Мальчик тщательно прицелился и спустил курок. Заряд с грохотом угодил в
пестрого петуха. Его голова, словно тухлый помидор, разлетелась на множество
ош-метков, а обезглавленное тело в предсмертных конвуль-сиях забегало по
мокрой траве, обливая кровью испу-ганных сородичей, бросившихся врассыпную.
- Есть! - заорал Джером во все горло. - Да! Да! Да!
Он рванулся вдогонку за убегающей жертвой, догнал ее, навалился всем
телом и, пачкаясь в густой крови, дождался последних петушиных судорог.
Если бы кто-ибудь в этот момент видел Джерома, то понял бы, что мальчик
счастлив этой минутой. Его лицо лучилось диким восторгом, губы растягивала
ши-рокая улыбка, а пальцы, сжимающие мертвую тушку за ноги, так и тряслись
от возбуждения.
Джером вытащил из-под ремня бутылку и принялся цедить в нее кровь из
петушиного горла, давя на тушку коленом.
- Вот ведь как мало в курице крови, - думал Джекарства, являющегося
сильнодействующим ядом. А уж он найдет ему применение.
Мальчик еще немного замедлил шаг, давая монаху возможность оторваться...
Потом обошел монастырь по правую руку и отыскал пригорок невдалеке от речки,
за которым было удобно устроить засаду. Он улегся на землю и стал наблюдать
за курами, пасущимися на пло-дородном берегу. Их было в этом месте великое
множе-ство. Всех мастей и величин, глупые в своей безмятеж-ности в этот
вечерний час, они представляли собой ве-ликолепные мишени... Джером
осторожно достал из кармана самопал и дробь. Насыпал в трубочку серы и
отсчитал три дробины. Оглядевшись еще раз по сторо-нам, оттянул боек и
приготовился к стрельбе, приметив двух жирных петухов, черного и пестрого,
которые так важно вышагивали в траве, как будто только что узнали о
присуждении им Нобелевской премии в области физики.
Мальчик тщательно прицелился и спустил курок. Заряд с грохотом угодил в
пестрого петуха. Его голова, словно тухлый помидор, разлетелась на множество
ош-метков, а обезглавленное тело в предсмертных конвуль-сиях забегало по
мокрой траве, обливая кровью испу-ганных сородичей, бросившихся врассыпную.
- Есть! - заорал Джером во все горло. - Да! Да! Да!
Он рванулся вдогонку за убегающей жертвой, догнал ее, навалился всем
телом и, пачкаясь в густой крови, дождался последних петушиных судорог.
Если бы кто-нибудь в этот момент видел Джерома, то понял бы, что мальчик
счастлив этой минутой. Его лицо лучилось диким восторгом, губы растягивала
ши-рокая улыбка, а пальцы, сжимающие мертвую тушку за ноги, так и тряслись
от возбуждения.
Джером вытащил из-под ремня бутылку и принялся цедить в нее кровь из
петушиного горла, давя на тушку коленом.
- Вот ведь как мало в курице крови, - думал Джером. - И стакана не
наберется!
Не то что в человеке - четыре литра! А в лосе, наверное, крови два
ведра!.." Отбросив обескровленное тельце, мальчик отер бу-тылку от крови и
перьев и, успокаиваясь, вновь залег за пригорок.
На этот раз ему пришлось ждать гораздо долыпе. Куры, испуганные грохотом
самопала, перекочевали подалыпе и теперь клевали возле самой реки, но все
ясе зернышко за зернышком приближались к лобному ме-сту.
- Вот твари безмозглые, - думал Джером. - Можно тысячу перестрелять, а они
так и не поймут, что проис-ходит... Лось непременно убежал бы с этого места
и ни-когда бы впоследствии к нему не приближался, а эти - прожорливые -
ползут на смерть".
Джером перезарядил самопал и прицелился в кудах-чущую птицу.
На этот раз он попал курице в крыло. Жирная тварь завопила в гневе,
хлопая по боку здоровым крылом, за-крутилась на одном месте, пытаясь
избавиться от боли.
Мальчик проворно выбежал из засады, прыгнул на раненую курицу и в одно
движение скрутил ей голову. Затем повторил ту же процедуру, что и с
предыдущей жертвой, - выдавил в бутылку теплую кровь и тща-тельно заткнул
горлышко пробкой.
Джером уходил в засаду и стрелял, пока не кон-чилась сера и дробь. Ему
удалось подстрелить еще шесть птиц. Дважды, когда совсем стемнело, мальчик
промахивался, что приводило его в бешенство. Тогда он лежал на земле, смотря
в небо, и ждал, пока самообла-дание не вернется к нему.
Бутылка на три четверти наполнилась густой кро-вью, чернеющей на глазах.
Джером спрятал ее за ре-мень, согревая стекло теплом своего живота, и
от-правился в обратную дорогу.
- Ужин я пропустил, - думал мальчик. - Кто-нибудь из самых прожорливых
сожрал мою свекольную котлету и будет мочиться завтра борщом... Обидно, если
на ужин все-таки дали картофельное пюре с селедкой..." Джером взглянул на
небо и увидел в нем луну - пол-ную и со щербинками по краям.
- Пожалуй, двенадцатый час уже, - прикинул маль-чик. - Весь интернат спит,
и входные двери заперты. Придется лезть через окошко туалета. Оно не
запирает-ся на ночь, проветривая помещение от хлорки и давая возможность
припозднившимся попасть в свою кро-вать... Хочу быть министром иностранных
дел у деся-тилетнего Базеля, коронованного на престол в прошлом месяце. Я
мог бы ему многое рассказать про свои мыс-ли. Десятилетние еще не могут
думать по-настоящему, а потому нуждаются в помощи. А взрослый ребенку не
помощник.
Взрослый всегда - диктатор!.. Я бы расска-зал Базелю, что есть в жизни
вещи куда интереснее иг-рушек, например уничтожать кур. Базель бы выдал мне
настоящее оружие, из которого бы я уж наверняка не промахнулся... Первым
моим указом было бы запреще-ние разводить кур и разрешение на неограниченный
от-стрел одичавших... Я бы выдвинул ультиматум всем го-сударствам, чтобы они
в две недели уничтожили всех кудахтающих птиц! Если же те не подчинятся -
война!
Война на полное уничтожение..."
8
Генрих Иванович сидел на террасе и пил пустой чай. Был первый час ночи,
но полковник чувствовал, что ближайшие два часа сна не будет и что если он
сей-час ляясет, то лишь напрасно промучается. До ушей доносился стрекот
пишущей машинки, слегка раздра-жая. Раздражение не относилось к разряду
механиче-ских шумовых воздействий. Скорее, Шаллера неприят-но волновала
интрига, скрывающаяся под непонятны-ми словосложениями, изобретенными Еленой
Белец-кой. Полковник подсознательно боялся, что изобрете-ние имеет свой
смысл, что оно может в конце концов оказаться великим и Лазорихиево небо
запылает кро-ваво не для него, призывая супружницу прикоснуться к истине. 1
Шаллер допил чай и отправился в ванную комнату. Он открыл кран с горячей
водой и добавил холодную, смешивая струи до нормальной температуры. Затем {
бросил под струю английские шарики с персиковым маслом и квадратик
прессованной соли, способной ус-покаивать нервную систему.
Пока ванна заполнялась водой, Генрих Иванович вышел на улицу и подошел к
беседке, где в полной темноте Белецкая неутомимо щелкала клавишами пи-шущей
машинки. Он подошел к жене сзади, некото-рое время смотрел ей на затылок,
что-то прикидывая в уме. Затем взял ее за подмышки и поднял со стула. Елена
слабо застонала, пытаясь дотянуться до листов бумаги.
- Я тебя верну обратно, - зашептал полковник. - Нельзя же так! На кого
стала похожа.
Он поднял жену на руки, ощущая, как легко ее тело, как чувствуются
косточки под тонкой кожей. Бе-лецкая слабо сопротивлялась, а когда Шаллер
понес ее к дому, она заплакала.
Он внес жену в ванную и посадил на турецкий стульчик. Она невидящим
взглядом уставилась в коле-ни полковника и слабо взмахивала руками, словно
ди-рижируя.
Печатает, понял Шаллер.
Он стал раздевать жену. Не торопясь, осторожно расстегнул пуговички
платья и стянул его через го-лову Елены, ощущая кожей скопившуюся в материи
грязь.
Полковник бросил платье на пол и почти сдер-нул с Белецкой нижнее белье с
истлевшими кружева-ми. Обнаженное тело Елены пахло осенью, а точнее,
осенними листьями, пролежавшими всю зиму под сне-гом.
Шаллер опустил Елену в ванну, и жена опять засто-нала.
- Ничего-ничего, - проговорил полковник, с инте-ресом разглядывая ее
тело.
Так и недоразвившаяся грудь теперь и вовсе по-блекла, а бесцветные соски
от воды сморщились. Еле-на столь исхудала, что ребра выступили далыпе, чем
грудь, а угловатые бедра, казалось, способны издавать металлический звук при
соприкосновении со стенками ванны.
Генрих Иванович стал набирать пригоршнями горя-чую воду и поливать ею
плечи жены, наблюдая, как по ним бегут крупные мурашки, спускаясь по груди к
низу живота, горящему слегка потускневшим золотом.
Он намыливал тело жены ласково и осторожно, словно это была кожа
младенца, всего лишь неделю назад появившегося на свет. Благоуханной пеной
на-мазывал подмышки Белецкой и тщательно выбривал детей-cирот имени Графа
Оплаксина, погибшего в боях за собственную совесть, слависту Теплому,
известному городскому дешифровщику.
Полковник заснул. Все его болыпое тело рассла-билось на прохладных
простынях, широченная грудь вздымалась спокойно и равномерно, а голова в
первые минуты сна была свободна от сновидений.
9
Джером подошел к зданию интерната. Ни одно окно не горело, а потому он,
тихо ступая, зашел со двора, за-брался на карниз и пошел по нему к туалетной
комнате. Он широко раскинул руки по стене, чтобы сохранить равновесие, и
маленькими шажками приближался к цели. Мальчик представил, что под его
ногами разверз-лась пропасть, и если он сделает неверный шаг, то его тело
разобьется о скалы и он уже никогда не сможет ду-мать.
Джером успешно добрался до незапертого окна, за-брался на подоконник и
спрыгнул на пол туалета.
- Ой! Кто это?! - услышал он испуганный голос.
- А ты кто? - в свою очередь спросил Джером.
- Я... я- Солдатов из второго класса, - ответил испуганный голос.
- А я - Джером из седьмого... Ты чего здесь дела-ешь?
- Сижу.
- А чего сидишь?
- Ты меня так напугал, что я мимо сделал...
- Не бойся! Я никому про это не скажу. Но и ты меня не видел. Понял?
- Понял, - отозвался Солдатов и грустно вздохнул. Джером вышел из
туалетной комнаты и, придержи-вая на животе бутылку, тихо побежал по
коридору к спальням. Заглянул в свою комнату, учуял испорчен-ный воздух и
понял, что Супонин тоже вернулся и уже спит. Мальчик осторожно затворил
дверь и на цыпочках пошел к комнате, расположенной на другой стороне
ко-ридора. Он вошел в спальню, остановился посреди, при-слушиваясь к дыханию
спящих, затем вытащил из брюк бутыль, прислонил стекло к щеке, пробуя,
согрелась ли кровь, подошел к кровати у окна и склонился над ней,
рассматривая лицо спящего Бибикова. Гераня спал крепко, словно убитый. Он
поджал под себя жирные ко-ленки, а толстая ладошка лравой руки покоилась под
свинячьей щекой. Рот Бибикова был приоткрыт, и от краешка губ к подушке
тянулась дрожащая слюнка.
Джером открыл бутылку и осторожно стал поли-вать куриной кровью лицо
Герани.
Поскольку кровь на-грелась на животе, Бибиков не учуял ее липкости на
своей физиономии и продолжал спать молодецким сном. Джером полил его щеки и
шею, остатками измазал по-стельное белье и засунул опорожненную бутыль под
кровать.
Потом мальчик присел на краешек матраса своего одноклассника и мягко
потрепал его по плечу. Бибиков открыл глаза, чмокнул губами и втянул в себя
слюну.
- Ты чего? - чавкнул он спросонья.
- Ты весь в крови, Гераня.
- Чего?
- У тебя из горла кровь хлещет, Бибиков, - пояс-нил мальчик.
Гераня сел в кровати и только сейчас почувствовал на своей коже липкое
вещество, стекающее к брюху. Он мазнул по своему лицу пятерней и понюхал.
- Кровь, что ли? - произнес Бибиков удивленно. - Откуда? - попробовал на
вкус.
