неожиданно вошел Снаут. Он был в костюме, настоящем земном костюме,
который его совершенно изменил. Он как будто постарел и стал выше.
Почти не глядя на нас, он подошел к столу, наклонился над ним и, даже
не садясь, начал есть холодное мясо прямо из банки, заедая его хлебом.
Рукав его пиджака несколько раз попал в банку и был весь перепачкан
жиром.
- Пачкаешься, - сказал я.
- Гм? - пробурчал он полным ртом.
Он ел, как будто несколько дней у него ничего не было во рту, на-
лил себе полстакана вина, одним духом выпил, вытер губы и, отдышав-
шись, огляделся налитыми кровью глазами. Потом посмотрел на меня и
буркнул:
- Отпустил бороду?.. Ну, ну...
Хари с грохотом бросала посуду в раковину. Снаут начал слегка по-
качиваться на каблуках, морщился и громко чмокал, очищая языком зубы.
Мне казалось, что он делает это нарочно.
- Не хочется бриться, да? - спросил он, назойливо глядя на меня.
Я не ответил.
- Смотри! - бросил он, помедлив. - Не советую. Он тоже первым де-
лом перестал бриться.
- Иди спать, - буркнул я.
- Что? Дураков нет. Почему бы нам не поговорить? Слушай, Кельвин,
а может, он нам желает добра? Может, хочет нас осчастливить, только
еще не знает как? Он читает желания в наших мозгах, а ведь только два
процента нервных процессов сознательны. Следовательно, он знает нас
лучше, чем мы сами. Значит, нужно его слушать. Согласиться. Слышишь?
Не хочешь? Почему, - его голос плаксиво дрогнул, - почему ты не
бреешься.
- Перестань, - проворчал я. - Ты пьян.
- Что? Пьян? Я? Ну и что? Разве человек, который таскает свое
дерьмо с одного конца Галактики на другой, чтобы узнать, чего он
стоит, не может напиться? Почему? Ты веришь в миссию? А, Кельвин? Ги-
барян рассказывал мне о тебе до того, как отпустил бороду... Ты точно
такой, как он говорил... Не ходи только в лабораторию, потеряешь еще
немного веры... Там творит Сарториус, наш Фауст ищет средства против
бессмертия. Это последний рыцарь святого Контакта... его предыдущий
замысел тоже был неплох - продолжительная агония. Неплохо, а? Agonia
perpetua... соломка... соломенные шляпы... как ты можешь не пить,
Кельвин?
Его почти невидящие глаза с опухшими веками остановились на Хари,
которая неподвижно стояла у стены.
- О Афродита белая, океаном рожденная, - начал он декламировать и
захлебнулся смехом. - Почти... точно... а, Кельвин? - прохрипел он,
кашляя.
Я все еще был спокоен, но это спокойствие начинало переходить в
холодную ярость.
- Перестань! - крикнул я. - Перестань и уходи!
- Выгоняешь меня? Ты тоже? Запускаешь бороду и выгоняешь меня?
Уже не хочешь, чтобы я тебя предостерегал, чтобы советовал тебе, как
один настоящий звездный товарищ другому? Кельвин, давай откроем дон-
ные люки и будем кричать ему туда, вниз, может, услышит? Но как он на-
зывается? Подумай, мы назвали все звезды и планеты, а может, они уже
имели название? Что за узурпация? Слушай, пошли туда. Будем кричать...
Будем рассказывать ему, что он из нас сделал, пока не ужаснется...
выстроит нам серебряные симметриады, и помолится за нас своей матема-
тикой, и окружит нас своими окровавленными ангелами, и его мука будет
нашей мукой, и его страх - нашим страхом, и будет нас молить о конце.
Почему ты смеешься? Я ведь только шучу. Может быть, если бы наша поро-
да имела больше чувства юмора, не дошло бы до этого. Знаешь, что он
хочет сделать? Он хочет его покарать, этот океан, хочет довести его до
того, чтобы кричал всеми своими горами сразу... думаешь, он не осме-
лится предложить свой план на утверждение этому склеротическому арео-
пагу, который нас послал сюда, как искупителей не своей вины? Ты прав,
струсит... но только из-за шапочки. Шапочку не покажет никому, он не
настолько смел, наш Фауст...
Я молчал. Снаут шатался все сильнее. Слезы текли по его лицу и
капали на костюм.
- Кто это сделал? Кто это сделал с нами? Гибарян? Гезе? Эйнштейн?
Платон? Знаешь, все это были убийцы. Подумай, в ракете человек может
лопнуть, как пузырь, или застыть, или изжариться, или так быстро ис-
течь кровью, что даже же крикнет, а потом только косточки стучат по
металлу, кружась по ньютоновским орбитам с поправкой Эйнштейна, эти
наши погремушки прогресса! А мы охотно... потому что это прекрасная
дорога... мы дошли... и в этих клетушках, над этими тарелками, среди
бессмертных судомоек, с отрядом верных шкафов, преданных клозетов, мы
осуществили... посмотри, Кельвин. Если бы я не был пьян, не болтал бы
так, но в конце концов должен это кто-нибудь сказать. Кто в этом вино-
ват? Сидишь тут, как дитя на бойне, и волосы у тебя растут... Чья это
вина? Сам себе ответь...
Он тихо повернулся и вышел, на пороге схватился за дверь, чтобы
не упасть, и еще долго эхо его шагов возвращалось к нам из коридора.
Я избегал взгляда Хари, но вдруг наши глаза встретились. Я хотел
подойти к ней, обнять, погладить ее по волосам, но не мог. Не мог.
УСПЕХ
Следующие три недели были как бы одним и тем же днем, который
повторялся, каждый раз точно такой же, как вчерашний. Заслонки на ок-
не задвигались и поднимались, по ночам меня швыряло из одного кошмара
в другой, утром мы вставали, и начиналась игра, если это была игра. Я
изображал спокойствие. Хари тоже. Эта молчаливая договоренность, соз-
нание взаимной лжи стало нашим последним убежищем. Мы много говорили о
том, как будем жить на Земле, как поселимся где-нибудь у большого го-
рода и никогда уже не покинем голубого неба и зеленых деревьев, вмес-
те выдумывали обстановку нашего будущего дома, планировали сад и даже
спорили о мелочах... о живой изгороди... о скамейке... Верил ли я в
это хотя бы на секунду? Нет. Я знал, что это невозможно. Я знал об
этом. Потому что даже если бы она могла покинуть Станцию - живая, - то
на Землю может прилететь только человек, а человек - это его документ.
Первый же контроль прекратил бы это путешествие. Станут выяснять ее
личность, нас разлучат, и это сразу же выдаст ее. Станция была един-
ственным местом, где мы могли жить вместе. Знала ли об этом Хари? На-
верно. Сказал ли ей кто-нибудь об этом? После всех событий думаю, что
да.
Однажды ночью я услышал сквозь сон, что Хари тихонько встает. Я
хотел обнять ее. Теперь только молча, только в темноте мы могли еще на
мгновение стать свободными, в забытьи, которое окружающая нас безыс-
ходность делала только коротенькой отсрочкой новой пытки. Она не заме-
тила, что я проснулся, и, прежде чем я протянул руку, слезла с крова-
ти. Я услышал - все еще полусонный - шлепанье босых ног. Меня охватил
неясный страх,
- Хари? - шепнул я. Хотел крикнуть, но не решился и сел на крова-
ти. Дверь, ведущая в коридор, была прикрыта не до конца. Тонкая игла
света наискось пронзала кабину. Мне показалось, что я слышу приглушен-
ные голоса. Она с кем-то разговаривала? С кем?
Я вскочил с кровати, но на меня нахлынул такой чудовищный ужас,
что ноги отказались повиноваться. Мгновение я стоял, прислушиваясь,
было тихо, потом медленно вернулся в постель. В голове бешено пульси-
ровала кровь. Хари скользнула внутрь и застыла, словно вслушиваясь в
мое дыхание. Я старался дышать мерно.
- Крис?.. - шепнула она тихонько.
Я не ответил. Она быстро юркнула в постель. Я чувствовал, как она
застыла выпрямившись, и неподвижно лежал рядом с ней, не знаю, как
долго. Пробовал придумать какой-нибудь вопрос, но чем больше проходи-
ло времени, тем лучше я понимал, что не заговорю первый. Через некото-
рое время, может, через час, я заснул.
Утро было таким же, как всегда. Я подозрительно приглядывался к
ней, но только тогда, когда она не могла этого заметить. После обеда
мы сидели рядом против изогнутого окна, за которым парили низкие баг-
ровые тучи. Станция плыла среди них, словно корабль. Хари читала ка-
кую-то книжку, а я находился в том состоянии самосозерцания, которое
так часто теперь было для меня единственной передышкой. Я заметил,
что, наклонив голову определенным образом, могу увидеть наше отраже-
ние, прозрачное, но четкое. Я переменил позу и снял руку с подлокотни-
ка. Хари - я видел это в стекле - бросила быстрый взгляд, удостовери-
лась, что я разглядываю океан, нагнулась над ручкой кресла и косну-
лась губами того места, до которого я только что дотрагивался. Я про-
должал сидеть, неестественно неподвижный, а она склонила голову над
книгой.
- Хари, - сказал я тихо, - куда ты выходила сегодня ночью?
- Ночью?
- Да.
- Тебе... что-нибудь приснилось. Я никуда не выходила.
- Не выходила?
- Нет. Тебе наверняка приснилось.
- Может быть, - сказал я. - Может быть, мне это и снилось...
Вечером, когда мы ложились, я снова начал говорить о нашем путе-
шествии, о возвращении на Землю.
- Ах, не хочу об этом слышать, - прервала она. - Не надо, Крис.
Ты ведь знаешь...
- Что?
- Нет, ничего.
Когда мы уже легли, она сказала, что ей хочется пить.
- Там на столе стоит стакан сока, дай мне, пожалуйста.
Она выпила полстакана и подала мне. У меня не было
желания пить.
- За мое здоровье, - усмехнулась она.
Я выпил сок. Он показался мне немного соленым, но я не обратил на
это внимания.
- Если ты не хочешь говорить о Земле, то о чем? - спросил я, ког-
да она погасила свет.
- Ты женился бы, если бы меня не было?
- Нет.
- Никогда?
- Никогда.
- Почему?
- Не знаю. Я был один десять лет и не женился. Не будем об этом
говорить, дорогая...
У меня шумело в голове, будто я выпил по крайней мере бутылку ви-
на.
- Нет, будем, обязательно будем. А если бы я тебя попросила?
- Чтобы я женился? Чушь, Хари. Мне не нужен никто, кроме тебя.
Она наклонилась надо мной. Я чувствовал ее дыхание на губах, по-
том она обняла меня так сильно, что охватывающая меня неодолимая сон-
ливость на мгновение отступила.
- Скажи это по-другому.
- Я люблю тебя.
Хари уткнулась лицом в мою грудь, и я почувствовал, что она пла-
чет.
- Хари, что с тобой?
- Ничего. Ничего. Ничего, - повторяла она все тише. Я пытался от-
крыть глаза, но они снова закрывались. Не помню, как я заснул.
Меня разбудил красный свет. Голова была как из свинца, а шея не-
подвижная, словно все позвонки срослись. Я не мог пошевелить шершавым,
омерзительным языком, "Может быть, я чем-нибудь отравился?" - подумал
я, с усилием поднимая голову. Я протянул руку в сторону Хари, наткнул-
ся на холодную простыню и вскочил.
Кровать была пуста, в кабине - никого. Красными дисками повторя-
лись в стеклах отражения солнца. Я прыгнул на пол. Должно быть, я выг-
лядел комично, потому что зашатался как пьяный. Хватаясь за мебель,
добрался до шкафа - в ванной никого не было. В коридоре и в лаборато-
рии - тоже.
- Хари!! - заорал я, стоя посреди коридора и беспорядочно разма-
хивая руками. - Хари... - прохрипел я еще раз, уже поняв.
Не помню точно, что потом происходило. Наверное, я бегал полуго-
лый по всей Станции. Припоминаю только, что был даже в холодильнике, а
потом в самом последнем складе и молотил кулаками в запертую дверь.
Может быть, даже я был там несколько раз. Лестницы грохотали, я обора-
чивался, срываясь с места, снова куда-то мчался, пока не очутился у
прозрачного щита, за которым находился выход наружу: двойная брониро-
ванная дверь. Я колотил в нее изо всех сил и кричал, требовал, чтобы
это был сон. Кто-то уже некоторое время был со мной, удерживал меня,
куда-то тянул. Потом я оказался в маленькой лаборатории, в рубашке,
мокрой от ледяной воды, со слипшимися волосами, ноздри и язык мне об-
жигал спирт, я полулежал, задыхаясь, на чем-то холодном, металличес-
ком, а Снаут в своих перепачканных штанах возился у шкафчика с лекар-
ствами, что-то доставал, инструменты и стекла ужасно гремели.
Вдруг я увидел его перед собой. Он смотрел мне в глаза, внима-
