печаль. Я подняла голову, хотя и не достаточно высоко, чтобы видеть.
- Посмотри, - сказал он мне. И, мягко положив ладонь мне под
подбородок, поднял его, и теперь я посмотрела в зеркало.
И тогда я увидела то, что увидели жители деревни, когда я явилась
после первого гнева вулкана. Увидела то, что Дарак увидел у озера, а позже
в полутьме и после этого ночами и рассветами нашего пребывания наедине.
Увидала то, что увидела Уасти, что увидел и отчего вздрогнул Вазкор, что
мысленно узрела в палатке на Змеиной тропе Котта. Увидела то, что увидел
Рарм, когда встал на колени позади меня.
И увидела, что именно заставляло их бояться или умолкать, и это
оказалось не тем, что я думала.
Это происходило потому, что я была прекрасна. Прекрасна той красотой,
которая почти недоступна человеческому пониманию; она выше обычной
красоты, свойственной многим людям. Эта красота была, подобно Силе,
прирожденным правом Сгинувших.
Медленно, с бесконечной осторожностью я коснулась своего лица
безупречной белизны. Мои пальцы пробежались, чуть касаясь, по губам, лбу,
длинным-предлинным алмазам глаз, которые, наверное, больше всего
отличаются от человеческих. Я уставилась на себя и не испытывала
совершенно никакой гордыни, потому что казалось и всегда будет казаться,
что это не мое лицо, у меня, проклятой безобразием.
- Теперь ты понимаешь, - сказал мне Рарм. - Это был твой последний
рубящий удар по самой себе, чтобы убедить себя в собственном уродстве. Ты
держалась за это убеждение и лелеяла его и даже отождествляла себя с
дьявольской богиней Ораша в своей решимости быть проклятой. И тебе никогда
не приходило в голову, что, возможно, ты видела под горой ложное
изображение, - протянув руку, он положил указательный палец мне на лоб,
указывая на тот треугольник мягкого зеленого цвета у меня над переносицей.
- А вот сородич твоей души, зеленый Нефрит. Вставленный под кожу, как всем
членам твоей расы, через несколько часов после рождения, когда ребенок
спит. Каким безнадежным сделала ты свой поиск, разыскивая по всему миру
то, что уже носила в себе, - он убрал руку, мягко касаясь моих волос. -
Третий глаз безымянной Принцессы Сгинувших. У которой, в конце концов,
все-таки есть имя, которое она теперь помнит.
- Да, - подтвердила я.
Стоя на коленях перед жертвенной чашей, я шептала его, как и все, кто
стоял там на коленях, шептали свои имена перед началом покаянного
песнопения. Я так часто шептала его там, что оно стало символом чаши и
всего, чего я страшилась в себе. Но больше нет никакого страха, и нет
больше никакого раздвоения.
- Я знаю свое имя, - сказала я ему. - Меня зовут Карраказ.
6
Так в черной пустоте космоса, в серебряной звезде я сбросила кандалы
и стала сама собой. И поняла, что должна покинуть корабль и снова начать
жить в мире людей, какими я их знала. Техническая мощь и великолепие
планет, породивших людей, вроде Рарма Завида, не для меня. Моя собственная
цивилизация зашла далеко в своем развитии и достигла многого, прежде чем
гордость, глупость и проклятье людей покончили с ней. Но она шла по иному
пути, чем тот, который произвел эту полую звезду. Между нами могла быть
встреча, но никакого единения. Не существовало связи, способной удержать в
едином целом куски наших чуждых жизней.
Он не расскажет мне, чем он рисковал, чтобы помочь мне. И Сьерден
тоже не станет об этом говорить, но я думаю, что многим. Экипажу этого
корабля не терпелось выпроводить меня и вернуться к своим родным мирам,
где люди их культуры будут судить Рарма за сделанное им, за вмешательство
в дела нашего мира, за задержку в нем. Я ничего не могла поделать, кроме
как позволить ему уйти с миром, уповая на его собственную чистоту и ум, на
его собственные знания того, к чему он стремится.
А мне не хотелось отпускать его. Я не хотела потерять его живым, как
потеряла Дарака, Асрена и Вазкора мертвыми. И он тоже не желал покидать
меня, уж это-то я знала.
Через четыре дня после моего прихода к кораблю тот плавно приземлился
в скалистой долине высоко в горах за морем. Новая земля и все же та же
самая, что и земля, по которой я скиталась целый год своей жизни. В долине
гудела летняя жара над россыпями валунов с позеленевшими краями. На много
миль не было следов человеческого обитания. Наше появление испугало
трех-четырех диких овец, и я знала, что тут будет безмолвие, безмолвие
страха перед неизвестным.
Я стояла в стеклянной комнате среди колонн, уставясь на долину сквозь
обзорный экран в стене. Подошел Сьерден и поцеловал мне руку, снова
напоминая мне о знати Эзланна или За. Я поблагодарила его, и он улыбнулся
с благоговением, которым осветилось его лицо, когда он посмотрел на меня.
Он помог мне раскрепостить себя, и не поражался этому. Мы оба это знали.
После Сьердена, я знала, придет Рарм. И когда он, наконец, пришел, я
полностью осознала, что никогда его больше не увижу. Связь, что соединяла
меня с Секишем, распалась. Ничто не мешало моей любви к этому человеку,
человеку, который вернул мне себя.
- Я должен поднять корабль очень скоро, - сказал он. - Я и так здесь
задержался гораздо больше дозволенного.
- Я понимаю, - сказала я.
- И ты ничего с собой не возьмешь?
- Нет, Рарм, только одно это платье. Прежде чем наступит зима, у меня
будет какое-нибудь убежище, и, как мы оба теперь знаем, я вообще не
нуждаюсь в пище, только в той, какую я черпала из воздуха, которым дышу.
Усваивать этот урок вновь мне будет тяжело, трудно вновь обретать
утраченные привычки, но это можно сделать, и чем скорее я начну, тем
лучше.
- Я желал бы, чтобы это не было концом всего, что произошло, - тихо
сказал он. - Я не хочу покидать тебя.
- И я тебя, - призналась я, - но никакого иного пути для нас нет.
- Да, никакого другого пути нет.
Казалось, я шла к нему из своего прошлого все годы, что
путешествовала; а теперь, когда мы встретились и соприкоснулись, миг
настал - и закончился.
Тут он подошел ко мне и поцеловал меня, однако без особой страсти. Не
было никакого смысла в страсти или желании между нами. Для нас уже было
слишком поздно. Эта была первая и последняя встреча.
Мы вместе прошли к шлюзу корабля и сходному люку, выходившему в
долину. Он открылся для меня медленно, со скрипом, словно неохотно.
- Сьерден сказал бы, что его компьютер не хочет, чтобы ты уходила, -
заметил Рарм.
Я выглянула наружу, и мир зиял передо мной, словно великая пустота,
висевшая вокруг корабля.
Я на миг вложила свою руку в его, а затем отвела от него взгляд,
посмотрев на долину. Сходной люк скользнул к земле. Я вышла наружу. Я не
оглядывалась. Шла по камням и жестким мхам. Маленькие розовые цветы
выступали, словно вышитые на транс звезды.
Я не оглянулась посмотреть ни на него, ни на корабль.
Добравшись до гребня долины, я услышала позади высокий стон. Я не
обернулась. Я представила, как овальная посеребренная машина подымается,
сверкая, с обгоревшей земли, подымается, подымается, высоко в голубое
летнее небо, уменьшаясь, превращаясь в крошечный серебряный огонек,
исчезая, уносясь прочь и прочь.
Звук растаял в воздухе. Окружившее меня безмолвие постепенно
наполнялось другими звуками. Сперва застрекотал сверчок, вслед за тем -
биение птичьих крыльев: это закружил над скалами коричневый голубь. Вскоре
тысячи мелких верещаний, шорохов, шуршаний. Страх исчез.
Мир за гребнем был зеленым, путь вниз, к деревьям и далекому
сверканию воды. И к пастбищам, наверное, тоже и к людям. К деревням, селам
и городам, где люди сохраняли собственные разрозненные воспоминания о
Сгинувших, где могли быть каменные чаши с горящим пламенем и золотые книги
с выцветшими страницами, вобравшие в себя чувства вины, страха и надежды
пережить Мор и породившие легенду о втором пришествии богов.
Горячий натер обжег мое обнаженное лицо, взметнув пряди волос.
Я одна. Никто не стоит рядом со мной. У меня нет никакого Темного
принца, едущего рядом со мной на колеснице и прижимающего меня к себе. У
меня никого нет. И все же у меня наконец есть я сама. Я _с_а_м_а_. И мне в
данное время это кажется достаточным. Это кажется более чем достаточным.
