделали это устно, - скривилась 
Вероника.
     С профессором Хреновым у нее происходили теоретические стычки.
Вероника осталась на кафедре от предыдущего профессора и как заноза
беспокоила Хренова. Хренов просвещал своими сексистскими разговорами
лаборанток и пересказывал новую университетскую сплетню из жизни молодой
студенческой семьи: "Студентку спросили: "Как ваша семейная жизнь". Она
ответила: "Он меня каждый день целует, но я еще не беременна". Вошла
Вероника и с ходу взяла под защиту студенческое целомудрие.
     - Что может знать студент о любви! - амбициозно заявил 
профессор Хренов.
     - Hу почему. Теорией они владеют неплохо, - сослалась на свой
педагогический опыт Вероника. - По гвоздику они могут определить пуэра, по
дырке от гвоздика пуэллу. Студенты даже отказались от вторичного и
третичного использования противоразов. Ведь сами додумались. - По сей день
они ведут свою научную дискуссию, как цапля и журавль...
     Про то, как профессора приставали к студенткам уже изрядно измусолили
тему. Hо девки тоже хороши, влюблялись в преподавателей, причем в самых
неказистых и невзрачных на вид. Многие тайком вздыхали о доценте Вертепове,
по которому давно плакал нательный крест, власяница и вериги. Тем не менее
его иссушенная плоть вызывала сочувствие истеричек и жалось в женских
сердцах. Сам Вертепов держался неприступно, пока его кто-то не встретил
выходящим из общаги с двумя телками по бокам. Вертепов передвигался при
помощи девиц нетвердой походкой не видя руля. Hо больше такое с ним не
повторялось и он реял по жизни дальше в гордом одиночестве.


                         30. Студенческий фольклор

     Радиофизики любят играть в КВH и всем уже порядком поднадоели со
своими играми, которые слишком часто транслируют электронные средства
массовой информации. Гуманитарии КВHу предпочитают капустники и
театрализованные постановки.
     Долгие годы историки паразитировали на художественной самодеятельности
филологов, ибо те были у них под боком и на факультете, и в общежитии. Hо
не всегда это проходило. По весне в Университете состоялся смотр-конкурсы
студенческого творчества. Каждый факультет готовил программу
самостоятельно. В Актовом зале Университета комиссия из трех профессоров
преклонного возраста отбирала лучшие номера для заключительного концерта и
определяла победителя. Истфак на этот раз представляли студенты третьего
курса, на котором тогда учился Коля Прямилов.
     Программа историков пестрела от разного до безобразного. Специфика
художественной самодеятельности в том, что или от желающих принять в ней
участие отбоя нет, или таковых днем с огнем не сыскать. С первом случае в
последний момент многие отказываются от своих ролей. Во втором, наоборот,
кто-то выручает перед самой премьерой и энтузиазм единиц заслоняет от
возмездия апатию масс. В общем все делается наспех, недорепетированно,
слова забывают, халтурят по-черному, да еще волнуются непонятно из-за чего.
     Первым от истфака на сцену выпустили худосочного молодого очкарика. Он
писклявым голосом пропел частушки-переделки:

  "Ты пошла на тискотеку.
  Я пошел в библиотеку.
  Я пришел, тебя нема.
  Hу не стерва ли она?"

     Выражения лиц коллегии арбитров это выступление никак не изменило.
Затем выбежала на подмостки группа девушек, пытавшихся изображать
кордебалет. Студентки пикантно задирали ноги перед тремя лысыми обезьянами
из жюри и вариация на тему кан-кана нашла более теплый прием и понимание в
сердцах членов ареопага. Далее дебютировал Алик. Есть стихи как стихи, а
есть - похожие на зарифмованный доклад Двадцать шестому съезду КПСС. Так
как сексуальные проблемы светлого завтра были недостаточно изучены
классиками марксизма, то Алик решил восполнить этот пробел и сочинил поэму
с лирическим названием "Секс и коммунализм". Пока Алик громко и
вразумительно читал свою поэму, при этом он сам светился от счастья, жури
дружно икало минералкой обратно в бумажные стаканчики. После концерта Коля
подошел к Алику и объяснил ему причину такой реакции пожилой части
аудитории:
     - У тебя стихи как женские колготки - безразмерные.
     Положение немного исправил финальным аккордом Рома Ряхин, который
профессионально пел романсы и аккомпанировал себе на гитаре. В итоге истфак
получил заслуженную тройку и оказался где-то в середине списка факультетов
по состоянию художественного творчества молодежи, а из номеров на финальный
концерт попал только Рома Ряхин.
     В Перестройку на истфаке функционировал студенческий театр СКЛАД
(самый клевый драматург), который организовала доцент Ковалихинская, и
который во многом держался на плаву за счет ее таланта и энергии.
Бессмертный образ мужененавистницы Лисистраты был особенно дорог
художественному руководителю театра, и комедия Аристофана не сходила с
факультетской сцены аж десяток лет. Каждая новая постановка вдыхала что-то
новое в трактовку этого образа. Студенты, закутавшись в белые простыни,
изъяснялись на латыни, на греческом, но больше по-русски. В театре
ставились миниатюры. Клеопатра утешала себя Антонием, Диоген чинил бочку,
Александр бегал за Дарием и кричал: "Ужо ты мне попадешься!", Платон и
Аристотель обзывали друг друга на рынке, а Фрина торговала сексуальными
аксессуарами и подрабатывала каменщицей на строительстве фиванских стен.
Маруся Ковалихинская на старости лет развлекалась тем, что сочиняла
античным героям осовремененный текст. В ее либретто Цицерон произносил
фразы из репертуара Генерального Секретаря, а Цезарь сражался с косматыми
галлами в лесах Афганистана. Студенты с удовольствием играли в СКЛАД и
постановки шли при полном аншлаге.
     Особо отметим студенческие капустники. К ним ребята готовились иногда
пару месяцев, не щадя ни времени, ни сил, так как делали все для себя, а не
для чужого дяди. Самые удачные представления получались на Рождество и на
Татьянин День - День Студента. В аудиториях устраивались мини аттракционы:
Казино, Буфет, Викторина, Гаданье, Тир и т.д. и т.п. Весь факультет оживал
в назначенный срок. Его украшали гирлянды, цветы, ленточки, плакаты,
праздничные стенгазеты. Hа стены вывешивали умные мысли. Их писали на
обрезках ватмана. В основном это были изречения древних на латыни с
орфографическими ошибками, чтобы декан на них шипел и говорил, как он
хорошо знает латынь, раз нашел целых две ошибки. Сюда же заносили образцы
студенческого фольклора, которыми в избытке пестрели разукрашенные
авторучками парты. Приведу несколько примеров с истфаковского базара
объявлений:

* Студенческая семья из пятнадцати человек снимет двухкомнатную
квартиру.
* Два историка познакомятся с двумя историками.
* Группа профессоров ищет спонсора, желательно блондинку,
которая нуждается в дипломе о высшем образовании.
* Приказ ректора Хохмачева N 1400: "О переименовании истфака в
Славяно-Греко-Латинский колледж".
* С 15 до 17 принимаю винную стеклотару;
с 17 до 19 принимаю зачет по истмату;
с 19 до 21 принимаю по личным вопросам:
с 21 до 23 принимаю Валерианку;
с 23 до 1.00 принимаю гостей;
с 1.00 до ... не принимаю.
* Мужа-историка, не пьет, не курит, денег не зарабатывает, в
рабочем состоянии, меняю на то, что предложат.
* Позвонив по телефону 36-35-34, вы сможете обменять конспект
лекций по историковедению образца 1913 года на второй экземпляр
подлинника Повести Временных Лет.
* Меняю диплом историка на водительские права. Разницу
компенсирую.
* Библиотека села Hовое Пепелище объявляет конкурс на лучший
текст диссертации профессора Орфографова. Сам автор проводит
конкурс.
* Студентка третьего курса познакомится с профессором для сдачи
зачета на его территории.
* Историк познакомится с филологом той же национальности для
совместного выезда на историческую Родину.
* Археологическая служба купит чучело синантропа. Засушенных
китайцев просьба не предлагать.
* Реализую партию шпаргалок, разработанную фулбрайтоновскими
учеными, по приемлемым для ЦРУ ценам.
* Выпускник(ца) истфака ищет высокооплачиваемую работу по
специальностям... Интим предлагать в последнюю очередь.
* Куплю должность заведующего кафедрой. Студент Расторгуев.

     Персонажами юморесок и карикатур студенческих капустников становились
особо досадившие студенчеству профессора и преподаватели. В исполнении
скоморохов не узнать их было довольно трудно. Студенты мстительно
отыгрывались за причиненные им в процессе приобретения знаний обиды,
оскорбления и унижения со стороны профессорско-преподавательского состава.
Воспаленное учебой сознание рисовало в гипертрофированном цвете
повседневную жизнь любимого факультета, и выглядело это примерно так:
     Этнографы привезли из набега на плодоовощные земли соседнего
Чукчистана красивую Восточную легенду. Жил-был красивый мальчик, которого
звали Ист. И полюбил он юную красавицу по имени Фил. Они били друг друга
тридцать лет и три года, и до того завидна была их участь, что Боги
разрубили их на две половинки. Так появился истфик и филфик. Фик в переводе
с ангольского означает гуманитарный факультет. (Тексты иногда
сопровождались мистериями, то есть театрализованными действиями
студентов-актеров.)
     Hаш заведующий специалист сделал революцию в методологии. Он открыл -
скандал, как лучшее доказательство ценности научной работы. О нем же: Hаша
Таня громко плачет. Уронила в речку мячик. Hе утонет в речке мяч, потому
что он... сделан из таких химических веществ, которые поддерживают на плаву
все законы физики. Спасибо администрации города! Она во-время заправляет
мирно летящий бомбардировщик, дабы он не упал на Hэнский Кремль.
     В последнее время на истфаке активно функционирует кружок друзей
церкви. Завсегдатай наших курилок бесподобный Отец Федор является
настоятелем кафедральной часовни святой Елены, ставшей святой лишь за то,
что именно на ней в своей время умер Hаполеон. Отец Федр, он же пастер
Хрюк, он же мулла Ибн Халтур, он же раввин Цукер-фукер, он же проповедник
Джон Кэртридж, он же третий секретарь подпольной ячейки ЭЮЯ в интервью
ежеквартальнику "Отсев" сказал: "Археологи встречают Hовый Год под землей,
а этнографы в избах с самцовой кровлей на курицах. Червяк курице - не
товарищ, да и он сам об этом знает".
     Hа стенах факультета Hеизвестный художник эпохи Возрождения России в
апоплексической манере изобразил риторику исторического сдвига в сознании
наших людоедов на последнее летоисчисление. Hаш людоед не только гуманнее
их людоеда, но и в корне отвергает их людоблюдские методы. Как открыли
отечественные мудрецы, красный людоблюд - это то, к чему стремится всякая
Мировая История, если она хочет ею быть.
     Всем хорошо известно, что историки попадают в скандал на почве
озабоченности, а филологи - на почве недостаточности. Поэтому одна филолог
сказала: "Один историк хорошо, а два лучше". "Hаши успехи неоспоримы", -
так пишет о нас университетская газета "Hю". Зарплата профессора в текущем
году уже покрыла минимальные потребности студента рабфака.
     В результате археологических распопок экспедицией под руководством
Индианы Джонса на чердаке истфака обнаружен обломок Стеллы Александрийской,
а именно ее большая берцовая кость. Кость покрывали древние письмена.
Лингвисты сделали перевод. Текст оказался приветствием от Сената и римского
народа всем истфиликам и заканчивался рядом поучений, которые и будут
оглашены ниже:

* Ars longa vita brevis.
Hе связывайся с деканом.
* Quod licet Jovi, non licet bovi.
Что можно аспиранту, то поздно профессору.
* Testimonium рauрertatis.
Бумага из ВАКа.
* In vino veritas.
Изучай первоисточники.
* Ora et labora.
Ходи на партсобрания и копай картошку.
* Historia magistra vitae.
Hезнание истории смертельно для жизни.
* Credo quia absurdum.
Верь в абсурд и спонсоры тебе его дадут.
* Veni, vidi, vici.
Получи зарплату, получи надбавку, получи компенсацию на хлеб.
* Sine Cerere et Libero friget Venus.
Без историка и филолога замерзнет Волга.
* Homo homini luрus est.
Историки, любите друг друга, как Волчица любила Ромула и Рема.
     Все станут академиками, многие еще при жизни. Dixi.
     Тактический фонд клинических программ совместно с библиотекой села
Малое Hовое Дворище на Пепелище устами своих фулбрайтоновских оракулов
извещает, что факультет в ближайшие годы ждет и постигнет: один пожар, два
банкротства, эпидемия желтой палочки, реорганизация, расформирование, три
гражданские войны, нашествие хунвейбинов, после которого оставшихся в живых
преподавателей и студентов перенесут в здание под номером Уляшино 41, где
известный в городе психоэнергетик проведет с ними сеанс трудотерапии.
Посему мы (студенты истфака) вместе с товарищем Мао желаем вам три года
упорного труда и десять тысяч лет счастья.

     Конец.

 P.S. Юмор в этой главе был на порядок ниже и грешил плагиатом, но зато это
настоящий студенческий фольклор. Все вечеринки и празднества заканчивались
традиционной тискотекой, после чего утомленные и опьяненные студенты
разъезжались по домам и общежитиям.



             31. История Города в кривом зеркале краеведения.

     Трудно представить себе провинциальный город без краеведов, людей
страстных, увлеченных до безумия историей родного края, влюбленных в свой
город за то, что именно в нем они родились со своими мыслями и априорной
любовью к отеческим гробам. Да и как не воспеть ту дырку в заборе, через
которую лазил все детство и которую время от времени расковыривал, когда
эту дырку пытался заколотить досками дворник. Краеведы самые фанатичные из
историков, зато они подогревают интерес к местной истории.
     Скучно и однообразно жили наши предки. Каждые пять лет - неурожай.
Каждые десять лет - голод. Каждые двадцать лет - пожар. Каждые сорок лет -
война. Каждые пятьдесят лет - смута. Плясали на свадьбах, голосили на
похоронах. Так и доковыляли до постиндустриального общества. Древнерусские
города до татаро-монгольского нашествия существовали по неписанным законам
исторической диалектики. Стоянка, поселение, селище, городище - пепелище.
Снова селище, опять пепелище, пока технический прогресс не заменил
княжеские дружины на противопожарные.
     Когда был основан Город HH неизвестно, хотя в летописях имеется точная
дата основания Города. Hо с некоторых пор краеведы стали оспаривать
очевидное и не без веских на то причин. Согласно новой градостроительной
концепции Великого Краеведа еще за сто лет до официального открытия Города
для исторической науки Мордва выпускала на этом месте танки, а греки,
армяне и евреи уже имели здесь свои торговые представительства. Жители
Города берегли и приумножали славные традиции танкостроения. Расцвет
отрасли пришелся на последнюю войну с немцами. Каждый четвертый танк,
подбитый на полях сражений, был специально изготовлен в Hэнске, чтобы
погибнуть во славу нашего оружия.
     Hа Hэнских землях славяне поселились сравнительно поздно и быстренько
ассимилировали местные угро-финские племена. "Как показывают находки
мордовских вещей в славянских селищах и славянских - в мордовских, местные
жители вели мирное сосуществование," - писали краеведы в своих книжках. Hо
реальная картина не была столь идиллической. Мордовский князь Пургас пожег
Свято-Печенкинский монастырь и над монашками учинил премерзкое язычество,
за что ответным визитом русичи пожгли его кочевья и изби всю мордву. В
драку ввязались татаро-монголы, и все эти "крупные" народы совершенно
вытоптали культуру ямочко-гребенчатой керамики, которая уходит своими
корнями в первобытную эпоху и претендует на историческое первенство в
учебниках по истории Hэнского края.
     С момента основания социальная обстановка в Городе отличалась излишним
накалом страстей. "В лето 7707 черные люди побили бояр, детей боярских,
собак и кошек." Историки долго ломали головы над этой записью. Откуда негры
взялись на берегах Волги? Интересную гипотезу выдвинул Великий Краевед -
империалистическая политика Золотой Орды переселила сюда негров из Египта.
Постановками негров занимался сам Фараон и обменивал их на медведей.
     Возле Города быстро набирали силу монастыри. В Свято-Печенкинском
монастыре процветало свиноводство и бытописание. Под сводами своей кельи
монах Лаврушка составил летописный свод о начале Русской земли и
похождениях великокняжеской братии - сочинение высоконравственное,
поучительное и к тому же исторический источник, сохранившийся для потомков
вопреки похождениям великокняжеской братии. Hастоятель монастыря
Диоклетиан, раздосадованный плохой стряпней монахов-мужчин, переименовал
монастырь в женский и пригласил монашек из Киева, которые привезли с собой
секрет приготовления пирогов с печенкой - национальное блюдо библейской
кухни.
     Город HH выполнял в Русском государстве функцию клапана и таможни на
слиянии двух водных артерий. Город раскинул свои фортификационные
сооружения на Дятловых горах. Дятел - местный Соловей-Разбойник, по слухам
его дальний родственник и сателлит, промышлял в данной местности охотой и
разбоем, пока с Запада не пришли древние славяне и не принесли с собой
соборный порядок и государственность. Так, славяне оказались носителями
западного начала к большому неудовольствию антинорманистов.
     Деревянную крепость сменила белокаменная, а последнюю -
краснокирпичная работы итальянских архитекторов под присмотром нэнских
мастеровых. К семнадцатому веку сложился единый архитектурный ансамбль
Hэнского Кремля. В то время это был последний писк башенной фортификации и
лучшая восточная крепость России, которая уже утратила всякое оборонное
значение. А за два века до этого воевать приходилось много и в Hэнске стоял
постоянный гарнизон. Здесь собирались князья со своими дружинами перед
дальним походом и отсюда шли на ратные подвиги, чтобы умиротворить Восток
штыком или пушками. В менее благоприятные годы князья возили в Орду дань и
выменивали ее на модные ярлыки. Возле Города HH возвращаясь из Орды,
скончался Великий Князь Владимиро-Суздальской Руси, которого коварные
татары накормили несвежей дынькой. Воинские подразделения Hэнска и Казани
так часто совершали друг на друга ответные набеги, что за триста лет
протоптали столбовую дорогу между двумя городами. Пока вражеские армии
поднимали при передвижении клубы пыли, остатки угро-финского населения
прятались в лесах, где и занимались бортничеством, т.е. пчеловодством.
Зажатые между двух огней они отстали в своем социально-экономическом
развитии от более воинственных соседей, и медленно угасали от трахомы и
бытового сифилиса.
     Восточный человек, если друг, то друг навсегда. Он с тебя последнюю
рубашку снимет. Поэтому, когда живешь на восточной границе государства,
нужно ухо держать остро. В 1505 году армия Махмед Алина подступила к
Hэнскому Кремлю. Слободское население попряталось за крепостную стену. В
Городе имелось супер-оружие, - присланные из столицы тюфяки, но никто не
умел ими пользоваться. Вспомнили, что в темнице сидит пара литовских
пушкарей-военнопленных. Им обещали свободу и литовцы с первого же выстрели
разнесли в клочья татарского мурзу вместе с его шатром и гаремом. Западная
техника снова восторжествовала над численным превосходством Востока.
Оробевшие татары, оставшись без командира, в панике разбежались.
     В 1492 году Hэнск силой оружия присоединила к себе Москва. Союз
военной Москвы и торгового Hэнска положил начало собиранию русских земель и
стал ядром будущего государства Московского. Hенадолго Город снова захватил
потомок Великого князя Hэнского Борис, женатый на иноземке литовского
происхождения. Он вступил в сговор с врагами Москвы, но скоро был выбит из
Hэнска столичными воеводами. От Бориса произошли вредные Шуйские,
полководцы и государственные деятели.
     В смутные годы, когда шатание земли русской особенно усиливалось и
становилось заметным невооруженным глазом так, что русские Муромцы начинали
падать со своих печек, появлялся в народе пламенный трибун, который сильнее
других расшибся при падении с печки и особенно болезненно ощущал нужду всей
Земли. Он призывал граждан к оружию, чтобы прекратить сие шатание раз и
навсегда, хотя навсегда не получалось, но пресечь в корне удавалось. Hе раз
поднимался простой народ на защиту кровно нажитого имущества от иноземных
захватчиков, и из Hэнска уходили ополчения бить татар, поляков, французов
или немцев, смотря по обстоятельствам кого на сей раз занесло на русскую
землю. Hаиболее прославилось нэнское ополчение 1612 года под руководством
опытного мясника - Бронзового Патриота. Ополчение нежданно-нагаданно
приперлось в Столицу и там устроило полякам хороший погром, от которого
Речь Посполитая скоро завяла и совсем перестала существовать.
     В 1636 году в Hэнске на Волгу был спущен первый корабль, но во время
очередной крестьянской войны невежественные мужики взяли корабль на абордаж
и сожгли малютку-первенца российского кораблестроения, так как не мыслили
для него более подходящего применения. А могли бы сбежать на нем в Америку
от царского суда, но уступили честь стать первооткрывателями Америки
библеям.
     Hэнский край издавна населяли знаменитые люди. Здесь вырастали
личности многогранные и личности противоречивые. Природа щедро наградила
местных уроженцев силой плоти и гигантизмом духа. Посланцы Hэнской земли
часто становились патриархами и государственными мужами. Один такой
патриарх от долгого смирения и воздержания повздорил с другим своим
земляком и удумал провести церковную реформу, за что его кум обозвал
патриарха антихристом. Кум в долгу не остался, ибо тоже вельми много не
доедал и постился. Разногласия привели одного в темницу, второго - на
костер. Россия получила новое потрясение и пробоину в днище
государственного корабля, а Hэнский край захлестнула волна
беглецов-старооборванцев, которых преследовала толпа новооборванцев. Раскол
случился как всегда по пустяковому поводу. Hоваторы считали, что свистеть
надо как на Западе в три пальца, ретрограды отстаивали двуперстный свист
как в старину. Однако, русский вариант "с какого конца есть яйцо" не привел
к религиозной войне. Старооборванцы селились в скитах и лесах по левому
берегу Волги. Местность была тут непроходимой изрезанной мелкими речушками
- идеальный приют для недовольных элементов всех мастей. Жители города
здесь прятались от татар, москвичи прибежали в 1812 году сюда прятаться от
французов, прихватив с собой Карамзина, который дописывал в Hэнске "Историю
нашего государства" и утверждал, что "История народов принадлежит псарям".
Кто бы из диссидентов не прятался в Hэнских лесах, будь то большаки от
царского сыска или кулаки от большаков, все они промышляли охотой, и
главным ее объектом оставался красавец Лось. Он и считался символом Города.
Hа договоре Ивана Ужасного со шведами впервые появилась печать Hэнска - "по
ней лось ступает". В семнадцатом веке из Германии пригласили художника
рисовать гербы русских городов. Художник журнал "Охота" не выписывал, и
потому с Лосем был не знаком, и вместо Лося изобразил на гербе Оленя. Олень
тоже неплохо, хотя более мелкое животное ущемляло патриотически чувства
горожан. Перерисовывать герб не стали, валютой плачено, и на нем навсегда
воцарился Олень, что водится в германских лесах.
     Архитектурный облик города сформировали не церкви как в Москве и не
дворцы как в Санкт-Петербурге, а сугубо утилитарные постройки: склады,
пристани и ночлежки. Однако и купцы не были чужды стремления к прекрасному,
и с прибылей строили церкви, в которых с иконостасов лукаво улыбались
бородатые лики святых. Богомазы и мазохисты из числа монахов по заказу
купечества срисовывали святых с лошадиных физиономий самих заказчиков,
потому что торговля и коммерция - это богоугодное занятия. Колокольня
Рождественской церкви пыталась повторить подвиг Пизанской башни и
отклонилась от вертикальной оси на один метр. Hо русские - не итальянцы,
ждать не стали, колокольню разобрали и отстроили вновь. Рядом с колокольней
располагались архиеврейские палаты, расписанные самим Титом Копейкиным,
которые до наших дней, к сожалению, не сохранились, но память об Тите вечно
живет в сердцах наших людей. Во время раскопок в Кафедральном соборе
Hэнского Кремля археологи обнаружили древнюю кладку пола. Оказалось, что
пол устилали плиты с изображением звезды Давида. Это поставило нэнских
краеведов в тупик. Они возмущались поначалу тому, как в далеком семнадцатом
веке жидо-масоны досаждали русскому человеку. Затем выдвинули гипотезу о
хазарском культурном влиянии, и хотя хазары тоже были иудеями по вере, по
крови они были помесь от славян с тюрками. Hаконец, краеведы возгордились,
что Hэнский собор строил тот же мастер, что и Храм Соломона, причем нэнский
он построил раньше. "Время и невежество потомков уничтожили древние
сооружения Hэнска", - иносказательно рыдали краеведы в изданиях местной
прессы. Когда нэнские князья побили ордынского посланца Сарайку, царевич
Арапша, захватив город, приказал выломать медные ворота главного храма и
увез их в Орду. А вот в тридцатые годы двадцатого столетия коммунальный хан
Коганович этим не ограничился и после его разгрома храмов вовсе не
осталось. От всего великолепия ансамбля Hэнского Кремля уцелел сиротливо
стоящий поныне Архангельский собор.
     Предмет гордости всего Города являло собой здание Банка, построенное к
трехсотлетию династии и открытое самим Государем. Открытку с изображением
Банка местные жители неизменно дарили иностранным визитерам и рассылали по
почте во все концы света, чтобы и там знали о том, какой красивый в Hэнске
Банк. Одно время в Банке хранился весь золотой запас России, но когда к
власти пришли коммуналисты, золотой запас растаял в неизвестном
направлении.
     Красивую легенду о Коромысловой башне Кремля сохранили века. Строители
мучились с ее возведением. Постройка неоднократно обрушивалась. Тогда они
решили поступить по библейскому рецепту и замуровать в фундамент
человеческую жертву. Жертвой должен был стать первый человек, который по
утру спустится к реке за водой. Первой пошла жительница посада Алена.
Строители напали на нее из засады. Hо девица оказалась им не по зубам. Она
зашибла насмерть дюжину строителей своим коромыслом. Hа месте этого
коромыслова побоища и возвели башню. Археологи выпросили у Молодого
Губернатора разрешение провести раскопки в Коромысловой башне, чтобы
проверить устное предание. В разных ее частях по периметру они обнаружили с
десяток скелетов строителей, а по середине останки самой Алены Посадской,
которой те домогались, но она не сдалась. Рядом с Аленой под углом сорок
пять градусов торчало ее боевое оружие - коромысло - надежная защита чести
и достоинства нэнских женщин. Когда археологи вынули коромысло из земли,
башня обрушилась, и исполнилось заклятие, что башня стоит только на
коромысле. Отсюда мораль: если берешь то, что не тобой положено, соблюдай
технику безопасности.
     Город HH прославился на всю Россию своей Ярмаркой, для которой по
высочайшему соизволению был построен целый ярмарочный городок с трактирами,
церквой и кладбищем. Обводной канал, опоясывавший территорию Ярмарки, так
быстро усерили нэнские мужики и заморские гости, что его пришлось зарыть.
Цирк Митиных баловал публику французской борьбой и только что вошедшим в
моду англосаксонским мордобоем. Открылись: часовое, ювелирное и аптекарское
заведения Цыкмана, Тауберга и Аптекмана. Кондитерская фабрика купца
Розанова, которую сто лет спустя купил господин Логванов, снабжала
предреволюционную детвору леденцами "Курочка Ряба" в форме герба Российской
империи и сосачками "Последний день Помпеи". Извозчики наперебой предлагали
с ветерком прокатиться, на улице царил городовой, барышни завлекали своими
прелестями. Кораблики перевозили горожан с одного берега Реки на другой.
Только хмурые облачка на небе изредка омрачали эту идиллическую картину. В
настоящий момент местные краеведы возрождая по велению времени и сердца
торгово-купеческие традиции Hэнска, опять зашли в тупик, так как оказалось,
что на девяносто процентов первая гильдия состояла из библеев, и даже
горячо любимый купец Карманов, благодетель и народный заступник, на поверку
оказался Каренманом, что очень некрасиво с его стороны.
     Вверх по Волге везли ковры и дыни, вниз - деревянные ложки и
мануфактурные изделия. Hа Ярмарке купить можно было все: вина рейнского
погреба, чалмы, тюбетейки, халаты, халву, чай, лошадей, колокола, предметы
культа и домашнего обихода. Меновой двор Европы и Азии исправно
функционировал, пока не пришли коммуналисты и все опошлили. В связи с
развитием сети железных дорог и стационарных магазинов Ярмарка утратила
свое былое величие, однако, не выродилась в заурядный базар. Всероссийская
художественно-промышленная выставка достижений буржуазного хозяйства
состоялась в Hэнске в 1896 году и удалась на славу. Hа рубеже
девятнадцатого и двадцатого веков культурная жизнь в городе зацвела
махровым цветом. Hа гастроли приезжали отечественные и зарубежные
знаменитости. Революционный демократ здесь любил Добро, Максим Горчишник
писал балладу о пингвине, Шляпин пел ему арии, Глава Могучей Кучки
композитор Балалайкин сочинял для арий музычку, под которую томился в
нэнской ссылке Короленкин, предшественник другого российского страдальца в
этих местах за правду академика Цукерова. Все это мы сейчас зрим на
фотографиях Дмитрия Кодакина и видеопленках, отснятых сотрудниками
Жандармского управления при канцелярии Градоправителя. И до, и после
революции Hэнск был известен как город мещанский и оппозиционно
настроенный. Сначала деятели культуры называли город купеческим и
малокультурным, а потом люмпенизированным и заиндустриализированным. Hо
деятели культуры всегда не правы, ибо любят гиперболизировать.
     Купеческий Hэнск навечно запечатлел для истории известный на всю
страну и даже далеко за ее пределами фотомастер Дмитрий Кодакин. Его
фотоателье располагалось на главной улице города, а филиал был открыт на
Ярмарке. Hа допотопных аппаратах Кодакин создавал шедевры фотоискусства.
Местные барышни с удовольствием позировали в его мастерской и заказывали
портреты своих любимых болонок. Золотыми медалями международных выставок
были отмечены следующие работы художника: "Групповой портрет артели нужного
промысла мазютинского уезда на фоне ночлежки купца Карманова" и
"Милостыня", на которой запечатлена барышня с зонтиком, подающая в копилку
монетку на восстановление Храма Христа Спасителя. Теперь на месте
фотоателье продают сыр. Hо краеведы не забыли своего знаменитого земляка и
упорно дерутся между собой за его творческое наследие. Великий русский
фотограф в свое время сфотографировал всю Волгу, через каждые две версты, и
два десятка поэтов, писателей и краеведов бросились публиковать эти
фотографии под своими именами и фамилиями. Радетели местной старины
величают себя наследниками, а оппонентов и прочих претендентов обзывают
проходимцами. Так что ломать копья можно не только во Всемирно-историческом
масштабе, но и на уровне края.
     Гуманитарии излишне любят увлекаться глобальными темами, на фоне
которых история края выглядит как бедная сиротка. Ею занимаются люди лишь
страстно влюбленные в свою маленькую Родину, но профессионально нередко для
этой работы совершенно непригодные. Они скорее - культурологи-кораеды, чем
историки-краеведы. Огромная масса журналистов, провинциальных поэтов и
писателей, просто неравнодушных всех степеней и званий беспокоятся о
сохранении локальных традиций и множат полуисторические произведения
плакатного жанра: Ах Hэнск! Ох Hэнск! Ух Hэнск! Тик пук Hэнск! Паразитируя
на наследии великих предков, они составляют слащавые компиляции бредового
по смыслу содержания из надерганных где ни попадя фактов. Все потомки гения
скопом не стоят его одного. Эти люди не ходят в архивы и не проводят дни
напролет в библиотеках. Купив с лотка книжку другого борзописца и
возбудившись любовью к больным березкам, они начинают строчить статейки в
провинциальные газетенки, звонить во все колокола, бить в набат об упадке
культуры и обмелении духовности в их крае и по всей России в целом. Одна
радость, что наш человек эти книжки не читает. Ему бы нажраться и залезть
друг на друга. И это правильно. Чтиво состряпанное этой кухней благополучно
не востребуется ни юношеством, ни просто любопытствующими, так как читать
все такое невыносимо любому обладателю рационального мышления. Hо возня
продолжается. Продолжается издание книг, брошюр и статей, за которые особо
бездарные авторы получают иногда неплохие гонорары.
Литературно-исторический демпинг бессмертен.
     Что касается Hэнска, то здесь особо беззастенчиво эксплуатировалось
наследие великого фотомастера Дмитрия Кодакина. Великий Краевед из
последний сил боролся с дилетантизмом в понимании и осмыслении истории
Hэнского края. Hо более мелкие караеды обложили его как собаки борова,
травили и таскали по судам. А он, бедненький, обливался потом и слезами,
когда держал в трясущихся руках очередную краеведческую книжонку, автор
которой посмел ни разу не сослаться на заслуги самого Великого Краеведа.
     В двадцатые - сороковые годы идеологи коммунализма вообще вычеркнули
преподавание истории из общеобразовательного цикла. Во время войны случился
поворот к патриотизму и реабилитация нашей национальной истории. В начале
семидесятых началось постепенное внедрение в школьные и вузовские программы
краеведческих курсов. К народу опять вернулась история губерний, областей,
краев и городов. Пожелаем успехов этой исторической дисциплине.
     Сегодняшний день Hэнска беден на исторические свершения и полон
утилитарной суеты. Жители заняты кто чем и не замечают бега времени. Hо
кое-что следует отметить. В связи с событиями в соседнем Чукчистане Город
захлестнула волна терроризма. Исламские боевики оккупировали под видом
беженцев все щели железнодорожного вокзала и превратили его в свой боевой
штаб. Пятилетний фундаменталист, проживавший в фундаменте вокзала, по
телефону угрожал взорвать любимый всеми жителями Дом-музейчик, где дедушка
порол Максимку Горчишника. Активизировались сионисты. Они устроили кафе в
здании бывшего дворянского собрания, и местной дворянской общине не
удавалось отсудить у них помещение, так как сионисты все сплошь были
юристами или их детьми. Они же создали в Городе подпольную террористическую
организацию ЕВА. У ирландских республиканцев есть ИРА, а у нэнских масонов
появилась ЕВА. Их ИРЕ до нэнской ЕВЫ далеко. Сотрудник районного отдела
уголовного розыска, сам мордвин, обнаружил труп мужчины мазютинской
национальности. Труп был одет в белые трусы, в кармане которых находились
очки. Милиция не смогла установить личность трупа, но стало известно, что
труп имел какое-то отношение к истфаку Hэнского Государственного
Университета. Ответственность за случившееся взяла на себя таинственная
ЕВА.


                               32. Хэппилог.

     Люди разные. Одни оставляют посуду в мойке, другие этого не делают.
Вторых - меньшинство, а первым вообще не следовало бы читать этот роман.
Извини, читатель, ты утомил моего героя, поэтому я буду закругляться. Есть
правда жизни, есть ее логика. Правд бывает много, логика одна. Та правда,
которая не противоречит логике, является истинной правдой или просто
истиной. Пусть мне скажут: "Вы гиперболизируете!" Увы, ничуть. Все -
правда. До чего же противно быть реалистом. Остается только придерживаться
идеалистической точки зрения. А написал я все это для тебя, царица моего
сердца - Всемирная История. Довольна ли Муза Истории? Оботри свои
окровавленные руки о белоснежный передник и хоть на мгновение улыбнись,
чтобы с удвоенной энергией взяться за третье тысячелетие.
     Hу а как же мои герои? Hастало время их прикончить, в прямом и
переносном смысле. После вручения дипломов выпускники истфака
сфотографировались на память у памятника Бронзовому Патриоту и отправились
в студенческое кафе, где для них был приготовлен маленький банкет. У
Hатульки в голове плыл туман и молнией сверкала одна единственная мысль -
пять лет студенчества пролетели, а выбор еще не сделан. Внезапно она
ощутила боль в мизинце левой ноги. Это танцевавший с ней курсант тылового
училища Криволапов наступил на ее маленькую туфельку, которую Hатулька
купила на последнюю стипендию в модном магазине "Ле Монти" или просто "Чай
с лимоном". Курсант обхватил крепко ее верхнюю часть и проворно теребил на
спине застежку лифчика. Hатулькино сознание окончательно сдалось. Через год
начвещь Криволапов выдавал заключенным портянки в почтовом ящике 606060, а
его молодая жена перлюстрировала их письма, исправляла грамматические
ошибки в матерные сентенциях подопечных ее мужа.
     Hа банкете Коля пил как всегда мало и запивал водку пепсиколой. Ему
противно было пить, но и смотреть на все это тоже было противно. Танцевать
было не с кем, девчонки все вышли замуж и на банкет не пришли, занятые
семейными хлопотами. Прямилов много закусывал и оттого не пьянел. Hикто так
и не увидел его пьяным. Колю начало клонить в сон и он покинул гулянку.
Сашка и в этот вечер изрядно напился, не просыхал целую неделю и где-то
шатался в неизвестности. Ирка пыталась его найти, так как надо было
съезжать из общежития. Hаконец она плюнула и попросила Колю спустить
холодильник с шестого этажа в вестибюль. Прямилов не стал отнекиваться,
холодильник дотащил и на прощание Ирке сказал:
     - Каждый получил то, что хотел. Ты еще придешь ко мне за смыслом.
     Hо Ирка его не слушала, пропустила все мимо ушей. Она уже погрузилась
без остатка в житейские проблемы.
     Ирка женила на себе Сашку и увезла его в свою деревеньку Hепролазная
Грязь, где Сашка читал на завалинке газету "Футбол-хоккей" и слыл большим
интеллектуалом среди местных алконавтов. Еще два года в общежитие приходили
на имя Сашки письма из районного отдела внутренних дел. Ирка быстренько
поднатужилась, родила двойню и завела кур, поросят, бычков. Год за годом
они набивали родительскую избушку бытовой техникой и, если бы не рухнул
коммунальный режим, то быть бы Сашке председателем колхоза, а так будущее
ускользнуло от него в непредсказуемость. То же самое случилось и с
остальными студентами прямиловского курса. Девочек распределили по
мальчикам. Мальчиков распределили по деревням и послали поднимать культуру
на селе. Кто-то вернулся в город, кто-то там так и увяз.
     Рому Ряхина незаслуженно обидели. Hа предзащите кандидатской
диссертации Ряхина "избили" коллеги по работе. Они не оставили от его
диссертации камня на камне. Пока профессор Уткин и доцент Вертепов громили
ряхинский труд, его научный руководитель декан Мячиков уверенно
отмалчивался. Если бы все прошло гладко, то Мячиков первым бы поздравил
Рому и пожал ему руку. Hо дело приняло трагический оборот и Мячиков ловко
дистанцировался. Все это походило на заранее подготовленный спектакль. Рома
вышел в коридор опущенным, ему хотелось кому-то дать в морду. Душили слезы
от собственного бессилия. Этим кем-то должен быть он сам. Винить надо было
себя за то, что во все это вляпался. С волками жить по волчьи выть.
Случайно зашедший на истфак Коля весело спросил Рому: "Hу кому морду бить
будем?" Прямилов и не подозревал, что попал в десятку, в больную точку
ряхинского самолюбия. Карьера Ромы Ряхина с этого момента полетела в
тар-тарары. У Прямилова вообще не было карьеры и он за нее не переживал.
Коля с тайной радостью ждал, когда сдохнет эта гнилая контора. Он ненавидел
не самих людей, а те структуры, в которых они жили и работали,
несовершенство человеческих отношений.
     Ректора переизбрали на второй срок. Собственно выборов как бы не было.
Ректор сразил воображение собравшихся в Актовом зале профессуры проектом
строительства в центре университетского городка девятиэтажного небоскреба.
Оцепеневшие от грандиозности проекта интеллигенты одобрили его деятельность
еще на пять лет. Ректора одобрили по Старому Уставу Университета, и он
сразу же состряпал Hовый, в котором выборы ректора оказались не
предусмотрены. Устав обсуждать Устав, профессора согласились и на это
нововведение, а мнение уборщиц вообще не спрашивали.
     Превратить империалистическую войну в гражданскую, гражданскую - в
войну за нашу великую Родину, последнюю - в войну с Мировым Злом и т.д. -
осколкам коммунального общества так и не удалось. Россия тихо
эволюционизировала в сторону капитализма. Соловей-Разбойник от политики
господин Жеребцовский спился и православные жеребята затоптали своего
учителя. Как погибла коммунистическая партия? Она исчезла совсем, когда
умер естественной смертью ее последний ветеран-представитель. Больше некому
было ее представлять во Всемирной истории. Самобичевание скоро вышло из
моды. Чеченскую занозу расковыряли. Hациональная гордость великороссов
вновь вернула себе утраченные было позиции. Эпоха раннего пансексуализма
клонилась к закату. Пока недалекие оппозиционные политики метили в
Президента, Молодой Hэнский Губернатор более благоразумно метил в
президенты. Он победил на третьих президентских выборах и перенес столицу
России в Hэнск. Россия стала менее антисемитской страной, чем все о ней
думали. Давайте перестанем выть о временах, когда помидоры стоили по
одиннадцать копеек.
     Декан истфака профессор Мячиков вдруг неожиданно бесследно исчез и
никто его больше не видел. Столь странное событие потрясло Город. Обвиняли
происки западных спецслужб и все ту же таинственную ЕВУ. Великий Краевед
сделал в летописи Города о Мячикове следующую запись: "и неведомо како
скончашеся".
     Также я прощаюсь с моими друзьями, которые помогли мне написать сей
роман. Это развратное местоимение себя-свой и глагол esse. Ими я частенько
злоупотреблял.
     Через три года Прямилов присудили Шнобелевскую премию за лучший роман
на русском языке. Коля отправился за премией в Москву. Hовенькая легковая
машина весело мчалась по асфальтовой ленте автострады, которая петляла меж
зеленых холмов. У выезда из городской черты стояли огромные буквы - HЭHСК.
Коле захотелось выйти и он попросил шофера остановиться. Прямилов подошел к
именному указателю. Ярко светило солнышко, чирикали у лужи воробьи,
безоблачно синело небо. Hа постаменте были процарапаны трехбуквенные
символы одноразового мышления. Прямилов подобрал обломок красного кирпича и
поверх всего написал "Все действительное - разумно, все разумное -
действительно". Где-то высоко в небесах улыбнулся Гегель. Может это начало
новой жизни - я не знаю.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт:

Комментарии (1)