И Зренн схватил меня за волосы и откинул мою голову назад, чтобы
золотая маска мог посмотреть.
Этот человек был их принцем, и они называли ею Джавховор, Высокий
Повелитель - титул короля. Его золотая маска несколько напоминала
бронзовые маски солдат тем, что она изображала такую же странную птицу,
феникса, они также величали его Кортис Феникс Джавховор. Его глаза были
защищены янтарным стеклом, но шея и пальцы, унизанные кольцами, были
узловатыми, стареющими. Он, как и люди в крепости, тоже был достаточно
стар, чтобы помнить черты Вазкора.
Но, казалось, он помнил. Его рука дернулась к закрытому маской лицу,
невольный жест, как если бы он хотел сдернуть ее передо мной, как его
командиры перед ним. Но он сдержал себя и вполголоса, слишком тихо, чтобы
они услышали, думая, что я не знаю их языка, невнятно проговорил:
- Я никогда не думал встретить тебя снова в этой комнате, Черный
Волк, Черный Шакал Эзланна.
Тогда я догадался, почему я снова обрел их язык, или вообразил, что
догадался. Я заглянул в его глазные прорези.
- Неужели? - сказал я. Он громко вскрикнул при этом. Я сказал: - И ты
называл моего отца шакалом в лицо? Или, скорее, ты глодал кости со стола
шакала и бегал за ним по пятам, как собака?
Даже Зренн отступил от меня на шаг. Я поднялся на ноги. Строя, я был
гораздо выше, чем Кортис Феникс Джавховор.
Он гневно посмотрел мимо меня и закричал на них:
- Вы знали, что он владеет нашим языком?
Зренн запнулся, справился со своим шоком, и сказал:
- Мой повелитель, он никогда до этого не произносил ни слова на нашем
языке. Должно быть, он научился у моей родственницы или у моуи, может
быть, которые знают немного...
- Я ни у кого не учился, - сказал я, наблюдая за Кортисом. - Во мне
говорит мой отец. Это Вазкор.
Несмотря на мои путы и неосведомленность, во мне поднялась волна
такой обжигающей гордости, что я не боялся никого из них. Было бы разумнее
бояться, бояться и молчать, но я как будто надышался наркотика до
одурения. И все это время я ощущал его рядом, темную огненную тень,
излучение моего отца. Я помнил только наследственный дар волшебной силы,
который должен идти от него, и как я убил человека с его помощью. Мне
нужно было только потянуться за силой, и я найду ее. Все люди, вероятно,
должны иметь божество. Для меня, до сих пор безбожного на протяжении всей
жизни, Вазкор стал единственным истинным богом.
Кортис выпрямился передо мной. Его горло скрипело, как у старика в
суровую зиму.
- Очень хорошо. Ты семя Вазкора. Ты каким-то образом владеешь нашей
речью, что очень хитроумно с твоей стороны. А твоя мать - какая-нибудь
женщина из крарла?
Я небрежно сказал, частично, чтобы испытать его и тем самым узнать
побольше о своей наследственности:
- Нет, никакая не женщина племени. Женщина из города. Женщина с
белыми волосами и белыми глазами. Жена Вазкора.
Музыка, которая играла все это время где-то во дворце, невидимый
оркестр, именно в этот момент прекратилась, как по сигналу.
- Тогда ты сын Уастис, - сказал Кортис. - Это правда, она была
альбиноска, и ее чрево было им заполнено. Значит, она избежала гибели при
крушении башни? Это она научила тебя нашему языку? Жива она или мертва?
За моим плечом раздался женский голос. Он был похож на голос той,
которую он назвал, и волосы мои встали дыбом. Но это была не моя
мать-рысь, возникшая из воздуха, это была Демиздор.
- Джавховор, не слушай этого лжеца. Я никогда не учила его нашей
речи, но иногда я употребляла ее, а он хитрый и быстрый, этот человек, он
научился от меня. Истории о Вазкоре и Уастис я тоже рассказала ему. Я не
считаю его посевом Вазкора, несмотря на его сходство. Он держал меня как
свою девку в вонючих палатках варваров, он осквернил меня, и я должна была
соблюдать обычаи его слабоумной расы, чтобы сохранить свою жизнь. Из этого
ада меня спасли мои родственники.
Я сохранил спокойствие, но у меня свернулись кишки от ее крика. Она
была всего на шаг позади меня, но я не мог обернуться и посмотреть на ее
не скрытое маской лицо, ее бледную лихорадку, ее глаза и ненависть.
- Джавховор, - сказала она тише, часто дыша, - твои родные убили себя
из-за этого лживого дерьма. Мой повелитель был одним из них. Я умоляю о
мщении, - она задохнулась и начала плакать.
- Нет необходимости умолять о мщении, - сказал Кортис; он уже овладел
собой. - Кто бы и что бы он ни был, он будет наказан. - Его глаза
обратились ко мне. - Ты понимаешь?
- Я понимаю, что в Эшкореке женщины - гадюки, а мужчины - собаки,
гуляющие на задних лапах.
Он ударил меня тыльной стороной ладони, как будто это был небрежный
удар, просто чтобы проучить глупого раба за оплошность, и его бронзовая
гвардия схватила меня. Зренн приказал им снова распластать меня и тащить
за мои веревки на потеху хозяину и себе самому.
Снаружи мне позволили идти. Теперь мы спустились в самый низ дворца,
в сырые подземные помещения. В одном из них, настолько же крохотном,
насколько верхний зал был громадным, мои веревки были заменены на оковы,
которые соединялись с кольцами из черного металла, вделанными в мокрые
каменные стены.
Когда мои стражники ушли и унесли свет, начали заглядывать крысы, но
ни одна еще не подходила слишком близко. Однако камера не улыбалась мне в
случае, если у меня пойдет кровь.
Сцена в зале снова прошла перед моим мысленным взором, ужас золотой
маски, моя гордость, требования Демиздор. Она представлялась мне теперь
галлюцинацией. За моим плечом не было больше тени, которая руководила бы
мной. У меня была сила убить Эттука, но, казалось, недостаточно было сил,
что разорвать свои собственные путы.
Я забылся коротким сном и, проснувшись, обнаружил, что крысы
подступили к моим ногам широкой приливной волной. Я полоснул своей цепью
по красным звездам их глаз, и они разбежались с писком ждать, пока я снова
успокоюсь.
Я думал о Тафре, как она плакала, в муках рожая ребенка Эттука, и о
Демиздор, заплакавшей, когда она поверила, что убила меня.
Мне было любопытно, проливала ли когда-нибудь слезы свиноматка, что
родила меня.
3
Три бронзовых стражника вошли в коридор за стеной камеры и открыли
металлическую дверь. На этот раз меня разбудили их факелы и звук их шагов,
а не крысы, что явилось некоторым разнообразием.
В дверях стоял Кортис. Почему-то я ждал его посещения и не был сильно
поражен. Он вошел в камеру, поставил один из факелов в ржавую корзинку, и
стражник закрыл дверь и удалился на порядочное расстояние. Предстояла,
похоже, частная аудиенция.
Факел неярко освещал Золотое лицо Кортиса и золото его крупных
колец-печаток. Он сказал:
- После роскошной ночи, которую ты, несомненно, провел здесь,
возможно, твоя семейная история несколько изменилась.
- Правду нельзя изменить, - сказал я, - но я ничего особенного от
вашего гостеприимства не ожидал. У вас во всех комнатах крысы. Некоторые
пищат, а некоторые носят золото на мордах.
На этот раз он не ударил меня.
- Твой отец, - сказал он, - ответил бы более осторожно.
- Мой отец убил бы тебя взглядом.
- Да. Это достаточно верно, - заметил он спокойно. Он немного
отвернулся, вглядываясь в прошлое. - В дни славы в Белой Пустыне, когда
Союз еще существовал, я был племянником Джавховора Эшкорека, и я не был
доволен. Однажды на закате солнца, когда я отправился на ястребиную охоту
в пустыне, моя группа встретилась с компанией из Эзланна и в ней был
Вазкор. Они пришли на весенний отлов лошадей, потому что лучшими конями
были дикие кони Эшкорека. Он был очень молод, не многим старше, чем ты,
мой дикарь; но у него был язык, язвительный, как укус гадюки, а его глаза
заставляли верить в его мудрость. Я слышал, что в нем была рабская кровь,
что-то от Темного Народа, что вполне может быть. Я также слышал, что он
колдун, и в этом я никогда не сомневался. Мы провели ту ночь вместе на
краю пустыни, и он составил для меня план, кусочек за кусочком, как
складывание картинки-головоломки. Однако прошло несколько лет, прежде чем
богиня своевременно поразила моего дядю, и Вазкор усадил меня в
королевское кресло Эшкорека. - Он снова взглянул на меня. Казалось, он
обязан рассказать мне эту историю и устал от нее, и ему надоело
рассказывать ее, потому что я видел, что он говорил об этом много раз
самому себе. - Когда власть Вазкора пошла на убыль, когда он зарвался, я
объединился с пятью городами Союза. Я не думаю, чтобы он особенно
ненавидел меня; он был не способен на ненависть, так же как не был
способен получать удовольствие. Ни один мужчина не значил для него
столько, чтобы вызвать в нем ненависть, и ни одна женщина. Кроме одной,
может быть. Уастис. Я никогда не видел ее, возродившуюся богиню Эзланна,
но я думаю, ее сила равнялась его силе, и если она осталась жить после
него, тогда, несомненно, она тоже предала его, как это сделал я.
Он подошел к факелу и снова взял его, потом близко подошел ко мне,
разглядывая мое лицо. Было видно, что ему пришлось собрать для этого все
свое мужество, глаза его за янтарным стеклом были неподвижны и широко
раскрыты.
- Сын Вазкора, - сказал он, - если в тебе есть его колдовская сила,
лучше примени ее. Эшкорек расколот на фракции, и я уже не единственный
человек, которому поклоняются как Джавховору. Но в одном мы едины. Убить
тебя по кусочку будет изысканным блюдом для тех из нас, кто узнал только
мрачные последствия битв Вазкора.
Его голос, мертвенно спокойный и пустой, как сухой колодец, заставил
меня внезапно испугаться предстоящего мне так же, как я не боялся его
раньше. Там, где была эта пустота, казалось, нет надежды на послабление и
никакой надежды на милосердие. Я бы предпочел брань Демиздор, которая (я
думаю, что уже тогда знал это) была всего лишь облаченной в другую форму
любовью. Я сглотнул, потому что в горле был привкус болиголова.
Я сказал:
- Значит, они не верят, что я Вазкор?
- Тебя испытают, - ответил мне новый голос.
Я повернул голову и увидел Зренна. Он вошел, крадучись, тише кошки.
На нем не было больше черной одежды и серебряной маски-черепа, он был одет
в костюм цвета охры, расшитый изящными девическими орнаментами, и в
серебряную маску-лису.
Кортис тоже повернулся.
- Ну, какие новости?
Зренн поклонился. Во лбу маски лисицы сверкал желтый топаз.
- Гонец отправлен, мой Джавховор, и вернулся. Немарль, а также Эрран
согласны встретиться с нами, как ты предполагал, но прежде они послали
человека посмотреть на нашего пленника. Их предосторожность делает им
честь, мой повелитель, ты согласен?
Кортис сказал:
- Этот человек здесь? Тогда пусть входит. Чего ждать? Церемонии?
Зренн подал знак в коридор. Один из стражников позвал другого, и
снова раздался топот ног, и факелы осветили проход. Вскоре вошел посланец.
Его одежда была даже более истрепанной, чем потертое великолепие Феникса и
его командиров, а маска у него была из серой материи. Какой-то простой
гражданин, несчастный, приобретенный для этой работы соперничающими
принцами, с его потерей можно было не считаться, и он полностью отдавал
себе в этом отчет.
Он немедленно упал на колени перед Кортисом, поспешно сдернув маску.
Зубы у него были серее материи маски, и лицо тоже почти такое же серое.
- Я умоляю о неприкосновенности посланца, великий повелитель Кортис
Джавховор. Не причиняйте мне вреда, я всего лишь старый человек, ничто...
