последний оставшийся в живых человек на Земле. Но теперь...
- Ты ведешь себя так, словно я - последняя на Земле девушка, которую
ты уже год как не видел, - колко ответила она. - Здесь не место и не время
для любовных утех и интимных шуточек.
Она оттолкнула его, немного ошибаясь насчет мотивов поведения
Мышелова.
- Ты убил волшебников Хасьярла? - задала она вопрос, глядя ему в
глаза с легким трепетом.
- Я убил некоторое количество волшебников, - с благоразумной
осторожностью признался Мышелов. - А вот сколько именно - это спорный
вопрос.
- А где волшебники Гваэя? - спросила она, глядя мимо него на пустые
кресла. - Он, что, взял их всех с собой?
- А разве Гваэй еще не вернулся с похорон своего отца? - вопросом на
вопрос ответил Мышелов, увиливая от темы, но, поскольку Ививис продолжала
смотреть ему в глаза, небрежно добавил:
- Его волшебники находятся в каком-нибудь благоприятном месте -
надеюсь.
Ививис странно взглянула, на Серого, протиснулась мимо него в
комнату, подбежала к длинному столу и посмотрела на сиденья кресел по обе
стороны от себя.
- О Мышелов! - с упреком воскликнула она, но в том взгляде, который
она на него бросила, было настоящее благоговение.
Он пожал плечами и, защищаясь, сказал:
- Они поклялись мне, что они - волшебники Первого Ранга.
- Не осталось даже фаланги пальца или осколка черепам - торжественно
произнесла Ививис, пристально вглядываясь в ближайшую крошечную кучку
серой пыли и покачивая головой.
- И даже камня из желчного пузыря, - эхом отозвался Мышелов. - Мои
руны были страшными.
- И даже зуба, - в свою очередь подхватила Ививис, с любопытством,
хоть и довольно бессердечно, растирая пыль между пальцами. - Ничего, что
можно было бы послать их матерям.
- Их матери могут взять эти подгузники и спрятать вместе с теми, что
их сыновья носили в детстве, - раздраженно сказал Мышелов, чувствуя себя
однако слегка неуютно. - О Ививис, у волшебников не бывает матерей!
- Но что случится с нашим владыкой Гваэем теперь, когда его защитники
погибли? - задала Ививис более практичный вопрос. - Ты же видел, как
поразили его прошлой ночью насылаемые Хасьярлом заклятия, когда волшебники
всего лишь задремали. А если что-нибудь случится с Гваэем, то что тогда
случится с нами?
Мышелов снова пожал плечами.
- Если мои руны дошли до двадцати четырех чародеев Хасьярла и тоже их
испепелили, то никакого вреда причинено не было - кроме как самим
волшебникам, а они все знают, на что идут - когда они произносят свои
первые заклинания, они подписывают себе смертный приговор; это опасное
ремесло.
- В действительности, - продолжал он с неким подобием энтузиазма, -
мы выиграли. Двадцать четыре убитых врага в обмен всего на дюжину - нет,
одиннадцать волшебников общих потерь с нашей стороны - как, да это же
сделка, за которую с радостью ухватится любой военачальник! И теперь,
когда мы убрали с дороги всех волшебников - не считая самих Братьев и
Флиндаха: с этим пятнистым бородавчатым типом надо держать ухо востро! - я
встречусь с тем воителем Хасьярла и убью его, и мы преодолеем все
препятствия... И если...
Его голос умолк. Мышелову только что пришло в голову спросить себя,
почему он сам не был испепелен собственным заклинанием. До сих пор он и не
подозревал, что может быть волшебником Первого Ранга - поскольку несмотря
на то, что в юности он обучался деревенскому колдовству, а потом только
баловался магией. Возможно, дело было в каком-то метафизическом фокусе или
логической ошибке. Если волшебник читает заклинание, которое во время его
произнесения уничтожает _в_с_е_х_ волшебников _п_р_и _у_с_л_о_в_и_и_,
ч_т_о_ п_р_о_и_з_н_е_с_е_н_и_е _з_а_в_е_р_ш_е_н_о_, то этот волшебник
испепеляет себя или?.. Или, может быть, действительно, как начал хвастливо
думать Мышелов, он неведомо для себя был магом Первого Ранга, или даже
выше, или...
В тишине, сопутствовавшей его мыслям, он и Ививис услышали
приближающиеся шаги, которые сначала были топотом множества ног, но потом
быстро стали беспорядочным шумом. Мужчина в сером и девушка-рабыня едва
успели обменяться опасливыми вопрошающими взглядами, когда сквозь
занавеси, сдирая их по дороге, пронеслись восемь или девять Гваэевых
оруженосцев самого высокого ранга; их лица были мертвенно-бледными, а
глаза - вытаращены, как у помешанных. Они промчались через комнату и
выбежали в противоположную сводчатую дверь прежде, чем Мышелов смог
сделать хоть шаг с того места, куда он отступил, чтобы не оказаться у них
на пути.
Но шаги еще были слышны. Последняя пара ног приближалась по черному
коридору странным неровным галопом, словно калека бежал дистанцию; и при
каждом шаге слышался хлюпающий шлепок. Мышелов быстро шагнул к Ививис и
обнял ее одной рукой. Ему тоже не хотелось стоять в такой момент в
одиночестве.
Ививис сказала:
- Если твое Великое Заклинание не попало в Хасьярловых волшебников, и
их болезнетворные чары пробились к Гваэю, который теперь беззащитен...
Ее шепот боязливо умолк, когда чудовищная фигура, облаченная в
темно-алые одежды, шатаясь и то и дело останавливаясь, быстрыми
конвульсивными движениями приблизилась к ним из коридора. Сначала Мышелов
подумал, что это может быть Хасьярл Неравнорукий, судя по тому, что слышал
об этом принце. Но потом он увидел воротник из серых грибов на шее
чудовища; багровую правую щеку и черную левую; глаза, источающие зеленый
гной и чистые, прозрачные капли, падающие из носа. В тот момент, когда это
омерзительное существо сделало последний широкий шаг в комнату, его левая
нога внезапно стала бескостной, как желеобразвый столб, а правая, которая
жестко ударялась о землю, - хоть и с хлюпающим звуком, исходящим от пятки,
- сломалась в середине голени, и кости с расщепленными концами высунулись
сквозь мясо. Шелушащиеся руки, покрытые желтой коркой и красными
трещинами, напрасно хватались за воздух, пытаясь найти в нем опору, а
правая рука, коснувшись головы, смела с нее половину волос.
Ививис начала слабо хныкать и скулить от ужаса и прижалась к
Мышелову, который сам чувствовал, будто кошмар поднимает свои копыта,
готовый растоптать его.
Таким вот образом принц Гваэй, властитель Нижних Уровней Квармалла,
вернулся домой с похорон своего отца, свалившись смердящей, непристойной,
гнойной кучей на сорванные, богато вышитые занавеси прямо под своим
собственным, сверкающим чистой красотой серебряным бюстом в нише над
аркой.
Погребальный костер дымился еще долго, но единственным в этом
огромном и разветвленном замке-королевстве, кто наблюдал за тем, как он
догорает, был начальник евнухов Брилла. Потом он собрал несколько
символических щепоток пепла на память: он взял их, руководствуясь некой
смутной идеей о том, что они, возможно, смогут послужить ему чем-то вроде
защиты теперь, когда его живой защитник ушел навсегда.
Однако эти пушистые и шелестящие серые памятки не особенно подбодряли
Бриллу, когда он, безутешный, забрел во внутренние помещения. Он был
обеспокоен и по-евнуховски охвачен дрожью при мысли о войне между
братьями, которая наверняка вспыхнет прежде, чем в Квармалле опять будет
один хозяин. О, какая трагедия, что владыка Квормал был выхвачен Богами
Судьбы из жизни так внезапно, что у него не было возможности сделать
распоряжения о престолонаследии! Хотя какими могли бы быть эти
распоряжения, если учитывать жесткие требования обычаев Квармалла, Брилла
не знал. И все же Квормалу, казалось, всегда удавалось добиться
невозможного.
Брилла был обеспокоен также, и гораздо более остро, осознанием своей
вины в том, что наложница Квормала Кевисса избежала пламени. Его могут
обвинить в этом официально, хотя он не видел, где он мог опустить хотя бы
одну, требуемую обычаем предосторожность. А смерть в огне была бы
практически безболезненной по сравнению с тем, что бедной девушке придется
вынести теперь за свой проступок. Он сильно надеялся, что она покончила с
собой при помощи кинжала или яда, хотя за это ее душе пришлось бы вечно
скитаться в ветрах, дующих между звездами и заставляющих их мерцать.
Брилла осознал, что ноги привели его к гарему, и остановился, весь
дрожа. Он вполне может найти там Кевиссу, а ему не хотелось бы быть тем
человеком, который выдаст ее страже.
И однако, если он останется в этой центральной секции Главной Башни,
он каждую минуту может налететь на Флиндаха - а Брилла знал, что не сможет
утаить ничего, когда его пробуравит суровый, завораживающий взгляд этого
архиволшебника. Брилле придется напомнить ему об отступничестве Кевиссы.
Так что Брилла придумал себе дело, которое заставило бы его
спуститься в самую нижнюю часть Главной Башни, как раз над владениями
Хасьярла. Там была кладовая, за которую он был ответственным и которую он
не проверял уже целый месяц. Брилла не любил Темные Уровни Квармалла - и
гордился тем, что принадлежит к элите, работающей при свете солнца или, по
меньшей мере, недалеко от него, - но теперь Темные Уровни начали казаться
евнуху более чем привлекательными.
Приняв такое решение, Брилла слегка воспрял духом. Он отправился в
путь немедленно, двигаясь, несмотря на свою слоновью тушу, довольно
быстро, с особой, присущей евнухам, энергией.
Он дошел до кладовой без всяких происшествий. Когда он зажег там
факел, то первое, что увидел, была маленькая, похожая на девочку, женщина,
которая, съежившись, прижималась к тюкам тканей. Она была одета в
блестящее свободное желтое платье; у нее было обаятельное треугольное
личико, зеленые, как мох, волосы и ярко-голубые глаза илтхмарки.
- Кевисса, - потрясенно, однако с материнской теплотой в голосе
прошептал евнух. - Цыпленочек мой...
Она подбежала к нему.
- О Брилла, я так боюсь, - воскликнула она тихо, прижимаясь к его
толстому животу и прячась под широкими рукавами обхвативших ее рук.
- Я знаю, я знаю, - бормотал он, издавая негромкие кудахчущие звуки,
в то время как его руки приглаживали ее волосы и похлопывали ее по спине.
- Я вспоминаю теперь, ты всегда боялась стая. Ничего, Квормал простит
тебя, когда вы встретитесь с ним по ту сторону звезд. Дослушай, моя
уточка, я подвергаюсь огромному риску, но я тебя очень люблю, потому что
ты была фавориткой старого владыки. У меня есть яд, который не причиняет
боли... всего несколько капель на язык, и потом - темнота и ветры, гудящие
в проливах... Длинный прыжок, это правда, но гораздо лучше, чем то, что
должен будет приказать Флиндах, когда он откроет...
Она, вырвалась из его объятий.
- Это Флиндах приказал мне не следовать за моим господином к его
последнему очагу! - широко раскрыв глаза, с упреком поведала она. - Он
сказал мне, что звезды распорядились иначе, и еще, что такова была
предсмертная воля Квормала. Я сомневалась, боялась Флиндаха - у него такое
ужасное лицо и глаза, так страшно напоминающие глаза моего дорогого
господина, - но я не могла не повиноваться... и должна признаться, мой
дорогой Брилла, что даже немного была ему благодарна.
- Но по каким причинам на земле или под землей?.. - заикаясь,
выговорил Брилла, мысли которого закружились вихрем.
Кевисса глянула в обе стороны, потом прошептала:
- Я ношу плод семени Квормала.
На какой-то миг эта новость только усилила смятение Бриллы. Как мог
Квормал надеяться, что сможет добиться признания сына наложницы владыкой
