пламя. - Давай я помогу тебе вылезти.
- Не подходи! - в отчаянии заговорила мать. - Не подходи! Лучше пойди к
Крутицким и позови кого-нибудь на помощь.
- Да что ты, мам. Я сам тебе помогу. У Крутицких тоже дом развалился,
видишь, дым валит.
Генрих подошел к обломку стены и взялся руками за ее края. Он явно ощущал
на лодыжках горячее дыхание матери.
Господи, дай мне сил, попросил мальчик и напряг мышцы. Он почувствовал,
как от напряжения ногти врезаются в крошащийся кирпич, как трещат суставы в
коленях и сердце колотится в висках. Интересно, в какой комнате отец? -
подумал Генрих и еще более напрягся, так что мочевой пузырь не выдержал и
горячая струя потекла сквозь брючину... Стена поддалась. Он мало-помалу
приподнимал ее, придерживая коленями, а затем подпирая грудью, пока
кирпичная кладка не встала на попа...
Мальчик выволок из-под обломков мать и потащил ее за влажные подмышки к
лопухам. Все ее тело, от ребер до ступней ног, было расплюснуто и
превратилось в кровавое месиво из переломанных костей и разодранной плоти.
Генрих широко открытыми глазами смотрел на то, что осталось от его
матери, и ловил себя на мысли, что бараньи котлеты отныне станут самым
ненавистным ему блюдом.
- Зря ты на меня смотришь, такую... - сказала мать.
Из ее рта вытекла струйка крови, и она испустила дух.
Генрих заплакал. Он понимал, что мать умерла, что у него не хватит уже
сил, чтобы откопать отца, а оттого слезы текли водопадом и вся
неподготовленная душа скулила от первого горя.
Он отполз от матери и, заглядывая под обломки, сквозь рыдания стал звать:
- Иван Францевич!.. Папа!.. Пожалуйста!..
Отец не отзывался, и Генрих потерял сознание...
От двух толчков Генрих Шаллер потерял родителей и родной дом, но зато
осознал свою природную способность к поднятию тяжестей.
В доме дяди, тоже Шаллера, брата отца, Генрих начал развивать физическую
силу.
Он поднимал все тяжелые предметы, попадающиеся ему под руку, - от
увесистых деревянных брусков до чугунных тисков, стоящих в мастерской дяди.
- Расти не будешь, - предупреждал дядя.
- Ничего, вырасту, - отвечал Генрих, поднимая чугун над головой.
Мышцы подростка наливались яблочной крепостью, грудная клетка раздавалась
вширь, растягивая рубашки до треска, а плечи становились покатыми.
Первые свои гири Генрих приобрел, когда ему исполнилось шестнадцать лет.
В Чанчжоэ приехал цирк-шапито, в котором гвоздем программы был известный
силач Дима Димов, способный удержать на своих плечах восьмерых взрослых
мужчин.
- Нужны ежедневные тренировки! - говорил мальчику Димов. - По
определенной системе.
- А вы не подскажете мне эту систему? - спросил Генрих, с восхищением
разглядывая гору мышц, которыми то и дело поигрывал силач.
- Три рубля, - ответил Димов.
На следующий день ученик принес учителю деньги и получил несколько
рукописных листов с неуклюжими картинками, из описания которых следовало,
как именно надо тренировать тело.
- И бросьте, молодой человек, всякие свои деревянные чурки. Вес должен
быть строго определенным и лучше всего заключаться в металле, а не в дереве.
Чтобы вы видели, что боретесь с чугуном, а не с какой-то осиной! Поднимайте
гири и штанги.
- У меня их нет, - ответил Генрих.
- Двенадцать рублей.
- За что?
- За две пудовые гири.
- За две гири - двенадцать рублей?! - удивился подросток.
- Это не просто гири - это гири Димы Димова, - пояснил артист и, что-то
прикинув в уме, сказал: - Ладно, несите одиннадцать с полтиной... Дима Димов
не какой-нибудь скупердяй. Дима Димов - самый сильный человек на этом
полушарии, а оттого самый добрый.
- А кто самый сильный на том полушарии? - полюбопытствовал Генрих.
- А... - махнул рукой силач. - Джо Руперт... черномазый...
- И в чем его сила?
Дима Димов недовольно посмотрел на мальчика:
- Что вы все время задаете вопросы, молодой человек? В вашем возрасте
нужно слушать то, что вам говорят, а не любопытствовать чрезмерно... Будете
покупать гири?
- А нельзя ли чуть уступить в цене? - спросил Генрих, сконфузившись.
- Опять вопрос, - тяжело вздохнул Димов. - Никак нельзя... Если только
еще полтинничек сбавлю.
На следующий день Генрих купил у силача две пудовые гири. Он стал
тренироваться каждый день, используя инструкции, написанные Димовым. В
короткое время ноги юноши раздались, распираемые стальными мышцами, и при
ходьбе терлись ляжками друг о друга. Через двадцать с лишним лет на эти ноги
и обратила внимание Лизочка Мирова, пораженная их мощью.
5
Интернат для детей-сирот имени графа Оплаксина, погибшего в боях за
собственную совесть, располагался на большом холме, с которого превосходно
был виден весь город. Это было огромное мрачное здание, построенное на
отчисления от куриного производства три года назад.
Что касается названия интерната, то дадено оно было ему в честь корейца
Ван Ким Гена, а произошло это именно вот как...
С давних времен в Чанчжоэ существовала колония корейцев. К сегодняшнему
дню численность ее обитателей составляла примерно пять с половиной тысяч
особей.
Как и когда корейцы появились в городе, никто не помнил, а в старых
летописях об этом умалчивалось.
Корейцы прижились в Чанчжоэ благодаря своей исключительной
работоспособности.
Почти все мелкие бакалейные лавки и магазины принадлежали маленьким
человечкам с раскосыми глазами, а потому в городе этот народец почти
уважали. Все не очень зажиточные горожане отоваривались именно у корейцев,
потому что это было дешево в сравнении с большими магазинами, такими, как
УМамедов сыры или УКуприянов и Шниткеы. Хозяйки могли приобрести в лавках
все, что угодно, - от кочана капусты до моллюсков в лимонном соусе,
проложенных травкой чу, дающей энергию для тела и улучшающей зрение...
Удивительной чертой в этом мелком народце была исключительная взаимопомощь,
в таких масштабах, какие не свойственны русскому человеку. Как утверждала
городская таможня, в Чанчжоэ ежегодно прибывала пара сотен новых корейцев,
невесть какими путями забредших в эти края. В основном это были грязные и
оборванные людишки с детьми, не имеющие и копейки в кармане. Община
встречала их ласково и всем без исключения давала беспроцентные ссуды,
позволяющие новичкам завести свое дело. Таким образом, город пополнялся
новыми лавчонками с удивительно низкими ценами на товар. Если же новичок
оказывался нечистоплотным и пытался скрыться со ссудой в других краях, то
его отрезанную голову с вбитым в рот колом обычно находили в пруду, что
напротив городского совета. Впрочем, такие случаи были крайне редки, и
следствие по ним неизбежно заходило в тупик, так как корейцы практически не
говорили по-русски, а потому не могли давать свидетельских показаний.
Как и у всех малых народцев, приживающихся на чужих землях, у корейцев
были свои проблемы, связанные с некой Чанчжоэйской национальной
организацией, не терпящей весь этот косоглазый сброд, отбивающий у настоящих
аборигенов хлеб.
Организация представляла собой пять-шесть сотен необразованных мужиков,
много вкалывающих на земле и не понимающих, почему за столь тяжелую работу
они получают столь малые доходы. Организацию возглавлял купец Ягудин -
огромного роста детина с рыжей бородищей, изрядно богатый, но чрезвычайно
нетерпимый к инородцам. Он и будоражил мужичьи головы, натравливая их
недовольные помыслы на расправу с корейцами.
- Бейте косоглазых! Колите их животы вилами! - громовым голосом призывал
Ягудин. - От них все беды ваши! От этих вонючих желтушников! Они загребают
ваши денежки и травят ваших детей гнилыми продуктами! Смерть черноголовым!
Несмотря на столь убедительные призывы, стычки аборигенов с чужеродцами
происходили нечасто, и на это были свои причины. Пять лет назад купец Ягудин
собрал свое необразованное войско, вооруженное кто чем, и на праздник
Пусилот повел его к корейскому кварталу на окончательную расправу. Когда
разгоряченная орава вывалилась на площадь в корейском районе, разгромив по
пути несколько магазинов и пустив кишки их хозяевам, когда пролитая кровь
захмелила рассудки погромщиков и катастрофа, казалось, была неизбежной,
навстречу извергам из мясной лавочки вышел седоволосый старичок по имени Сим
Бин Ген и, вознеся руки у небу, на русском языке обратился к озверевшим
боевикам. Он успел сказать лишь несколько слов, после чего камень величиной
с грецкий орех, выпущенный из пращи, размозжил ему голову. А слова были вот
какие:
- Мы не отбилай васы денески! Мы не тлавим васых детисек! Вы залабатывай
мало-мало денесек, потому сто мало-мало лаботать и мало-мало думать!.. Мы
холосый и доблый налод! Мы длузно зыть с лусскими!..
Когда старичок упал замертво, окна всех домов, расположенных на площади,
в слаженном порыве открылись и из них высунулись сотни ружейных стволов.
Раздался чей-то воинственный крик типа Усап сей!ы, и оглушительный залп
разогнал всех ворон в радиусе десяти верст. Четвертая часть нападавших после
первого залпа пали ранеными и убитыми на булыжную мостовую, а остальные в
жуткой панике и со страшным воем забегали по площади, стремясь укрыться от
корейского гнева. После второго залпа стены домов до первого этажа
окрасились кровью, а стекла окон были забрызганы мозговым веществом.
- Сап сей! - последовал клич, и третий залп оставил в живых лишь
несколько десятков погромщиков, да и те были либо ранены, либо ползали в
кровище в невменяемом состоянии, высунув от ужаса языки до колен.
Четвертого залпа не последовало. Раненым и уцелевшим дали возможность
уползти с площади. Среди них был и Ягудин. Совершенно уцелевший, с
перекошенной от злобы физиономией, он уносил ноги, клянясь мстить косоротым
до конца своих дней... Корейцы сами убрали трупы, отмыли булыжник, так что к
прибытию властей площадь сияла первозданной чистотой.
После кровавой расправы русские экстремисты более не решались на открытые
стычки с поселенцами, а действовали чаще исподтишка, подкарауливая
какого-нибудь корейца на нейтральной территории и сворачивая ему голову,
словно дурной курице.
Тот старичок, по имени Сим Бин Ген, пытавшийся усмирить бандитов и
погибший от пращи, приходился дедом Ван Ким Гену, в честь которого и был
назван интернат.
Ван Ким Ген был молодым человеком лет двадцати пяти, прекрасной
наружности, что выгодно отличало его от соплеменников. Его можно было
назвать даже высоким. Телосложение молодого мужчины было аполлоновым, хотя
он не прикладывал к этому ровно никаких усилий, - природа сама постаралась
придать ему невиданную красоту, лишив для этого примечательности не один
десяток сородичей. На плече Ван Ким Гена синела наколка, изображающая
дракона с открытой пастью, извергающей огненный смерч. Миндалевидные глаза
корейца смотрели открыто и ласково, а прямой нос над тонкими губами придавал
взгляду мужественности, отличающей красивого мужчину от просто красивого
юноши.
Безусловно, внешность Ван Ким Гена была азиатской. Но даже среди самых
некрасивых и безликих народов есть самородки красоты, способные поразить
воображение самого взыскательного к прекрасному европейца. Таким самородком
и был Ван Ким Ген.
В Ван Ким Гена были влюблены многие молодые девушки и женщины всех
сословий, тайно желающие прикоснуться к его плоскому животу своими
