- А теперь, Герет, - сказала я, - тебе пора узнать, что я нахожусь
под защитой Сиббоса. Ты обесчестил меня и должен быть за это наказан. О,
Сиббос! - воскликнула я. - Накажи этого человека.
Я подождала с миг, и Герет начал стонать. Я сказала:
- Бог поднес огонь к подошвам твоих ног. Они горят.
И почти сразу же лицо у него исказилось от боли. Он заорал и завопил,
подпрыгивая на месте, хватаясь за ступни в тщетных попытках сбить
несуществующее пламя.
Я наблюдала за ним, а затем сказала:
- Я заступилась за тебя перед богом, и он погасил огонь.
Тихо вскрикивая от расстройства, Герет бессильно опустился на мокрые
одеяла.
- Теперь есть только прохлада и никакой боли, - уведомила я его, и он
зарыдал от облегчения. - Но в следующий раз, - добавила и, - наказание
будет более суровым и длительным. Мой хранитель, Сиббос, гневается на
тебя. В будущем ты должен делать, что я тебе говорю, и не противиться мне.
А теперь проснись, и не забудь.
Затем я подошла к нему и похлопала его по щекам. Транс покинул его
глаза, но он все помнил и теперь в них таилось выражение предельного
ужаса.
- Ты будешь мне повиноваться, Герет, - сказала я ему.
- Да, степнячка. Да.
- Не степнячка. Теперь и Уасти, ваша целительница. Ступай, скажи
караванщикам, что Сиббос разгневан и требует суда. Скажи им, что он будет
испытывать огнем.
Он встал, завернулся в плащ и ушел нетвердой походкой.
Все казалось тогда таким легким, но меня вдруг охватил страх, что я
забыла какую-то жизненно важную деталь, и мой план не сработает. Но он
обязательно должен сработать.
Я уже взяла себе ее имя, и это привяжет их ко мне ее узами. Через
некоторое время они перестанут замечать разницу между нами, словно я
всегда была их целительницей. Что же касается испытания огнем, то такое
зрелище им должно понравиться. Им очень захочется увидеть, как убийца
корчится от боли, и поэтому они удержатся от разрывания меня на части, так
как это испортит развлечение.
Отсутствовал Герет долго, и шум снаружи сбивал с толку. Наконец,
явились пятеро его людей и знаком велели мне выйти. Я пошла с ними,
удаляясь от убежища.
Толпа стояла там, где и раньше, и все же совсем иная. Они толкались,
ненавидя меня. Несколько женщин выкрикнули проклятья, но, насколько я
могла судить, на меня они не нападут.
Мы дошли до конца пещеры, где все еще стоял бог в красно-желтом и
драгоценностях. Герет тоже стоял там, пожелтевший и нервный. Когда я
подошла, он кивнул.
- Я им передал.
- Хорошо, - сказала я. - А теперь распорядись принести тело Уасти в
ее деревянном кресле и поместить его перед богом.
Герет сделал, как я сказала, и поднялся громкий ропот. Женщины уже
перевязали шею, омыли ее тело, одев его в черные одежды со всеми
побрякушками и бусами, а потом прилепили к векам круглые черные диски,
чтобы держать их закрытыми. Все это диктовалось их традицией, делалось из
страха. Они страшились духов умерших, особенно убитых. Четверо людей
Герета отправились за трупом, и возвращались они, чувствуя себя не в своей
тарелке, с бледными лицами.
Толпа притихла и отступила, и многие женщины разразились плачем и
проклятиями.
Уасти сидела совершенно окоченев, но это придавало ей определенное
пугающее величие. Мне не понравилось то, что сделали с ее лицом, ибо они
раскрашивают своих умерших словно кукол - белое лицо с красными губами и
щеками и алые ногти. И все же во мне шевельнулось лишь отвращение к их
обычаям - ничего больше. Эго была не Уасти, а лишь сухой сломанный
стебель. Люди Герета поставили кресло и отступили, и она сидела там, глядя
черными дисками своих глаз.
Я шагнула вперед и подняла руку, и раздалось глухое рычание.
- Вели им дать мне говорить, - сказала я Герету, и тот прикрикнул на
них, а когда шум не прекратился, его люди, размещенные по всей пещере,
тычками и толчками заставили всех умолкнуть.
- Вы считаете виновной меня, - крикнула я затем им. - Но я не
виновата в этом зверском преступлении. Вы видите, что я не страшусь ни
мертвой, ни бога. Вчера женщины терзали мое тело. Многие, думается,
помнят, что они сделали, - сразу же раздались визгливые крики злобного
согласия. - Тогда смотрите, - призвала я и, расстегнув застежки плаща,
сбросила его и стояла там, нагая и исцелившаяся. По толпе пробежал шепот
удивления. На мне оставили много тяжелых отметин, но на теле у меня не
было ни царапины.
Затем одна девица протолкалась в первый ряд толпы, нырнула между
охранниками Герета и закричала:
- Ты сделала это с помощью своего колдовства, злодейка! Не думай,
будто собьешь нас с толку, стоя тут голая и бесстыжая в своей греховности.
Это была девица, прислуживавшая Уасти, и толпа сразу же начала лаять
с ее голоса. Герет снова прикрикнул, на этот раз без моей указки,
охранники потолкались, и снова наступила тишина.
- Нет, - сказала я. - Бог убрал с меня следы ваших рук, дабы показать
мою невиновность. Но я дам вам и другое доказательство. - По толпе
пронесся шорох предвкушения. - Вели принести незажженный факел, - сказала
я Герету, - и подставку для него.
Один из его людей принес факел из сложенной поблизости кучи, в то
время как другой поспешил за подставкой. Напряжение в пещере нарастало, и
задержка на время доставки вещей увеличила сгиб. Моя нагота тоже сбивала
их с толку; сами они постеснялись бы раздеться при таком скоплении народа
и даже немного смущались смотреть на меня.
Когда факел установили, наколов на шип подставки, я сунула вощеный
фитиль в жаровню алтаря и зажгла его. Руки у меня дрожали, когда я
повернулась к ним спиной и предстала перед Сиббосом, словно бы в молитве.
Могла ли я это проделать? Ну, если и нет, то теперь уж слишком поздно. Я
уставилась на ярко-голубой камень у него на груди, пока у меня не
затуманились глаза, а в мозгу мало-помалу открылся путь - и я пошла по
нему. Когда я повернулась к толпе, казалось, что я раздвоилась: во-первых,
я сама, тяжелая словно во сне, сознающая свое тело лишь настолько,
насколько его сознают в полусне, совершенно без всякого контроля над ним;
а во-вторых, - существо холодное, будто кристалл льда опустили на макушку
моего черепа, идеально контролирующее свое тело, как не могла этого
сделать первая "я".
Я повернулась лицом к ним и положила свою руку на руку Уасти.
- Я не виновата в твоем убийстве, умершая, - провозгласила я, и все
же не я, а другая "Я" - голос, вибрации которого я не ощущала в своем
горле. - Если все так, как я сказала, пусть огонь не обожжет меня.
Я услышала, как они задержали дыхание, единое задержанное дыхание
толпы, всех разом.
А затем я нагнулась вперед к факелу, и пламя лизнуло мне плечи, грудь
и живот. Я совершенно не почувствовала жара; даже подожги оно меня, я все
равно не должна бы его почувствовать, но этот желтый огонь скользил по
моей коже, словно вода, и не оставлял никаких следов. Из толпы раздались
крики и возгласы. Я выпрямилась, сняла онемевшими руками факел с шипа и
провела им вверх-вниз по всему телу. Он пылал на моей коже, но без дыма.
Шум снова спал. Стояла полная тишина. Тогда я вернула факел на шип,
повернулась к богу и голубому камню и отключила охвативший меня транс.
Произошло странное схождение двух частей меня - такое же быстрое и
потрясающее в возвращении, сколь медленным и подобным сну было
расхождение. Слух, зрение, обоняние и осязание сделались вдруг словно бы
невыносимо острыми, почти мучительными, но у меня не было времени
приходить в замешательство. Мое тело было целым, я доказала свою
невиновность, и теперь настала пора для следующего шага.
- Фокус!
Прислуживавшая Уасти девица выбежала вперед, поближе к концу пещеры,
где стоял бог. И яростно завопила, плюясь от страха и гнева белыми
пузырьками пены.
- Неужели вы не видите, что это фокус! Не дайте убийце уйти от
наказания!
В толпе снова загромыхал неясный ропот, но я отпарировала:
- Совсем не фокус.
И, нагнувшись к зеленому плащу, оторвала от него кусок, выпрямилась и
бросила его в пламя. Ткань сразу же занялась и вспыхнула, мигом почернев.
Толпа теперь притиснулась поближе, но ее сосредоточенность сделалась иной.
Я начала различать слова.
- Она невиновна. Дух Уасти защищает ее.
- Подождите, - крикнула я, и они остановились словно лошади,
почувствовавшие вдруг во рту удила с силой натянутых вожжей. - Сделано еще
не все. Бог разгневан смертью целительницы. Один из тех, кто здесь
находится - убийца. Если не я, то кто же?
Настал момент нападать, а не защищаться, и я испытывала от этого
свирепо радость, я, которая до сих пор всегда была преследуемой.
- Ты! - показала я на полную женщину в передних рядах толпы. - Это ты
сделала? - и она попятилась, побледнев от шока. - Или ты? - и я
повернулась к тощему, узкоголовому мужчине в центре, у которого отвисла
челюсть, показывая печальное зияние между немногих скромно распределенных
серых зубов.
- Прикажи своим людям привести сюда тех двоих, - прошипела я Герету,
и миг спустя ошеломленного мужчину и хнычущую женщину выволокли пред очи
бога.
Сперва я подошла к женщине, и, когда овладела ее наполненными ужасом
глазами, сказала:
- Не бойся. Если ты невиновна, Сиббос защитит тебя. Коснись руки
Уасти, и она тоже защитит тебя.
Женщина - успокоенная, уверенная в своей невиновности и подчиненная
теперь моей воле - прикоснулась к мертвой ладони, а затем покорно
позволила мне отвести ее к факелу.
- Если она невинна, - выкрикнула я, - огонь будет для нее прохладным
и приятным, как вода.
Я направила ее руку, так что кисть до запястья вошла в пламя, и она
ахнула при этом, словно девочка, в первый раз увидевшая море, или закат,
или гору - хоть и знает, а все равно испытывает восторг и изумление.
Голоса истерически усилились. Я извлекла ее непострадавшую кисть, и
брызнула ей на лоб несколько капель из медной чаши с водой. Она очнулась,
ошеломленная и улыбающаяся. Следующим стоял мужчина, но результат был тот
же. Толпа теперь волновалась, бурлила и голосила. Я навела на нее
пристальный взгляд, и сделала рукой знак.
- Ни я, ни они, - провозгласила я. - Кто же?
Я увидела, что прислуживавшая Уасти девица стояла в первом ряду, куда
она протолкалась и теперь пыталась попятиться. Лицо ее начал искажать
страх. Внезапно она увидела, что я обратила взгляд к ней, и вокруг нас
снова наступило затишье. Я двинулась очень медленно и все же по прямой, не
глядя ни направо, ни налево, только на нее. Чем ближе я подходила, тем
больше она пятилась, но не могла продвинуться. В любом случае толпа бы ей
не позволила.
Когда нас разделял какой-то фут, я сказала:
- Ты тоже должна доказать свою невиновность перед Уасти и перед
богом.
И множество охочих рук толкнули ее ко мне.
Все было легко и жестоко, у нее не осталось никаких сил. Мне и не
требовалось ничего с ней делать, достаточно и ее собственной вины и
естественного огня. И все же я оказалась неподготовленной к тому, что
случилось - к явлению, вызываемому мной, и все же противоположному.
Я притащила ее к трупу Уасти и сказала:
- Коснись ее руки, и, если ты невиновна, она защитит тебя, и огонь не
обожжет.
И тут она начала сопротивляться и плакать.
- Я боюсь, боюсь.
- Почему?
- Она мертва - мертвая! Я не выношу прикосновения к мертвым!
В пещере грянул громкий голос толпы.
- Испытание! Испытание! Испытание!
