- Эти негодяи, приспешники Падашны, думают, что им все позволено. Но
нельзя безнаказанно издеваться над законами судьбы и природой человека.
- А в чем природа человека? - спросил Даттам.
Арравет допил вино, распустил золотой шнурок у шеи:
- Человеку свойственно стремиться к собственности, и люди
объединились в государство затем, чтоб оно гарантировало каждому
сохранность его имущества.
Даттам расхохотался.
- Вы напрасно смеетесь, - сказал с досадой Арравет.
- Это не я, - возразил Даттам, - это государь Иршахчан смеется.
Арравет помолчал, вдруг кивнул на барана в углу:
- Полевка - не мангуста. Наследник Падашна - не Иршахчан. Вот,
допустим, господин Хариз. Кажется - словно чародейством человек на
свободе. Но в столице чародейства давно не бывает. А на самом деле каждый
шаг его известен. И делам наследника опись готова.
- Да, - сказал Даттам, - уж больно народ на них жалуется.
Арравет даже рассердился:
- Народ - это что! И уронят, и наступят... От собачьего лая гора не
обвалится... А вот что в Варнарайне берут - да не дают, крадут - а не
делятся...
Помолчал, а потом:
- Законы природы нельзя нарушать вообще. А законы общества нельзя
нарушать безнаказанно. Можно долго голодать или болеть, но потом придется
выздороветь...
Вышли в сад. Заколдованный мир: высятся стены там, где по описи
пустошь для выездки лошадей водяные орхидеи струят изысканный аромат, на
воде резной утиный домик... Даттам вздохнул и спросил:
- А сколько, господин Арравет, под вашим садом земли?
Арравет ответил:
- Вдвое больше, чем под шестидворкой. Целых полторы иршахчановых
горсти.
А пока Арравет и Даттам гуляли по заколдованному саду, в саду
государевом двое стражников близ златого дерева развели костерок и
принялись, чтоб не пропадало время, вощить башмаки. Вот один из них,
молодой и из деревни, обтоптал башмак, поглядел на дерево и говорит:
- А чего врут? В гранате, мол, баран, в баране - изобилие. Нет тут
никакого златого барана, один златой гранат.
- Дурак, - отвечает ему тот, кто постарше, с усами, как у креветки.
Баран - это же символ.
- Символ чего?
- Изобилия.
- А гранат?
- А гранат - символ барана.
- Не вижу я барана, - вздохнул деревенский.
Вот они вощат башмаки и пьют вино, и вдруг деревенский как закричит:
- Вот он, баран!
Однако, то был не баран, а просто соткалось из воды одноногое и
одноглазое - и - ужом по дереву. Усатый стражник онемел, а деревенский
схватился за лук и выпустил одну за другой, по закону, три гудящие стрелы:
с белой полоской, с желтой полоской, с синей полоской. Злоумышленник
вскрикнул и исчез. Подбежали - нет никого, только валяется персиковая
косточка, да пропуск в сокровищницу, как дынная корка. Креветка подобрал
этот пропуск и вдруг говорит:
- Да я же этого человека знаю! Как есть колдун.
А младший пересчитал гранаты и говорит:
- Гранаты все на месте. А вот интересно знать, можно украсть барана
без граната? Или гранат без барана?
Вечером Даттам вернулся к Арравету. Вошел в аллею: меж резных окошек
свет, на террасах копошатся, как муравьи на кипящем чайнике, желтые
куртки... Даттама притащили в гостиную, там все вверх дном, сейф в виде
золотого барана раскурочен, и лицо у Арравета, как вареная тыква. Один
стражник пригляделся к Даттаму и вдруг ахнул:
- Стойте! Это ж колдун! Хотел стащить золотой гранат с дерева
справедливости, да растаял в воздухе. Только с документом чары ничего не
смогли поделать.
- Ага! - говорит начальник с синей тесьмой. Ясно, откуда у хозяина
столько золота, и кому этот студент таскал гранаты.
Арравет засмеялся и говорит:
- Ты еще передо мной поползаешь, желтая крыса. А колдовства не
бывает.
Начальник ухмыльнулся и говорит:
- Собирали губкой золотую воду... Стали выжимать, а она пищит: "Мое,
мое..." Откуда ж твое, когда государево?
Размахнулся и ударил Арравета ногой в живот. Тут за стеной закричали,
- глядь, стражники волокут старшую жену конюшего, - полосы паневы
разошлись, из прически сыпятся шпильки. А за ней - командир стражи несет
восковую куклу в белом нешитом хитоне.
Командир сел за стол и стал заполнять протокол: колдовали, наводили
порчу на наследника. Женщина заплакала:
- Это не наследник, это соседка... Он мне изменял, - и показывает на
мужа.
- Нарушение супружеской верности - запишем. Только шурин ваш уже
показал, что материя на кукле - с подола светлейшего наследника...
Арравет закричал:
- Женщина, что ты наделала!
Тут охранник, державший Даттама, увидел, что все заняты, и
наклонился, чтобы поднять с полу шпильку с изумрудом. А Даттам выхватил у
него с пояса кинжал, скакнул на яшмовый стол, на подоконник, вышиб
наборное стекло, и в сад, а в саду - в пруд. Обломил камышину, нырнул под
утиный домик, и сидел там до следующей ночи, пока в сад не пустили народ
посмотреть, как карают людей, подозреваемых в богатстве. А стражники
решили, что колдун ушел по воздуху, как из государева сада.
Арфарры в столице не было, Харсома был во дворце, - Даттам прокрался
задами к "сорванной веточке", у которой часто бывал Харсома. Холодный,
дрожащий, в волосах - водяной орех, золотые зрачки раздвоились, сквозь
намокшее студенческое платье проступила подкладка, синяя, как у жениха или
покойника.
- Ну, - говорит девица, - ни дать ни взять - пастушок Хой от
подводных прях.
Она уже все знала, - заплакала, показала объявление, вынула
маринованную курицу и вино, стала потчевать. Даттам ее совершенно не
боялся. Казенные девушки хоть и обязаны рассказывать о гостях, однако
платить им за это не платят, а за бесплатно кошку ловят не дальше печки.
Разве это хорошо? Обманывают государство, искажают связи, - ведь если нет
донесений, как узнать настроение народа?
Даттам прочитал объявление и покачал головой:
- Колдовство! Тоже мне, выдумают...
Девица возразила:
- Раз написано в докладе - значит, правда. Не докладу же лгать?
Только это не тебя хотели сглазить, а Харсому, - ведь это он тебе пропуск
дал...
Даттам поглядел вокруг. Уютно! Ларчики, укладки, брошенное рукоделье.
Над жаровней бегают огоньки, дымчатая кошка возится с клубком, занавесь с
белыми глициниями чуть колышется от тепла...
- Так что же, - сообразил Даттам, - у Харсомы тоже неприятности? Он,
стало быть, не придет?
Девица заплакала.
- Придет, обязательно придет. Ты его совсем не знаешь. Ты думаешь,
ему я или ты нужны? Нынче во дворце заведено проводить ночь за занавесью с
белыми глициниями, вот он и хочет показать, что такой же, как все...
Надо сказать, что девица просто не хотела говорить Даттаму правды:
Харсома к ней ходил не только блудить, но и получать те самые сведения,
которые девица не сообщала правительству.
Через день пришел Харсома. Девица, однако, спрятала Даттама в резной
ларь и говорит:
- Лежи смирно, что бы над тобой ни делалось.
Вот они с Харсомой кормят друг друга "рисовыми пальчиками", как вдруг
прибегает маленькая девочка:
- Ой, тетя Висса! Там у соседнего колодца схватили этого, который к
тебе захаживал... Даттама...
- Ой, - говорит девица Харсоме, - что же делать?
А Харсома побледнел и спросил:
- Какая стража? Желтая или со шнурами?
Девочка говорит:
- Со шнурами, как у вашего дяди...
Харсома кинул девочке монетку, та ушла. А Харсома сел на ларь и,
улыбаясь, стал качать светильник так, что масло капало сквозь резные щели.
- Все в порядке, - сказал Харсома. - Дядя мне обещал: раз колдун,
значит, убьют при попытке к бегству.
Помолчал и добавил:
- Так я и знал, что попадется. Вот ведь - книжники! Механизмы делать
умеют, а как до дела: еще не пошел, а уже споткнулся. И Арфарра такой же.
И такие-то умники советовали Иршахчану!
Тут, однако, девица расстелила шелковый матрасик, забралась за полог
с глициниями, и им с Харсомой стало не до разговоров. Когда Харсома ушел,
девица вынула Даттама из ларя и говорит:
- Ну, как ты себя чувствуешь?
- Да, - сказал Даттам. - Мне Арфарра рассказывал про истинное
познание: исчезают слои и пелены, пропадают опоры и матицы, остаешься ты
один на один с Великим Светом... Вот я, кажется, понял, что значит, без
опоры, без матицы, один на один с Великим Светом.
Свесил голову и добавил:
- И умирать не хочется, и жить тошно...
- Да за что ж ты ему так опасен? - полюбопытствовала девица.
Даттам промолчал, а сам вспомнил документы, которые подделывал по
просьбе Харсомы. Да еще Даттам мог показать, что это Харсома свел его с
богачом Арраветом...
Утром Даттам встал: девица укладывает узлы, на столе - палочки для
гадания, рядом в черненой плошке - бульон с желтыми глазками.
- Поешь на дорожку, - говорит девица.
- Это из чего сварено? - говорит Даттам.
- Это, - говорит девица, - меня мать учила, как человека хитрым
сделать.
Даттам пригляделся: а в одном из глазков свернулся каштановый
волосок, совсем как у Харсомы.
А девица продолжала:
- Мне сегодня ночью Золотой Государь приснился. Говорит: брось все и
иди с Даттамом в Иниссу, в деревню к бабке. Суп - супом, а без подорожной
и один ты у третьей заставы сгинешь.
Даттам доел суп, посмотрел на нее и подумал:
"Верно, Харсома - большое дерево, что ты не хочешь стоять под ним во
время грозы."
До Иниссы дошли через месяц. Была весна: ночи усыпаны звездами, земля
- цветами. Ручьи шелестят, деревья в зеленом пуху, плещутся в небе реки.
Крестьяне пляшут у костров, ставят алтари государю и селу, и восходит
колос, как храм, отстроенный с каждой весной.
У Даттама сердце обросло кожурой, он научился обманывать людей -
особенно крестьян. Про крестьян он думал так: царство мертвых, еда для
чиновников. За сколько времени постигнешь книгу - это зависит от тебя, а
за сколько дней созреет зерно - от тебя не зависит. Механизм можно
улучшить, а строение зерна неизменно, как планировка управ. Вот крестьянин
и привыкает быть как зерно, разве что портится от голода и порой пишет
доносы небесным чиновникам, именуя их молитвами.
Даттам пожил в Иниссе неделю, семья девицы к нему пригляделась:
- Ну что ж, работящий, дюжий. Кто возьмет в жены "сорванную веточку",
как не тот, у кого и пест сломался, и ступка исчезла...
На восьмой день девица с Даттамом работали в саду, обирали с персика
лишние цветки, чтоб плоды были крупнее: он на земле, а она - на дереве.
Девица говорит:
- В третьем правом доме сын умер, - если хочешь, они тебя сыном
запишут.
Даттам усмехнулся и сказал:
- Чиновником я быть не могу, а крестьянином - не хочу.
- Если это из-за меня, - говорит девица, - так у меня сестренка есть,
непорченная.
- Нет, - говорит Даттам, - это из-за меня.
- Ну что ж, - говорит девица, а сама плачет, - отшельники тоже мудрые
люди.
- В отшельники, - говорит Даттам, - уходят те, кто танцевать не
умеет, а говорит - пол кривой.
Тут девушка рассердилась.
- Ах ты, умник! Я вот стою на дереве, хоть и на нижней ветке, а ты у
корней. Если ты такой умник, смани меня вниз.
Даттам сел на землю и говорит:
- Вниз я тебя заманить не могу, а вверх - пожалуй, попробую.
Девушка слезла, подбоченилась и говорит:
- Ну, попробуй!
А Даттам смеется:
- Вот я тебя вниз и заманил, чего тебе еще надо.
- Да, - вздохнула девушка, - накормила я тебя на свою беду, стал ты
как Харсома... И куда ж ты пойдешь?
