излучения может в таком случае превысить "нормальную" (то есть среднюю для
всей Галактики) в десятки, а то и сотни раз. Обращает на себя внимание
устойчивость некоторых организмов к влиянию такого излучения,
уничтожающего генетическую информацию. Так, например, насекомые могут
переносить дозы излучения, в сотни раз большие, чем дозы, смертельные для
млекопитающих. Кроме того, у организмов, которые живут дольше, излучение
увеличивает частоту мутаций в большей степени, чем у короткоживущих (что
могло иметь определенное влияние на "отрицательный отбор" потенциальных
Мафусаилов органического мира). Шкловский выдвигает гипотезу о том, что
массовая гибель гигантских ящеров в мезозое была вызвана случайным
приближением Земли к вспыхнувшей Сверхновой звезде.
Итак, мы видим, что влияние среды оказывается более универсальным,
чем мы были склонны считать, поскольку оно может определять не только
селекционное давление отбора, но и частоту мутаций, изменяющих
наследственные черты. В общем можно утверждать, что темп эволюции
минимален и даже доходит до нуля, когда условия среды практически не
меняются в течение сотен миллионов лет. Примером такой среды являются
прежде всего глубины океанов, в которых до наших времен сохранились
некоторые формы животных (а именно рыб), не изменившиеся, по сути дела, с
мелового и юрского периодов. Планеты с большей, чем у Земли, стабильностью
климата и геологии (то есть те, которые мы склонны почесть за "рай", имея
в виду их "приспособленность" для существования жизни) в действительности
могут представлять собой области гомеостатического застоя, так как жизнь
эволюционирует не благодаря "встроенной" в нее тенденции к "прогрессу", а
только перед лицом грозящей опасности. С другой стороны, слишком бурные
изменения типа тех, которые встречаются вблизи переменных или двойных
звезд, либо вообще исключают возможность возникновения жизни, либо
постоянно грозят прервать ход начавшейся органической эволюции.
Эволюция, как мы считали, может возникать на многих небесных телах.
Напрашивается вопрос: можно ли утверждать, что всегда, или хотя бы почти
всегда, эволюция достигает своей вершины - возникновения разума или же и
его возникновение есть случайность, внешняя по отношению к динамическим
закономерностям процесса, нечто вроде случайного выхода на тропинку
развития, открывшуюся благодаря стечению обстоятельств. К несчастью,
Космос не удостаивает нас пока ответом на этот вопрос и, наверное, не
скоро удостоит. Поэтому мы со всей нашей проблематикой вынуждены вернуться
на Землю и обходиться лишь теми знаниями, которые можно почерпнуть из
рассмотрения явлений, происходящих лишь на Земле.
1
А. И. Баумштейн, Возникновение обитаемой планеты, "Природа", 1961,
No12.
[ Титульный лист ]
[ Содержание ]
<= Глава третья (e) ]
[ Глава третья (g) =>
Станислав ЛЕМ
СУММА ТЕХНОЛОГИИ
[ Титульный лист ]
[ Содержание ]
<= Глава третья (f) ]
[ Глава третья (h) =>
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
КОСМИЧЕСКИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ
(g) РАЗУМНАЯ ЖИЗНЬ: СЛУЧАЙНОСТЬ ИЛИ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ?
"Неразумные" животные и растения могут приспособляться к изменениям,
вызванным факторами среды, например связанным с временами года.
Эволюционный каталог гомеостатических решений этой задачи огромен.
Периодическая утрата листвы, образование спор, зимняя спячка, метаморфозы
насекомых - это лишь немногие из возможных примеров. Дело, однако, в том,
что регуляционные механизмы, определяемые генетической информацией, могут
противостоять только таким изменениям, благодаря которым эти механизмы
отобраны в тысячах предыдущих поколений. Точность инстинктивного поведения
становится никчемной, когда возникает необходимость в решении новых задач,
к которым вид в целом не приспособлен (то есть когда соответствующие
реакции не были отобраны и закреплены генетически). У растения, бактерии
или насекомого как "гомеостатов первой ступени" реакции на изменения среды
заложены с момента рождения. Применяя язык кибернетики, можно сказать, что
эти системы (особи) заранее "запрограммированы" ко всем тем возможным
изменениям среды, к которым они должны приспособляться для сохранения
своей жизни и для поддержания существования вида. Такие изменения чаще
всего носят ритмичный характер (смена дня и ночи, времен года, приливы и
отливы) и реже являются непериодическими (таково, например, приближение
хищника; оно вызывает действие готовых механизмов оборонительных реакций:
бегство, застывание в "мнимой смерти" и т.п.). Когда же происходят
изменения, выбивающие организм из его "равновесия" со средой, когда
происходят изменения, которые не были предусмотрены "программой"
инстинктов, реакции "регулятора первой ступени" оказываются недейственными
и начинается кризис. С одной стороны, резко повышается смертность
неприспособленных организмов и одновременно усиливается отбор, что дает
преимущество определенным новым формам (мутантам); это может привести в
конце концов к включению в систему "генетического программирования"
реакций, необходимых для выживания. С другой стороны, возникают
исключительно благоприятные возможности для организмов, наделенных
"регулятором второго типа", то есть мозгом, который в зависимости от
требований среды может изменять "программу действий"
("самопрограммирование за счет обучения"). Вероятно, существуют такие
изменения среды, такой их темп и такая последовательность (ее можно
назвать "лабиринтной", имея в виду лабиринты, посредством которых ученые
исследуют способности животных, например мышей), с которыми эволюционная
пластичность регуляторов, созданных генетическим путем, - инстинктов - не
может "справиться". В этом случае преимущество получают процессы развития
центральной нервной системы (гомеостатического устройства "второй
ступени") как системы, действие которой основано на с_о_з_д_а_н_и_и
п_р_о_б_н_ы_х м_о_д_е_л_е_й ситуации. Организм уже "на собственный страх и
риск", не опираясь на готовую программу действия, либо приспосабливает
себя к изменившейся среде (мышь учится находить выход из лабиринта), либо
среду приспосабливает к себе (человек создает цивилизацию). Существует,
разумеется, и третья возможность - "проигрыш"; создав ошибочную модель
ситуации, организм не достигает нужного результата и гибнет.
Организмы первого типа "все знают заранее". Организмы второго типа
должны еще обучаться правильному поведению. Преимущества, которые дает
первый тип "конструкции" организмов, оплачиваются их узкой специализацией,
цена же преимуществ организмов второго типа - риск. "Канал", по которому
передается наследственная информация, имеет ограниченную пропускную
способность, вследствие чего количество заранее запрограммированных
действий не может быть слишком большим; это мы имели в виду, когда
говорили об "узкой специализации" регулировки. Обучение же представляет
собой подготовительный этап, когда организм весьма подвержен опасности
совершения ошибок, которые порою стоят ему жизни. Поэтому-то, вероятно, до
сих пор в мире животных существуют оба эти основные типа регуляторов;
существуют среды, в которых поведение, хотя и стереотипное, но "заложенное
от рождения", имеет большую ценность, чем дорогостоящее обучение на
собственных ошибках. Отсюда, кстати говоря, и берется "чудесное
совершенство" инстинктов. Все это звучит весьма правдоподобно, но что
отсюда следует для общих законов энцефалогенеза? Должна ли эволюция
создавать в конце концов мощный "регулятор второй ступени", каковым
является огромный мозг человекоподобных существ? Или же, если на планете
дело не доходит до "критических изменений", мозги как ненужные на ней не
создаются?
Дать ответ на так поставленный вопрос нелегко. Поверхностное
знакомство с эволюцией склоняет скорее к наивной концепции прогресса: у
млекопитающих мозг был больше, чем у ящеров, - значит, они обладают и
"большей разумностью", поэтому-то они и вытеснили ящеров. Однако
млекопитающие сосуществовали с ящерами в течение сотен миллионов лет,
образуя второстепенные, мелкие формы по сравнению с царствовавшими
пресмыкающимися. В последнее время мы нечто подобное слышим о дельфинах:
говорят, что по сравнению со всеми другими организмами, живущими в море,
они наиболее разумны. Между тем они отнюдь не стали единственными
владыками морских просторов. Мы склонны переоценивать разум, рассматривая
его как "ценность саму по себе". Эшби приводит в этой связи целый ряд
интересных примеров. Медленно обучающаяся "тупая" мышь осторожно пробует
предложенную ей пищу. "Сообразительная" мышь, научившись тому, что
приманка находится всегда на том же самом месте в одно и то же время, на
первый взгляд имеет больше шансов выжить. Но если в приманку положить яд,
то "тупая" мышь, которая "ничему не научилась" благодаря своей
инстинктивной недоверчивости, переживет "сообразительную" мышь, которая
наестся отравы и сдохнет. Поэтому не каждая среда дает преимущество
разумности. С общих позиций экстраполяция опыта (его "перенос") весьма
полезна в земной среде. Возможны, однако, и среды, в которых эта черта
становится минусом. Известно, что более искусный стратег обычно побеждает
менее искусного; вместе с тем он может потерпеть поражение от совершенного
профана, поскольку действия последнего будут настолько "неразумны", что их
нельзя будет предвидеть. Привлекает внимание тот факт, что эволюция, столь
"экономная" во всех случаях передачи информации, создала мозг человека -
устройство с такой степенью "избыточности", что оно и сейчас, в XX веке,
все еще превосходно справляется с проблемами развитой цивилизации, -
анатомически, биологически тот же самый, что и мозг нашего примитивного
"варварского" предка, жившего сто тысяч лет назад. Каким образом эта
огромная "перспективная потенция разума", эта "избыточность", как бы
готовая на заре истории начать строительство цивилизации, возникла в ходе
чисто вероятностной эволюционной игры в сложение двух векторов: увеличения
числа мутаций и усиления естественного отбора?
В теории эволюции нет определенного ответа на этот вопрос.
Исследования показывают, что для мозга каждого животного, вообще говоря,
характерна значительная "избыточность"; она выражается в том, что животное
может разрешать задачи, с которыми оно никогда не встречалось в обычной
жизни, пока эти задачи не поставил ему ученый-экспериментатор. Фактом
является также и рост массы мозга у всех животных. Современные
земноводные, пресмыкающиеся, рыбы, вообще все представители мира животных
обладают большим мозгом, чем их предки в палеозое или мезозое. В этом
смысле в ходе эволюции "поумнели" все животные. Эта всеобщая тенденция
свидетельствует как будто о том, что, если процесс эволюции длится
достаточно долго, масса мозга в конце концов проходит через "критическое
значение" - и тогда начинается лавинная реакция социогенеза.
Но от поспешной "экстраполяции на Космос" этого "тяготения к разуму"
как конструктивной тенденции эволюционных процессов мы должны
воздержаться. Определенные свойства самого "материала", или "нулевого
цикла строительства", могут уже с самого начала эволюции так ограничить ее
будущие возможности и так жестко определить ее потолок, что до
возникновения "регуляторов второго типа" дело не дойдет. Примером могут
