торговца свининой, непринужденно сидящего там со своей семьей. И он имеет на
это полное право, поскольку заплатил за ложу маркиза. В прошлом же такая
практика была невозможна. Ложи в Опере были своего рода гостиными, где можно
было встретить или увидеть членов высшего общества, которые любили музыку.
Эти люди, хотя и не обязательно часто общались, но знали каждого по имени
и в лицо, и лицо графа де Шаньи было им всем знакомо.
Сообщение, опубликованное утром в колонке слухов "Эпок", очевидно,
произвело должный эффект, потому что все глаза были устремлены к ложе, где
граф Филипп сидел один, судя по всему, беззаботный и спокойный. Женщины в
этом блестящем собрании были, кажется, сильно заинтригованы, и отсутствие
брата графа вызывало бесконечный шепот за веерами.
Когда Кристина появилась на сцене, ей оказали довольно прохладный прием.
Высший свет, видимо, не мог простить певице того, что она хотела выйти замуж
за человека, стоящего на социальной лестнице намного выше ее самой. Кристина
почувствовала эту враждебность и расстроилась.
Завсегдатаи Оперы, которые утверждали, что знают о любовной связи
виконта, открыто улыбались при некоторых пассажах в партии Маргариты. И они,
не скрываясь, повернулись к ложе Филиппа де Шаньи, когда Кристина запела:
Я хотела бы знать,
Кто он, обратившийся ко мне?
Благороден ли, он
Или хотя бы как его зовут?
Подперев подбородок рукой, Филипп, казалось, не замечал внимания,
оказываемого ему залом. Его глаза были устремлены на сцену. Но смотрел ли он
на нее? Его мысли витали где-то далеко.
Кристина быстро теряла уверенность, дрожала. Она шла навстречу
катастрофе... Каролас Фонта думал, не больна ли она и сможет ли продержаться
до конца акта. Публика помнила, что произошло на последнем представлении с
Карлоттой: историческое кваканье, которое на время приостановило ее карьеру
в Париже.
И как раз в это время в одну из лож вошла Карлотта. Это было сенсационное
появление. Бедная Кристина посмотрела вверх на новую причину движения в зале
и узнала свою соперницу. Ей показалось, что Карлотта насмешливо улыбается.
Именно это спасло Кристину. Она забыла обо всем, думая только об одном:
добиться нового триумфа.
С этого момента все изменилось. Кристина пыталась превзойти все, что
сделала до этого, и преуспела. В последнем акте, когда она начала призывать
ангелов подняться в небо, ее пение увлекло за собой трепещущую публику,
казалось, ощутившую, что и у нее есть крылья.
При этом сверхчеловеческом зове в центре амфитеатра встал мужчина с
лицом, обращенным к Кристине, как будто он покидал землю вместе с ней. Это
был Рауль.
Ангел, благословенный небом...
И с простертыми руками, поднятой грудью, окутанная волосами, свободно
падающими на ее оголенные плечи, Кристина издала божественный возглас:
Мой дух стремится к тебе на покой!
И в этот момент сцена неожиданно погрузилась в темноту. Это длилось одно
мгновение, у зрителей едва хватило времени воскликнуть в удивлении. Но когда
сцена опять осветилась, Кристины там не оказалось. Что стало с ней? Какое
чудо произошло? Зрители обменивались недоуменными взглядами. Волнение быстро
достигло своего пика как на сцене, так и в зале. Люди спешили из-за кулис к
тому месту, где несколько секунд назад стояла певица.
Куда исчезла Кристина? Какое колдовство вырвало ее из рук Кароласа Фонты
на глазах у восторженных зрителей? Оставалось только предположить, что ангел
ответил на ее пылкую мольбу, забрав ее тело и душу на небо.
Рауль, все еще стоя в амфитеатре, горько рыдал. Граф Филипп поднялся с
места в своей ложе. Люди смотрели на сцену, на графа и его брата, гадая,
имеет ли это странное происшествие какую-то связь со слухами, о которых
сообщила утренняя газета.
Рауль быстро оставил свое место, Филипп исчез из ложи, и пока занавес
закрывали, публика поспешила к входу за кулисы. Зрители ждали объявления.
Шум стоял неописуемый. Все говорили сразу, и у каждого было свое объяснение
случившегося.
- Она упала в люк.
- Ее подняли на канатах на чердак. Бедная девушка стала, возможно,
жертвой какого-то сценического эффекта, который новая администрация испытала
впервые.
- Это было заранее запланированное похищение. Это подтверждает тот факт,
что на сцене стало темно, когда она исчезла.
Наконец занавес медленно поднялся. Каролас Фонта взошел на подиум
дирижера оркестра и печально объявил:
- Дамы и господа, случилось что-то невероятное и глубоко тревожное. Наша
несравненная Кристина Доз исчезла, и никто не знает, каким образом!
Глава 15
Странное поведение английской булавки
Возбужденная толпа вторглась на сцену. Певцы, рабочие сцены, танцовщики,
статисты, хористы, завсегдатаи - все они что-то спрашивали, кричали,
толкались.
- Что случилось?
- Ее похитили!
- Это сделал виконт де Шаньи!
- Нет, это его брат!
- Ах, вот и Карлотта. Это ее козни.
- Нет, это был призрак!
Некоторые смеялись, особенно после того, как осмотр пола и люков исключил
возможность несчастного случая.
В этой пестрой толпе трое мужчин о чем-то спорили низкими голосами,
отчаянно жестикулируя: Габриэль, хормейстер, Мерсье, администратор, и Реми,
секретарь. Они уединились в углу прохода между сценой и широким коридором,
ведущим в комнату отдыха балерин, за скоплением какой-то бутафории.
- Я постучал, но они не ответили. Может быть, их нет в кабинете. Но этого
никак нельзя узнать, потому что они взяли ключи.
Так говорил Реми и, несомненно, имел в виду двух директоров Оперы. Во
время последнего антракта они приказали, чтобы их не беспокоили ни по какому
поводу.
- Но исчезновение певицы со сцены случается не каждый день! - горячился
Габриэль.
- Вы сообщили им об этом хотя бы через дверь? - спросил Мерсье секретаря.
- Я сейчас же пойду туда, - сказал Реми и убежал. Затем пришел режиссер.
- Месье Мерсье, пойдемте! Что вы оба делаете здесь? Вы нужны внизу, мсье.
- Я не собираюсь ничего слышать и тем более делать, пока не придет
комиссар Мифруа! - заявил Мерсье. - Я послал за ним. Когда он будет здесь,
мы посмотрим. - А я говорю, что вы немедленно должны пойти вниз к трубе
органа.
- Нет, пока здесь не появится Мифруа.
- Сам я уже был там.
- Ну и что же вы видели?
- Я никого не видел. Понимаете? Никого!
- Но я ничего не могу поделать с этим, не правда ли?
- Конечно нет, - ответил режиссер, бешено ероша свои буйные волосы. - Но
если кто-то в тот момент был у трубы органа, он, вероятно, сможет рассказать
нам, каким образом вся сцена сразу погрузилась в темноту. Но мы нигде не
можем найти Моклера, понимаете?
Моклер был шефом группы осветителей, который менял день и ночь на сцене
Оперы.
- Не можете нигде найти Моклера? - повторил потрясенный Мерсье. - А его
помощники?
- Ни Моклера, ни его помощников! Никого из группы осветителей, я вам
говорю, - закричал режиссер. - Вы же понимаете: эта девушка не могла
исчезнуть сама по себе! Все было кем-то спланировано, организовано, и мы
должны узнать, кем. А администраторов нет... Я приказал, чтобы никто не
ходил вниз, к контрольным щитам освещения, и поставил пожарного у трубы
органа. Разве я сделал что-то неправильно?
- Нет-нет, вы совершенно правы. А теперь давайте подождем комиссара.
Режиссер ушел, недовольно пожимая плечами и что-то бормоча относительно
"молокососов", которые спокойно слоняются по коридорам в то время как вся
Опера "перевернута вверх дном".
Габриэля и Мерсье вряд ли можно было обвинить в спокойствии. Но они
получили приказ, который парализовал их: директоров нельзя было беспокоить
ни под каким предлогом. Реми пытался нарушить этот приказ, но безуспешно. И
сейчас он вернулся после очередной попытки. На его лице было написано
замешательство.
- Ну, вы говорили с ними? - спросил Мерсье.
- Мушармен в конце концов открыл дверь, - ответил Реми. - Когда он увидел
меня, его глаза чуть не вылезли из орбит. Я думал, он меня ударит. Я не смог
промолвить ни слова, и знаете, что он заорал: "У вас есть английская
булавка?" - "Нет", - ответил я. "Тогда оставьте меня в покое!" - опять
закричал он. Я пытался ему объяснить, что случилось на сцене, но он только
повторял: "Английскую булавку! Достаньте мне английскую булавку, сейчас же!"
Рассыльный, который услышал это, - он смеялся во всю мощь своих легких, -
прибежал с английской булавкой, и, получив ее, Мушармен захлопнул дверь
перед моим носом. Вот и все!
- Почему вы не сказали ему о Кристине Доэ...
- Хотел бы я видеть, как вы бы это сделали! У него шла пена изо рта. Он
ни о чем не думал, кроме как о булавке. Было такое впечатление, что если бы
ему не дали ее сразу, он умер бы от апоплексического удара. Все это
противоестественно. Наши директора сошли с ума. - И Реми, недовольный,
добавил: - Так продолжаться дальше не может! Я не привык, чтобы со мной
обращались подобным образом.
Вдруг Габриэль прошептал:
- Это еще один трюк призрака Оперы! Реми пренебрежительно засмеялся.
Мерсье вздохнул и, казалось, хотел что-то сказать, но, увидев, что
Габриэль подает ему знаки, чтобы он молчал, промолчал. Он чувствовал, что
вся ответственность ложится на него, пока Ришар и Мушармен все еще не
появились. В конце концов Мерсье не смог больше сдерживать себя.
- Я сам пойду за ними, - решил он.
Габриэль, ставший вдруг серьезным, остановил его:
- Подумайте, что вы делаете, Мерсье! Может быть, они остаются в кабинете,
потому что это необходимо! Неизвестно, что на уме у призрака!
Но Мерсье покачал головой:
- Я все равно пойду. Если бы меня послушали, полиции давно уже было бы
все известно. - И он ушел.
- Что он имеет в виду? - удивленно спросил Реми. - О чем это нужно было
рассказать полиции? Вы не отвечаете, Габриэль, значит, вы тоже с ним заодно.
Вам лучше рассказать мне обо всем, если не хотите, чтобы я объявил, что вы
все посходили с ума! Да, с ума!
Габриэль недоуменно взглянул на Реми, притворившись, что озадачен его
непристойным возмущением.
- Сказать о чем? Я не понимаю, что вы имеете в виду.
- Во время антракта сегодня, здесь, - продолжал Реми раздраженно, - Ришар
и Мушармен вели себя как помешанные!
- Я не заметил, - с досадой отозвался Габриэль.
- Тогда вы единственный, кто не заметил этого? Вы думаете, я их не видел?
И что мсье Парабис, управляющий "Кредит Сентраль", ничего не видел? И что у
посла де ла Бордери глаза были закрыты?
- А что случилось с нашими директорами? - просто г душно спросил
Габриэль.
- Что случилось с ними? Вы лучше чем кто-либо другой знаете, что они
сделали! Вы и Мерсье присутствовали там! Вы были единственными, кто не
смеялся!
- Я не понимаю. - С бесстрастным лицом Габриэль поднял руки и опустил их
- жест, который, очевидно, должен был дать понять, что он не заинтересован в
этом деле.
Реми продолжал:
- Что это за новая мания у них? Теперь они не позволяют, чтобы кто-нибудь
близко подходил к ним, - Что? Они не позволяют приближаться к ним?
- Да, они не позволяют никому ни приближаться, ни прикасаться к ним.
- В самом деле? Вы заметили, что они не позволяют никому прикасаться к
ним? Это, несомненно, странно!
- Я рад, что вы признаете это. Пора бы. Они ходят задом!
- Задом? Вы заметили, что наши импресарио ходят задом наперед? Я думал,
только раки передвигаются таким образом.
- Не шутите, Габриэль!
- Я не шучу, - запротестовал Габриэль, глядя серьезно, как судья.
- Вы их близкий друг, Габриэль, может быть, вы сможете объяснить это мне:
во время антракта после сцены в саду, когда я подошел к Ришару, чтобы пожать
