выдавать замуж богатых наследниц, не считаясь с их родственниками. Не
вправе напускать чиновников на земли сеньоров и иными способами стеснять
их свободу, и что каждый рыцарь должен быть судим судом равных. А ежели
чья-то злая воля помутит ум короля, то сеньоры вправе указать ему на это,
а если он не послушается, то они вправе собраться и пойти на него войной,
и захватить его земли и замки, не причиняя, однако, вреда королю и его
семье, дабы принудить короля восстановить справедливость.
Прошло, однако, немного лет, и на Весеннем Совете народ стал
жаловаться, что король соблюл все условия соглашения, а знать между тем
действует, имея в виду лишь собственную выгоду и всевозможный ущерб королю
и народу, - король запихал бумагу в рот самых строптивых и так вместе с
бумагой и сжег.
И, конечно, если бы король возобновил соглашение, то и речи не могло
быть о том, что Кукушонка могут судить горожане.
И вот все рыцари поставили крестики и подписи под петицией о
восстановлении Шадаурова соглашения, и даже самые пьяные подняли головы,
чтобы поставить крестик, а самые похотливые оторвались от девиц.
А Киссур Ятун стукнул кулаком по столу и сказал:
- Нет больше силы терпеть Арфарру-советника! Что будет со страной,
если превратить свободных людей в рабов денег и должностей? Если
выигрывать битвы не доблестью, а коварством?
- Я думаю, - сказал Шодом Опоссум, - если войны выигрывать не
доблестью, а коварством, это будут очень плохие войны. Потому что если
полководец не будет платить своей смертью за свое поражение или драться в
поединках перед строем, то он станет совсем безнаказанным, как язык богов.
Потому что можно отменить правила войны, а войну нельзя отменить. Что мы,
люди этой земли, идиоты, что ли? Кому ведомы обычаи нашей земли, как не
нам самим? Зачем заполнять двор иностранцами?
- А особливо, - простолюдинами, - сказал Махуд Коротконосый, -
простолюдин рожден едой знатного, как это так, чтобы он командовал?
И уронил голову в серебряную супницу.
В ту же ночь Хаммар Кобчик, начальник тайной стражи, доложил королю:
- Завтра в королевском совете будет большой спор. Киссур Ятун и Шодом
Опоссум потребуют возобновления шадаурова соглашения, и они добыли
согласие одиннадцати членов королевского совета, и еще девяносто трех
рыцарей!
Король всплеснул руками и закричал на Арфарру:
- Вот до чего довело ваше упрямство! Боже мой, надо немедленно
перекупить троих или четверых из совета, потому что иначе у них будет
большинство!
Арфарра поклонился и ответил:
- Те из них, кого надо бы купить, не продаются, а те, кто продаются,
не стоят потраченных на них денег. Лучше увеличить число членов Совета, и
знатные собаки останутся в меньшинстве.
Советник Арфарра позволял себе лишь один вид отдыха - игру в "сто
полей". Обнаружив, что чужеземец Ванвейлен играет отменно, он таскал его
за собой повсюду - а тот был весьма рад. Даже на глупых совещаниях или в
пути они играли - вслепую, само собой: обменивались записочками, что
выглядело очень важно. Арфарра с удовольствием выигрывал и с еще большим
удовольствием слушал, как говорил чужеземец.
Этим вечером в покоях Арфарры Ванвейлена встретил король. Он сказал,
что ему очень понравилась, как позавчера Ванвейлен защищал в городской
ратуше новые торговые статуты. Засим он вынул из-за пазухи священную белую
мышь, из тех, которые имелись только у знатнейших родов, и, подав эту мышь
Ванвейлену, сказал, что Ванвейлену надо построить в своем поместье кумирню
для этой мыши.
- Но у меня нет поместья, - удивился чужеземец.
- Ошибаетесь, - возразил король, и подал ему со стола грамоту,
жаловавшую Ванвейлену земли в Мертвом Городе, и сопутствующее им право
заседать в Королевском Совете.
На следующее утро, в час, когда просыпаются очаги и будят топоры,
когда на башнях замка трубят в посеребренные раковины, обмотанные
пальмовым волокном, в Небесной Зале собрался королевский совет.
Королевские советники прошли сквозь толпу, помолились, совершили
возлияние. Махуд Коротконосый, человек из глухомани, с изумлением озирал
залу, ибо в первый раз видел такой большой покой, в котором пол не был
покрыт соломой. Особенно поразили его зеркала - родичи талисманов. Слабые
родичи, наверное, по женской линии: талисман множит вещи, а зеркало -
только изображения вещей.
А Киссур Ятун с изумлением глядел на Совет, в который ввели двадцать
новых советников. И каких! Люди из самых знатных родов, однако большею
частью - младшие сыновья, из тех, что воспитывались заложниками при дворе
и обрадовались, когда вышел королевский указ, позволяющий делить
наследство поровну. Граф Арпеша, замок которого оброс городом, как
навозная куча грибами. Трое монахов-шакуников. Люди от семи городов, и от
города Ламассы - обвинитель Ойвен. Ойвен, почтительно склонившись, говорил
что-то советнику Арфарре, а тот, по своему обыкновению, уже сел в углу
между большими зеркалами; зеленый шелковый паллий, уставшее лицо, худые
руки, из-под рук - львиные когти подлокотников... А справа? О, Сад
Небесный, еще один чужеземец, Клайд Ванвейлен! Этот-то как сюда попал, чьи
ему земли, спрашивается, отдали?
Киссур Ятун побледнел и сказал:
- Это будет скверный поединок, с бумагами вместо мечей, и
Арфарра-советник владеет этим оружием лучше нас. Лучше нам уйти со своей
бумагой, потому что в таком составе совет запихает нам ее в задницу.
Его спутник, Торхерг, улыбнулся:
- Это пусть Арфарра-советник дерется, чтоб победить, я дерусь, чтоб
сохранить честь.
А Махуд Коротконосый был так велик, что на все тело у него ума не
хватало. Он вспрыгнул на ступени перед королем и закричал:
- Это позор, что Марбода Ятуна судят простолюдины!
Король спросил:
- Вы хотите моего суда?
Тогда вперед вышел Шодом Опоссум и сказал:
- Мы хотим, чтобы в королевстве появились законы, приличествующие
великой стране. Иностранцы заполонили нашу землю. Они увозят золото в
Варнарайн и копят его в своих храмах, и дают королю скверные советы. Нищие
наводнили дороги, владения отбирают вопреки обычаям. Мы требуем, чтобы
каждый был судим судом равных. Чтобы в королевском совете сидели люди,
сведущие в обычаях страны, а не только в искусстве вынимать из нее деньги.
Чтобы королевские чиновники не смели брать несправедливых поборов и иным
образом хозяйничать в поместьях, чтобы вдовы знатных людей и наследницы не
страдали от произвола. Мы требуем, чтобы то, что является обычаем
королевства, стало его законом, - чтобы вы, король, возобновили Шадаурово
соглашение.
И положил на стол бумагу с золотыми кистями и корявыми подписями.
Тогда вдруг встал один знатный человек из города Кадума. А город
Кадум, надо сказать, был городом легкого поведения. Даже когда им правил
граф, и тогда он не решался отменить тамошнего народного суда. А с тех
пор, как графа не стало, народ обнаглел и не слушался никого, кроме
королевского чиновника. А именитые дома имели привычку делиться с чернью
деньгами и хлебом; они стояли за чернь горой и чернь тоже за них стояла.
Человек из Кадума сказал:
- Позорно слышать такие слова от тебя, Шодом Опоссум! Король хочет,
чтобы свободнорожденных граждан не продавали, как скот; чтобы за убийство
наказывали человека, а не его кошелек, и чтобы то, что касается общего
блага, решалось общим волеизъявлением. Он хочет, чтобы бедность и низкое
происхождение не мешали человеку приносить пользу себе и людям, и чтобы
позором была не бедность, а нежелание от нее избавиться. Чтобы богатство
тратилось с пользой для народа, а не ради похвальбы. И это-то вы называете
нарушением обычая? Хороши же обычаи, за которых вы стоите! Да если бы и
покусился король на права знати, что с того? Какое дело народу до знатных
наследниц? Если король отдаст Кречетам земли в Мертвом городе, он
обездолит три тысячи семей, которые там уже построились!
В зале стояло человек шестьдесят из числа новых жителей Мертвого
Города, и они громко закричали, чтобы король не возвращал этих земель.
- Храм Шакуника разжирел, как пиявка! - вскричал Шодом Опоссум. -
Надо разорить проклятый храм и, клянусь божьим зобом, его пожитков хватит
и королю, и знати!
- Замолчи, Шодом, - сказал Киссур Ятун, - ты болтаешь, как пьяная
трава. И обернулся к королю:
- Король Варай Алом! Ты изменяешь обычаи королевства, притесняешь
знать и войско! Берегись! Тот, кто хочет напиться, не ссорится с ручьем,
тот, кто хочет сохранить власть, не ссорится с воинами!. Ничего хорошего
не бывает из законов, принятых поперек обычаев, натащенных чужеземцами изо
всяких заграничных книжек! Шадаурово соглашение было законом этого
королевства и осталось его обычаем, и, клянусь тем, кто соткал землю и
тварей, - ты возобновишь его!
Тут поднялся обвинитель Ойвен, и горожане закричали восторженно.
- Да, - сказал Ойвен, - славный то был закон и славные то были
времена для знати. Все королевство покрылось незаконнорожденными замками,
и всякий знатный делал, что казалось ему правильным в его глазах. В каждом
замке сидело по разбойнику, они били собственную монету и грабили путников
и крестьян, и сгоняли народ на строительство укреплений. А когда дороги
опустели, а поля поросли вереском, они кинулись к городам, и они коптили
горожан над огнем и пытали всех, у кого было имущество. Но с тех пор никто
не осмелился написать в законе, что можно безнаказанно убивать и грабить.
И вот теперь, когда король хочет оградить свободных людей от
беззаконий, - вы требуете поистине удивительного закона, - закона,
узаконивающего беззаконие! Вы ссылаетесь на обычаи! Это все равно, как
если бы пришел убийца и сказал: я убил пятерых, и десятерых, и больше, и
привык убивать и грабить, и из этого я заключаю, что законы мира не
соответствуют моим обычаям, и требую изменить законы. Но, может быть, не
миру надо менять свои законы, а убийце - свои обычаи и пути? Ибо те, кто
требует такого закона - не кто иные, как убийцы и разбойники.
- Как ты называешь благородных людей, собака! - заорал Махуд
Коротконосый.
Тогда обвинитель Ойвен засмеялся, взял со стола бумагу и начал ее
вертеть и поглаживать, всматриваясь в подписи.
- Как, - сказал Ойвен, - разве Шом Длинная Рука или Шадаур Кобчик,
или Най Полосатый или Арпеш Цалом - не знатные люди? Почему же, однако, я
не вижу их подписей под вашей бумагой? Да потому, что законы - помеха не
тем, кто охраняет народ, а лишь тем, кто грабит его. Разве король угнетает
знать? Разве он рубит им головы, как Эльсил Ятун? Разве он отбирает их
земли, как Шаакут Алом? Напротив! Когда при дворе было больше привилегий!
По всему королевству строят дома выше и лучше, у людей больше мебели,
одежды, и посуды. Приданое за женщинами стало гораздо крупней, праздники
устраивают на широкую ногу. Потому-то я и назвал тех, кто готов положить
свою голову на плаху, лишь бы возвести своеволие в закон, ворами и
разбойниками! Они идут и против короля, и против знати, и против простого
народа, ибо король и народ хотят свободы для всех, а эти - своеволия для
себя!
Неревен, стоя в толпе, внимательно наблюдал за Клайдом Ванвейленом.
Тот, явно волнуясь, снял с пальца крупный перстень и крутил его так и сяк.
Неревен давно заметил за чужеземцем эту привычку: если того что-то
занимало, - он не столько сам глядел, сколько давал глядеть перстню.
А в толпе уже кричали, чтобы король разорвал поганую бумагу. Король
