подготовиться к развитию событий и не предпринимать лишних шагов.
Как раз в тот момент, когда Гваэй смотрел на шпалеру, за которой, как
он знал, скрывалась дверь, откуда выйдет Флиндах, чтобы объявить о
результатах составления гороскопа, эта шпалера вздулась пузырем и
задрожала, словно на нее подул какой-то ветерок или легко толкнула чья-то
рука.
Хасьярл резко откинулся назад в кресле и воскликнул своим высоким
тенором:
- Шах ладьей твоему королю и мат в три хода!
Он зловеще опустил одно веко и с торжеством посмотрел на Гваэя.
Тот, не отрывал взгляда от все еще колышущейся шпалеры, сказал ясным,
мягким голосом:
- Мой конь вмешивается, заметив шах, Брат. Я ставлю мат в два хода.
Ты снова ошибся.
Ко как раз в тот момент, когда Хасьярл с грохотом смел шахматы на
пол, ковер заколыхался еще сильнее. Два раба раздвинули его посередине, и
прозвучал резкий удар гонга, сообщающий о приближении какого-то высокого
сановника.
Из-за завесы бесшумно выступила высокая худощавая фигура Флиндаха.
Его скрытое в тени лицо, несмотря на безобразное родимое пятно и три
бородавки, было исполнено великого и торжественного достоинства. А своей
мрачной невыразительностью - невыразительностью, которую странным образом
высмеивал многозначительный блеск, затаившийся глубоко в черных зрачках
глаз с перламутровой радужкой и алыми белками - оно, казалось, предвещало
какие-то плохие новости.
Флиндах, стоящей в арочном проеме, обрамленном богатыми шпалерами,
поднял одну руку в жесте, требующем молчания, и в длинном низком зале
прекратилось всякое движение. Хорошо вышколенные рабы-прислужники застыли
на своих местах, почтительно склонив голову; Гваэй остался сидеть, как и
прежде, глядя на Флиндаха в упор: Хасьярл, который полуобернулся в тот
момент, когда прозвучал гонг, также ждал сообщения. Они знали, что через
мгновение их отец Квормал выступит из-за спины Флиндаха и, зловеще
улыбаясь, объявит свой гороскоп. Процедура всегда была такой; и всегда, с
тех пор как каждый мог вспомнить, Гваэй и Хасьярл в этот момент желали
своему отцу смерти.
Флиндах начал говорить, подняв руку в драматическом жесте:
- Составление гороскопа было завершено, и заключение сделано. Судьба
человека исполняется в тот самый момент, как ее предсказывают Небеса. И
вот какие новости принес я Хасьярлу и Гваэю, сынам Квормала!
Быстрым движением Флиндах вытащил из-за пояса тонкий свиток
пергамента и, смяв его ладонями, уронил к своим ногам. Продолжая то же
самое движение, он протянул руку за свое левое плечо и, выступив из тени
арки, натянул на голову остроконечный капюшон.
Широко раскинув руки, Флиндах заговорил голосом, который, казалось,
шел издалека:
- Квормал, владыка Квармалла, окончил свое правление. Гороскоп
исполнился. Пусть скорбят все, кто находится внутри стен Квармалла. В
течение трех дней место владыки будет вакантным. Так требует обычай, и так
будет. Утром, когда солнце войдет во двор замка, то, что осталось от того,
кто был некогда великим и могущественным властителем, будет предано огню.
А теперь я иду оплакивать своего хозяина и наблюдать за выполнением
похоронных обрядов и постов, молитвами готовясь к его уходу. Делайте и вы
то же самое.
Флиндах медленно повернулся и исчез в темноте, из которой пришел.
В течение десяти полных ударов сердца Гваэй и Хасьярл сидели
неподвижно. Это сообщение прозвучало для обоих, как удар грома. Гваэю на
секунду захотелось хихикать, как ребенку, который неожиданно избежал
наказания и которого вместо этого поощрили; но в тайниках своего мозга он
был наполовину убежден, что все это время он знал, каким будет результат
гороскопа. Однако он поборол свое ребяческое ликование и сидел молча, с
неподвижным взглядом.
Хасьярл, с другой стороны, прореагировал так, как и следовало от него
ожидать. Он состроил несколько диковинных гримас и закончил непристойным
полузадушенным смешком. Потом он нахмурился и, повернувшись, сказал Гваэю:
- Разве ты не слышал, что сказал Флиндах? Я должен идти и
подготовиться!
С этими словами он, пошатываясь, поднялся на ноги, молча зашагал
через комнату и вышел в широкую сводчатую дверь.
Гваэй остался сидеть еще несколько мгновений, нахмурившись и
сосредоточенно сощурив глаза, словно размышляя над какой-то темной
проблемой, для разрешения которой требовались все силы. Внезапно он
щелкнул пальцами, сделал знак своим рабам, чтобы они шли вперед, и стал
готовиться к возвращению в Нижние Уровни.
Фафхрд едва успел покинуть Зал Призраков, когда услышал слабое
дребезжание и позвякивание, какое издают осторожно передвигающиеся
вооруженные люди. Его очарованное любование прелестями Фриски тут же
улетучилось, словно Северянина окатили ледяной водой. Он отпрянул в более
густую тьму и подслушивал достаточно долго, чтобы выяснить, что это был
патруль Хасьярла, охраняющий Верхние Уровни от вторжения из Гваэевых
Нижних - а не выслеживающий его и Фриску, как Северянин опасался. Потом
Фафхрд быстро направился к Хасьярлову Залу Волшебства, испытывая мрачное
удовлетворение от того, что его память на ориентиры и повороты работала,
казалось, так же хорошо в лабиринте тоннелей, как на лесных тропах и
крутых зигзагообразных горных подъемах.
Странное зрелище, встретившее его, когда он достиг своей цели,
заставило остановиться на каменном пороге. Полностью обнаженный Хасьярл
стоял по колено в воде в окутанной паром мраморной ванне, сделанной в
форме раковины-гребешка; он ругался и поносил людей, заполнявших огромную
комнату. А они, все как один - волшебники, офицеры, надсмотрщики, пажи с
большими, окаймленными бахромой полотенцами, темно-красными одеждами и
другими предметами туалета в руках - стояли трепетно-неподвижно, с
раболепным страхом в глазах. Исключением были только три раба, дрожащими,
но ловкими руками намыливающие и поливающие своего хозяина.
Фафхрд был вынужден признать, что голый Хасьярл был каким-то более
целостным - уродливым повсюду - злой дух, рождающийся из горячего
источника. И хотя его гротескный по-детски розовый торс и разной длины
руки дергались и извивались в припадке бешенства, порожденного страхом,
все же в нем было какое-никакое достоинство.
Он рычал:
- Говорите, вы все, есть ли какая-нибудь предосторожность, о которой
я забыл, правило, которое я упустил из виду, крысиная нора, которую я
проглядел к через которую может пробраться Гваэй? О, почему именно в эту
ночь, когда демоны подстерегают меня и я должен держать в уме тысячу вещей
и одеться для похорон моего отца, именно в эту ночь меня должны
обслуживать одни кретины? Вы, что, все оглохли и онемели? Где этот великий
воитель, которому следовало бы защищать меня сейчас? Где мои алые колечки?
Меньше намыливай здесь, ты... возьми это! Ты, Эссем, хорошо ли нас
охраняют сверху? Я не доверяю Флиндаху. Иссим, достаточно ли у нас
стражников внизу? Гваэй - это змея, которая может нанести удар сквозь
любую щель. О Темные Боги, защитите меня! Иди в казарму, Иссим, возьми еще
людей и усиль наши патрули внизу - и раз уж ты пойдешь туда, я сейчас
припомнил, прикажи, чтобы они продолжали пытать Фриску. Вырвите у нее
правду! Она участвует в заговоре Гваэя против меня - сегодняшняя ночь меня
в этом убедила. Гваэй знал, что смерть моего отца неизбежна, и разработал
планы вторжения много недель назад. Все вы здесь можете быть шпионами у
него на жалованье! О, где же мой воитель? И где мои алые колечки?!!
Фафхрд, который придвигался вперед, ускорил шаги при упоминании о
Фриске. Простые расспросы в камере пыток обнаружат ее побег и его участие
в нем. Он должен как-то отвлечь Хасьярла. Поэтому он остановился почти
перед лицом розового, мокрого принца, от которого шел пар, и смело сказал:
- Твой воитель здесь, владыка. И он советует тебе не вялую оборону, а
быстрый удар по Гваэю! Без сомнения, твой мощный ум уже разработал
множество хитроумных планов атаки. Порази врага, как громом!
Фафхрду едва удалось договорить свою речь убедительно и не позволить
своему голосу замолкнуть, потому что его внимание полностью поглотила
проделываемая в это время странная операция. Кока Хасьярл стоял
неподвижно, скрючившись и вывернув набок голову, раб-банщик с лицом
пепельного цвета оттянул левое верхнее веко принца за ресницы и вставил в
проделанную в нем дырочку крошечное алое колесико или колечко с двумя
выступами вдоль ребра; по размеру оно было не больше зерна чечевицы.
Колечко было насажена на конец прутика из слоновой кости, тонкого, как
соломинка, а все действия раба выполнялись с таким напряженным вниманием,
с каким человек берет яд у гремучей змеи, - если можно вообразить себе
такое мероприятие чисто в целях сравнения.
Однако эта операция была быстро завершена - и с правым глазом тоже -
и, по-видимому, к полному удовлетворению Хасьярла, поскольку он не ударил
раба мокрым и покрытым мыльной пеной хлыстом, который все еще свисал с
запястья, и поскольку, когда Хасьярл выпрямился, он широко ухмылялся
Фафхрду.
- Твой совет хорош, воитель, - закричал он. - Все эти идиоты могут
только трястись от страха. У меня действительно есть давно подготовленный
план удара, который я испытаю сейчас; план, который не нарушит похоронных
обрядов. Эссем, возьми рабов и принеси пыль - ты знаешь, что именно я имею
в виду - и жди меня у вентиляторов. Девушки, смойте эту мыльную пену
теплой водой. Мальчик, подай мне туфли и мой купальный халат! Те остальные
одежды могут подождать. Следуй за мной, Фафхрд!
Но в эту минуту его взгляд за алыми колечками вспыхнул, остановившись
на двадцати четырех бородатых, укрытых под капюшонами волшебниках,
боязливо стоящих возле своих кресел.
- Немедленно возвращайтесь к своим чарам, вы, невежды! - взревел
Хасьярл. - Я не говорил вам, что вы можете остановиться, пока я моюсь!
Возвращайтесь к своим чарам и нашлите все ваши болезни на Гваэя - черную,
красную, зеленую чуму, капель из носа и кровавое гниение - или я спалю
ваши бороды до самых ресниц вместо вступления к еще более страшным галкам!
Торопись, Эссем! Идем, Фафхрд!
Серый Мышелов в эту минуту возвращался вместе с Ививис из своего
чулана, когда Гваэй, в туфлях с бархатными подошвами и сопровождаемый
босыми рабами, вышел навстречу им из-за угла в темном коридоре так быстро,
что скрыться от него уже не было времени.
Молодой властитель Нижних Уровней казался неестественно спокойным и
владеющим собой, однако создавалось впечатление, что под этим спокойствием
не было ничего, кроме трепещущего возбуждения и мелькающих, как стрелы,
мыслей - впечатление такое сильное, что Мышелов едва ли удивился бы, если
бы вокруг Гваэя засияла аура Голубой Стихии Молний. И действительно,
Мышелов почувствовал, что его кожу начинает жечь и покалывать, словно
именно такое воздействие незримо исходило от хозяина.
Гваэй метнул быстрый изучающий взгляд на Мышелова и красивую рабыню,
проговорив торопливым, веселым, подрагивающим голосом:
- Ну, Мышелов, я вижу, что ты успел заблаговременно попробовать свою
награду. Ах, юность, и сумрачные закоулки, и служащие подушкой мечты, и
любовные встречи - что еще может придать жизни позолоту или сделать ее
дешевле оплывшей и закопченной свечки? Девушка показала тебе свое
искусство? Прекрасно! Ививис, дорогая, я должен вознаградить твое рвение.
Я подарил Дивис ожерелье - может, ты тоже хочешь такое? Или у меня есть
