кажется: он платит пятнадцать процентов со сверхдальних рейсов,
и если бы не расходы на содержание спецслужб, он бы платил
четырнадцать с половиной. А что при этом галактика бы провоняла
террористами и диктаторами, ему до этого дела нет... Досада
сделала торговца храбрым...
* * *
Храм Виноградного Лу был заброшен, а сам Лу выродился, рос
вокруг в диком виде и крошил колонны.
Марбод Кукушонок, сидел скорчившись на алтарном камне и упершись
подбородком в рукоятку меча. У ног его плавала в луже луна.
Неревен шагнул за порог, курица в мешке за плечами заквохтала.
- Надо быть очень плохим колдуном, - сказал Марбод, поднимаясь,
- чтобы считать, будто я буду лечить свой меч у соглядатая из
вонючей империи.
Неревен попятился. Его подхватили и бросили в лужу, к ногам
Кукушонка. Тот встал, носком сапога поддел подбородок
послушника, перевернул его на спину.
- Многое можно простить Арфарре, - сказал Марбод, - но одну вещь
я ему простить не могу.
Неревен глядел вверх, туда, где вместо купола над храмом было
небо, - не настоящее, с облачной залой, а видимое, черное, с
двумя яркими лунами. Неревен хотел ведь рассказать о встрече
учителю, но не посмел: тот заперся с королем... Несомненно,
месть Старца в Парчовой Куртке за утреннее святотатство. О боги!
Вы толкаете нас на преступление, и сами же за него караете!
- Три месяца назад, - продолжал Марбод, - Арфарра взял замок
герцога Нахии, и с тех пор он распускает слухи, которые состоят
из двух половинок: он говорит, что это я предал герцога и указал
подземный ход в его замок. И еще он говорит, что, вместо того,
чтобы пустить сквозь подземный ход воинов, он пустил через него
бесов.
Дружинники зашевелились. Многие помнили страшную картину,
представшую их глазам в упомянутом замке: люди валялись повсюду
с синими лицами и распухшими языками, ни одного живого человека
в замке не было, и ни одной колотой раны, - только распухшие
языки.
- Так оно и было, - сказал Неревен, - или ты не видел мертвецов?
- Мало ли чего я вижу, - сказал Марбод, - я и сегодня видел, как
Арфарра достал мангусту с неба, а на самом деле это был морок и
чушь. Не было еще такого случая, чтобы духи передушили шестьсот
воинов! Я осмотрел весь замок, и на заднем дворе я увидел
телегу, полную черепков. Я подумал-подумал, и узнал телегу,
которую за три дня до того видел на подворье Арфарры, - один из
моих дружинников еще хотел выпить вина, а монахи накинулись на
него и отогнали от телеги. "Что за притча" - подумал я, - отчего
это все кувшины разлетелись зараз, да еще так, что иные из
черепков валялись на крыше конюшни. Я стал складывать черепки, и
увидел, что дно их помечено красным крестом.
Я лизнул черепок, и, клянусь божьим зобом, стал блевать и чуть
не отдал богу душу; и еще кое-кто в тот день умер, из тех, что
сдуру поперлись в подземелья замка за сокровищами.
И вот я хочу тебя спросить, что это за духи сидели в кувшинах,
потому что мне очень не нравится война, в которой люди воюют с
кувшинами. Но если уж оно так случилось, мне приятней, чтобы
кувшины воевали на моей стороне.
Неревен, казалось, прилип к полу, как мокрый осенний лист к
донышку лужи.
- Я знаю, - продолжал Кукушонок, - что вчера господин Даттам
привез в город такие же кувшины с крестом. Ты покажешь мне
подземный ход в ваш дьявольский храм и покажешь, где стоят
кувшины.
- Зачем?
Марбод коротко хохотнул.
- А вот я выпущу из кувшина бесов и посмотрю, что после этого
останется от вашего храма. Ну, так как мне добраться до
кувшинов?
- Не скажу, - ответил Неревен.
Марбод осклабился и снова ткнул в подбородок носком сапога.
- Скажешь. Меня называют удачливым воином. Ты думаешь, удачливый
воин - тот, кто умеет брать замки? Это тот, кто умеет узнавать у
обитателей, куда они дели добро.
Неревен завел глаза вправо. На разожженном костре палили
принесенную им курицу, и еще наливался вишневым цветом кинжал.
На стене, в пламени костра, прыгал облупившийся виноградный Лу.
Голова и тело были еще человеческое, а руки уже пошли листвой с
усиками. Художник чувствовал дух времени и орды варваров с юга.
Ему полагалось представить рождение виноградной лозы, а он
нарисовал гибель человека.
- А твой меч и вправду горазд убивать только женщин, - сказал
послушник, - видно, ничего уже его не излечит, раз ты мечтаешь
воевать не мечом, а кувшином.
Сзади Белый Эльсил сказал:
- Клянусь божьим зобом! Мальчишка прав - это дело не принесет
чести вашему роду.
Марбод осклабился, ударил Неревена в пах красным каблуком, и
стал бить - умело и страшно. Чужие пальцы зажали рот, мир
вздыбился и погас. Потом чей-то голос в вышине потребовал
оставить мальчишку в покое.
Неревен открыл глаза. С проломленного неба спрыгнул человек с
мечом в руке. Неревен узнал давешнего чужеземца, Сайласа Бредшо.
На нем был суконный кафтан с семью костяными пуговицами.
Марбод повернулся к Эльсилу и сказал:
- Ты был прав, сказав, что я еще раскаюсь, сохранив жизнь этим
торговцам! - И, обернувшись к Бредшо: - Две недели назад твой
товарищ Ванвейлен оскорбил меня, а сегодня застрелил божью
птицу. Ты заплатишь за это сейчас, а Ванвейлен - завтра.
Марбод выхватил меч из трехгранных серебряных ножен и бросился
на торговца.
Бредшо поспешно отскочил в сторону, поскользнувшись на курином
пере, а меч Марбода просвистел так близко от его груди, что
спорол пуговицу с кафтана. Торговец пискнул и отпрыгнул за
столб, а меч Марбода снял с кафтана вторую пуговицу. Пуговица
запрыгала по плитам, и Марбод сказал:
- Жизни у тебя осталось на пять пуговиц.
Тут торговец, поднырнув наподобие утки, ударил Марбода пяткой в
солнечное сплетение. Марбод даже опешил, а торговец заорал,
подпрыгнув, и в прыжке обернулся вокруг себя, - и другая его
нога чуть не въехала Марбоду в личико. Однако Марбод ногу эту
успел захватить и придержать, а сам поддал торговцу коленом в
срамную развилку. Торговец заорал и чуть не проломил спиной пол,
а Марбод тут же спорол мечом третью пуговицу с его кафтана, и
жизни у торговца осталось на четыре пуговицы.
Неревен понял, что торговца все-таки послал не Бужва, потому что
Сайлас Бредшо был перед Кукушонком, как уж перед мангустой или
недоимщик перед старостой. Видно было, что Кукушонок похваляется
перед дружиной, спорет пуговицы - и зарубит.
Тут за стенами храма замелькали факелы, и снаружи закричали:
- Королевская стража!
Кукушонок встряхнулся и ударил по-настоящему. Торговец успел
заслониться щитом: меч снес бронзовое навершие и расколол щит,
как гнилую дыню. Марбод закричал, и в ответ ему закричала песья
морда с рукоятки меча, а бесы и пасти на пластинах панциря
подняли оглушительный вой и свист. Неревен взмолился Бужве:
Марбод ударил. Меч торговца раскатился цветными кружевами в
лунном свете, и разрубил марбодов клинок, как масло. Неревену
померещилось, что клинки даже не перекрестились. "Божий суд!" -
закричали варвары. Как будто боги выясняют грехи в поединках, а
не меряют их на весах!
Тут внутрь стали прыгать королевские люди, и впереди Хаммар
Кобчик, начальник тайной стражи, и сам король.
Король с порога бросил в Марбода копье: Кукушонок повернулся на
пятке, и копье ушло в старый пол, стало раскачиваться и гудеть.
Марбод выхватил из-за пояса короткую секиру, но один из
королевских стражников бросился на него. Стражник был молодой и
неопытный: Кукушонок переложил секиру в правую руку, ударил ей
стражника и потянул к себе так, что тот упал на колени.
Кукушонок сказал:
- Экой ленивый! Еще не умер, а уже лечь норовит.
Тут он ударил стражника так, что разрубил шлем и подшлемник, и
тот упал и умер, а после него осталось двое маленьких детей и
еще две дочери. А Марбод взял секиру стражника и швырнул ею в
короля; но Хаммар Кобчик успел подставить щит, и секира снесла у
щита верхний правый угол и ударилась о кольчугу так, что
серебряные кольца посыпались на землю, но кожаная подкладка
выдержала удар.
Тут у Неревена в глазах потемнело, потому что немудрено, что с
этой земли исчезли виноград и оливки, если подданный может
швыряться секирами в государя. А Марбод Кукушонок подхватил
королевское копье за кожаную петлю, уткнул его с разбегу в пол,
и, сделав прыжок опоссума, перескочил на проломленную крышу. Там
стоял стражник с мечом в руке: Марбод выхватил у него меч, а
стражника пихнул внутрь, и тот расшибся насмерть. Это был,
однако, человек уже старый, и дети у него были взрослые.
- Мы еще встретимся, Бредшо!
Люди Кречета уходили кто куда. Заморский торговец, тяжело дыша,
резал за спиной джутовую веревку, - мог бы и поберечь добротную
вещь.
Неревен подумал, что богов, наверное, все-таки много. Потому что
один послал заморских торговцев, а другой - людей короля.
Правда, думал Неревен, заморских торговцев мог привести и не бог
ойкумены, а их собственный, тот самый, которого я взял сегодня
утром. Но тогда их боги слишком милосердны. А людей короля мог
послать учитель, который столько знает обо всем, словно
по-прежнему вхож к самому Бужве. Знал же он про мангусту и
кречета... Но тогда получается, что учитель не возражал, чтобы
Неревена убили. Нет, не зря сидел у него тот монах; Неревен
заплакал и потерял сознание, потому что такая мысль была еще
страшнее, чем мысль о смерти государя.
* * *
Бредшо поднял послушника на руки. Тот задрожал, потом заплакал и
потерял сознание. На мальчишку просто никто не обращал внимания:
шла великая драка и ругань. Бредшо распутал шнурки рясы,
поскорей нашел передатчик, сунул в рукав.
Минут пятнадцать назад он хотел позвать корабль, в темноте
спутал код и услышал, к своему немалому изумлению, голос
Кукушонка, - а жучок был слабый, действовал в радиусе километра.
Однако что это за история с кувшинами? Если, например, в этих
чертовых кувшинах был иприт... В этой-то стране?
Кто-то наконец остановился рядом.
- Да помогите же, - сказал Бредшо.
- Покажи твой меч, - ответили сверху.
Бредшо обернулся, помертвев. Перед ним стоял сам король. Бредшо
молча протянул меч.
Король осмотрел клинок: сталь "вороний глаз", желобок посередине
лезвия, никаких письмен на клинке. Четыре свежих зазубрины - и
ни одной такой, что могла бы разрубить красавца Остролиста - меч
Белого Кречета.
- Ты колдун?
Бредшо в ужасе замотал головой. Король выругался, и с силой
ударил мечом но алтарному камню. Брызнули крошки - король кинул
зазубренный меч Бредшо.
- Только посмей повторить на суде, что ты не колдун, и с тобой
то же будет, - помолчал и спросил: - Ты в мертвом городе давно
бродишь?
Бредшо не посмел соврать и ответил:
- С заката.
- Что-нибудь видел?
Бредшо ответил:
- Нет, дружинников Марбода я не видел. Проезжали какие-то люди,
человек пятнадцать, но с плащами королевских цветов.
- Куда проезжали? - резко спросил король. Глаза его были
безумны, на щеках - красные пятна.
- Куда-то к Золотой Вершине.
Король повернулся и пошел.
У Бредшо дрожали руки. Он не понимал, откуда взялся король; он
готов был поклясться, что видел короля среди всадников,
скакавших к Золотой Горе. Зато он понимал, что король не оставит
без расследования чуда: вспыхнул цветной луч в руках заморского
торговца и разрубил родовой клинок Белых Кречетов...
* * *
А теперь мы вернемся немного назад и расскажем, что делал в тот
вечер король.
Когда начинался вечерний прилив, король Варай Алом затворился с
советником Арфаррой в своих покоях. Тревожить себя он запретил.
Арфарра хлопотал со светильниками и заклинаниями. Король
разглядывал стены. Раньше они были покрыты зимними и летними
мехами, теперь - зеркалами и орнаментами.
О зеркалах советник сказал, что они уподобляют горницу душе,
безграничной изнутри и отграниченной снаружи. О кругах и
квадратах... Что же он сказал? Что-то вроде того, что круги и
квадраты - лучший образ бога.
Поскольку в природе нет ни кругов, ни квадратов, а человек,
