напоминать скрученный спиралью белый цилиндр с мерцающими внутри красными
искорками.
И все это время барабаны и тарелки выводили монотонный ритм,
служители черной преисподней равномерно проворачивали деревянные колеса с
укрепленными на них красными свечами, глаза верховного жреца неподвижно
смотрели из прорезей в деревянной маске, завороженные идолопоклонники
неподвижно лежали ниц.
А наверху по мглистому переулку спешила домой, в воровской квартал,
девочка-попрошайка - тощее голенастое существо, чьи большие, словно у
лемура, глаза испуганно смотрели с маленького и хорошенького личика эльфа.
Увидев, как из узкого зарешеченного окошка на уровне земли выползает белое
плоское щупальце, она сразу поняла, что это не речной туман, хотя его
холодные влажные клубы катились за ней по переулку.
Девочка попыталась обежать щупальце, но оно со стремительностью
атакующей змеи метнулось к противоположной стене и преградило ей дорогу.
Девочка бросилась назад, но щупальце обогнуло ее и прижало к твердой
стене. Теперь она лишь стояла и тряслась от ужаса, а туманные кольца змеи,
становясь уже и плотнее, подползали к ней все ближе и ближе. Конец
бледного жгута, похожий на сплюснутую головку ядовитой змеи, покачался,
как перед броском, и клюнул девочку в грудь. Она тут же перестала
трястись, голова ее запрокинулась, лемурьи глаза закатились, так что видны
были одни белки, и девочка осела на тротуар, словно тряпичная кукла.
Несколько секунд туманная змея тыкалась в нее носом, затем, будто
разозлившись, что в маленьком тельце не осталось и признака жизни, шлепком
перевернула девочку лицом вниз и быстро поползла в ту же сторону, что и
речной туман: через весь город к домам знати и залитому светом дворцу
сюзерена.
Клубы двух туманов было бы невозможно отличить друг от друга, если бы
не красноватое свечение, время от времени пробегавшее по жгутам одного из
них.
На перекрестке пяти улиц, подле пустого каменного корыта для водопоя,
у низенькой жаровни с тлеющими угольями сидели двое. Ярко освещенный
квартал, где жила знать, был совсем неподалеку, и время от времени оттуда
долетали едва различимые звуки музыки и взрывы смеха. Обоих мужчин - и
высокого и коротышку - можно было бы принять за бродяг, если бы не их
одежда - видавшая виды, но сшитая из некогда дорогой материи - да не
оружие в ножнах, лежавшее под рукой у каждого.
Рослый сказал:
- Ночью будет туман. Им уже тянет от Хлала.
Это был Фафхрд - мускулистый детина с белой кожей и золотисто-рыжими
кудрями.
Коротышка поежился, кинул в жаровню два кусочка угля и саркастически
заметил:
- Еще предскажи ледник, ползущий по улице Богов, если можно.
Это был Мышелов - живчик с настороженным взглядом, презрительно
кривящимися губами и в низко надвинутом на лоб сером капюшоне.
Фафхрд ухмыльнулся. Вдалеке раздались звуки песни, и он, словно
обращаясь к принесшему их порыву черного ветра, полюбопытствовал:
- Интересно, почему мы не сидим сейчас в тепле, на мягких подушках,
почему мы не пьяны и нас не обнимают нежные ручки?
Вместо ответа Серый Мышелов достал из-за пояса кошель из крысиной
кожи и хлопнул им о ладонь. Кошель сплющился даже без намека на звон.
Затем для пущей убедительности он продемонстрировал приятелю все свои
пальцы, на которых не было ни одного кольца.
Фафхрд снова ухмыльнулся и проговорил прямо в окружающую тьму,
наполненную мелкой моросью, предвестницей тумана:
- Нет, все-таки это странно. Мы побывали в стольких переделках,
держали в руках столько самоцветов, янтаря и золота, даже кредитные
грамоты Цеха Зерноторговцев - и где все это? Грамоты улетели на своих
пергаментных крыльях, драгоценности уплыли, словно игривые разноцветные
рыбки. Почему же мы не разбогатели?
- Потому, - фыркнул Мышелов, - что ты транжиришь нашу добычу на
дешевых девок, а еще чаще спускаешь их на какую-нибудь благородную
фанаберию - что-нибудь вроде похода фальшивых ангелов на штурм стен
преисподней. А я остаюсь в бедняках, потому что вечно нянчусь с тобой.
Фафхрд расхохотался и ответил:
- Ты почему-то не упомянул о собственных, причем довольно опасных
фанабериях, - помнишь, к примеру, как ты срезал кошелек у сюзерена и
обчистил его карманы в ту самую ночь, когда отыскал и вернул ему его же
похищенную корону? Нет, Мышелов, мне кажется, мы бедны потому... -
Внезапно он поднял локоть и втянул раздувшимися ноздрями холодный влажный
воздух. - Туман сегодня чем-то припахивает.
Мышелов сухо ответил:
- Да я и так чувствую запахи гнилой рыбы, горелого жира, лошадиного
навоза, снятой с ран ваты, тухлой ланкмарской колбасы, дешевого ладана,
прогорклого масла, заплесневелого зерна, бараков для рабов, лоханей
бальзамировщиков, загруженных трупами до краев, и вонь соборов, где
толпятся заскорузлые возчики и шлюхи, справляя свои разнузданные оргии, -
а ты еще говоришь, будто туман чем-то припахивает.
- Я имею в виду нечто другое, - ответил Фафхрд, вглядываясь
поочередно во все пять улочек, - хотя, быть может, последнее.
Гигант в сомнении умолк и пожал плечами.
Жгуты тумана вползли в высокие окошки таверны "Крысиное гнездо",
причудливо смешиваясь с дымом чадящих факелов, но их никто не заметил,
кроме старой проститутки, которая лишь плотнее завернулась в свой
латаный-перелатанный меховой плащ.
Все посетители таверны, затая дыхание, наблюдали за тем, как за
древним дубовым столом мерялись силой рук знаменитый бандит Гнарлаг и
почти такой же могучий темнокожий наемник. Крепко упершись правым локтем в
стол и сжав костедробильной хваткой кисть соперника, каждый старался
прижать его руку к изрезанной и истыканной кинжалом столешнице, сплошь
покрытой разводами от донышек кружек. Гнарлаг, по лицу которого бродила
презрительная ухмылка, пока выигрывал на длину большого пальца.
Один из туманных жгутов - как будто сам был любителем подобного рода
состязаний и решил полюбопытствовать на результат - прополз над плечом
Гнарлага. Старой проститутке показалось, что он весь пронизан кровавыми
жилами, - это в нем отражался свет факелов, разумеется, - и она принялась
потихоньку молиться, чтобы он влил в мышцы Гнарлага свежую кровь.
Конец жгута коснулся напружинившейся руки. Усмешка Гнарлага
превратилась в злобную гримасу, мышцы его предплечья, казалось, вдруг
стали вдвое толще, и он стал пригибать руку противника к столу. Послышался
глухой хруст и сдавленный крик боли. Кисть наемника была сломана.
Гнарлаг встал из-за стола. Шваркнув о стену предложенный ему кубок
вина и отпихнув какую-то девицу, которая возжелала его обнять, он взял со
скамьи широкую перевязь с двумя мечами и по каменным ступеням вышел вон из
"Крысиного гнезда". По какой-то прихоти воздушных потоков туманный жгут
остался лежать у него на плечах, словно рука друга.
Когда Гнарлаг ушел, кто-то проговорил:
- Гнарлаг всегда побеждает жестоко.
Темнокожий наемник, сдерживая стоны, смотрел на свою болтающуюся
кисть.
- Так поведай же мне, исполин философской мысли, почему мы не
герцоги? - попросил Мышелов; указательный палец лежавшего на его колене
кулака разогнулся и уставился над жаровней в Фафхрда. - Или, например, не
императоры, или даже не полубоги?
- Мы не герцоги потому, что никому не принадлежим, - самодовольно
ответил Фафхрд, приваливаясь плечом к каменному корыту. - Даже герцогам
приходится умасливать королей, а полубогам - богов. Мы же не улещиваем
никого. Мы движемся своим путем, сами выбираем себе приключения, да и
причуды тоже. Свобода и дорога в стужу лучше, чем теплый очаг и рабство.
- Это речь пса, который потерял последнего хозяина и еще не нашел
новый сапог для облизывания, - отозвался Мышелов с дружеским и поэтому
несколько бесцеремонным сарказмом. - Опомнись, о мой благородный лжец, мы
же перебывали на службе у дюжины лордов, королей и жирных купцов. Ты
служил у Моварла, что живет за Внутренним морем. Я служил у этого
разбойника Харселя. Мы оба служили у Глипкерио, чью дочь сегодня вечером
выдают замуж в Илтхмар.
- Это все исключения, - с важностью промолвил Фафхрд. - И даже
находясь на службе, мы сами устанавливаем правила. Мы не сгибаемся в
поклонах по первому требованию, не пляшем под дудочку всяких колдунов, не
присоединяемся ни к каким бандам, не внемлем призывам к ненависти. Обнажая
мечи, мы делаем это только ради самих себя... Это еще что?
Для пущей убедительности он поднял было свой меч, да так и застыл,
держа его подле уха,
- Он нас предупреждает! - прислушавшись, кратко сообщил он. - Сталь
чуть гудит в ножнах.
Снисходительно хмыкнув над суеверием друга, Мышелов достал из легких
ножен свой тонкий меч, внимательно осмотрел в красных отсветах жаровни
блестящий клинок и, заметив несколько темных пятнышек, принялся тереть их
тряпкой.
Больше ничего не происходило, и Фафхрд, отложив меч, проворчал:
- Возможно, это просто прошел дракон по пещере, где ковали мой
клинок. Но туман этот мне все равно не нравится.
Головорез Джис и куртизанка Трес смотрели, как туман ползет по
причудливым ланкмарским крышам, пока он не скрыл от них низкий желтый
месяц и радужное сияние, окутывающее дворец. Тогда они зажгли факелы,
затянули голубые шторы и принялись играть в ножи, дабы нагулять аппетит
для более интимной, но тоже жестокой игры.
Трес кидала ножи вполне прилично, однако Джис мог заставить
перевернуться свое оружие в воздухе двенадцать-тринадцать раз, прежде чем
оно воткнется в дерево; к тому же он бросал одинаково метко и между ног и
через плечо без зеркала. Когда нож разбойника втыкался рядом с Трес, он
улыбался. Девушке все время приходилось напоминать себе, что ее приятель
не хуже многих других порочных людей.
Сгусток тумана, извиваясь, пролез меж голубых штор и коснулся виска
Джиса как раз в тот миг, когда тот собирался в очередной раз метнуть нож.
- У тебя в глазах кровавый туман! - в ужасе вскричала Трес.
Разбойник схватил девушку за ухо и, радостно оскалившись, полоснул ее
по горлу, как раз под изящным подбородком. Затем, отскочив в сторону,
чтобы не запачкаться хлынувшей кровью, он ловко подхватил свой пояс с
кинжалами, бросился вниз по винтовой лестнице на улицу и погрузился в
теплый туман, в котором было столько же ярости, сколько сахара в крепком
товилийском вине. Это было настоящее купание в ключе злобы. Джис пришел в
экстатическое состояние - точно такое же ощущение он мимолетно испытал,
когда туманное щупальце коснулось его виска и лишило рассудка. В голове у
него замелькали образы заколотых принцесс и исполосованных служанок.
Испытывая восхитительное предвкушение, он радостно пошел нога в ногу с
Гнарлагом Два Меча, сразу признав в нем священного и неприкосновенного
собрата по злобе, еще одного раба благословенного тумана.
Держа свои большие ладони над жаровней, Фафхрд насвистывал веселый
мотивчик, доносившийся из сверкавшего вдали дворца. Мышелов, по причине
тумана смазывавший клинок Скальпеля маслом, заметил:
- Для человека, которого осаждают таинственные запахи и предвещающие
опасность звуки, ты вполне жизнерадостен.
- А мне здесь нравится, - заверил друга Северянин. - Плевать я хотел
на королевские дворы, мягкие постели и теплые очаги! На улице жизнь много
смачнее - так же, как и на горной вершине. Разве воображаемое вино не
слаще реального? ("Ну-ну", - ухмыльнулся Мышелов.) Разве для голодного
корка хлеба не вкуснее, чем ласточкины языки для эпикурейца? Превратности
