239
велюрой, декламирует отрывки из державинского "Бога" и- ста-
рый дерптский студент - обязательно стремится (басом!) испо-
лнить "Гаудеамус". В этом состоянии его одолевают самые нео-
бычайные желания: "родить еще ребеночка", "написать трагедию
в стихах" или - вот как сегодня - в пожарном порядке тащить
меня, взрослого, ответственного, замученного к тому же "лич-
ным делом" работниика редакции, в Зоологический сад.
- Ох,папа, - сказала я, - ты же знаешь: мне некогда. И....
не до того!
- Ну-ну-ну! Оставьте ваши штучки. Я тебе отец или нет? Я
тебя породил. Сказал - поведу, и поведу.
Он помолчал и вкусно, значительно добавил:
- Льва увидим. Царя зверей.
Я невольно улыбнулась. Заметив это, папа пришел в вост-
орг и захлопал в ладоши.
- Мамонька родная, я ведь тракторист! - закричал он куро-
леся, и, вдруг став совершенно серьезным, негромко спросил:-
Ну, а дела твои как?
....Я, горячась и терзаясь, излагала суть записки, а папа
смотрел на меня пристально, совершенно трезво и только поми-
нутно вставлял докторские реплики:"ну-ну","да-да","так-так".
- Ой, страхолюдная же ты стала! - вдруг воскликнул он, не
дослушав меня. - Ой, психопаты вы, господа, все-таки..... Ну
ладно. Ложись спать, завтра нам рано ехать. Я тоже ложусь...
"Я царь, я раб, я бог, я червь".
- Ложись. Я еще посижу, напишу черновик заявления. Не то-
го, а другого. По поводу другой моей статьи... Я сейчас при-
несу тебе матрас.
- Не надо. Я старый солдат, обойдусь без матраса. "На нем
треугольная шляпа и серый походный сюртук".
- Папа только без пения! У меня и так голова скрипит.
- Ну ладно, ладно. Отец я тебе или нет? Ох, тяжелый слу-
чай....
Он улегся на жесткой и очень узенькой кушетке, а я зак-
рыла лампу газетным кульком и уселась перед листом бумаги.
Мне было очень одиноко, потому что папа не дослушал про "мое
дело", и ничего вообще не понимает ни в нем, ни в моем сост-
оянии, и неизвестно, чем доволен, а я.... Как это все-таки
противно - даже не дослушал...а я....
А он вдруг окликнул меня ласково и грустно:
- Лялька! Девчонка....
- Ну что, папа?
- А помнишь, как в Заручевье я и мать не пустили тебя с
Муськой за грибами? На какую-то вашу полянку... Давно дело
было...Ревели-то вы как, господи.
- Ах, папа, ну отстань, какая еще там полянка! Не мешай....
Он замолчал.
Я сидела долго, томилась, подбирала формулировки, мысл-
енно бранилась с Климанчук, курила до сердцебиения. Меня ду-
240
шила обида - было ужасно жалко себя, я твердила шопотом:"Ус-
тала, устала, совсем устала..."
Я уснула на рассвете, мне снилось какое-то собрание, и
вдруг в разгар этого собрания послышался папин возглас:
- Лялька-а! Вставай! В Зоологический едем!
Я с трудом разлепила глаза: "Не забыл..."
- Папа, еще десяти нет. Куда мы в такую рань попремся?
- Вот и хорошо, что рань: там в десять как раз открывают.
Вставай, посмотри - какое солнышко-то! Ну-ну, давай побыст-
рее...
Он был весел, бодр, необыкновенно деятелен, его лицо с
большими голубыми глазами было лукавым, как у человека, кот-
орый задумал удивиить мир, и злил он меня всем этим до изне-
можения.
В старом своем военном картузике, который я помнила с
детства, в коротком пальто реглан, похожим на бабью юбку,па-
па бежал по улице так, точно опаздывал на поезд. Я семенила
за ним и тихо ругалась. В трамвай мы вскочили на ходу.
А возле Зоологического сада не по-городскому пахло про-
хладной осенней землей, деревья стояли бронзовые, строгие и
не шевелились, замерев, точно понимали, что чуть теплый бле-
дно-золотой солнечный свет льется на них в последний раз.
Строгость, умиротворенность и милая прозрачность осеннего
дня кольнули меня, как льдинкой, особой грустью - тоже стро-
гой, умиротворенной и прозрачной.
"А ведь мне уже много лет",- подумала я.
А папа сладко жмурился, подставлял лицо солнцу, круглы-
ми своими ноздрями втягивал острый воздух, ежился и блаженно
крякал:
- Ай,хорошо! Ну и хорошо!Что? Довольна, девчонка, что по-
ехала? Жалко, что Муськи с нами нет. Помнишь, как осенью, в
Заручевье, мы вас с Муськой за грибами не пустили? На какую-
то вашу особую полянку?
- Ну, помню. Ну и что?
Он раздражал меня бесконечно.
- Гиены, - с удоволствием отметил он, когда мы подошли к
клеткам. - Ишь, сволочи. Хохотать умеют. Смотри, как вон эта
- рыщет, а? А вонь-то от нее, мамочка...
"Типичная Климанчук",-определила я про себя и угрюмо ул-
ыбнулась.
- А вот тигры, Лялька, смотри, тигры. Шика-арные звери,
верно?
- Похоже, что они из тигрового одеяла сшиты, - ответила я.
- Неправдоподобные.
- Ну нет, это ты напрасно. Красивые звери. Мне нравятся.
Ну, а это тебе львы. Их скоро кормить будут. (Папа вдруг уж-
асно озоботился, вытащил из жилетного кармана дедушкины ча-
сы, луковкой, взглянул на них, даже послушал.) Да ведь вер-
но, кормить скоро будут. Ну, ничего, я тебе покажу, как их
кормят.
241
- Да не надо мне, господи. Дожидаться тут, что ли....кор-
межки ихней. Ты лучше посмотри, какие они плешивые. Точно
топтались на них. И морды дурацкие. Тоже- царские! Как у Ни-
колая Второго....
Папа неуверенно хохотнул.
- Ну пойдем, папа. Посмотрели.Да и смотреть-то не на что.
- Львы эти действительно немножко... того, - говорил папа
смущенно, но еще бодро.- А вот медведи тебе понравятся. Они,
знаешь, играют, кобенятся. Мы вот сейчас птиц посмотрим, по-
том к разным там коровам зайдем и - к медведям. Ладно? А уж
потом дальше. А? Хорошо?
- Как хочешь, папа.
Мы стояли у клетки с птицами....Все они почему-то нахо-
дились в полном оцепенении, точно были чем-то сильно озадач-
ены.
- Заседание нашей редакции, - определила я немедленно и
уныло.
Папа тяжело вздохнул и промолчал. Мы молча подходили к
загородке с пони.
- Ну, а это пони, - сказал папа, - конечно, так себе. Ме-
лкая лошадь...Тебе они тоже не понравятся...
"Чего это он так скис?" - подумала я, и вдруг меня как
ударило: да ведь папа хочет, чтоб я удивлялась и радовалась,
как в детстве! Ведь он не в Зоологический сад прогулку прид-
умал - в мое детство, в свою молодость. А я-то брюзжу, а я-
то ничего не вижу вокруг - ни золотых деревьев, ни забавных
зверей, ничего, кроме страшных образов своей тоски, а я-то
- старая....
- Ну пойдем, - уныло уронил папа.
Но я воскликнула с увлечением:
- Нет, папочка, подожди,подожди! Я еще хочу посмотреть на
лошадку!
- Ну посмотри, - недоверчиво сказал папа, но немного смя-
гчился.
- Нет, вот эти мне наконец нравятся,- восхищалась я, дро-
жа от жалости и любви к отцу и зорко следя, чтобы не переиг-
рать.- А какая она маленькая! Отчего это она такая малень-
кая, а, папа?
- Да уж порода такая - пони.
- А это "пони английский", папа. Знаешь, он лучше того,
красивей
- Да как будто бы получше. Мордастый!
- Нет, не как будто, а определенно красивей. А вот интер-
есно - ездить на нем удобно? Ужасно хотелось прокатиться....
Ведь в Англии на них катаются, верно?
Я уж не знала как угодить ему!
- Ну зачем же сразу в Англию? Вон ребята едут! - веселея,
сказал папа.
Действительно, к нам приближалась таратайка;...
242
- Ну хочешь прокачу?- повторил папа и подмигнул.- Я могу!
- Ужасно хочу! Только....папочка, пожалуй, это не совсем
удобно?
- Ну тогда пойдем дальше. Нам еще много надо посмотреть.
- Да, да, пойдем. Я к обезьянам хочу, - воскликнула я,ра-
дуясь, что удалось обмануть папу. - Ты знаешь, я ужасно люб-
лю обезьян. Особенно человекоподобных...Я так давно хотела
посмотреть на них.
Мы тронулись к обезьяннику. Я взяла папу за руку и, на-
рочно чуть-чуть отставая, шла рядом с ним, как самая пример-
ная дочка. Папа сиял.
- Хочешь, вафлю куплю? - спросил он. - Большую, с кремом?
- Ну конечно. Очень.
- Что, вкусная?
- Спрашиваешь. Прелесть!
Крем по запаху и, вероятно, по вкусу напоминала землян-
ичное мыло, а в самой вафле, несомненно, уже появилась древ-
исина. Я ела, давясь от отвращения, осыпая себя фанерными
крошками, папа курил, золотые деревья неподвижно стояли над
нашей скамеечкой, наслаждаясь последним солнцем......
Я наконец справилась с вафлей.
- Замечательно. Теперь, папочка, попить. Только, пожалуй-
ста, с сиропом.
- У вас какие сиропы? - строго спросил папа продавщицу.
Продавщица с пышными, бумазейно-красными щеками отвеча-
ла, увеличивая в голосе восторг при каждом новом названии:
- Клюква. Вишня! Свежее сено!! Чайный нектар!!!
Я выбрала "свежее сено" пополам с "чайным нектаром" -
кутить так кутить!
Пока я пила, папа смотрел на меня с тревогой:
- Не очень холодная?
- Нет, ничуть.
- А помнишь,Лялька, спросил он в третий раз, - как вы ре-
вели, когда мы с матерью не пустили вас за грибами?....
(эпизод, относящийся к 1923 г., приведен выше)
......Ну, мы и не пустили вас.
Папа взглянул на меня виновато и счастливо. Как я люби-
ла его! Мне хотелось увести его еще дальше, еще ближе к его
молодости, и добрая память сразу открыла туда тропинку:
- А ты помнишь, папа, как мы были в Зоологическом, ког-
да ты приезжал с германского фронта?......
(эпизод, относящийся к 1915 г.,приведен выше)
......Это ж военная, фронтовая песня была....
Смеясь, счастливые и оба молодые, мы подошли к обезьян-
нику....
А обезьяны жили самостоятельной, буйной жизнью,.....А в
клетке рядом седой, бородатый и мужественный павиан деловито
тряс сетку: схватится цепкими кулачками за сетку, потрясет и
посмотрит - не вышло ли чего? Ан все по-старому! Тщета седо-
243
бородого павиана была такой нелепо человеческой, что я окон-
чательно развеселилась.
