возвращайтесь...
***
Земляне добрались до корабля в Козьем-Гребне поздно вечером.
Пилоты занялись предполетной подготовкой, чтобы не забивать
мозгов посторонними мыслями.
- Через час взлетаем, - сказал Бредшо. - Поскорее, как велено.
Ванвейлен просматривал пленку с записью беседы на пристани.
Просматривать было нечего: пленка была засвечена.
- Неважно, что засвечена, - закричал Стависски, - я все помню,
ты слышал, что он сказал, что у меня дочка родилась?
- Ничего он про твою дочку не говорил, - изумился Хатчинсон, - а
вот откуда он, сволочь, узнал, что Первая Галактическая
обанкротилась, - это факт. Дались же мне ее акции...
- Он не говорил ни про какие акции, - мертвым голосом сказал
Ванвейлен, - он сказал, что утопит баржку.
Все замолчали и переглянулись. Сцена как две капли воды
напоминала историю о том, как они свалились на эту планету, -
тогда каждый видел разное, а теперь каждый разное слышал...
- Он действительно говорил по-английски, - спросил Стависски, -
или мне показалось?
- А приказчику тоже показалось? - рявкнул его напарник.
- Но приказчик не знает английского, - вздохнул Стависски. -
Может, монах бормотал совершенную бессмыслицу, а приказчик
решил, что это наш язык.
- Так, - сказал Ванвейлен, - получается, что мы явились сюда
чудом и точно уж чудом убрались...
- Если эти чудеса опять начнутся при взлете? - зашипел
Хатчинскон.
- Может, останемся? - предложил Бредшо.
- Ничего, теперь уж наверняка вернемся. Уж теперь от этой
планеты наших ученых за уши нельзя будет оттащить.
Бредшо, оторвавшись от приборов, внимательно глядел на
Ванвейлена. Ванвейлен заметил этот взгляд и насмешливо
прищурился.
- Я вижу, вам не нравится, когда рассуждают о чуде?
Бредшо пожал плечами.
- Отчего же... Просто я не думаю, что озарение способно
засветить фотопленку.
- И напрасно. Иначе оно - не озарение. Если чудо есть нарушение
законов природы, то приборы обязаны его фиксировать. Всякому
озарению внутри души - грош цена. Только то, что происходит вне
души и доступно опытному наблюдению - настоящее чудо.
Бредшо молча глядел на собеседника. Ванвейлен, бесспорно,
переменился, поглядев в глаза Сыну Ира, и Бредшо не знал, какой
из Ванвейленов, прежний или нынешний, нравится ему меньше.
- Вы ужасный консерватор, - с нервным смешком добавил Ванвейлен.
По-вашему, Богу позволено остановить солнце над этой, как ее, -
долиной Гаваонскою, - а в аккумуляторы нам плеснуть энергии не
позволено? Что за дискриминация Всемогущего...
- Рад за вас, - пробормотал Бредшо. - Только не обязательно
лететь за семь тысяч светолет, чтобы убедиться в существовании
Бога.
- Напротив, - неожиданно возразил откуда-то сзади Стависски. -
Спрашивается: зачем люди все время стремились к звездам? Ответ:
чтобы получить опытные доказательства бытия Божьего. Вот
увидите: сыны Ира еще, может, станут президентами всей
галактики.
Бредшо поглядел и увидел, что и этот не шутит.
- Не мешайте мне считать, - страдальчески закричал Кейд.
- Старт через десять минут, - громко сказал Бредшо. Это
подействовало. Люди перестали обмениваться репликами, не
относящимися к делу.
Если бы было в мире место, которое Бог оставил - так это именно
эта планета, и Бредшо хотелось убраться с нее как можно скорее.
***
Вскоре после полуночи оползень в Козьем-Гребне пошел пучиться и
осыпаться, из него поперло круглое и блестящее рыло. Закричали
птицы, в озере заметалась проснувшаяся рыба, белесый кокон
выпростался целиком и повис над озером на паучьих ножках лучей.
Потом страшно ухнуло по всей округе, заплясало неживое пламя,
проедая плешь в развороченных тростниках; зеленая звезда пошла
карабкаться вверх и пропала под знаком тройного зерна в доме
старца Куруты.
***
Араван Арфарра открыл глаза. Он лежал в одной из комнат
даттамова дома. Рядом суетились люди. Зачем они суетились?
Арфарра улыбнулся. Он чувствовал себя прекрасно, просто очень
хотел спать.
- Унесите меня из этого дома, - сказал он, закрыл глаза и
свернулся, как в детстве, клубочком.
Он проснулся поздно вечером в верхнем кабинете управы. Там он
велел стелить себе последние дни, не желая проводить ночь в
вызывающе роскошной усадьбе в глубине сада.
Встал, оделся, спустился в рабочий кабинет и просидел там до
ночи неподвижно, не обращая внимания на осторожные шорохи за
дверью.
Наконец чиновники не выдержали неизвестности, и секретарь Бариша
просунулся в кабинет, прижимая к груди, как щит, кольчатую
корзинку с бумагами.
Он осторожно доложил, что народ из-за Сына Ира не решил
бунтовать впредь до особого распоряжения. А чужеземцы - пока
пропали.
Араван махнул рукой и улыбнулся:
- Это неважно - сказал он. - Теперь я знаю - они не опасны.
Механическим жестом, каким пьяница выпивает чашку с вином,
араван Арфарра потянул к себе корзинку и стал листать первое
дело.
Водный инспектор Анхеля семь лет собирал с жителей Нижнего
Города якобы на водопровод. Собрал на десяток водопроводов, не
построил ни одного.
Арфарра перелистал показания и поднял глаза на бывшего помощника
экзарха.
- А в чем, по-вашему, истинная причина злоупотреблений?
Бариша потупил глаза, внимательно разглядывая ворот персикового
кафтана: двойному льву на верхней застежке не хватило золотого
яблочка, и лев был явно озадачен этим обстоятельством - и
словами аравана о чужеземцах.
- Он ведь эти деньги в столицу пересылал, - несмело начал
Бариша. Араван кивнул.
- А платили они, конечно, не за фиктивный водопровод, а за то,
чтоб нарушать запрет на хождение частных судов по каналу.
Отмените нелепый запрет - исчезнет почва для злоупотреблений...
- Что-о? - сказал Арфарра.
Бариша замер.
- А правда, - сказал он с отчаянием, - что Сын Ира во сне
показывает будущее и творит с человеком чудеса?
Араван помолчал.
- Чудо, - сказал он наконец, - это когда можно подать доклад. Со
свидетельствами. О том, что солнце остановилось, или лепешки на
персике выросли... Это - чудо, а все остальное - вздор.
Внушение. Галлюцинации. Свое будущее я и без шаманов знаю.
Бариша был человек несуеверный, но вдруг увидел: лев на застежке
араванова кафтана ожил и тянется к его голове.
- Так в чем, вы говорите, причина злоупотреблений?
- Да, - сказал Бариша, - епарх, конечно, брал взятки. Но ведь
если бы он действительно выстроил водопровод, то он бы еще
больше нарушил закон. Стало быть, причина взяточничества - в
самом существовании Нижнего Города.
- Можете идти, - сказал араван. - Эту причину и изложите в
докладе.
Потом вдруг выскочил из кресла, схватил Баришу за ворот у порога
и тихо-тихо сказал:
- И если мне еще раз доложат, что вы дома носите траур по
государю Харсоме...
А потом ночью Арфарра увидел в телескоп зеленую звезду,
вскарабкавшуюся на горизонт.
Это было уже слишком. Звезды, восходящие на небеса, стоили
разговаривающих идолов и пророчествующих шаманов.
Он взял гербовый лист и подписал указ об аресте Сына Ира. Мало
того, что монах был превосходным гипнотизером, - а иного
рационального объяснения быть не могло, - он еще заставлял
чиновника грезить наяву. И даже больше: он был заранее кем-то
предупрежден о планах Арфарры. Арфарра был взбешен: простоватый
монах и его хозяева умудрились сыграть с араваном провинции ту
же шутку, какую сам араван сыграл с суеверными варварами, с
королем Варай Аломом!
Ночью он допрашивал арестованных.
Арфарра не собирался быть дураком, который - двух сажает,
третьим садится сам. В Варнарайне были слишком много людей,
арестовывать которых - все равно, что разжигать костер мокрой
соломой: и костер не загорится, и дым глаза выест.
Он понимал, и они понимали: те, кого араван отправит ко двору,
будут повешены, те, кого он осудит на исправительные поселения,
не будут помилованы.
Имена преступников были согласованы со столицей, глаза их были
тоскливы и безнадежны. Они тщетно пытались оправдать свои
действия здравым смыслом и тщетно пытались найти закон,
нарушенный араваном.
К утру араван пришел в себя. Он порвал приказ об аресте Сына Ира
в клочки и клочки сжег, чтобы никто не видел. В истории империи
не было случая, чтобы желтый монах был арестован. Защитнику
устоев - нельзя покушаться на устои. К тому же этим
бессмысленным и суеверным арестом воспользуются его противники.
***
Почти через год указ государя о даровании почетного звания и
упорство некоторых лиц, отправленных в столицу, потребовали
присутствия аравана Арфарры во дворце.
Юный семилетний государь удостоил его личной аудиенции и
радостно улыбнулся чиновнику. Это был счастливый день для
маленького императора: сегодня он впервые добился от матери
разрешения самому говорить тронную речь.
Государь сказал:
- Ныне древние законы восстановлены по всей империи, и с
исчезновением "твоего" и "моего" исчезли зависть и злоба. Земли
уравнены: богатые не своевольничают, а нищие не бунтуют. Мир
пребывает в равновесии, народ пребывает в довольстве, звезды
движутся сообразно предписанному, и благодаря этому крестьяне
варят из одной рисины горшок каши, а в государевом саду вновь
поселились золотые черепахи.
Государь улыбнулся матери. Он был уже большой, он понимал, что
говорят, и понимал, что говорит правду. Ему уже объясняли, как
движутся звезды: а с золотой черепахой Шушу он сам играл каждый
день. Он склонил голову, слушая, как государственный секретарь
повторяет его речь присутствующим: те сами не могли услышать
государева голоса. Наконец-то не он повторяет за другими, а
другие - за ним.
Араван Арфарра целовал одежду государя, кося глазами вбок. Там,
за спиной государыни, стояла ее фрейлина, жена первого министра:
платье ее, лунного цвета, было заткано жемчужной пылью, в
волосах сияли звезды, подобные плодам Золотого Дерева, и от
красоты ее рушились города и умирали люди: это была сестра
короля Варай Алома, прекрасная Айлиль. Арфарра сам устроил этот
брак.
Женщина стала оправлять своими тонкими пальцами воротник на
платье государыни, и перстень-печатка с розоватым сапфиром на
безымянном пальце был - Арфарра знал это совершенно точно -
подарком Даттама.
Пестро разодетый чиновник кончил государеву речь, и вынул
заготовленную бумагу.
"Государь обижен, - читал он, - равновесие и порядок нарушены в
Варнарайне.
Араван Арфарра сосредоточил в своих руках необъятную власть. Он
переманил на свою сторону еретиков и варваров из военных
поселений. Он обманом овладел тайными знаниями храмов. Он хватал
честных чиновников. У иных вымогал взятки за освобождение, а
иных приказывал забить палками до смерти. Дошло до того, что
управы опустели, а чиновники занимались делами в колодках и под
стражей, ибо некому больше было вести дела. Бессмысленной
жестокостью он думал настроить народ и чиновников против империи
и предоставил непростительную автономию Горному Варнарайну, ибо
собирался уговорить короля Варай Алома отложиться от империи, о
чем наш верный вассал и доложил."
Государь глядел на коленопреклоненного аравана любопытными
черными глазками-пуговками. Все чиновники были либо противны,
как первый министр, либо глупы, как этот араван. Хочет отпасть
от государя - и осмеливается явиться ко двору.
- Что вы можете сказать в свое оправдание? - спросил государь.
Араван был совершенно спокоен. Он заговорил, глядя лишь на
мальчика.
- Год назад, - сказал он, - государственный преступник Баршарг
сказал мне: "Новый первый министр никогда не забудет, что вы
назвали его проказой, поразившей кости государства!"
И другие, странные люди, предупреждали меня - как будто я сам
этого не понимал.
Но я понимал и другое - как много может сделать один человек.
Год я управлял провинцией. За зиму я построил дамбы и каналы в
верховьях Орха. Это дало работу восьмидесяти тысячам нищих,
которыми кишели города. Я накормил их зерном, припрятанным
