траве, а трое, которые не погибли, с ножами набросились на Сорема.
Казалось, во мне сейчас не осталось энергии, к тому же он был среди них, и
я мог задеть и его. Борясь, черные плащи визжали от ужаса, но не отступали
от решения убить Сорема.
Меч - плохое оружие против ножей, он слишком большой и медленно
движется. Я подбежал, оттащил одного человека и располосовал ему горло.
Еще один бился на лезвии меча Сорема, пытаясь освободиться и продолжая
жить, несмотря на смертельную рану. Сорем держал его на расстоянии,
отбиваясь ногами от третьего, лежавшего на земле. Когда Сорем упал,
раненый тоже повалился, вырвав меч из рук принца. Сорем повернулся и
увидел, что лежавший на земле человек опять поднялся и приготовился
бросить нож. Бледная молния ударила из глаз Сорема, та самая, которая
раньше поразила меня. Жутко было наблюдать, как это делает другой. От
удара черный плащ откатился в сторону и грудью напоролся на свой
собственный нож. А Сорем рухнул на колени и уронил голову, как загнанная
гончая.
6
Мертвые лежали повсюду. Один Лайо остался жив, но он удрал. Я не мог
его за это винить.
Я быстро осмотрел людей в черных плащах. Я даже нашел мешок "золота",
проверил его и обнаружил, что он был полон камешков и медяшек, с которыми
играют дети.
Внезапно ночь стала тихой, даже море сдержало свое дыхание. Затем к
востоку и к западу от нас снова запели соловьи, четыре или пять из них,
безразличные к битвам людей и имеющие на это полное право.
Сорем немного пришел в себя и с усилием сел, прислонившись спиной к
можжевеловому дереву. Я не знал, каких возможностей они достигали после
жреческой подготовки в храмах на южной окраине города. Мог ли он залечить
свои собственные раны? Рана на руке, которую я ему нанес, еще кровоточила,
рукав был алым от крови. Поразив последнего из носивших черные плащи своей
силой, он и сам упал полумертвым. С некоторым удивлением я осознал, что не
чувствую слабости, как раньше, когда я пользовался Силой для того, чтобы
разоружать своих противников, а не для того, чтобы убивать их. Кажется, в
гуманности я превзошел сам себя.
Я подошел к Сорему, а он сказал:
- Должно быть, какой-нибудь бог над нами смеется.
- Какой-нибудь бог всегда смеется. Одного того, что ты в них веришь,
достаточно, чтобы они смеялись.
- Что теперь? - спросил он.
- Если можешь, залечи свою рану, если нет, то давай я это сделаю.
- Сможешь? - спросил он и чуть улыбнулся. Я видел, что он не может
сам себе помочь, и, положив свою ладонь на его руку, стал смотреть, как
затягивается и обновляется кожа, пока под ржавым от крови рукавом остался
только крошечный голубоватый шрамик. Некоторое время он смотрел на него, а
затем сказал: - Признаю, что я только ученик, а Вазкор - мэтр среди магов.
Но ты озадачил меня. Почему же ты не убил меня за такое количество золота?
Конечно, им нельзя было доверять, но с такими талантами тебе нечего
опасаться черных убийц. Спасибо за то, что помог, но почему ты это сделал?
- Почему бы и нет? - спросил я. - Я не хочу твоей смерти. Не
следовало и оценивать меня столь поспешно, как быка на рынке, и уж тем
более фальшивыми деньгами.
- За мной могут охотиться и другие. Я задолжал Баснурмону свою жизнь.
Если не хочешь впутываться в придворные дела, лучше уйди и оставь меня.
- Считай, что я впутался. Сам ты едва ли сможешь отбиться от этих
стервятников. А жрецы не научили тебя лечить раны?
- Кое-чему, - и он прикрыл глаза, затуманенные от слабости. - Но
другому легче научиться. Ты же знаешь, что проще наносить вред, чем
лечить.
Я положил руки ему на плечи и наполнил его целительной силой,
чувствуя, как она изливается, не ослабляя меня.
Отношения между нами переменились. Он, как и я, увидел, что вражда
двух коршунов, которые встретились в небе и считали, что их главное дело -
борьба, обернулась дымом, который уже рассеялся.
Я показал ему мешок с фальшивым золотом.
- Ну, а теперь расскажи мне, кто такой этот подлец Баснурмон, почему
он охотится за тобой и хочет сделать меня бесплатным простофилей?
- Да, - сказал он медленно, - это я должен тебе рассказать. -
Чувствуя, как силы возвращаются к нему и немного удивляясь такому быстрому
выздоровлению, он не сразу собрался с мыслями. Оплывающие факелы освещали
опустевшее место дуэли и разбросанные трупы. Он посмотрел на них и сказал:
- Ты знаешь, что мой отец - император из династии Храгонов. Я зачат от его
семени и ношу его титул, но нас ничего, кроме этого, не связывает. Он
женился на моей матери, когда она была совсем юной. Она была его первой
женой. Они состояли в двоюродном родстве, и оба принадлежали к династии
Храгонов, но она была так же горда, как и он, а ему не нравилась ее
гордость. Не нравится она ему и сейчас. После меня у них не было детей. Я
думаю, это она позаботилась, чтобы не было. Потом он удалил ее и выбрал
себе другую жену, чтобы сделать ее Императрицей Лилий. Она принадлежит не
к королевскому роду, а к одному из жреческих семейств. Эта сука родила ему
трех мальчиков. Сейчас он и с ней не живет, но она по-прежнему остается
при нем, действуя как сводня, подбирая ему мальчиков и девочек, которые
едва научились ходить. Из двух императриц моя мать - изгнанная жена -
считается второй. Меня он лишил прав в пользу первого сына от своей второй
жены, этот сын Баснурмон и считается наследником. Вот и камень
преткновения. Весь город знает, что с обеих сторон - и по мужской и по
женской линии - я чистокровный потомок Храгона, масрийского завоевателя.
Баснурмон только по отцу считается Храгоном, его мать из семьи священников
- не в счет. Он этим озабочен. Всю мою жизнь вокруг меня плетутся
заговоры. В Цитадели среди джердов я в большей безопасности, чем в
императорском Малиновом дворце. Предполагаю, что, услышав о нашей дуэли,
Баснурмон тоже захотел сказать свое слово. Он думал, что сегодня ночью ему
удастся навсегда от меня избавиться. Поле Льва - хорошо известное место
дуэлей, и для его собак не составило труда найти меня здесь. А я был так
глуп, что об этом даже не подумал.
- А если он узнает, что не избавился от тебя?
- Я не знаю, Вазкор. Он никогда не действовал столь открыто. Сегодня
он многим рискнул, и ему не понравится, что он проиграл. А что касается
императора, он опять посмотрит на это сквозь пальцы.
За нашими спинами послышалось бренчание сбруи и кольчуг, и между
деревьев показались наездники с закрытыми масрийскими фонарями. Сорем
улыбнулся.
- Судя по звуку, это Яшлом и еще кто-нибудь из моего джерда. Они
опоздали на пару минут, если, конечно, это не за тобой. Как бы то ни было,
нас в безопасности доставят в Цитадель.
Группа солдат натянула поводья, и первый из них позвал Сорема. Даже
за шпионами следят шпионы, и эти солдаты должны были помешать людям
Баснурмона, хотя, как заметил Сорем, они явились слишком поздно. Они
осмотрели мертвых и подобрали своих. Капитан Яшлом привел белую лошадь
Сорема, и он, вежливый и полный благодарности, предложил ее мне.
Я поблагодарил его и сказал, что не хочу нарушать масрийские законы и
ездить на белой лошади, и добавил, что я вполне могу сам добраться до
города и, как он мог заметить, в силах себя защитить. Мне к тому же не
очень хотелось возвращаться домой в сопровождении военного эскорта, я
слишком увяз в интригах и заговорах Небесного города, и мне это не
понравилось.
Сорем кивнул, видимо, поняв мое решение. Он отвел меня с сторону и
сказал:
- Я жив благодаря тебе. Мы встретились, как враги, но с этим
покончено. Я не забуду, что ты сделал этой ночью. - Он протянул руку,
которую я пожал на масрийский манер. Затем он вскочил на лошадь и уехал со
своими людьми в Цитадель, к сомнительной безопасности. Завтра она услышит,
эта синеглазая императрица, что он выжил благодаря мне.
Я не боялся, что из темноты появятся еще какие-нибудь враги, и,
поднявшись вверх по склону к святилищу неизвестной богини, сел там, чтобы
подумать. Мои мысли были достаточно бессвязны. Казалось, этот южный город
вознамерился поймать меня и держать подальше от моей цели. Женщины,
заговоры... С какой-то жестокой горечью я вспомнил верность людей Сорема,
четверых погибших за него на поле, других, которые налетели на нас с
напряженными, злыми лицами, готовые защищать его. Я вспомнил воинов из
племени, даже тех, вместе с которыми я сражался на развалинах Эшкира и
которые так быстро забыли меня. Я очень часто сознавал, что у меня не было
человека, которому я мог бы довериться, да и сейчас нет. Акула Чарпон и
Длинный Глаз мертвы, и даже Лайо, мой раб, сбежал.
Затем, посмотрев туда, где за полосой обрыва тонкой линией виднелся
океан, я отложил свои размышления: там появился зеленый огонек, и вокруг
него двигались тени. Ко мне кто-то шел.
Сила, мое оружие, наполняла меня. Я подобрал также короткий кинжал
одного из убийц в черных плащах, и приготовил его. Вскоре я разглядел
того, кто карабкался ко мне впереди всех, - это был Лайо.
Он поднял руку и крикнул мне на симейзском:
- Повелитель! Подождите, господин Вазкор! - Последние несколько ярдов
он пробежал и бросился передо мной на землю. - Ваша Сила, - сказал он, - я
испугался вашей Силы и убежал.
- Я думал, ты испугался четырнадцати человек с ножами.
- Нет, повелитель, - он поднял голову и посмотрел на меня. - Я видел,
как вы убили их.
- Кого ты привел с собой?
- Хессеков, - сказал он. - Господин Вазкор, они были в зарослях и
смотрели, что вы делаете. Они там сидели, пока не ушли джердиеры.
- Еще шпионы, - сказал я.
- Нет, повелитель, - сказал он.
Мне показалось, что он выглядел напуганным, но не мной и не
наблюдателями, которые шли сейчас сюда вместе с ним, а чем-то менее
материальным и более грозным, чем люди.
Остальные поднялись; их оказалось пятеро, с лампой, которая светила
позади них, на что я не обратил внимания.
На алтарном камне лежали высохшие цветы, черные опиумные маки - их
утащили с поля какого-нибудь купца. Энергией из пальцев я зажег это
приношение, чтобы оглядеться.
Хессеки сразу остановились. Между ними пробежал быстрый шепоток, как
шуршание листьев под дуновением ветра. Они не говорили ни на масрийском,
ни на симейзском, ни на арго Бар-Айбитни, которым пользуются многие; они
говорили на старом хессекском. Мне не нужен был и свет, чтобы увидеть, что
это не рабы и не свободные уборщики мусора с причалов, это были
полуизгнанники, обитатели Бит-Хесси на болоте.
Драные грязные одеяния, которые когда-то были зеленоватыми туниками
немасрийского стиля, оставляли руки открытыми и на боках были зашнурованы
веревками. На ржавых поясах с позеленевшими медными заклепками не было
ножей - в соответствии с Законом, - зато на них висели странные
смертоносные игрушки: рогатки, маленькие веревки с узелками, трубки и
мешочки с камнями. Кроме того, на них не было никаких украшений, даже
хессекских молельных четок из красных бусин, которые часто можно видеть в
доках. Их длинные свалявшиеся волосы могли бы сломать деревянный гребень,
если бы он когда-нибудь туда попал, что казалось очень смелым
предположением. Их кожа была белого цвета, как у всех чистокровных
хессеков, даже охотясь на болоте, они не загорали.
Я никогда не встречался с подобными им в городе - даже такой одежды я
не видел. Одного из них я определенно встречал раньше, сначала в одежде
матроса, а потом в ливрее моих слуг. Его я сразу узнал: Кай, человек,
