на приеме у фюрера. Штирлиц был о себе высокого мнения, как о мужчине, но
эта мысль никогда не приходила ему в голову.
"Ева Браун может стать ценным агентом. Надо запросить центр."
Штирлиц встал и высморкался в занавеску.
"Клюнет или нет?" - подумал Борман.
Штирлиц посмотрел в окно.
- Какие ножки у этой крошки! - сказал он стихами, - Смотри, Борман.
Борман достал из стола цейсовский бинокль и пошел к Штирлицу. Минуту
они молчали. За это время Штирлиц успел обдумать слова Бормана, а Борман
догадался, что Штирлиц его отвлек.
"Водит за нос", - подумал Борман и ловко перевел разговор в другое
русло.
- Послушай, Штирлиц, у тебя такие обширные связи. Не мог бы ты
достать умненькую собачку с острыми зубами?
- Могу.
"Этот все может", - подумал Борман.
Штирлиц часто обещал что-либо Борману, как, впрочем, и всем
остальным, но никогда ничего не делал.
Штирлиц стрельнул у Бормана еще парочку сигарет, механически сунул
лежащее на столе дело под мышку и направился к выходу.
Борман бросился к столу и резко открыл верхний ящик. Около самой
двери в десяти сантиметрах от пола натянулась бельевая веревка. Штирлиц
резко перепрыгнул через нее, и, сказав "До свидания", скрылся за дверью.
"Профессионал!"- простонал Борман.
Да, Штирлиц был профессионалом. Он не стал листать украденное дело в
коридоре, как поступил бы на его месте английский или парагвайский шпион,
а выбрал самое укромное место в Рейхе.
Войдя в ватерклозет Штирлиц обнаружил свежую надпись "ШТИРЛИЦ -
СКОТИНА И РУССКИЙ ШПИОН". Штирлиц старательно зачеркнул слово "ШПИОН" и
надписал слово "РАЗВЕДЧИК", а внизу приписал "БОРМАН - ТОЖЕ СКОТИНА".
Здесь же он пролистал дело пастора Шлага. В голове его начал
созревать еще неясный, но уже план.
ГЛАВА 3
Когда Айсман разбудил его, был уже конец рабочего дня. Штирлиц вышел
на улицу, вынул пачку "Беломора" и прикурил у часового. Чеканя шаг, прошла
рота эсэсовцев, проехал бронетранспортер, обдав Штирлица брызгами.
"Скоты, - подумал Штирлиц, - нажрались и разъезжают. Вас бы на фронт,
вшей кормить..."
При слове "кормить" Штирлицу захотелось тушенки. Он притушил
папиросу, сунул ее назад в пачку. Сплюнул два раза под ноги и решил
сходить в ресторан.
Шагая по вечернему Берлину, Штирлиц думал о разных неприятных вещах.
Во-первых, кончался "Беломор", и его приходилось экономить. Во-вторых,
интересно, какую информацию он может получить от Евы Браун, и разрешит ли
центр контакт. И, наконец, радистка Штирлица внезапно забеременела и
просилась домой, к мужу. Обо всех трех вещах следовало сообщить центру. А
на связь с центром Штирлиц выходить не любил.
Раздумья Штирлица отвлекла группа молодых разряженных женщин,
которые, громко хихикая, курили на углу и смотрели в его сторону.
"Шлюхи", - подумал Штирлиц. "Штирлиц", - подумали шлюхи.
- Штирлиц! А не в ресторан ли ты идешь? - спросила одна из них,
кокетливо поправляя прическу
- Пойдем, - сказал галантный Штирлиц и взял ее под руку. Американский
агент 008, которому обычно поручались самые трудные дела, был заброшен в
Берлин, чтобы выяснить, что так долго делает в Германии русский агент
Штирлиц, а заодно попытаться перевербовать его. Агенту такие дела были
привычны. Как раз на днях он перевербовал пакистанского шпиона, который
работал секретарем дуче в Италии. Штирлиц тоже представлялся агенту легкой
добычей. За два дня агент 008 сумел выследить Штирлица и собрать на него
настолько обширное досье, что этому позавидовал бы сам Мюллер.
Агент 008 следил за Штирлицем от самого Рейхстага. Когда Штирлиц
вошел со своей дамой в ресторан, агент слез с велосипеда и прицепил его
замком к урне. Всунув швейцару пятидолларовую бумажку, он закурил
гаванскую сигару и вошел в зал. Выбрав столик около Штирлица, агент сел,
положил ноги на стол и щелкнул пальцами:
- Бармен! Виски с содой!
Двое гестаповцев около сцены, где, высоко подкидывая прелестные
ножки, танцевали канкан, переглянулись.
- По-моему, это американский агент, - шепнул один. - Слишком
нахальный. Запиши на всякий случай его фамилию.
Второй, более увлеченный девочками из варьете, чем какими-то
американскими агентами, механически кивнул и заорал:
- Бис!!!
Штирлиц, обняв свою подругу, держал в руке стакан водки и увлеченно
читал ей стихи Баркова в своем переводе. Сидящий рядом седой генерал
пытался явно придуманными рассказами о своих похождениях на фронте
очаровать молодую девушку и временами заглушал Штирлица. Штирлиц уже
несколько раз недовольно глядел в его сторону, но из уважения к сединам
ругаться не стал.
Агент 008 достал зажигалку, сделал три фотоснимка и прикурил.
- Вот вылезу из окопа на бруствер, - хриплым пьяным голосом вещал
надоевший всем генерал, - а по полю партизаны. Пули вокруг свищут, а я
саблю наголо, ору "заряжай", а по мне из пулемета - та-та-та.
Громкий хохот подвыпивших эсэсоцев у окна перекрыл его слова:
- Совсем заврался старый осел!
Генерал оглянулся и понял что смеются над ним. Он выхватил саблю.
- Это ты, тыловая крыса, меня, боевого генерала...
- Господа! Успокойтесь! - вскричал конферансье на сцене. Мы все
защитники фюрера и Великого Рейха, и в тылу и на фронте.
Штирлиц, вытавщивший из кармана кастет, не смог успокоится и излил
свои гнев на официанта:
- Почему пиво разбавлено?
- Но ведь вы его даже не пробовали, господин штандартенфюрер!
- Молчать! - и Штирлиц вмазал официанту кастетом. Он не любил
доставать кастет просто так.
Официант перелетел через столик генерала и упал на колени его дамы.
Дама завизжала, как поросенок, из которого хозяин решил сделать жаркое.
Генерал снова вскочил.
- Это ты, тыловая крыса, меня, боевого генерала...
И в ярости схватил официанта и тоже вмазал.
Официант вьехал головой в живот эсэсовцу. Тот согнулся пополам и
заорал:
- Наших бьют!
Его товарищи кинулись на генерала, фронтовики встали на защиту, и
завязалась обычная драка.
Как всегда, Штирлиц был ни при чем. Он спрятал кастет и достал
браунинг с дарственной надписью "Штандартенфюреру СС фон Штирлицу от
любимого фюрера". Заорав "наших бьют", Штирлиц открыл огонь по люстрам.
Девочки из варьете с визгом разбежались. Конферансье стащили со сцены и
начали топтать ногами. Его визг был еще более душераздирающим, чем у
генеральской дамы. До смерти перепуганный оркестр заиграл вдруг "Дунайские
волны". Генерал размахивал саблей и кричал:
- Это вы, тыловые крысы, меня, боевого генерала...
Когда у Штирлица кончились патроны, ни одна люстра уже не светила.
Штирлиц закричал:
- Прекратить драку! - и бросился разнимать спорщиков. Послышался звон
разбитой посуды и сдавленный вопль, как будто кому-то попали по голове
бутылкой.
- Полиция! - раздался крик.
Приехавшие полицейские начали с того, что выпустили по обойме поверх
голов дерущихся. Беснующаяся толпа постепенно успокаивалась. Тех, кто не
успокаивался, успокаивали. Зажгли свет. Затем вошел обер-лейтенант.
- Спокойно! Всем оставаться на своих местах!
И всех забрали. Вынесли трупы. Среди погибших оказался и агент 008.
Ему случайно попали по голове бутылкой из-под шампанского. Так закончил
свою карьеру знаменитый агент.
Всех арестованных погрузили по машинам и развезли по разным
полицейским участкам. Штирлиц и боевой генерал попали в одну машину.
Генерал не унимался:
- Это вы, тыловые крысы, меня, боевого генерала...
- Дайте ему по голове, - равнодушно сказал Штирлиц. Обер-лейтенант с
удовольствием исполнил просьбу. Генерал изумленно замолчал. Скоро они
подъехали к полицейскому участку. Штирлица посадили в камеру. Немного
походив из угла в угол, он начал выбивать на стене надпись "ЗДЕСЬ БЫЛ
ШТИРЛИЦ", но его прервали.
- Арестованный Штирлиц, на выход.
Хмурый конвоир с перевязанной щекой отвел его в кабинет на допрос. За
столом сидел обрюзгший майор и пил кофе.
- Фамилия?
- Штирлиц.
- Может, ты и Штирлиц, а может, и не Штирлиц. Кто тебя знает? Может
ты - русский шпион?
Штирлиц подошел ближе и сел.
- Слушай, майор, не возникай, я в гневе страшен.
Майор, не ожидавший такого нахальства, разинул рот. А Штирлиц
издевательским тоном продолжал:
- Ты мне сейчас кофейку обеспечь, а потом позвони моему другу
Мюллеру, а иначе я могу и морду твою свинскую набить...
Штирлиц еше бы долго изголялся, полицию он не любил с детства, но
майор вдруг стукнул кулаком по столу, так, что подпрыгнула чашечка с кофе,
и заорал:
- Молчать!!!
- Не ори, - попросил Штирлиц.
- Встать, когда разговариваешь с офицером!
Штирлиц был спокоен как дохлый лев.
- Я, штандартенфюрер СС фон Штирлиц, - по слогам произнес он, - не
люблю, когда в моем присутствии орут всякие мерзавцы. Я требую кофе и
Мюллера, иначе обьявляю голодовку сроком на 200 дней. Неужели ваша дурная
голова не в состоянии понять, что надо позвонить моему любимому другу
детства Мюллеру, и я, наконец, больше не буду иметь удовольствие видеть
вашу гнусную рожу?
Завернув такую блестящую фразу, Штирлиц про себя порадовася и гордо
улыбнулся. Майор позеленел от злости.
- Молчать!!!
Штирлицу майор совсем перестал нравиться, он собрался дать
обнаглевшему полицейскому в зубы и дал. Конвоиры бросились к Штирлицу, но
опоздали. Майор ударился в висящий на стене портрет фюрера в полный рост,
портрет упал.
Штирлиц, отбросив конвоиров, гневно закричал:
- Оскорблять моего любимого фюрера! Да я теперь сам не уйду отсюда,
не начистив ваши легавые морды!
С большим трудом разбушевавшегося Штирлица водворили обратно в
камеру. Штирлиц долго буянил, бил каблуками в дверь, ругался на
неизвестном языке, потом немного успокоился и запел:
- Замучен в тяжелой неволе...
Очнувшийся майор нервно почесал в затылке, где от удара о портрет
фюрера вздулась огромная шишка.
"Чертов портрет, теперь месяц болеть будет, не портрет, а сплошное
недоразумение".
Майор походил по кабинету.
- Как бы чего не случилось... Мюллер шутить не любит... Что скажет по
этому поводу Кальтенбруннер? Может, все-таки позвонить... на всякий
случай...
И он позвонил Мюллеру. Шеф Гестапо сказал "ну-ну" и положил трубку.
Майор, пожелтевший от страха, не знал, куда деваться. Он ходил из угла в
угол, изредка посматривая на злополучный портрет Фюрера и потирая шишку на
голове.
Через полчаса приехал сытый и добродушный Мюллер.
- Какой Штирлиц? А, друг моего детства... Так что же вы его сразу не
отпустили?
- Что вы, группенфюрер! А вдруг он - русский шпион?
Мюллер загадочно улыбнулся. Они спустились в подвал к Штирлицу. Майор
резко постучал в закрытую дверь, за которой Штирлиц горланил очередную
песню. Штирлиц ответил коротко, тремя словами. Майор долго и униженно
умолял Штирлица извинить его, глупого легавого кретина, и через полчаса
Штирлиц его простил. Он вышел из камеры и, не обращая внимания на
стоявшего на коленях майора, сердечно поздоровался с Мюллером. Старые
друзья обнялись, вспомнили детство. Штирлиц пожаловался, что его здесь
обижали и плохо кормили. Майор от стыда желал провалиться сковозь землю.
Мюллер и Штирлиц вышли.
- Штирлиц, как же вас угораздило попасть в этот гадюшник?
- Так получилось. Был в ресторане с одной... Ну вы ее не знаете...
Тут вдруг драка. А разве прилично, когда при даме драка? Полез разнимать.
