Никаким средствами я не хотел убивать Сорема. Я решил, что не так уж
трудно будет отклонить его вызов и закончить все дело ничем. Не хотел я и
уезжать из-за этого из Бар-Айбитни.
Должно быть, для нее было опасно тайком идти ко мне из Небесного
города, известного своей стражей и запорами. Не знала она и чего от меня
ожидать. Я мог бы потребовать любую цену - ее богатство, драгоценности,
тело, я даже мог убить ее. Так как все, что она знала обо мне, было
почерпнуто из слухов, а слухи не отрицали и этого - в одних баснях я был
спасителем, в других - чудовищем. Она была смелой и крепкой, как может
быть крепким что либо прекрасное и закаленное.
В миле от Столба-Цитадели находился незаселенный участок земли,
отведенный под виноградники и фруктовые сады, который к северу переходил в
неровную местность, покрытую лесом, и круто обрывался к морю. Недалеко от
обрыва на низком холме находился алтарь - куча камней, поросших вереском.
Этот алтарь считался святилищем какой-то сельской богини, ей поклонялись
рабы-хессеки и масрийцы-бедняки. Они пробирались сюда в сумерках, принося
ей хлеб и цветы. Поле Льва лежало у подножия этого холма.
Завернувшись в плащ, я обходным путем шел туда пешком. Для компании я
взял с собой только Лайо. Я был бы рад Длинному Глазу, его молчаливой
сдержанности, его осторожности и отсутствию любопытства к моим странным
деяниям.
На задворках фешенебельных улиц находилась разрушенная изгородь,
остатки какой-то хессекской крепости; она отделяла окраины Пальмового
квартала от виноградников. Солнце только что село, и первые сумерки
окрасили воздух в синие тона, когда я миновал изгородь и вступил на
тропинку, ведущую к северной стене.
В прохладном небе слепо носились стаи летучих мышей, а в
черно-зеленых колоннах кипарисов вездесущие соловьи настраивали свои
серебряные колокольчики.
Появились звезды. Извилистая дорожка шла по лесу вверх, потом вниз,
и, когда ветер дул с океана, я слышал его дыхание, тихое, как у спящей
девушки. Я подумал: "Что за ночь для убийства, что за ночь для того, чтобы
уничтожить человека!" И я вдруг подумал, что мои чувства переменились
после получасового разговора с женщиной.
Лайо был начеку, опасаясь грабителей и вздрагивая от каждого звука. В
трех или четырех милях от нас залаяла лисица, а в его руке уже дрожал нож.
Я посмеялся над ним - таким смелым я стал. В следующий момент из тени
деревьев вышел какой-то человек. Эго был один из джердиеров Сорема, он
кивнул мне и знаком попросил следовать за ним. Поле Льва было
прямоугольником травы между можжевеловыми деревьями, наполнявшими воздух
своим ароматом. К северу лес отступал, и начинался склон холма, на вершине
которого находился алтарь, похожий на черный неровный дверной проем,
прорезавший сумерки. Интересно, подумал я, свидетельницей скольких
аристократических дуэлей стала эта загадочная богиня с холма, окруженная
мертвыми маками, которые набросали ей рабы?
Джердиеры принесли четыре светильника с железными экранами и, пока
еще незажженные, воткнули в землю. У одного из светильников с двумя своими
офицерами стоял Сором, облаченный в обычную одежду джердиеров.
В поле становилось темно, но я достаточно хорошо видел его лицо. В
нем я видел ее черты, так же, как и в ее лице проступали его.
Он отрывисто кивнул мне не более вежливо, чем мой проводник, и велел
одному из своих людей зажечь факелы.
- Здравствуйте, Вазкор. Надеюсь, вас устраивает место?
- Очень живописно, - сказал я. - Но есть еще кое-что.
- Ну, говорите, давайте все выясним.
За своими металлическими ограждениями запылали факелы, изменив мягкие
цвета поляны на контрастные, густые фиолетовые, зеленые и свинцово-черные.
- Я вас обидел, - сказал я. - Я признаю это и готов компенсировать
вам обиду, как вы пожелаете.
- Я желаю компенсации здесь, - сказал он, - с помощью этого. - И он
хлопнул по мечу в белых ножнах, который держал лейтенант.
- Я не буду с вами драться, Сорем из семьи Храгонов.
Его восклицание было наполовину презрительным, наполовину удивленным:
- Вы боитесь? Чудотворец боится? Маг, который превращает старух в
девушек?
- Скажем, мне не нужна ваша смерть.
Последний факел полыхнул снопом искр и вместе с ним вспыхнул гнев
Сорема.
- Во имя Масримаса, вы будете со мной драться, и я угощу нас сталью
прежде, чем вы успеете сказать мне это еще раз.
Я показал ему свои пустые ладони. Он обернулся и крикнул своим людям,
чтобы принесли еще один меч. Его принесли. Он вытащил его из ножен и
протянул мне. Это был хороший, острый меч. Затем он вынул из белых кожаных
ножен свой меч из синего алькума с позолоченной рукояткой, но лезвие на
нем было не острее моего.
- Раз уж вы забили свой меч, - сказал он спокойно, - выберите любой
из этих.
- Вы очень великодушны, - ответил я. - Но вы должны согласиться, что
мне не нужно оружие.
Он воткнул свой меч острием в землю у моих ног.
- Возьмите этот и будьте готовы.
- Я отказываюсь.
Он поднял другой меч, отсалютовал и пошел на меня. Я был готов к
этому, хотя он и двигался очень быстро. Он хорошо знал свое дело. "Вот это
воин", - подумал я с какой-то дикарской глупостью. Затем я поднял руку и
выпустил заряд энергии. Засиял тонкий белый луч света и джердиеры
вскрикнули. Луч ударил в клинок и выбил его из рук Сорема.
Он неподвижно остановился в ярде от меня.
- Все-таки колдовские фокусы, - сказал он очень мягко.
Его глаза расширились и стали ненавидящими. Я едва успел подумать:
"Что теперь?" Холодное сияние наполнило воздух. Я почувствовал, как оно
ударило меня и земля качнулась подо мной и толкнула меня в бок.
На протяжении двух или трех ударов сердца я лежал, с изумлением
чувствуя, как возле меня пригнулся Лайо с дрожавшим в руке ножом, готовый
меня защищать, пока я собирался с силами, чтобы освежить голову и
распрямить ноги.
Я зря потратил дни до того, как Сорем прислал мне формальный вызов.
Сейчас я понял, как он провел это время. Однажды он уже предупредил меня,
что имеет подготовку жреца, и за это время он освежил свои знания. Сорем,
принц из династии Храгонов, тоже владел Силой.
Качаясь, я встал на ноги. Он больше не делал движений, чтобы
атаковать меня.
- Я вижу, каково это.
- Хорошо, - ответил он. - Теперь мы будем сражаться. Любым способом,
каким вы предпочитаете - мечами или - этим.
Но колдовство стоило ему очень дорого: его лицо стало бледным и
изможденным. Этот единственный белый удар, слабее любого моего, выжал его
досуха, он стал, как сушеная тыква.
- Сорем, - сказал я.
- Не будем больше говорить, - сказал он.
Он чуть-чуть отклонился в сторону и опять поднял свой меч. Я подумал:
"Я позорю его каждой секундой своего промедления. Конечно, я могу с ним
сражаться, не убивая его. Вымотать его, возможно, позволить ему ранить
меня, чего стоит лишняя рана, если ее можно залечить усилием воли?"
И я тоже наклонился и поднял меч с земли, его меч из алькума.
В Эшкореке я занимался боем на мечах, это так же популярно там, как и
уроки музыки. А малоподвижный образ жизни я вел недолго и умения не
потерял. Но план держать его на медленном огне сразу выскочил у меня из
головы. Он нападал, как нападает змея - быстро, неожиданно, смертельно.
Клинки встретились, и сила их удара сотрясла мою руку до плеча.
Раскаленные докрасна колпаки на факелах осветили его лицо, полное
решимости, которое мне не надо было видеть. Он не ненавидел меня - им
владело более определенное чувство. Было бы удобнее иметь дело с
ненавистью.
Он ударил меня в бок.
Удар не смертельный, но очень сильный. Мы сражались, передвигаясь по
площадке, отступая и вновь наступая. Сталь, лизнувшая мою плоть, привела
меня в неистовство. Никому не понравится быть обманутым, да еще когда
считаешь, что обманываешь сам.
Я закрыл рану, как дверь. Не знаю, заметил ли это Сорем, так как я
дал ему возможность отдохнуть.
Я отбросил его назад, мой клинок двигался как два или три метеора, а
он усмехнулся, отступая.
- Лучше, - сказал он. - Лучше, мой Вазкор, - и он отпрыгнул в
сторону, так что только самый кончик меча задел его плечо.
- Сейчас будет еще лучше, - сказал я и, снизу обойдя его защиту,
ударил его по руке. Еще пять минут назад я не собирался этого делать, но
мое воинское прошлое быстро возвращалось ко мне.
Я не хотел его убивать, и, может быть, мне и не следовало это делать,
хотя сейчас, заварив кашу, не приходилось жалеть масла.
Когда он приближался ко мне, я услышал хрип позади светильников. Этот
звук не насторожит вас, если только вы не слышали его раньше - тут уж вы
его ни с чем не спутаете - хрип, который издает человек, когда нож
перерезает ему горло.
Сорем тоже его узнал. Тотчас мы отскочили в стороны друг от друга,
вглядываясь в темноту за мерцающим раскаленным железом. Перед лицом быстро
меняющейся реальности нам пришлось отложить нашу соответствующую всем
правилам дуэль.
Они не заставили себя долго ждать - эти четырнадцать человек в
черном.
Сорем привел с собой четырех человек, я - только одного. Если мы и
ожидали предательства, то лишь друг от друга. Но перед нами стояли
четырнадцать человек, незаметно подкравшихся к нам, одетых для ночной
работы, а у их ног лежало четверо мертвых джердиеров, офицеров Сорема,
уложенных рукой профессионала. Один Лайо стоял, невредимый, и глядел на
меня разинув рот.
Один из людей в черном плаще вышел вперед.
- Господин принц, просим прощения за то, что прервали. - Затем он
повернул ко мне свое лицо - пятно потрепанных, затертых черт, лицо,
которое я уже встречал у профессиональных убийц. - Чудотворец, и у вас
просим прощения. Но я наблюдаю за дуэлью, и она мне показалась вялой.
Может, вам пригодится моя помощь, чтобы избавиться от этого принца? Что,
если два моих человека подержат его, пока вы его проткнете? Это гораздо
менее утомительно; я думаю, вы согласитесь. - Он щелкнул пальцами и кто-то
кинул ему бархатный мешочек, в котором что-то звякнуло. - А потом, вот еще
что. Мы слышали, ваши цены высоки. Мой хозяин, боюсь, безымянный, как все
хорошие хозяева, предлагает вам сотню связок золотых монет, вот в этом
мешочке. Можете их пересчитать. Вы, конечно, понимаете, что, убив члена
королевской семьи, разумнее будет покинуть город? Хотя я могу добавить,
что император недолго будет плакать по нелюбимому сыну. Скажем, три или
четыре месяца, и вы получите прощение.
Очевидно, они тоже сомневались, убью ли я Сорема. Оказалось, кто-то
очень хотел, чтобы его убили. Они собирались помочь мне в этом и взвалить
вину на меня. А позже, возможно, заставить и меня замолчать, чтобы
сохранить невинность их повелителя. Я беру дорого? Может даже еще дороже,
чем они предполагали.
Я взглянул на Сорема. Он думал, что для него все кончено, однако
стоял, бросая нам вызов; его голубые глаза метали молнии, и он был готов
многих забрать с собой во тьму.
- Вот что, господин, - сказал я черному плащу, - я ценю вашу
любезность, но предпочитаю сам платить по своим счетам.
Я взмахнул мечом и, воткнув ему в живот, повернул; мне показалось,
его боль доставит удовольствие этим людям. Когда он упал, корчась и крича,
я высвободил Силу, поднявшуюся во мне. Этот белый свет Силы вылетел из
моих ладоней и глаз, наполовину иссушив и оглушив меня.
Когда мой взгляд прояснился, я увидел десять трупов, раскинувшихся на
