больше.
Сокол посмотрел на него, и мальчик опустил глаза, будучи не в силах
выдержать его взгляд. Но тут в нем внезапно проснулась смелость, а, может,
презрение к себе. Это чувство возопило высокомерно и безжалостно: "Трус!
Трус! Неужели ты не способен даже на это?"
Поэтому Аррен невероятным усилием воли поднял глаза и встретил взгляд
своего компаньона.
Сокол крепко сжал его руку, так что они установили не только
зрительный, но и телесный контакт.
- Лебаннен, - сказал он. Прежде маг никогда не произносил вслух
Настоящего Имени Аррена, да и мальчик не называл ему его. - Что значит
"рябина". И это - ты. В мире нет безопасности. Нет конца. Слово можно
услышать лишь в тишине. Звезды видны только во тьме. Танец всегда танцуют
над пустотой, над бездонной бездной.
Аррен попытался отстраниться, но маг не отпускал его.
- Я обманул твои ожидания, - сказал мальчик. - И я подведу тебя
вновь. Я недостаточно силен!
- У тебя хватит сил, - голос Сокола был мягок, но в нем чувствовалась
та же твердость, что поднялась из глубин позора Аррена, побуждая юношу к
действию.
- Ты будешь любить то, что любишь сейчас. Ты выполнишь Же, что взял
на себя. На тебя можно положиться. Удивительно, что ты сам до сих пор
этого не понял. У тебя было лишь семнадцать лет, чтобы понять это. Но
пойми, Лебаннен. Отказаться от смерти значит отказаться от жизни.
- Но я жаждал умереть! - Аррен поднял голову и пристально взглянул на
Сокола. - Как Сэпли...
- Сэпли не искал смерти. Он лишь пытался покончить со страхом перед
смертью.
- Но существует же путь. Тот путь, который он, Сэпли, пытался
отыскать. И Хэйр, и все остальные. Путь возвращения к жизни, к жизни без
смерти. Вы... самый великий из них... Вы должны знать этот путь...
- Я не знаю его.
- Но другие колдуны...
- Мне известно о том, _ч_т_о_ они пытались найти. Но я уверен: все
они встретят свою смерть в назначенный час, как встретил ее Сэпли. И я
умру когда-нибудь. И ты тоже.
Сокол по-прежнему крепко сжимал руку Аррена.
- Я знаю цену подобному знанию. Это - величайший дар. Благо по
отношению к собственной личности. Ибо мы можем потерять лишь то, что
принадлежит нам: нашу личность, нашу муку и славу, нашу человечность. Она
изменится и уйдет, словно волна в море. Ты когда-нибудь видел, чтобы море
застыло или прибой замер лишь ради тот, чтобы сласти одну-единственную
волну, спасти тебя? Пожертвуешь ли ты силой своих рук, страстью души и
жаждой своею разума ради безопасности?
- Безопасности... - повторил Аррен.
- Да, - сказал маг, - безопасности.
Теперь он отпустил Аррена и устремил свой взор куда-то в сторону,
оставив юношу наедине с самим собой, хотя они по-прежнему сидели лицом к
лицу.
- Я не знаю, - сказал, наконец, Аррен. - Я не знаю, что я ищу, куда
иду и, вообще, кто я такой.
- Я знаю, - сказал Сокол все тем же глухим шепотом. - Ты - мой
проводник. Со всей своей чистотой и отвагой, неопытностью и преданностью,
ты - мой проводник, дитя, которое я посылаю во мрак вперед себя. Твой
страх - вот что ведет меня. Ты думал, что я груб с тобой. Ты же никогда не
сталкивался с грубостью. Я использовал твою любовь, как человек, который
зажигает свечу и освещает ею свой путь. И мы должны идти дальше. Должны.
Мы обязаны дойти до места, где русла рек сухи, оказаться там, куда тащит
тебя твой страх перед смертью.
- Где же находится это место, милорд?
- Я не знаю.
- Я не смогу отвести вас туда. Но я пойду с вами.
Маг взглянул на него мрачными бездонными глазами.
- Но если я вновь не оправдаю ваших надежд и предам вас...
- Я доверяю тебе, сын Морреда.
Тут они оба замолчали.
Над их головами слегка покачивались на фоне голубого южного неба
величественные резные идолы с телами дельфинов, со сложенными крыльями
чаек и человеческими лицами с вытаращенными глазами-ракушками.
Сокол с трудом поднялся, ибо рана его только начала подживать.
- Я устал от бездействия, - сказал он. - От такого образа жизни я
скоро растолстею.
Он принялся мерить шагами плот, и Аррен присоединился к нему. Во
время прогулки они разговаривали мало. Аррен рассказал Соколу, как он
провел эти дни, с кем подружился. Энтузиазм мага превосходил его
физические силы, которые вскоре подошли к концу. Он попросил девочку, что
ткала нилгу на своем станке за Домом Великих, позвать вождя, и вернулся в
свою хижину. Вскоре пришел старейшина и почтительно приветствовал мага,
который ответил ему тем же. Затем все трое уселись в хижине на коврики из
шкуры пятнистого тюленя.
- Я поразмыслил над тем, что вы рассказали мне, - степенно начал
вождь своим обычным официальным тоном. - О том, как люди надеются
вернуться после смерти в свои тела и, в поисках пути к этому, забывают
поклоняться богам, постепенно опускаются и сходят с ума. Они поступают
неправедно и крайне глупо. Я также подумал, как это может отразиться на
нас? Мы не имеем ничего общего с другими людьми, с их островами и образом
жизни, с их надеждами и чаяниями. Мы живем в море, и наши жизни связаны с
ним. Мы не собираемся спасать их, ибо не надеемся помочь им. Безумие нас
не затронет. Мы не высаживаемся на землю, а жители островов не навещают
нас. Когда я был молод, мы иногда болтали с людьми, которые приплывали на
лодках к Длинной Дюне, где мы рубили лес для плотов и зимних хижин. Мы не
раз видели суда с Охола и Велаваи (так он называл Обехол и Веллоги),
которые охотились осенью на серых китов. Они часто следовали за нашими
плотами, ибо мы знаем пути и места встречи Великих в море. Но это уже в
прошлом, мы уже давно не встречали их. Возможно, они все сошли с ума и
перебили друг друга. Два года назад мы видели с Длинной Дюны, как с
севера, с Велаваи, три дня таили клубы дыма от гигантскою пожара. Но даже
если так все и было, что из этого? Мы - Дети Открытого Моря. Мы идем
дорогами моря.
- Тем не менее, увидев дрейфующую лодку, вы подплыли к ней, - сказал
маг.
- Кое-кто из нас утверждал, что мы поступаем глупо, и нам следует
оставить лодку в покое. Пусть себе дрейфует до конца моря.
- Но вы не поддержали их.
- Нет. Я сказал, что хоть они и жители островов, мы должны помочь им,
и со мной согласились. Но мы не будем помогать твоему предприятию. Если
среди островитян бушует безумие, это их дело. Мы следуем по дороге
Великих. Мы не будем помогать вам в ваших поисках. Вы можете оставаться у
нас сколько пожелаете. До Долгого Танца осталось уже совсем немного. После
него мы поворачиваем к северу, следуя восточному течению, которое к концу
лета приведет нас к Длинной Дюне. Если ты пожелаешь остаться с нами и
подлечить свою рану, мы не будем против. Ну, а если ты захочешь сесть в
свою лодку и следовать своим путем, мы также возражать не будем.
Маг поблагодарил его. Вождь встал, легкий и чопорный как цапля, и
ушел, оставив их вдвоем.
- У невинности нет сил бороться со злом, - сказал, чуть сморщившись,
Сокол. - Но у нее есть силы творить добро... Я думаю, мы останемся здесь,
пока моя рана немного не подживет.
- Мудрое решение, - сказал Аррен, удрученный неважным состоянием
здоровья Сокола. Он решил защитить этого человека от его излишнего
энтузиазма и настоять на том, чтобы они отправились в путь лишь тогда,
когда у мига перестанет болеть рана.
Сокол недоуменно взглянул на него, слегка удивленный похвалой.
- Они добрые, - продолжал не заметивший этого Аррен. - В них нет той
болезни души, что точит людей в Хорттауне и на других островах. Возможно,
ни на одном острове нас не ждет такой теплый прием, какой нам оказали эти
затерянные в море люди.
- Наверное, ты прав.
- И они ведут летом весьма приятную жизнь.
- Конечно. Но есть всю жизнь холодную рыбу и никогда не видеть яблони
в цвету, и не испить воды из родника, согласись, чертовски скучно!
Итак, Аррен вернулся на плот Стара, где работал, купался и играл с
другими подростками, болтал прохладными вечерами с Соколом и слал под
звездами. А Долгий Танец в канун середины лета был уже не за горами, и
течение несло огромные плоты на юг в Открытое Море.
9. ОРМ ЭМБАР
Когда наступила самая короткая ночь года, на плотах, образовавших
гигантский круг под щедро усыпанным звездами небом, всю ночь напролет
пылали факелы, отбрасывая на гладь моря кольцо мерцающих теней. Обитатели
плотов танцевали, не используя в качестве аккомпанемента ни барабаны, ни
флейты, ни любые другие музыкальные инструменты - лишь топот босых ног по
качающемуся настилу плотов, да звонкие голоса сказителей, далеко
разносящиеся над безбрежными просторами моря, которое служило им домом.
Это была ночь новолуния, и тела танцоров казались призрачными тенями в
свете звезд и факелов. То тут, то там подростки, сверкая, как летучие
рыбки, перескакивали с плота на плот. Прыгали они далеко и высоко,
соревнуясь друг с другом и стремясь обежать до рассвета все кольцо плотов,
потанцевав на каждом.
Аррен танцевал вместе с ними, поскольку Долгий Танец танцевали на
всех островах Архипелага, хотя движения и песни могли различаться. Когда
большая часть танцоров выдохлась и присела отдохнуть и подремать, а
сказители окончательно охрипли, он вместе с группой юных прыгунов очутился
на плоту вождя и остался там, а они последовали дальше.
Сокол сидел вместе с вождем и тремя его женами около храма. Меж
резных китов, обрамлявших вход, устроился сказитель, чей звонкий голос
явно не умолкал всю ночь напролет. Он пел без устали, отбивая пальцами
ритм по деревянной доске.
- О чем он поет? - спросил Аррен мага, поскольку никак не мог
вникнуть в смысл слов, которые произносились со странной интонацией и
бешеной скоростью, а также сопровождались всевозможными трелями.
- О серых китах, об альбатросах и о шторме... У них нет песен о
героях и королях. Они не знают, кто такой Эррет-Акбе. Чуть раньше он пел о
Сегое, о том, как тот поднял острова посреди моря. Это все, что они
сохранили из знаний людей. Все остальные песни - о море.
Аррен прислушался. Певец, повествуя о дельфине, имитировал его
свистящий крик. Мальчик смотрел на черный и твердый как скала профиль
Сокола, вырисовывающийся в свете факелов, видел блестящие глаза тихонько
шепчущихся жен вождя, чувствовал легкое покачивание плота на спокойных
водах моря и медленно соскальзывал в пучину сна.
Он вдруг проснулся: сказитель умолк. Причем не только тот, вокруг
которого они расположились, но и все остальные на ближайших и дальних
плотах. Их голоса стихли, словно отдаленный клекот люрских птиц, и
воцарилось молчание.
Аррен оглянулся через плечо на запад, ожидая увидеть рассвет. Но над
волнами едва показалась всходившая луна, золотистая на фоне летних звезд.
Посмотрев затем на юг, он увидел сиявшую в вышине Гобардон, а под ней
горели все восемь ее подружек: наконец завершенная Руна Конца ясно и четко
пылала над морем. Повернувшись к Соколу, Аррен увидел, что его смуглое
лицо обращено к тем же самым звездам.
- Почему ты умолк? - спросил певца вождь. - День еще не наступил,
пока что даже не забрезжил рассвет.
- Я не знаю, - заикаясь, ответил тот.
- Пой! Долгий Танец не окончен.
- Я не знаю слов, - ответил сказитель, голос его звенел от страха. -
Я не могу петь. Я позабыл слова этой песни.
- Тогда пой другую.
- Нет больше песен. Все кончено, - зарыдал певец, клонясь вперед,
