пьяными людьми. А потом вдруг оказалось, что он мертв. Так что неизвестно,
сколько труп Мартына сидел с живыми людьми. Только в десятом часу вечера
выходящего из-за стола Люсевского повело, он задел Мартына - тот грохнулся
со стула и оказалось , что Мартын совсем холодный.
Хоронили его всем заводом. Завод дал гудок во весь город. И в ответ
загудели машины и затренькали трамваи. Мартына в городе очень любили.
Поминки были в ресторане Таджикистан. Лобова доставили доставили туда
на таксо, завернутого в одеяло. Он был в испарине и чем-то - больше всего
взглядом - похож на Ивана Грозного, только что прибившего своего сына. Он
мало ел и только пил. Когда жена Лобова танцевала с каким-то таджиком,
Лобов попытался выпелениться из одеяла и бить, бить таджика. Но когда жена
после танца плюхнулась потная рядом с Лобовым, тот только и сказал
"бббубппроссссовркрии" (во всяком случае такой набор звуков жена услышала).
- Слышали уже. Кремируем. Обязательно, - сказала жена и начала
интенсивно жевать.
Через два дня жена не вернулась с работы. Лобов позвонил в милицию. В
милиции его попросили собраться с силами и мужаться - потому что жена его
трагически погибла, спасая большую сумму денег от грабителей.
- Ничего не понимаю! - закричал Лобов. - Каких грабителей? Она же
ткачиха!
И остался Лобов один. Правда приходили, навещали пионеры-тимуровцы.
Однажды они не пришли. Лобов встал, вышел из квартиры и позвонил соседям.
- Марк Абрамыч, у меня просьба, - сказал он.
- Ну? - грубо сказал Марк Абрамыч.
- Я, как вы знаете, остался один.
- Не знаю, - сказал Марк Абрамыч, - соболезную.
- Так вот. Я должен на днях умереть.
- Прекрасно, - сказал Марк Абрамыч.
- Проследите, чтобы кремировали.
- Ничего не хочу слышать! - закричал Марк Абрамович, затыкая пальцами
уши и ногой захлопывая перед Лобовым дверь.
А Лобов почувствовал вдруг страшный голод и пошел рыться в
холодильнике.
-------------------------------------------------
----------------------------------------------------------------
- ЮБИЛЕЙ
---------------------------------------------------------------------------
В этом году исполняется 160 лет со дня написания Николаем
Васильевичем Гоголем повести "Нос". К сожалению, мы не могли как
следует отметить ни столетие, ни стопятидесмятилетие этой даты,
поскольку в то время нашего журнала не было и в помине... До
двухсотлетия еще нужно дотянуть. Поэтому отмечаем то, что можем:
стошестидесятилетие этого замечательного явления русской
культуры. "Нос" можно перечитывать хоть каждый день. Причем
начинать можно с любого места. Откроем книгу наугад и насладимся
любимыми строками - "Коллежский асессор Ковалев проснулся
довольно рано и сделал губами: "брр..." Правильно сказал как-то
главный редактор нашего журнала Игорь иртеньев на очередной
редакционной летучке по поводу того, что никто на нее не явился:
"Все мы вышли из гоголевского "Носа".
Г.Попов
Где-то в эти же дни отечественная литература отмечает еще
две даты, обе юбилейные и обе связаны с литературным
произведением, которое мы в отличие от гоголевского "Носа", имеем
возможность привести полностью.
Илья Бутман
Страж
В первый день работы вахтера Гунькова
начальник сказал ему:
- Следи за тем, чтобы с фабрики
не выносили продукцию.
Вахтер всю смену добросовестно осматривал
портфели покидающих предприятие рабочих,
но в них ничего не было.
- А что наша фабрика производит? - поинтересовался
Гуньков на следующий день.
- Портфели, - ответил ему начальник.
Знаете ли вы Гунькова?
- Конечно! - отзовется из степей калмык.
- Это ему сказал начальник: "Следи за тем, чтобы с фабрики
не выносили продукцию", - припомнит, оторвавшись от сала,
украинец.
- И он, - воскликнет якут, взяв за рога оленя, -
добросовестно осматривал портфели, покидающих предприятие
рабочих.
- Но в них ничего не было! - хлопнет себя по ляжке веселый
адыгеец.
- А на следующий день... - ухмыльнутся сдержанные прибалты.
- ... он поинтересовался: "А что наша фабрика производит?" -
расплывется в хитрой улыбке татарин.
- Портфели, - ответит ему начальник!!! - закричат, хохоча,
русские, белорусы, казахи, грузины, узбеки, чуваши, карелы,
комчадалы, чукчи и прочие и прочие народы и народности.
Почему мы вспомнили о Гунькове? Да потому что, во-первых, в
этом году отмечаем 1000-ую публикацию известной миниатюры
"Страж", а, во-вторых, пятьдесят лет с начала творческой
деятельности автора этой миниатюры. Родителю бдительного Гунькова
- Илье Бутману хочется пожелать многого, но, справедливости ради,
отметим, что и без наших пожеланий он находится в отменном
здравии, полон творческих и прочих сил, очередной раз удачно
женился и готов осчастливить нас новыми Гуньковыми. Чего мы и
ждем с нетерпением. А пока вновь и вновь насладимся знаменитой
миниатюрой, столь славно обошедшей триумфальным парадом страны
ближнего, среднего и дальнего зарубежья.
А.Мурай
Илья Бутман
Страж
В первый день работы вахтера Гунькова начальник сказал ему:
- Следи за тем, чтобы с фабрики не выносили продукцию.
Вахтер всю смену добросовестно осматривал портфели
покидающих предприятие рабочих, но в них ничего не было.
- А что наша фабрика производит?
- поинтересовался гуньков на следующий день.
- Портфели, - ответил ему начальник.
-----------------------------------------------------------------
Владимир Вестер
Последняя любовь
---------------------------
Годами раньше я знал еще одного своего друга. Он, правда, меня тоже
знал. Но сегодня - это такая мелочь. Такой робкий пустяк. Но главное тут не
это. Главное тут вот что. Этот мой друг ловко и честно женщин любил. И
вообще он был человек немелочный, глубокий. И было это у него как в жаркий
летний полдень прохладное бочковое пиво попить. Или сладкий голос клавесина
на заре послушать. Одним словом, любил человек музыку. И женщин любил. То
есть как где увидит, так сразу начинает любить. И сразу чувствует громадное
облегчение. И легче как-то на душе становится, и вроде нужен человек. То
есть вся жизнь его кому-то очень нужна.
Но больше все-таки он любил уютных, подвижных. В то время женщины с
таким характером очень были распространены в городах. Их всюду можно было
встретить. Но, правда, чаще в парке, на танцах или в кафе, где кушали
мороженое с орехами. Но это понятно: такое время было. То есть нельзя было
иначе. А еще - мороженое сладкое, холодное, а в парке - музыка, и лампочки
мигают. Эти женщины почему-то очень любили, чтобы лампочки мигали. В них от
этого какая-то дополнительная радость поселялась. Даже некоторые из них
становились еще уютней, подвижней.
И вот как-то мой этот друг пришел на танцы и полюбил одну из них. Так,
как только один он умел. По-настоящему. Другие ей тогда просто
обзавидовались. Еще бы! Такой друг влюбился!
И она к нему тоже сразу как-то прильнула. Прижилась всей душой. не
было, правда, у нее в ту пору еще никакой особенной специальности. И по
профессии она еще была, Бог знает, кто такая. Но ведь в жизни и не то еще
бывает. Не так еще можно прижаться. То есть и не такой еще может случиться
в жизни фокстрот.
Потом. конечно, прямо перед его глазами была эта шикарная желтая лента
в темных волосах. И музыка на танцах была шикарная. Рэг, свинг, блюз,
джайф, танго, рок, твист, самба, румба, шейк, брейк, летка-енька, диско,
казачок, опять слоу-блюз... И небо - тоже, понятно, с заревом на Востоке,
шикарное ночное небо. И пахло тогда тоже чем-то шикарным: за оградой
какие-то кусты росли. И вполне шикарные вопросы она стала задавать моему
приятелю. Почти шептать. Он их потом почти все забыл. Никак не мог
вспомнить. Просто он у нее сам что-то спросил. А потом и это забыл. Зачем
такие мысли помнить? А потом и танцы кончились. То есть музыка кончилась. А
танцы еще какое-то время продолжались. Но он все равно ничего не успел
вспомнить.
Одним словом, он потом на каком-то длинном мосту через реку закурил, а
спичку ловко кинул в темную далекую воду. Там еще плавали другие спички. И
не только спички там плавали. И он тогда с ней вдвоем постоял на этом
мосту, и они поглядели на воду. А потом она протянула руку и ему опять
что-то сказала. Но он опять забыл, что она ему сказала. Он и сам ей что-то
хотел сказать, но забыл, что хотел сказать. И ничего не сказал.
А дома у нее, в какой-то маленькой комнате, где на других кроватях
лежали еще несколько человек, произошло то, что и должно было произойти. Но
почему-то не произошло. И опять на заре она что-то у него спросила, но он
ей ничего не сказал. Совсем забыл, что надо в таких случаях говорить. И
сразу постарался покинуть ее дом. И почему-то больше ни разу не вернулся. И
даже на танцы перестал в этот парк ходить. Не говоря уже про женщин. Их он
просто любить перестал. Но самое интересное то, что и они его - тоже. Так,
посочувствуют иногда. И идут дальше.
-------------------------------------------------
--------------------------------------------------------------------
--------------------------------------------------------------------
Пелагея ПАЛИЕВА
"Приятная поездка"
П оручик Петр Петрович Петухов получил письмо. "Приезжайте, поручик! -
писала пикантная Полина Поликарповна, приятельница по Петербургу.-
Повидаемся, погуляем, посмотрим полузаросший пруд..."
"Поеду, - подумал поручик. - Полк подождет".
Проходя прихожию, Петухов прихватил поношенный плащ, потом послал
Прохора приобрести примулы - подарок Полине Поликарповне.
Приехал.
Полина Поликарповна поставила померанцевой. Посидели, поговорили...
- Пойдемте, посмотрим полузаросший пруд, - предложила Полина
Поликарповна.
Пришли. Посмотрели.
- Присядем, - предложил поручик.
Присели. Послышались первые поцелуи. Природа притаилась.
Прыткие плавунцы, прогуливавшиеся по поверхности пруда, поразившись
пылкости партнеров, прекратили поиски пищи.
Поручик Петр Петрович Петухов поднялся, поправил парик, поднял
полупоношенный плащ. "Пригодился", - подумал Петухов, прикуривая папироску.
- Приезжайте почаще, противный, - промолвила Полина Поликарповна,
помахав поручику платочком. Потом, припудрившись, пошла печь пирог
постылому полковнику.
Не для протокола
Английским-то он овладел. Но - в особо извращенной форме.
Андрей ВАНСОВИЧ
Дмитрий МИТРОШИН
Воспоминания "черного ящика"
- Командир! Вы будете смеяться, но наша старая калоша все-таки
взлетела.
- Не шутите так, штурман.
- Да я серьезно говорю! Откройте глаза и убедитесь сами.
- Надо же - и впрямь взлетели! А что это там за люди внизу копашатся?
Руками чего-то машут...
- Мне кажется... Ну точно! Командир, какой-то идиот шасси потерял!
- Бедняга! Постойте, а это случаем не наше добро?
- Опомнитесь, командир! Откуда в нашем самолете шасси?
- Действительно... Ладно. рассказывайте, куда летим.
- Ну вот. Я-то думал. что хоть вы в курсе.
- Да как же штурманом стали?
- Так же, как и вы - командиром экипажа. Товарищи по партии
выдвинули...
- Вот все у вас, у коммунистов, не как у людей. Ничего-то вы не
умеете. Глотки только дерете на митингах!
- Да вы-то, демократы, чем лучше?! Вы даже воровать еще не научились,
а все туда же - к штурвалу рветесь.
- Ну уж насчет воровства...
- Ладно-ладно, это я погорячился. Воровать умеете, но в остальном...
- Штурман! Ну как вам не стыдно? Пассажиры ждут от нас решительных
действий, а мы с вами даже катапультироваться, т.е. я хотел сказать -
консолидироваться толком не можем!
- Все. Молчу.
- Давно бы так. Нам ведь столько еще летать и садиться вместе!
- Я садиться не собираюсь.
- Так! Я с вами больше не разговариваю! Стюардессы на борту есть?
Вера! Оля! Нина! Как там вас?
- Степан я...
- Степан, постарайся узнать у пассажиров, куда мы летим. Штурман! Ну
ладно, не дуйтесь. Свяжитесь лучше с землей.
- Да нет у нас связи! Радиста уволили, а я в этой технике - ни
бум-бум.
