благодаря Анкурумским играм он сталкивался с ранениями и потяжелее моего.
Когда он ушел, я лежала, не двигаясь, в своеобразном оцепенении,
тяжелом, но не сонном, в меланхолии после страсти и страха. Через
некоторое время я расстегнула беспокоивший меня левый браслет, и на ложе
упал сухой листик лозы. Я подняла его, и он рассыпался у меня в пальцах. Я
молилась богине по-человечески, а она услышала ли она? Она ли даровала нам
победу на скачках и мне - жизнь Дарака? И все же я убила - Эссандара. Я
знала, что он умрет. Что-то она думала обо мне теперь, та куколка - богиня
на холмах.
Я встала, гадая, куда ушел Дарак, стремясь стряхнуть обрушившуюся на
меня растущую депрессию.
Отодвинув занавеску на двери, я вышла в коридор. Там никого не было.
Все было очень тихо. Мною овладел внезапный, иррациональный страх. Я даже
не помнила, каким путем мы пришли сюда. Потом шаги. Я напряглась. Из-за
левого угла появилась прихрамывающая тень с покрывалом из темной ткани на
плече.
- Вот, - сказал Беллан. - Возьми этот плащ и надень его. Я рад, что
ты не стыдишься своего тела, но оно вызывает несколько чрезмерный интерес.
Я взяла плащ и завернулась в него. Лицо у Беллана было сухим,
замкнутым и очень усталым; казалось, оно имело то выражение, какое я
ощущала под шайрином.
- Хорошие скачки. И ты с успехом сделала свой выстрел. Я знал, что у
тебя получится. Учебный скаковой круг - это одно дело, а Прямая - совсем
другое.
- Беллан, - тихо произнесла я, - я сожалею, что разделалась с твоим
кровником. Право разделаться с ним принадлежало не мне.
Беллан неловко пожал плечами.
- Я обрадовался, увидев как он пропал - так вот. Даже не погиб, как я
слышал, но осталось от него немного. Даже меньше... - Он оборвал фразу. -
Два года я жил надеждой увидеть, как с этим человеком обойдутся так же,
как он обошелся со мной, жил ради этого, жил из-за этого. А теперь, - он
покачал головой, - с этим покончено.
Он пошел по коридору, и я последовала за ним.
- Улицы забиты народом, - сказал он. - Мы выберемся как можно быстрей
и тише. Я послал твоего Дарроса вперед. Толпы с вас хватит и сегодня
вечером - на пиру у Градоначальника в честь Победителей игр.
Мы отправились в городской дом Распара, - маленький и даже не
особенно уютный. Я приняла ванну и тихо лежала, пока великанша с виллы
выбивала из меня синяки. А потом уснула. Когда я проснулась, солнце уже
заходило, окрашивая медно-красным белые стены. Дарака я не видела с тех
пор, как врач вырезал мне из руки наконечник, не увидела и сейчас. Вошли
три незнакомых женщины и сказали, что они оденут меня для пиршества
Победителей. Я чувствовала себя такой усталой, отупевшей и опустошенной,
что казалось, будто я двигаюсь назад во времени - к вечеру ужина у
посредника, с которого все и началось.
Похоже, я должна была облачиться в женский наряд, но в цвета
колесницы. Они приготовили три платья и хотели одеть меня в алый шелк, но
я выбрала вместо этого черный бархат - новомодное платье с ниспадающими
красивыми складками. Его длинные тесные рукава скроют бинты. Они уложили
мне волосы, завили и заплели их, и вплели в них ярко-красные бусы, похожие
на капли крови. Принесенный ими шайрин был невероятным - черный шелк,
расшитый вокруг глаз алой нитью. Работали они даже быстрей, чем те другие
с белым платьем.
После того, как они ушли, я некоторое время сидела одна, а потом
покинула комнату и спустилась по узкой лестнице в круглый зал. Он
пустовал, если не считать Распара, наливавшего себе вино за порфировым
столиком. Он остановился и поклонился мне.
- Добрый вечер. Простите, я еще не поздравил вас с победой на
скачках. Надеюсь, рана от стрелы не тяжелая?
- Спасибо, нет.
- Вот и хорошо. Эссандар умер; вам сказали?
Я промолчала. Он продолжал, не дождавшись ответа:
- Беллан уведомил вас о пире? А, хорошо, вы с Дарросом проедете на
своей колеснице по улицам до особняка Градоначальника при свете факелов.
Там вы будете есть и пить, и получать разные совершенно излишние знаки
почета в обществе других победителей, и время от времени показывать себя
народу с большого балкона. Сад Градоначальника будет открыт для народа, и
будут бесплатно давать вино и мясо. Будет очень шумно и, вероятно, скучно.
- Он подошел ко мне, взял руку и поцеловал ее, как в тот первый вечер. -
Трудно поверить, что это блудный мальчишка с колесницы... о, простите, но
как мне еще это выразить? Я знаю, что вы принадлежите Дарросу, и поэтому
не буду докучать вам лестью. Кроме того, что я буду делать с подобной вам
женщиной в моем доме?
- Я не принадлежу Дарросу, - заявила я, - и он не принадлежит мне.
- Тем лучше, - сказал Распар. - С тех пор, как закончились скачки, он
был с дамой. Теперь уж вы должны его знать. Стоит позвать белой птичке,
как он летит на ее дерево. Но вы - гнездо, степная принцесса. Думаю, вы
сами это знаете.
Его слова, казалось, не имели большого смысла. Мне было тревожно и не
по себе. Я подошла к одному из окон и уставилась в сумерки, на извилистые
улочки и покатые крыши.
В этот миг в дом вошел Дарак. Дарак, Эллак, Маггур, Глир и полдюжины
других. Он теперь держался очень смело с хозяином дома, выиграв для него
скачки. Я повернулась и посмотрела на Дарака. Он тоже носил цвета
колесницы - алое, черное и золотое. И все еще походил на бога;
неистощенный и незатасканный. Он сразу же прошел ко мне.
- Тот мясник с кислым лицом извлек наконечник?
- Да.
- Ты не хочешь знать, чем я занимался?
- Наверное, нет.
- Ну, так вот, я был с какой-то глупой сукой, но не безвыгодно.
Кажется, у ее мужа тоже есть свои колесничие, и скоро будут другие игры, в
Солсе и Ласкаллуме. Как я тебе нравлюсь в качестве колесничего?
Им овладело какое-то безумие. Неужели он не помнил, кто он такой? А
молодчики, столпившиеся у него за спиной, прислушивались к угрозе бросить
прежнее занятие - я взглянула на них, но они скалились, словно глупые псы.
Наверное, это какая-то новая игра. Его длинные черные волосы были немного
короче, чем я помнила. Он почувствовал мой взгляд.
- Они их купят, - сказал он. - О, но их не продали. Одна женщина
умоляла дать ей хоть малость.
Он взял меня за руку, повернулся и в первый раз отсалютовал Распару -
однако так, как отдавали честь колеснице.
- Факельщики стоят у ворот, а конюхи подали колесницу.
Распар поднял чашу и следил, слегка сузив глаза, как мы уходим в
надвигающуюся ночь.
Десять факельщиков с пылающими тускло-золотым огнем светочами,
колесница, влекомая уже не вороными Распара, а тремя черными работягами,
принаряженными, чтобы выглядеть такими же, как победители скачек, и
вороные кони эскорта для людей Дарака.
- Сегодня вечером, - пообещал он мне, - я вытащу из тюрем
Градоначальника драчливых дураков Эллака - в качестве награды победителю.
Мы стояли на колеснице, но в ней больше не чувствовалось жизни. Душа
ее пропала или уснула. Мы медленно петляли по улицам, выезжая на более
широкие, и там соединились с другими факельщиками, и цветными фонариками,
и процессией верхоконных Победителей. Вот так, сверкая, мы и ползли,
скручиваясь в спираль, как змея, вверх к дому-крепости Градоначальника.
На открытые площади перед особняком и в сады позади него вливалось
все больше и больше народу.
Смех и крики пронзали мне тело и мозг как ножи. Я слышала, как они
ревели при виде Дарака. Слышала крики: "Степнячка!"
Все это было пустым. Я больше не была богом этого места.
В портике у Градоначальника блистало десять колонн и еще десять в
самом доме - сплошь мраморных, с позолоченными капителями и цоколями,
инкрустированными голубой мозаикой. Возникало сильное ощущение яркого
света, дыма, движения и звенящей музыки маленьких арф. Мы поднялись в зал
на верхнем этаже, огромный, тянущийся по всему особняку, открытый на двух
концах, где выступали массивные балконы с колоннами, один над площадями, а
другой над садами. Зал был золотым - сплошь золотым. Пол и потолок
украшали фрески и картины, по я их не помню; фигуры на них казались
перемешанными с людьми в зале. За балконом повисла синяя ночь,
раскалываемая иногда голубой молнией, а внизу море разноцветных фонариков,
факелов и костров, где жарили мясо.
Победителей на играх в Анкуруме много: кулачные бойцы, акробаты,
борцы, но места за высоким столом, где сидит Градоначальник, достаются
победившим в скачках конников, гонках колесниц и Сагари. Тарелки, покрытые
эмалью и золотые чаши из черной яшмы со вставленными полудрагоценными
камнями. Что ни съешь, все твое, и время от времени подходят женщины в
одеждах из прозрачной газовой ткани и кладут тебе мелкие побрякушки -
золотые ножи и булавки - игрушки, сплошь бесполезные, но достаточно
красивые.
Дарака усадили одесную Градоначальника - на самое почетное место.
Рядом с ним сидела прекрасная женщина с золотыми волосами, которые
казались естественными, хотя в Анкуруме никогда нельзя быть уверенным в
таких вещах. Ошую Градоначальника сидел в своих белых цветах Гиллан из
Солса, то и дело усмехаясь про себя, возможно, из-за двусмысленности
своего положения. Я как стрелок, сделавший классический выстрел, сидела
рядом с Гилланом, и Гиллан вел себя со мною очень осторожно: сверхлюбезный
или вообще безмолвствующий. Далее вдоль стола расселись другие колесничие
и конники, и, надо полагать, лучники Гиллана, отделенные друг от друга
придворными красавицами Градоначальника. Никого из них я не помню. Я
прилагала усилия, чтобы быть вежливой и делать вид, будто я ем, стараясь в
то же время есть как можно меньше. Все смены блюд я переносила плохо и не
понимала, и чем причина. Зал казался горящим и наполненным миазмами.
Мы сидели только с одной стороны стола, а ниже нас вытянулись другие
столы, более шумные и менее официальные, чем наш. Люди Дарака, те
немногие, кого он привел с собой, сидели именно в той толпе, глуша вино и
грызя кости. Я смутно надеялась, что не приключится никакой беды, так как
вдоль стен, и особенно позади Градоначальника стояли густые ряды его
стражи, что было в порядке вещей для лиц, занимавших его положение. Я
следила, как его мясистые, все в перстнях, руки аккуратно подавали куски
пищи. В желудке у меня начались боли.
Я ДОЛЖНА ПОКИНУТЬ ЭТО МЕСТО. Эта мысль возникла внезапно и холодила,
как лед. Я сразу увидела зал так, словно он был застывшим, более бледным,
почти прозрачным. Забыв о правилах этикета, я собиралась встать и сказать
- не уверена, что именно: наверное, просто побегу вдоль столов к двери. Но
сверкающая перстнями рука Градоначальника поднялась, властно махнула,
затрубил рог, и он встал. Воцарилась относительная тишина. Он собирался
провозгласить здравицу в честь Победителей. Пронзенная этим мгновением, я
сидела молча и не двигаясь. Море лиц, чуть кивающих, тронутых золотым
светом, улыбающихся, смеющихся, гармоничных. Градоначальник вновь и вновь
поднимал серебряную чашу, когда глашатай выкликал имена и города
Победителей, и рог вторил ему, так же как приветственные крики. А затем
тренированный голос с его чрезмерным акцентированием: - Победитель Сагари,
Даррос из Сигко.
Громкий рев и аплодисменты, Градоначальник, улыбаясь, нагнулся к
Дараку. А затем - опять та мясистая рука, легким взмахом гасящая шум.
Все еще стоя, Градоначальник поставил чашу на стол.
- Даррос из Сигко, - повторил он, хорошо разносящимся глубоким
