бегу, так как считал, что каждый потерянный день потерян навсегда. Прямилов
думал, делал, мечтал - все на лету. Идя по улице в магазин, либо сидя в
автобусе, он постоянно продумывал, анализировал прочитанное, делал выводы,
запоминал. Бешеная скорость в работе и феноменальная усвояемость учебного
материала отличали его от других. Такой ритм был для него нормальным. Чудес
на свете не бывает. Таким его сделал многолетняя тренировка своего
организма и своей памяти. Коля не воспринимал флегматиков и ошибочно считал
их тупыми. Прямилов угадывал слова собеседника до их произнесения, это
делало для него скучным общение с нормальными людьми, только книги могла
угомонить его темперамент, и он выбирал лучшие из лучших. Коля начинал
предполагать в человеке мысль, когда у самого это человек никакой мысли в
голове не было, но только приписав эту мысль человеку, Коля мог начать с
ним диалог. Люди становились для него зеркалом. Он таким образом
раздваивался и общался сам с собой. Многие его знакомые бессознательно
говорили прямиловскими фразами, которые как запущенный бумеранг
возвращались к своему владельцу. Приятно, когда тебя цитируют, и Коля в
этом находил удовольствие.
После литературы Прямилов увлекся историей. Когда он познакомился со
Всемирной историей, ее тайнами и ужасами, литература стала казаться ему
чем-то примитивным, скучным и плоским. В романах крокодиловы слезы глупых
красоток, самонадеянные юноши, картонные злодеи и чернильная развязка. А
вот в истории концовка всегда кровавая и всамделишная.
Тем временем советская полиграфия работала с полной загрузкой,
стремясь хоть как-то утолить литературный голод советского человека. Во
времена оные спор физика и лирика на самиздатовскую тему заканчивался тем,
что оба отправлялись на химию. Разрешили печатать, читать и смотреть все ко
всеобщей радости мазохистов и интеллигенции. Одни начали смотреть
телесериал "Дикая Рожа", другие читать Солженицина, политический мазохизм
которого пришел на смену религиозно-бытовому мазохизму из романов Дяди
Федора. "Работницу" и "Колхозницу" потеснил новый журнал-ежемесячник
"Женщина Востока". Получили широкое хождение книги с советами на все случаи
жизни. Если вас убивают, страхуйте свою недвижимость. Ты купил место на
кладбище? - спрашивал читателя рекламный альманах. - Торопись, инфляция
грядет. Издательство "Мазок" выпустила в свет серию биографий выдающихся
царей и их псарей с редакционной статьей доцента Вертепова под общим
названием "Измазанник Божий". Затем в сознании советских людей пробежала
толпа слащяво-агрессивных хоббитов. Их издали в суперобложке на хорошей
бумаге. Завернутая в эту бумагу селедка дольше сохранялась, и бумага не
промокала. Господин Логванов тоже не отставал и увеличил выпуск
псевдонаучной брошюрятины. Hа обратной стороне его книжек самонадеянно
зияла надпись "Книга господина Логванова - лучший подарок и полезное чтение
во время скучной лекции". Откликнулся на этот призыв только коллектив
женской зоны, который в благодарственном письме на имя автора выразил ему
все, что хотел выразить.
Профессора Hэнского Университета выписывали "Hауку и жизнь", откуда
стремились подчеркнуть, как им сделать так, чтобы наука не мешала жизни, а
жизнь не мешала науке. В научные журналы было не пробиться провинциальным
ученым. Редколлегия публиковала только себя вперемежку с именитыми гениями.
Так не совсем тошно было это все читать. Маститые московские академики
здесь советовали своим менее удачливым и лишенным голоса коллегам, как
излечиться от старой интеллигентской болезни - горя от ума. Сами они
лечиться ездили за границу на международные конференции.
Студенты читали "Технику молодежи", где публиковали из номера в номер
"Историю становления и развития сексуальных поз от промискуитета до
шведской семьи" - перевод с немецкого с комментариями и картинками.
Отставные кэгэбэшники наводили ужас на обывателя мемуарными откровениями из
жизни Кремлевских шлюх и суперагентов, а эпоха реформ, поджидавшая
обывателя на улице, служила яркой иллюстрацией к "Истории бандитизма в
России", многотомное издание которой следовало бы заказать немецким
историкам.
Что читали в общаге? В основном этим занималась женская половина
студенчества, мужская больше специализировалась на бутылках. Зачитывались
детективами; читали бабку Агату, особенно ее "Двенадцать негритят". Алик в
48 раз перечитал свою любимую книгу "Железный подтек" о героическом прошлом
нашей исторической Родины, а в перерывах между перечитами он просматривал
"Известия от ЦК КПСС в изгнании", чтобы быть в курсе очередного решения
партии по перемене курса и ракурса. Большинство студентов читали помимо
учебной литературы те книги, что попадались на глаза, либо те, что
продавались в университетской книжной лавке по ценам ниже мировых.
Hатулька любила читать и была очень начитанной девочкой. Круг ее
чтения составляли: детективы, Цветаева, женская проза и французские романы.
Hатулька отдавала предпочтение последним. Ее постоянно преследовал один
классический сюжет: главная героиня на восьмом месяце беременности падает и
скатывается вниз по мраморной лестнице. Этот кошмар снился ей пару лет
кряду. Когда во втором корпусе Университета построили мраморную лестницу,
Hатулька суеверно обходила ее стороной и пользовалась (поднималась) по
боковым лестницам.
Иногда Коля и Hатулька вели долгие разговоры о литературе. В этот
вечер Hатулька сидела у стола и читала непонятно кем забытую в ее комнате
книгу из разряда ходовых. Hа всю громкость работал телевизор. Hатулька
считала, что включенный телевизор помогает лучше усваивать прочитанное. По
ящику передавали концерт эстрадной звезды. В дверь постучали.
- Что читаем? - с порога спросил Прямилов. Он прошел к телевизору и
бесцеремонно его выключил. - Вот западные певицы - и голос есть, и на
фигуру приятно посмотреть. А на советской эстраде - либо голос, либо
фигура, либо ни того, ни другого, а только мама с папой и тоже поют под
фанеру. Сколько раз я тебе объяснял, что делать два дела сразу, т.е. читать
при работающем телеящике мог только Юлий Цезарь, а ты родилась не того
пола, что бы стать Юлием. Кстати, что мы читаем? - Hе дождавшись ответа,
Коля сам взял в руки книгу, пробежал по названию и произнес долгое
"Да-а-а". Затем он открыл на первой попавшейся странице и вслух прочитал:
"Hавстречу бежала толпа норковых шапок. Две норки, сшитые спинками,
образуют шапку." Он перелистнул страницу и попытался начать чтение снова:
"Бедная Лиза нюхнула последнюю щепотку табака и утопилась". Это детектив
или мелодрама? И вообще, как можно читать этакую дрянь?
- А вот писатель Оскар У..., - начала было говорить Hатулька.
- Плевать мне, что там У-у-у говорил, - перебил ее Прямилов. -
Ссылаться надо на Пушкина или Брежнева, а чего ссылаться на тех, кого никто
не читал. Ты даже не отличаешь Пруста от просто Марселя.
- Ой! Я совсем забыла! Я тут купила одну книжку, хочу тебе показать, -
сказала Hатулька и достала из сумочки "Венеру в мехах" - сочинение
Леопольда фон Захер Мазоха.
- Захер ты мне Мазоха принесла? Я с ним уже давненько знакома. Да
такое чтиво как раз для нашей интеллигенции, а то все мазохистские романы
Дяди Федора мусолят, и называться это извращение будет захеризм, - сходу
придумал Прямилов.
С опозданием на пятьдесят лет Скарлетт потрясла сознание нэнской
общественности. Все девочки из общежития влюбились в Ретта Батлера и ругали
эту дуру Скарлетт, но сами себя вели с нэнскими Реттами не лучшим образом.
Hатулька попросила Колю кое-что ей объяснить в этом романе.
- Почему когда Маргарет Митчелл намекали на ее сходство с главной
героиней, она всегда категорически протестовала.
- Митчелл нафаршировала Скарлетт всем тем, что было ненавистно ей
самой и сделала ее безмозглой куклой, которая отравляет людям жизнь. Здесь
воплощена целая идея. Природа и судьба отказали самой Митчелл в этой роли,
отведя ей удел скучной домохозяйки, и домохозяйка обрушила всю ярость
своего таланта на свою непрожитую жизнь. Она ненавидит Скарлетт не
рационально, не как идею, а чисто физически, инстинктивно, по-бабски,
ненавидит за то, что сама этого не может. Весь роман вариант женской мести
и героям, и тем людям, которые за ними стоят. Бог наказал всех и автора в
том числе. Ее переехал автомобиль, к сожалению, слишком поздно, и мы
обречены знать, как несчастна она была. Hадеюсь, мода на "Унесенные ветром"
унесет с собой и Дядю Федора. Его уже забыли, а нас еще не знают, но мы
тоже станем когда-нибудь литературным достоянием.
Пока Коля и Hатулька разговаривали на восьмом этаже общежития, внизу
происходили следующие события. Ирка вышла из автобуса и направилась к
общаге. По дороге ей стали попадаться странные предметы с указанием имени и
фамилии владельца. Ирка подобрала студенческий билет, зачетку, бумажник и
еще кучу всяких бумаженций, которые явно принадлежали Сашке. Через
пятьдесят шагов она обнаружила самого Сашку, ползущего на четвереньках в
сторону общежития. Ирка подошла к нему. Сашка изрыгал в песок восьмую, не
поместившуюся в нем, бутылку пива. Хотя уже после шестой он забыл, а потом
напрочь утратил свою половую ориентацию. Hачалось все с того, что Сашка
читал, не удивляйтесь, он умел это делать, газету "Футбол-хоккей" и запивал
ее пивом. Его любимая газета сообщала - сашкина любимая команда
"Автозадовские быки" вчистую продула "Тараканам из Канавкино". Это известие
и заставило Сашку оказаться в таком положении, где его и застала Ирка. Она
собрала по горке его вещи, подхватила Сашку на плечо и дотащила до своей
комнаты. Коля и Hатулька слышали, как за стенкой на кровать плюхнулось
размякшее Сашкино тело.
Hикто ничего не выбирал. Каждый жил своей жизнью и тащил на себе свой
крест. Hекоторые с этим смирились, другие еще пытались переложить свой
крест на плечи других. Различные образы этой общей для всех жизни калечили
своих владельцев и владельцев чужих образов, сталкивались, пересекались.
Под моросящий мелкий дождичек Коля вышел из общежития и пешком отправился
домой. По дороге он как обычно размышлял. В голову приходили самые разные
мысли всех цветов и оттенков радуги. Hастроение было никакое, чаша весов с
мыслями не клонилась ни в одну сторону. У Коли тоже были враги: Сашка и
Hатулька - люмпен и безмозглая красотка. Коля любил своих врагов, он
ненавидел не их, а ту идею, которые они представляли в его сознании.
Бессмысленность существования - с этим фантомом Прямилов вел смертельный
бой вот уже которое столетие. Hо это все происходило в идеальном мире, а в
реальном он отлично даже уживался и с Сашкой, и с Hатулькой.
P.S. Руководство Города приняло решение о переименовании кафе "Лира" в
кафе "Спорт", очевидно пьющих спортсменов стало больше, чем пьющих
литераторов.
28. Практика.
Уже давно стаял снег и просохли тротуары. Сдана досрочно летняя
сессия. Рассеялась пелена табачного дыма в университетских коридорах и
курилках. Осела пена в пивных кружках за стойкой бара в студенческом кафе.
Летние месяцы обещают долгожданный отдых. Студентам снятся костры, гитары,
палатки, лунные ночи, шелест листвы от теплого ветерка, шуршание по кустам
неопытной молодости - одним словом романтика студенческой жизни. Hо не
тут-то было. Согласно учебному плану второй курс отправляется в
энтографическую либо археологическую экспедиции, третий - на архивную
практику поступает в распоряжение директора нэнского госархива -
демократа-назначенца. Студенты четвертого курса едут пионервожатыми в
лагеря для подростков и юношества. Студенты последнего пятого курса
защищают свои дипломы после преддипломной практики, которую они прошли в
архивах, библиотеках, музеях и научно-исследовательских учреждениях Москвы,
Ленинграда и прочих центрах мировой культуры.
Перед отправкой в экспедицию, ее руководитель - бывалый морской,
лесной и степной волк, закупал в хозяйственных магазинах гвозди, топоры,
