Соглашение заключили, как предложил Даттам, и многие были очень
довольны.
Этим вечером Хотта, жена Шамми Одноглазого, женщина вздорная, не
пустила мужа к себе и сказала:
- Думается мне, что даже женщины вели бы себя на народном собрании
менее трусливо, чем вы.
Шамми сказал:
- Помолчи. Если бы озеро не сгинуло, покойников было бы довольно... -
и добавил: - Даттам - удачливый человек. Но, говорят, что в королевском
городе Ламассе есть еще более удачливый человек, по имени Арфарра, и что
ему нравятся свободные люди и хорошие законы.
От островка Даттам и граф поехали в рудники. Бредшо увязался за ними.
Рудник был устроен так же, как рудники на Западном Берегу: примитивней
амебы. Трое горняков перестилали крепь.
- Какое же это чудо? - сказал один из них. - Чудо бы не повредило
горному брюху, а тут все клинья повылазили.
Бредшо поглядел на переклады под потолком и увидел, что они едва
держатся.
- А в империи, - спросил Бредшо, - рудники так же скверно устроены?
Даттам поглядел на чужеземца и вдруг с беспокойством подумал, что тот
тоже может разбираться в рудах.
- В Нижнем Варнарайне, - ответил Даттам, - рудники устроены так же,
но работают на них государственные преступники. А большинство шахт
закрыто, чтоб не обижать народ и не подвергать опасности чиновников.
Бредшо вспомнил сегодняшнее собрание, вспомнил, почему Даттам здесь,
а не в империи стрижет овец, и ужаснулся. Об этой стороне жизни Великого
Света он как-то не задумывался. Боже! Стало быть, Даттам считает, что
свободных людей в королевстве усмирить легче, чем безоружных общинников
империи?
Бредшо нагнулся и стал перебирать куски руды с серебряным проблеском.
"Забавно, - подумал он, - я-то думал, они это просто выкидывают!"
Граф, стоявший за плечом, заметил его интерес.
- А это, - сказал граф, - глупое серебро. То, которым Варайорт штраф
платил. Похоже, но ничего не стоит.
И в это мгновение Бредшо понял, что все три дня беспокоило его в
Даттамовой сделке, и что любой человек, хоть немного сведущий в торговле,
осознал бы немедленно. Ну хорошо, Даттам обменял свое серебро с выгодой.
Но если серебро в империи в три раза дешевле золота, то какого черта он
вообще везет его в империю?
- Серебро-то серебро, - сказал Бредшо, усмехаясь, - а удельный вес -
как у золота.
Даттам и мастер замерли. Граф, может быть, ничего бы и не понял, но
вдруг припомнил слова колдуна, нахмурился и побежал из забоя.
Вечером граф позвал чужеземца в свою горницу. Лицо графа было все в
красных пятнах, ученая обходительность исчезла.
- Значит, ты разбираешься в рудах? - спросил граф.
Бредшо понял, что утвердительный ответ сильно повредит ему, потому
что благородный человек должен разбираться в мечах, а не в металлах, но
ответил:
- Разбираюсь.
- Я правильно понял: то, что добывают в шахте - не серебро, а золото?
Бредшо покачал головой:
- Не серебро и не золото, а совсем другой металл. Он, однако, тоже не
ржавеет.
Из стены возле поставца торчал небольшой швырковый топорик с черненой
рукояткой. Граф вытащил этот топорик, перекинул из руки в руку и спросил:
- Мне сказали, что это - глупое серебро, а в империи его можно
превратить в настоящее. Можно ли?
- Ни в коем случае, - сказал Бредшо. - Серебра из этого металла не
выйдет. Но если подмешать его в золото, то фальшивая монета будет
совершенно неотличима от настоящей.
Тут граф запустил топорик в большого бронзового Шакуника, стоявшего в
западном углу. Топорик попал богу в плечо, разрубил ключицу и глубоко ушел
в грудь; бог зашатался и упал, а князь подхватил со стены меч и выбежал из
гостиницы.
Бредшо с легким ужасом глядел ему вслед. Да, Даттам не зря решил не
связываться с рудниками империи.
Все было очень просто. Серебро стоит в тринадцать раз меньше золота.
Глупое серебро стоит совсем дешево. В империи храм Шакуника имеет право
чеканить золотые монеты. Даттам извлекает из этого дополнительную прибыль,
добавляя в состав платину. Для надежности чеканят не новую монету, а
старые золотые государи.
А в рудниках - в рудниках некоторые забои так узки, что в них могут
работать только дети, и жители варят в одних и тех же горшках рис и
серебро, - собираются вокруг и дуют через трубочки, - и храм, которому
известен динамит, употребляет динамит только на жуткие фокусы и не
озаботится приспособить архимедов винт для подъема руды.
На следующее утро Бредшо справился, чем кончилась ссора Даттама и
графа.
- Я думаю, - сказала служанка, - что ссора кончилась миром, потому
что ночью у бога Шакуника в графской горнице срослись ключица и ребро.
- Я думаю, - возразила другая, - что ссора кончилась миром, потому
что поздно вечером прискакали два гонца из страны Великого Света и,
наверное, много важного рассказали.
Бредшо вздрогнул и подумал: уж не рассказали ли, в числе прочего, об
упавшем с неба корабле?
В это время принесли богатые подарки от Даттама, а в полдень явился
он сам, в бархатном кафтане и с ларцом под мышкой.
- Я хотел бы, чтобы мы остались друзьями, - сказал Даттам.
- Остались друзьями! - взвился Бредшо, - да как вы смеете, Даттам! Вы
меня надули на триста тысяч ишевиков! Опоили снотворным! Повесили
человека, которого мне подарили! Сделали фальшивомонетчиком!
- Еще нет, - возразил Даттам. - Фальшивомонетчиком вы станете, только
если из этой платины будут изготовлены монеты. Покамест вы не
фальшивомонетчик, а владелец глупого серебра, которое, кстати, вообще
ничего не стоит. Кстати, как вы догадались о платине?
- Так уж догадался, - буркнул Бредшо. - Раньше надо было
догадываться. Надо было спросить себя: а какого черта Даттам везет серебро
туда, где оно дешевле, чем здесь?
И махнул рукой.
- Но неужели граф ничего не знает?
Даттам усмехнулся:
- Граф алчен и суеверен. Граф думал, что я подделываю серебро. А
серебром и медью расплачиваются простолюдины, серебро называют "перьями
пестрой дрофы". Это - металл ночи, женщины и торговли. Золото же приносит
не прибыль, а удачу. Это металл солнца и сокровище вождей. Его зарывают в
землю и раздают дружине. Граф не позволил бы мне подделывать золото, как
не позволил бы спать со своей женой, прибыльно ли это или нет. Граф, -
добавил Даттам, - возмутился святотатством, а не правонарушением.
- В теперь?
- Золото - не свобода. Попробовал - не отвыкнешь...
Даттам усмехнулся, вспомнив, как кричал и бился вчера граф. Кончилось
все кубками, выпитыми рука в руку, и еще граф потребовал от храма сундучок
с фальшивой монетой, расплачиваться с недругами.
- А чиновники империи, - спросил Бредшо, - тоже, в случае чего,
обидятся лишь за оскорбленное мироздание?
Даттам постоял, усмехаясь.
- Или ты не понял, Сайлас, что в империи правят не чиновники, а мы?
Видел, что было с чернью, которая на нас напала? С законом, который нас не
устроил? Ты ехал сквозь земли королевства, - и половина из них принадлежит
храму. Ты думаешь, в империи по-другому? Император стар и слаб, а
наследник престола, экзарх Варнарайна, - про него в народе говорят, что
его душа в хрустальном кувшине, а кувшин в храме Шакуника. Нам ведомы духи
разрушения и духи созидания, мы знаем имена звезд, неизвестных никому в
империи, и знание превращает наше золото в новое знание. Что с тобой? Тебе
плохо?
Бредшо и в самом деле побледнел, запрокинул голову.
- Ничего, - сказал Бредшо.
Он глядел на Даттама с ужасом. Он вдруг понял, почему химическое
оружие - есть, а огнестрельного - нет. Потому что выстрелившая пушка - это
оружие, а взорванная гора - это чудо. Он подумал: "Науки в империи
все-таки нет. Как звать оксиды - мертвыми металлами или еще как - это
неважно. Важно, что люди действуют не как ученые, а как колдуны. Не
публикуют результаты экспериментов, а морочат головы. У них одна область
применения открытий - шарлатанство. Все, что не является общедоступным -
есть магия, на какие бы принципы оно ни опиралось. Бедняжка Белый Ключник
был прав: какое же это колдовство, если оно известно всем? Стало быть,
динамитом распоряжается не империя, а один лишь храм. Чиновники - любители
справедливости, и монахи - любители чудес. И кто из них и на что употребит
упавший с неба корабль?
- Это красивые слова для фальшивомонетчика, - сказал Бредшо. - Но я
не думаю, что души чиновников империи сидят у вас в стеклянных кувшинах.
Во всяком случае, господина Арфарру вам вряд ли удастся посадить в
кувшин... И неужели вы не боитесь, что я расскажу в империи о глупом
серебре?
- Но это же ваше серебро, Бредшо, а не мое. Расскажете - так не
получите за него ни гроша.
Бредшо - уже в который раз - представил себе реакцию Ванвейлена на
его покупку.
- Однако слова о всемогуществе храма несколько противоречат принятым
вами предосторожностям.
Даттам усмехнулся и встал.
- У храма есть враги и есть завистники, но я вам не советую, Бредшо,
становиться на их сторону. Для них вы останетесь человеком храма, а для
нас станете предателем. К тому же они ненавидят чужеземцев... Вам придется
во всем слушаться меня, Бредшо, иначе вы вообще не попадете в империю, для
чего бы вам ни было нужно туда попасть, - заморский торговец!
И с этими словами Даттам повернулся и исчез в двери.
Бредшо встал и выглянул в окно: там, во дворе, перешучивались с
бабами двое вчерашних гонцов из империи. Вот так. "Для чего бы вам ни было
нужно туда попасть..." Что привезли эти гонцы? Известия о врагах храма?
Известия о скорой смуте? Или известия о том, что, да, шлепнулся с неба
стальной бочонок без людей, и не видели ли вы, господин Даттам, странных
людей, которые отчего-либо хотят в империю? Ибо много замечательного есть
в этом бочонке, и всего нашим инженерам и алхимикам не понять, но вот если
заполучить его экипаж и подвесить к потолочной балке, то, может статься,
нашего ума как раз достанет разобраться в бочонке. И тогда мы станем
такими колдунами, такими колдунами, что куда вам шуточки с динамитом или
отравляющим газом! Звезды посадим в хрустальный кувшин, всю империю
поставим на колени, из государственного социализма сделаем государственную
теократию!
Вы ведь это умеете, господин Даттам, подвесить людей к балке...
ПОВЕСТЬ О ЗОЛОТОМ ГОСУДАРЕ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Когда умер основатель династии Амар, наследник по наущению других
распорядился: слуг и женщин из дворца не прогонять, захоронить вместе с
покойным. Сделали в Яшмовой Горе дворец, оставили там государя и свиту.
Мастеров тоже замуровали. Вскоре столицу перенесли, Варнарайн стал
провинцией, а наследник запретил варварский язык и прическу, возродил
законы Иршахчана и принял его имя.
Через год, однако, наместнику Варнарайна доложили: на рынках торгуют
вещами из государевой усыпальницы. Схватили одного человека, другого. Те,
как по волшебству, исчезали. В народе стали поговаривать недоброе.
Однажды арестовали человека, продававшего яшмовое ожерелье. Наместник
лично распорядился привести негодяя для допроса в сад под дуб. Взглянул -
и обомлел: вылитый покойный император. Наместник помолчал и сказал:
- Не было случая, чтоб боги торговали на рынке.
И велел принести тиски. Принесли тиски, зажали, - преступник
улыбнулся, а наместник закричал от боли.
- Э, - сказал покойник, - ты меня не узнал, а ведь раньше в одной
палатке спали! Скоро встретимся.
Арестованный встряхнулся, обломил с дуба ветку, та превратилась в
