маленькую, наивную душу в моих наивных руках и наивно предложила ее Голосу,
думая, что предлагаю ее Ангелу. Отчасти виновата в этом и мадам Валериус. Я
рассказала ей о необъяснимом инциденте, и она воскликнула: "Это Ангел! Во
всяком случае, ты всегда можешь спросить его".
Я спросила, и Голос ответил, что он действительно тот, кого я ждала, тот,
кого отец обещал прислать после смерти. С тех пор Голос и я стали часто
встречаться, я доверяла ему полностью. Он сказал, что сошел на землю, чтобы
помочь мне постигнуть высшую радость вечного искусства, и попросил
разрешения давать мне каждый день уроки пения. Я с радостью согласилась,
наши встречи проходили в моей артистической комнате в то время, когда эта
часть Оперы была безлюдной. Как описать вам эти уроки? Вы не можете себе
представить, какими они были, хотя и слышали сам Голос.
- Конечно, мне трудно представить, какими они были, - согласился Рауль. -
А аккомпанемент?
- Какая-то музыка, незнакомая мне. Она проникала с другой стороны стены и
была чудесной. Голос, оказалось, точно знал, в каком месте мой отец
приостановил обучение, когда умер, и каким методом он пользовался. - Я -
или, скорее, мой голос - помнила все мои прошлые уроки. Извлекая пользу из
них, а также из уроков, которые я теперь брала, я достигла удивительного
прогресса, на который при других условиях потребовались бы годы! Вы знаете,
я довольно деликатна, и сначала моему голосу не хватало характера: его
нижний регистр был не развит, верхний регистр - слегка резковат, а среднему
регистру, недоставало чистоты. Мой отец боролся с этими недостатками и за
короткое время достиг успеха. Голос помог мне преодолеть их навсегда.
Я постепенно увеличивала силу своего голоса до такой степени, на которую
раньше даже не позволяла себе надеяться. Я научилась давать дыханию самую
большую из всех возможных амплитуд. Но самое главное - Голос раскрыл мне
секрет грудных звуков сопрано. И он окутал наши уроки святым огнем
вдохновения, пробудил во мне страстную, жадную, возвышенную жизнь. Он
обладал способностью поднимать меня до своего уровня, поставил меня в унисон
со своими великолепными, парящими звуками. Его душа жила в моем голосе и
дышала гармонией.
Через несколько недель я уже не узнавала себя, когда пела! Это даже
пугало меня: не скрывается ли за этим какое-то колдовство? Но мадам Валериус
успокоила меня, сказав, что такой чистой девушкой как я, дьявол завладеть не
в состоянии.
По приказу Голоса мои успехи были секретом, известным только мне и мадам
Валериус. По какой-то причине за пределами своей артистической комнаты я
пела своим обычным голосом, и никто не замечал каких-то изменений. Я все
делала так, как хотел Голос. Он сказал мне: "Вы должны подождать. Увидите,
мы поразим Париж!" И я ждала, живя в каком-то восторженном сне, где
главенствовал Голос.
Затем однажды я увидела в зале вас, Рауль. Я была вне себя от радости и
не пыталась скрывать ее, вернувшись в свою артистическую комнату. К
сожалению для нас обоих, Голос был уже там и сразу понял по моему лицу, что
случилось что-то новое. Когда он спросил меня об этом, я не видела причины
не сказать ему о вас и месте, которое вы все еще занимали в моем сердце.
Когда я закончила, Голос, казалось, не отреагировал. Я позвала его - он не
ответил. Я просила его - напрасно. Мне пришла в голову мысль, что он,
возможно ушел навсегда. Я молила Бога, чтобы Голос ушел, Рауль...
В тот вечер я вернулась домой в отчаянном состоянии. Я обняла мадам
Валериус и сказала: "Голос ушел! Наверное, он не вернется никогда!" Она
испугалась так же, как я, и попросила меня объяснить, что произошло. После
моего рассказа она констатировала: "Конечно, Голос ревнив!" И это, Рауль,
заставило меня понять, что я люблю вас...
Кристина замолчала, склонив голову на грудь Рауля, и они сидели так
несколько секунд, держась за руки. Поглощенные своими чувствами, молодые
люди не видели, не чувствовали, что всего в нескольких шагах от них, поперек
крыши, двигалась тень от двух больших черных крыльев, приближаясь так
близко, что могла накрыть их.
- На следующий день, - продолжала Кристина с глубоким вздохом, - когда я
пришла в свою артистическую, Голос был там. О Рауль, он говорил со мной так
печально. Он прямо сказал мне, что, если я отдам свое сердце кому-то на
земле, он. Голос, вернется на небеса. Он сказал это таким горестным тоном,
что мне в душу вкралось подозрение: я начала понимать, что мой разум ввел
меня в заблуждение. Но я все еще верила этому видению. Голосу, который так
тесно соединился с мыслью о моем отце. Больше всего на свете я боялась, что
не услышу era никогда. К тому же, думая о своих чувствах к вам, я стала
понимать их возможную тщетность; я даже не знала, помнили ли вы еще меня.
Кроме того, ваше социальное положение делало наш брак невозможным. Я
поклялась Голосу, что вы были для меня только братом и никогда не будете
кем-либо еще и что мое сердце не откликнется на земную любовь.
Это было тогда, Рауль, когда я отворачивалась от вас, когда вы пытались
привлечь мое внимание на сцене или в коридорах. Вот почему я делала вид, что
не узнавала вас. Тем временем мои уроки с Голосом приводили меня в
божественный восторг. Никогда раньше я не была так одержима красотой звука.
И однажды Голос сказал мне: "Теперь идите, Кристина Доэ: вы можете дать
человеческим существам немного небесной музыки!" В тот вечер состоялось
гала-представление. Почему Карлотта не пришла тогда в Оперу, не знаю. Как бы
то ни было, я пела, пела в таком приподнятом настроении, какого не знала
раньше. Я чувствовала в себе такую легкость, как будто мне дали крылья. Моя
душа была словно в огне, и в какой-то момент я даже думала, что она покинула
тело.
- О Кристина, мое сердце трепетало с каждой нотой, которую вы пропели в
тот вечер! - воскликнул Рауль, и его глаза стали влажными при этом
воспоминании. - Я видел, как слезы текли по вашим бледным щекам, и плакал
вместе с вами. Как вы могли петь в таком состоянии?
- Я почувствовала слабость, - сказала Кристина, - и закрыла глаза...
Когда я их открыла, вы были рядом со мной. Но Голос был там же, Рауль! Я
испугалась за вас и потому засмеялась, когда вы напомнили мне о нашем
детстве. Но, к сожалению, никто не может ввести в заблуждение Голос. Он
узнал вас и стал страшно ревновать. В течение следующих двух дней он
устраивал мне ужасные сцены.
"Довольно, - сказала тогда я. - Завтра я еду в Пер-рос на могилу моего
отца и попрошу мсье Рауля де Шаньи поехать со мной". - "Делайте, как хотите,
- ответил Голос, - но я тоже буду в Перросе. И знайте, Кристина, что где бы
вы ни были, я всегда буду там же. Если вы еще достойны меня, если не лгали
мне, ровно в полночь я сыграю "Воскрешение Лазаря" на скрипке вашего отца на
его могиле".
И вот почему я написала то письмо, которое привело вас в Перрос, Рауль.
Как я могла позволить, чтобы меня полностью обманули? Поняв, насколько
личными были заботы Голоса, я стала подозревать какой-то обман. Но я уже
была неспособна думать о себе: Голос полностью контролировал меня. Ведь у
него было все, чтобы легко обмануть невинную душу, подобную мне!
- Но вы же вскоре узнали правду! - воскликнул Рауль. - Почему вы
немедленно не ушли от этого отвратительного кошмара?
- Почему, Рауль? Уйти от этого кошмара? Вы не понимаете! Кошмар не
начался для меня, пока я не узнала правду! Тише! Тише! Я вам ничего не
говорила... И теперь, когда мы покидаем небеса и возвращаемся на землю,
пожалейте меня, Рауль, пожалейте. Помните тот вечер, роковой вечер, когда
Карлотта, вероятно, чувствовала, что ее превратили на сцене в отвратительную
жабу, и начала квакать, будто провела всю свою жизнь в болоте, вечер, когда
разбилась люстра и Опера погрузилась в темноту? Тогда погибли и были ранены
люди...
Моя первая мысль, когда произошла катастрофа, Рауль, была о вас обоих, о
вас и о Голосе, потому что в то время вы оба были равными половинами моего
сердца. Я немедленно успокоилась относительно вас, поскольку увидела вас в
ложе брата и знала, что вы вне опасности. Что касается Голоса, то он сказал
мне, что будет на представлении, и я испугалась за него; да, испугалась, как
будто это был обычный человек, способный умереть. Я подумала: "Боже мой!
Люстра могла раздавить Голос!" Меня охватила паника. Я готова была бежать в
зрительный зал и искать Голос среди убитых и раненых. Но затем мне пришла в
голову мысль, что, если с Голосом ничего не случилось, он должен уже быть в
моей артистической комнате. Я поспешила туда и умоляла Голос дать мне знать
о своем присутствии.
Ответа не было, но вдруг я услышала протяжный, душераздирающий стон,
который так хорошо знала. Это был стон Лазаря, когда при звуке голоса Иисуса
он открывает глаза и опять видит свет. Я слышала жалобное пение скрипки
моего отца. Я узнала его стиль, который когда-то зачаровывал вас в Перросе,
Рауль, и пленил в ту ночь на кладбище. Затем раздался радостный, победный
крик жизни, исходивший от невидимой скрипки, и Голос наконец сделался
слышимым, он пел: "Приди и верь в меня! Те, кто верит в меня, будут опять
жить. Иди! Те, кто верит в меня, не могут умереть".
Я не могу сказать вам о впечатлении, которое эта музыка произвела на
меня, когда он пел о вечной жизни, в то время как под той же крышей умирали
люди, раздавленные упавшей люстрой. Я чувствовала, что он приказывает мне
встать, идти к нему. Он удалялся, и я следовала за ним:" "Приди и верь в
меня!" Я верила в него, я шла... К моему изумлению, артистическая комната
становилась все длиннее и длиннее, пока я шла. Это, вероятно, был эффект
зеркала, конечно, передо мной было зеркало. Затем вдруг я обнаружила, что
нахожусь вне комнаты, не зная, как оказалась там и" - Что? - резко остановил
ее Рауль. - Не зная как? Кристина! Кристина! Вы должны были попытаться
прервать ваше сновидение!
- Это был не сон. Я действительно не знаю, как все произошло. Поскольку
вы однажды были свидетелем моего исчезновения из артистической, может быть,
вы объясните это, но я не могу. Помню только, что стояла перед зеркалом,
потом вдруг перестала его видеть. И зеркало, и моя комната исчезли. Я
оказалась в каком-то коридоре. Испугавшись, я пронзительно закричала.
Вокруг меня была темнота. Лишь вдали тусклый красный свет освещал угол
стены, где пересекались два коридора. Я опять закричала. Мой собственный
голос был единственным звуком, который я слышала, потому что пение и игра на
скрипке прекратились. Вдруг в темноте рука, или, скорее, что-то холодное и
костлявое, крепко схватила мое запястье. Я закричала еще раз. Рука обвила
мою талию, и меня приподняли над землей. Несколько мгновений я в панике
сопротивлялась. Мои пальцы скользили по сырым камням, но не могли ухватиться
задних. Затем я замерла, чувствуя, что умираю от ужаса.
Меня несли в сторону красного света. Когда мы приблизились к нему, я
увидела, что меня держит мужчина, одетый в большой черный плащ и маску,
которая скрывала его лицо. Я предприняла последнее усилие: мои руки и ноги
стали ватными, мой рот вновь открылся, чтобы закричать, но рука закрыла его,
рука, которую я чувствовала на губах, на моем теле, - она пахла смертью! Я
потеряла сознание.
Не знаю, как долго продолжался мой обморок. Когда я очнулась, мужчина в
черном и я все еще были в темноте, но тусклый фонарь на полу теперь светил
на бьющий фонтан, вделанный в стену. Вода стекала вниз по стене и исчезала
под полом, на котором я лежала. Моя голова покоилась на колене мужчины в
