сбросил плащ. Тут его многие признали, и Кобчик понял, что пил
он чарку не зря.
Киссур Белый Кречет принял Хаммара Кобчика в серединной зале
замка, и усадил его на скамью, полую, чтоб было видно, что
скамья без засады.
Кобчик сказал:
- Завтра над Марбодом Белым Кречетом будет королевский суд.
- В чем же его обвиняют? - спросил старший брат.
- В похищении и истязании человека - раз. В злоумышлении на храм
- два. В покушении на государя - три.
Киссур Белый Кречет вздрогнул. На государя!
Дело в том, что в стране было два рода законов. Судили по
обычаю, а когда обычаев не было, судили по законам Золотого
Государя. Марбод Кукушонок дрался с королем, по обычаю это был
просто поединок и в этом поединке никто не пострадал. Вот если
бы Марбод короля убил или покалечил, - тогда другое дело, тогда
он платил бы виру втрое больше, чем за убийство самого знатного
человека. А по законам Золотого Государя за покушение на
государя смертная казнь полагалась и злоумышленнику, и роду его,
и саду, и дому, и прочему имуществу.
Тут Киссур улыбнулся и сказал:
- Это дело темное и странное. Все говорят, что меч моего брата
сломался из-за колдовства Арфарры-советника, и король вел себя
при этом очень плохо.
Хаммар улыбнулся и подумал: "Хорошо, что Сайлас Бредшо уехал и
не будет завтра на суде, потому что он совсем не походит на
колдуна. А о Клайде Ванвейлене, который будет вместо него, всем
ясно, что он колдун, потому что иначе он не посмел бы стрелять в
птицу". А вслух Хаммар сказал:
- Две недели назад в Золотом Улье была подписана бумага: -
пусть-де на Весеннем Совете король принесет вассальную клятву
Кречетам. Глупая бумага! Если вы, однако, откажетесь от прав на
Мертвый Город, то речи о покушении на государя завтра не будет.
Тут Киссур Кречет поглядел вокруг, на серединную залу и широкий
двор за цветными стеклами.
Замок был еще молодой и незаконнорожденный, и во дворе стояло за
серебряной решеткой родильное деревце Марбода.
И Киссур подумал, что теперь из-за Кукушонка и замок снесут, и
земли отберут, и сам Киссур станет изгнанником. А Киссур был
человек домовитый, продавал Даттаму много шерсти.
А Хаммар Кобчик поглядел на деревце по дворе вслед за Киссуром,
улыбнулся и сказал:
- А наверное, старая женщина предсказала правильно.
Это он говорил к тому, что если срубить родильное дерево и
отказаться от Марбода, то завтра объявят вне закона одного
Кукушонка, а род тут будет не при чем.
Киссур Ятун поглядел на Хаммара Кобчика и подумал: "Арфарра
послал ко мне моего кровника нарочно, чтобы я с ним не
согласился". Улыбнулся и сказал:
- Брат мой знал, что, если бы сегодня он явился в замок, я бы
никогда его не отдал и не выгнал. Он, однако, пропал, не желая
стеснять моего решения. Так могу ли я отказаться от брата? -
Помолчал и добавил: - Посмотрим, что решит суд.
Все одобрили это решение, потому что уклониться от суда, -
ничуть не лучше, чем уклониться от поединка. Другое дело - не
подчиняться решению суда.
* * *
Король вернулся из храма в ужасе. Пришел в комнату с круглыми и
квадратными богами; советник там так и сидел. Он все видел в
зеркале.
Советник сказал: "Это только одна из душ". И что же? Марбод был
жив, а родовой его меч - перешиблен после того, как король
разбил шар.
Без колдовства это было сделать нельзя; по рассказам очевидцев,
торговец дрался много хуже Марбода. Марбод рубил и сплеча, и
сбоку, и крест-накрест, и "зимней ромашкой", и "тремя крестами",
и "дубовым листом" - забавлялся, а последний его прием - "блеск
росы в лунную ночь" - никогда его еще не подводил.
Чужеземец поклялся, что его меч - без колдовства. Приходилось
верить. Бывают обманщики, выдающие себя за колдунов, но не
бывает колдунов, отрицающих свою силу.
Да! Много душ у человека, все сразу не извести, и в короле
сейчас тоже спорили две души; одна сожалела, что Марбод остался
в живых, а другая сожалела, что король запятнал свою честь
чародейством.
- Марбод Кукушонок, - сказал Арфарра-советник, - это язва на
теле королевства. Завтра Кречеты могут выбирать: или отказаться
от Кукушонка, или отказаться от прав на Мертвый Город, или
остаться вне закона.
Плечо короля ныло и пахло травяным настоем, и если бы не щит
Хаммара Кобчика...
- Марбод Кукушонок, - сказал король, - швырнул в меня настоящей
секирой, а я хотел убить его колдовством. Где была моя честь!
- Короли, - насмешливо сказал советник, - заботятся о своей
чести, а государи - заботятся о государстве. И честь ваша,
конечно, требует, чтобы о сегодняшнем поединке и завтрашнем суде
не пели плохой песни, а интересы государства требуют, чтоб
государей не стреляли, как перепелок на охоте.
Узлы и круги! Ползли по стенам разноцветные узлы и круги;
никакие это не боги, а те узлы и удавки, которыми вяжут души и
лихорадки. Ибо о богах неизвестно, существуют они или нет, а
колдуны существуют точно, и предвидят будущее, и советник
предвидел и связал хрустальным шаром - самым простым из узлов...
Король сощурился:
- А знаете, о чем сегодня говорил с моей матерью господин
Даттам? О том, что экзарх Варнарайна, Харсома, сватается к моей
сестре.
Советник чуть вздрогнул. Кому неизвестно, что экзарх Харсома,
после пятнадцати лет дружбы, велел сжечь советника с домом и
домочадцами? Советник натянуто улыбнулся и сказал:
- Воля государя - закон.
- Что значит, - закон?
- Когда воля государя является законом, государство становится
всемогущим.
- Ах, советник, советник! Вы всегда твердите приятные вещи, и
позавчера вы принесли мне этот кодекс Золотого Государя, где
сказано, что во всемогущем государстве нет ни бедных, склонных к
бунтам, ни богатых, склонных к своеволию.
Но вчера вы говорили в городской ратуше, и сказали, что
всемогущее государство, - это то, которое охраняет имущество
людей и их свободу. Согласитесь, что это не очень-то похоже на
кодекс Золотого Государя! И как же это вы хотите сделать меня
всемогущим, если вы отнимаете у меня даже ту власть, которую я
имею досыта?
- В ратуше я говорил с народом. Народу надо лгать.
- А кто мне поручится, что вы лжете народу, а не своему королю?
А, советник?
Король схватил Арфарру за плечи. Плечи у советника были узкие,
даже несмотря на кольчугу, - у покойной жены были такие плечи.
Интересно, правду ли говорят, будто советник ничего не может
поделать в женщине? Слабак... Вошь... Пятнадцатилетний мальчишка
рассечет тебя от уха и до копчика... Но - колдун...
- Ничего у тебя не получится, - сказал Варай Алом, - душа у
моего народа другая. И земли здесь другие. Каналов на них нет,
как в империи. А нет каналов - нет и чиновников. Здесь все
развалилось еще до нашего завоевания... Не из-за одних же
государей?
- Да, - сказал Арфарра, - из-за одних государей. У имен есть
залоги, как у глаголов. Государь - активный залог, государство -
пассивный. Каков государь, таково и государство. Оно воскресает
с сильным государем и умирает со слабым. Ишевик, Золотой
Государь, был последним великим государем прошлой династии. Он
был сильным государем, и государство было сильным. А потом на
троне сменяли друг друга малолетние и слабые, и государство
стало малолетним и слабым. Сильное государство защищает жизнь и
имущество среднего человека. В слабом государстве средний
человек отдает жизнь и имущество сильному. Одни делают это, чтоб
избегнуть насилия, другие - чтоб безнаказанно его творить.
Средний человек не ценит свободу, он защищает ее только тогда,
когда это выгодно. Он низок в бедности и благороден в достатке.
Государство должно защищать его, чтобы позволить ему быть
благородным.
Голос Арфарры был монотонен, словно советник не рассуждал, а
читал заклинания, и душа короля волновалась и стыла, как от
близости мертвых, хотя из слов Арфарры нельзя было сложить
песню, как из путешествия во владения Золотого мертвеца...
- Смуты военные и финансовые сотрясали империю, и императоры,
назначая чиновников, впали в две ошибки. Из-за нужд обороны они
поручили одному чиновнику все обязанности: и ведение войны, и
суд, и сбор налогов.
Сильный император воюет сам, слабый император получает войну
другому. Сильный император рассредоточивает власть между многими
чиновниками. Слабый император отдает власть в руки одного
чиновника. При сильном императоре чиновники шпионят друг за
другом, - это называется разделение властей. При слабом
императоре чиновники враждуют с императором, это называется -
разрушение государства. При сильном императоре чиновников каждые
четыре года перемещают с места на место, при слабом императоре
чиновники передают свои должности детям.
В те годы из-за расстройства финансов правительство перестало
платить жалованье деньгами, а стало выдавать его натурой.
Получалось, что не государство платило чиновнику, а чиновник
содержал государство; из исполнителя закона чиновник стал
собственником закона и хотел передать собственность по
наследству. Когда в государство явились аломы, они пришли не
уничтожить, а спасти. Два брата, Ятун и Амар, помогли последнему
государю прошлой династии справиться с бунтовщиками и ворами. И
сын Амара, Иршахчан, был сильным государем и воскресил империю,
а сыну Ятуна было два года, когда он взошел на трон, и
четырнадцать, когда он умер, а после него власть захватила его
тетка, алчная и слабая. Никто не отменял государства в
Варнарайне - оно расточилось частным путем. Короли осыпали
распоясавшихся чиновников подарками и землями, чтобы те
чувствовали личную государеву милость и платили личной
верностью. Они забыли, что государь ко всем подданным должен
относиться одинаково. Чтобы привязать их к себе, они стали
освобождать в обмен на клятву в личной верности поместья от
налога и королевского суда, потому что сборщики налогов и в
самом деле стали грабителями. Каждый держатель поместья до сих
пор просит у короля подтверждения милостей, и он даже не
подозревает, что в утверждении может быть и отказано.
Слова Арфарры - узлы и круги, и по стенам - узлы и круги, и из
курильниц... Вздор! Образ бога - зверь, а не квадрат, и у
Золотого Государя - морда мангусты.
- Душно!
Король распахнул окно и глянул вниз.
Там въезжал во двор Хаммар Кобчик, и с ним - десятилетний
мальчик, сын Киссура Ятуна, племянник Кукушонка. Значит, Марбода
не арестовали, и род Кречетов отдал за него в заложники, по
закону, одного из родичей. Челядь Кречетов задиралась с
королевскими слугами: наверняка сейчас кого-то покалечат.
О, предки и первый Алом, найденный в ивовой золотой корзинке!
Почему пощадил ты этот род, не расточил расточивших власть...
Люди внизу кричали, размахивали головнями. Узлы им были ни к
чему; какая разница, двойной или тройной узел рубить мечом?
Хитрил советник, хитрил! Забыл он сказать, что земли раздавали
не из милости, а за военную службу, что это честь - погибнуть на
глазах короля, и позор - пережить господина, что лишь безумие
верных спасло королей, когда великий государь Иршахчан полез в
Горный Варнарайн, восстанавливая государство.
Советник подошел к окну, зябко кутаясь в синий бархатный плащ,
шитый золотыми листьями, поглядел вниз и улыбнулся.
- Ваши верные, - сказал он. - Королевская опора. Защищают короля
от чужих верных. Взгляните - со всех сторон рвы с водой, и
десять сторожевых башен, и тысячи стрел целятся в подступы... Но
что это? Почему у замка, словно у преисподней, тройное кольцо
стен? Почему превращены в бойницы окна дворца? Чтобы защищаться
от собственных верных, когда они взбунтуются! А разве, бунтуя,
они требуют свободы? Нет, им довольно своеволия! За триста лет
непокорства они не догадались испросить законов, гарантирующих
их права! О нет, они бунтовали так: если король не вел их
слишком долго на противника и если король хотел их вести на
противника слишком сильного.
Государь!
Прекратив самоуправство, вы восстановите право, прекратив
