ощущалось ни тени настоящего благоговейного трепета. Он стремился понять
тайну, которую, как ему представлялось, он нашел во мне; он, который ездил
по небесам и был хозяином этого огромного мыслящего корабля. Он не
испытывал ни малейшего страха.
Он улыбнулся. Увидел, что я уступила его воле. Это вызвало ощущение
не цепей и не страха, а только огромного облегчения и покоя.
- За этой комнатой, - сказал он, - находится помещение, где ты можешь
принять ванну и поспать. Прикажи двери не открываться ни перед кем другим,
пока ты не дашь своего разрешения, и ты найдешь ее очень даже удобной. Ты
могла бы удержать эти двери закрытыми для меня. Хотел бы я знать, почему
ты этого не сделала. Чего бы тебе ни понадобилось, корабль все
предоставит. Утром - но утро уже настало.
Я повернулась, чтобы выполнить его инструкции, но он внезапно
спросил:
- Почему ты носишь эту маску?
- Я проклята страшным уродством лица, - мне и в голову не пришло
уклоняться от ответа или солгать.
Он ничего не сказал в ответ, и поэтому я дошла до противоположной
стены и двигалась вдоль нее, пока не открылись двери. Я прошла через них и
действовала так, как он мне сказал. Я ничего не видела в этой комнате,
кроме ложа, улеглась на него, и мысли, впечатления и боль угасли сами по
себе, как случайные светильники.
2
Я проснулась, как мне подумалось, когда солнце было в зените, но
свечение распространялось по потолку, а не из окна. Я лежала не двигаясь,
разом вспомнив все, что со мной случилось, с каким-то отвлеченным
любопытством. Через некоторое время я села и осмотрела комнату.
Моя постель представляла собой синее округлое ложе, намного большее,
чем вызванное мной раньше, и совершенно непрозрачное... Однако оно
обладало той же упругой твердостью, которая давала комфорт, не изнеживая.
Подобно ложу, комната имела округлую форму и увенчивалась мягким горящим
солнцем потолка с гладкими стенами цвета голубых колокольчиков и полом,
выстеленным синими и серебряными квадратиками. Нарисованный справа от меня
синий символ, казалось, указывал на иные двери, чем те, через которые я
вошла. Художники Анкурума настаивают, что комната, выдержанная в
сине-голубых тонах, может вызвать только меланхолию, но они абсолютно не
правы. Эта комната навевала ощущение теплоты и безопасности.
Я опустила ноги на пол и заметила, что он гладкий и слегка нагретый.
Когда я встала, постель грациозно удалилась в стену. Обозначенные символом
двери открылись прежде, чем я дошла до них. За ними находилась крошечная
ванная и, как и в Эзланне, из серебряных кранов текла не только холодная,
но и горячая вода. Когда я покинула ванну, появились голубые полотенца и
веяние теплого воздуха. Из стены выскользнул хрустальный поднос с
хрустальными флаконами духов, расческами и даже косметикой, в то время как
длинное зеркало выдвинулось позади и напугало меня, когда я обернулась и
внезапно увидела себя. Казалось черной неблагодарностью отказывать такому
ревностному хозяину. Я не могла не думать о нем как о существе с
чувствами, хотя это и не имело смысла. Я вымылась, вытерлась и причесала
волосы, надушила их и тело, и с отвращением посмотрела на грязную, драного
"рубашку", оставленную мной на полу. Она исчезла.
Тут я вспомнила, как Йомис Лангорт и мои конвоиры сбросили свою
серебряную одежду, и стена поглотила ее. Я призывно посмотрела на стены,
но ничего не произошло. Я торопливо застегнула браслет-посредник.
- Моя "рубашка", - произнесла я вслух, и по-прежнему ничего не
произошло. В ванной висело высокомерное молчание. - Моя одежда - то, что я
носила, - пожалуйста, верни мне ее, - у меня возникло отчетливое ощущение,
что я имею дело с озорным животным или ребенком. - Тогда буду ходить
нагишом, - пригрозила я. Но этого мне не хотелось. Я усвоила человеческое
суеверие об уязвимости наготы.
Я прошла обратно в голубую комнату, и там стоял щит, а на нем висело
длинное платье, казавшееся сделанным из гиацинтово-голубого шелка, и
изящное одеяние в виде голубого нижнего белья, такого, как я носила в
Эзланне. Я надела их медленно, наслаждаясь, несмотря ни на что, роскошью и
комфортом. Когда я надела платье, то увидела, что моделью для него
послужило то, другое платье, которое я носила в Анкуруме, белое парчовое,
в котором я просидела ужин у посредника и в котором позже услышала, как
Дарак отдал обе наши жизни Сагари. То платье было прекрасным, и мозг
корабля каким-то образом извлек эти сведения из моей памяти, однако, надо
полагать, раз в этой комнате все было голубым, платье тоже стало голубым,
и меня порадовало это единственное отличие.
Появилось зеркало и слегка тронуло меня. Когда я повернулась, то
увидела свое длинное отражение, и там присутствовала своеобразная красота,
сплошная белизна, заключенная в переливающийся голубой шелк. Отрицала
красоту только черная маска. Я подняла руки к ней, а потом беспомощно
убрала их.
- Я проклята страшным уродством лица, - повторила я.
Зеркало и щит ускользнули. Появилось округлое кресло, и я уселась в
него, а затем столик с голубыми стаканами, наполненными тем, что казалось
молоком и водой, и блюдами с тем, что казалось свежим хлебом и ягодами,
вроде клубники.
Я пригубила жидкости и попробовала образчики пищи. Боли возникли, но
не очень сильные. Я прошлась по комнате.
Должно быть, он уже знает, что я проснулась, оделась, готова
поговорить с ним. Корабль наверняка сообщил ему. И все же я не была готова
говорить с ним. Несмотря на молчаливое согласие, с наступлением дня
вернулся и страх. Страх перед ним, и страх, да, страх перед самой собой и
тем, что, по его словам, я сделала.
И он не пришел.
Наконец, я отвернулась от комнаты и прошла к дверям, через которые
вошла днем раньше. Они открылись передо мной, и за ними лежало остекленное
помещение с колоннами, где я ждала. Теперь там меня ждал кто-то другой. Я
остановилась, как вкопанная, когда двери закрылись за мной. Мужчина,
намного старше Йомиса Лангорта и других виденных мною здесь людей, однако,
подобно им, суховатого и крепкого телосложения. И в отличие от них он
отрастил белокурые волосы до плеч. Подпоясанная белая туника свисала у
него до колен поверх ставших привычными бледно-металлических штанов и
сапог. На левом запястье он носил серебряный браслет с мигающим
ярко-зеленым огоньком.
- Доброе утро. Я Сьерден Джафаэль, главный кибернетик этого корабля,
специалист по компьютерам.
Он умолк и посмотрел на меня большими серыми глазами, проницательно и
быстро оценивая мою внешность, словно та была чем-то таким, что он должен
живо усвоить, положить на хранение и снова вынуть после моего ухода для
более подробного изучения.
- Вижу, что ты не понимаешь. По-моему, Рарм - наш капитан - рассказал
тебе о мозге, управляющем нашим кораблем? Компьютер - это просто другое
название его. Но неважно. Я хранитель мозга. Я способен связываться с ним,
добиваться телепатического соединения. Для того, чтобы это сделать, я
должен полностью открыть свой разум для потока информации в мозг. Человека
неодаренного и нетренированного такая попытка просто убьет. Благодаря
своему таланту и подготовке я способен пережить эту операцию. Не думай,
будто я хвастаюсь. Я знаю свое место. Во время опасности, катастрофы или
неисправности я неоценим. Во времена спокойные и изобильные, такие, как
сейчас, я... - он улыбнулся и сделал жест веселого отрицания, - очень
незначителен.
- А зачем ты здесь, Сьерден Джафаэль?
- Потому что меня прислал капитан. Хотя, заверяю тебя, я крайне рад
встретиться, наконец, со своей соперницей по части завоевывания
расположения компьютера... э... мозга.
- Зачем тебя прислали, Сьерден Джафаэль?
- Пожалуйста, - вежливо попросил он, - тебе совершенно необязательно
называть меня сразу обоими именами. В общем-то для тебя было бы нормальным
обращаться ко мне, называя вторым плюс подобающим титулом, таким, как
"мастер". Однако, при данных обстоятельствах отлично сойдет и Сьерден.
Зачем меня прислали? Отвести тебя к ядру компьютера - Ступице.
- Зачем?
- Зачем, - он подумал. - Понятия не имею, - сказал он наконец с видом
легкого отчаяния.
Я рассмеялась, и какая-то часть напряжения покинула меня. Он казался
реальным в этом новом мире.
- Ну, - он улыбнулся. - Начало лучше, чем я надеялся. А у тебя тоже
есть имя.
- У меня нет имени.
- Тревожно, - сказал Сьерден. - На наших мирах у всего есть имена и
названия. Наверняка ведь и ваша планета не обладает иммунитетом против
этой скверной привычки? - он предложил мне руку. Мы вполне могли
находиться в Эзланне или в За, идя по какому-то официальному делу.
- Мое имя, как и мое начало, утеряно, - ответила я.
Стена открылась, и на пол высыпалась пара голубых сандалий. Сьерден
нагнулся и поднял их. Он вздохнул.
- Компьютер всегда вне себя от радости, когда корабль везет
пассажира. Люди, которые живут в мундире и год за годом путешествуют по
одним и тем же звездным дорогам, надоели ему до бесконечности.
Догадываться, что они потребуют, совершенно неинтересно. Но ты - не только
новая, но и иная, да к тому же еще и женщина.
- Так этот компьютер - мозг - думает и чувствует так же, как человек?
- спросила я его. - По тону, каким говорил о нем Рарм, он мне
представлялся неодушевленным и бесстрастным.
- Наверное, не так же, как человек. Но как существо. Наши ученые не
согласны с этим. Машина, говорят они. Но если в этой штуке нет с самого
начала каких-либо эмоциональных вывертов, то она взращивает их. Все
специалисты по компьютерам подтвердят тебе то же самое. А теперь не
разочаровывай своего поклонника. Надень сандалии, и мы наведаемся в
Ступицу.
За моими комнатами коридор чуть дальше разветвлялся на два новых
изогнутых хода. Сьерден повел меня по левому, а чуть дальше, когда и этот
коридор тоже разветвился, по правому. Пока мы шли, стены и полы менялись.
Больше не встречалось никаких символов, указывающих на двери. Все было
серебряным, как снаружи корабля. Коридор закончился на вид глухой стеной,
но когда мы приблизились к ней, участок пола и стены начали погружаться
вместе с нами.
- Не тревожься, - успокоил Сьерден. - Ступица расположена между этой
и двумя нижними палубами. Лестничный пролет сделал бы то же самое.
С миг-другой мы оставались в клетке из глухих стен, падая, а затем
перед нами открылся вид нового коридора, и мы перестали двигаться. Этот
коридор был белым. В противоположном конце серебряный символ на закрытой
стене.
Сьерден подошел к той стене и посторонился, пропуская меня вперед,
когда раздвинулись двери.
За ними находилась большая овальная комната, которую держали в своего
рода светящейся темноте. На всех стенах светился металл, и иногда
загорался и гас глазок света. В центре комнаты единственная металлическая
колонна тянулась ввысь и достигала потолка. На ее поверхности тлели,
словно сонные, самоцветы, цветные панели. Но я не вошла в эту комнату. Я
боялась прикоснуться к сверкающей паутине, плотно затянувшей вдоль и
поперек все стены.
- Я не могу войти, Сьерден, - сказала я.
- О... - Сьерден улыбнулся. - Мне следует объяснить. То, что ты
видишь, - совершенно безвредные световые лучи, - он шагнул мимо меня и
стоял среди них; его лицо и тело внезапно исполосовали цветные линии. -
Как видишь, я не причиняю вреда им, и они тоже не причиняют вреда мне.
