ему меч.
- Однако, - сказала она, - если дело дойдет до драки, то вряд ли
такому человеку, как ты, поможет меч.
Шаваш усмехнулся и сунул руку за пазуху. За пазухой у него было то
самое оружие, которое сделал себе яшмовый араван для бегства, и которое
Шаваш, в свое время, послал вместе с томиком "Книги уважения" Нану. В
"Книге Уважения" невидимыми чернилами были записаны все схемы и пояснения
к устройствам, придуманным яшмовым араваном, а оружие Шаваш приложил к
отчету, чтобы первый министр не подумал, будто его подчиненный сошел с
ума. И чем долго описывать это оружие, скажем, что это был самодельный, но
добротный револьвер.
Утром Идари оделась в мужскую одежду и вышла вместе с Полосатым Касой
через подземный ход в город. Они пришли к харчевне у Красных Ворот, и
ждали там полчаса, и еще полчаса, и еще час.
И вот, когда они ждали более чем достаточно, со стороны дворца
послышались шум и крики.
Идари со своим спутником выскочили на веранду и увидели, что посереди
улицы едет Киссур с десятью конниками, и они гонят перед собой человека на
поводке и с венком вокруг шеи. Правая рука у человека была обрублена. Тут
толпа отрезала Идари от Киссура, а Киссур остановился у Красных ворот.
Дружинники разостлали оленью шкуру и повалили на нее человека, а Киссур
закричал, чтобы голову потом посадили на шест, потому что завтра, выезжая
в поле, он хочет перемигнуться с красавчиком. Полосатый Каса вскрикнул и
от ужаса проломил головой перильца у веранды, а Идари побежала к Киссуру и
закричала, чтобы он не смел этого делать.
Дружинники расступились перед женщиной, а Киссур удивился и сказал:
- Как ты сюда попала, и что тебе за дело до воров?
Идари взглянула на человека с венком на шее, и увидела, что это не
Шаваш, а какое-то недоразумение. Сердце у нее упало, и она сказала:
- Ах, Киссур! Мне сегодня приснился сон, что ты убиваешь с человека с
отрубленной рукой, и это приносит тебе несчастье. Я не очень поверила
этому сну, но все же пришла к Красным Воротам. И вдруг мой сон сбывается
точь-в-точь!
Глаза Киссура вдруг разлетелись в разные стороны, словно один глаз
хотел обшарить небо, а другой - землю. "Что-то тут не так, - подумал
Киссур". Он дал знак развязать преступника, кинул ему кошелек и сказал:
- Убирайся! Я и сам пятый день хожу так, словно на небе одни черные
облака.
И в это же самое время в дальнем конце улицы показался Шаваш с двумя
лошадьми, на одной из которых ехал сундук, а на другой - он сам. И все
могло бы кончится благополучно, если бы Полосатый Каса, который наконец
очнулся, не побежал в ужасе к Шавашу и не завопил:
- Бегите, господин, бегите!
Тут же пятеро дружинников Киссура бросились на парня, а остальные во
мгновение ока окружили Шаваша, стащили его с коня и открыли сундук.
- Ба, - сказал Сушеный Финик, - в этом сундуке, кажется, те же
подарки, что Идари вчера подарила Идди, но это не совсем тот человек!
Шавашу связали руки, а Киссур приподнял ему голову плоским кончиком
меча, долго-долго глядел и сказал:
- Клянусь божьим зобом! Ты - Шаваш, секретарь этого негодяя Нана, и
ты искал меня в Харайне, чтобы убить. Но зачем же ты явился сюда - не за
подарками же Идди?
Шаваш плюнул ему в лицо. Киссур побагровел, оборотился к Сушеному
Финику и сказал:
- Ты был прав, Ханадар Сушеный Финик, дело с привидением было
нечистое, и я, кажется, понимаю, куда делась старуха, укравшая серебряное
запястье.
Киссур оглянулся и увидел, что вокруг уже собралась огромная толпа, и
что напротив - дом господина Шамии, близкого друга Арфарры. По приказу
Киссура его дружинники сделали проход в толпе и поволокли Шаваша в дом
напротив. Киссуру не любил откладывать судебные разбирательства на долгий
срок, и едва за ними закрылись ворота в сад, как один из дружинников
вытянул Шаваша плеткой так, что тот упал на капустную грядку, из которой с
осени торчали кочерыжки, и закрыл голову руками.
Другой дружинник распорол сумку Шаваша, и оттуда выпал мясной пирог и
маленькая сафьяновая книжечка. Дружинник поднял пирог и положил за пазуху,
а книжечку спихнул в канавку. Идари оттолкнула дружинника и подняла
книжечку, но Шаваш в это время лежал глазами вниз и не видел, что книжечку
подняли.
Стоял ясный весенний день: солнце катилось в небесах, как желтая
тыква, просыпающиеся деревья стояли как бы в зеленой дымке, и за канавкой
начиналось небольшое поле, сплошь в белых цветущих крокусах. Сбоку стояла
большая разрушенная теплица: стекла из нее выбили еще во время бунта, а
потом стекло подорожало, а господин Шамия обеднел. Теперь редкие растения
с далекого юга торчали в кадках, как засохшие веники, выжило лишь
несколько пальм и агав, да у какой-то лианы с толстыми воздушными корнями
набухли почки.
Шаваша привязали к стойке теплицы. Вокруг сели двадцать человек,
имевших должность ближайших друзей Киссура. Остальных Киссур прогнал.
Киссур надел на руку плетку со свинцовыми коготками, подошел к Шавашу
и сказал:
- Поистине сами боги отдали тебя мне, для торжества справедливости! А
ну-ка выкладывай, что тебе понадобилось в моем городе?
У Шаваша на теле все волоски поднялись от ужаса, он открыл рот и
хрюкнул, как капустный лист, который раздавили сапогом. Дружинники
заржали. А Идари усмехнулась и сказала Киссуру:
- Тебе нет нужды спрашивать о произошедшем у Шаваша, я сама все
расскажу. Ведь это такой человек, что даже под пыткой не может не
лукавить.
После этого Идари стала рассказывать все, о чем говорил ей Шаваш.
Пока она рассказывала, Киссур сидел на камнях садовой горки, и
ковырял кончиком меча между камней. Случилось так, что он нажал сильнее,
чем следовало, и кончик сломался. Идари кончила рассказ и спросила, может
ли Киссур сказать, что он не убивал ее отца?
- Похоже, - ответил Киссур, - что все было так, как говорит этот бес.
Идари вздохнула и сказала:
- Ты сам видишь, что я не могу оставаться с тобой, и все вокруг
скажут, что такая жена не принесет тебе удачи.
Киссур помолчал и приказал:
- Развяжите его и дайте ему меч.
Шаваша развязали и дали ему меч.
Киссур оглядел его.
- Я хочу сыграть с тобой в игру, в которую нынче играют по всей
ойкумене, и тот, кто победит в этой игре, заберет эту женщину и сделает с
ней то, что она пожелает.
Киссур вытащил свой меч, но Шаваш усмехнулся и бросил оружие на
траву.
- Подними меч, - сказал Киссур, - или ты пожалеешь о своей трусости.
Шаваш поглядел на лежащий меч. Еще два года назад он увидел бы просто
старинную железку; а теперь он увидел, что это хороший меч инисской
работы, длиной в два с половиной локтя и с лезвием, чуть изогнутым и
утяжеленным книзу. Клинок так и сверкал синевой от капель росы,
посыпавшихся на него, и из этих капель вставали маленькие радуги.
Несколько капель скатилось в желобок для стока крови. Шаваш был, конечно,
далеко не тот завитой и надушенный чиновник, которого Киссур видел полтора
года назад, но, признаться, он всегда владел языком лучше, чем оружием, и
когда ему приходилось казнить людей собственноручно, он ужасно боялся, что
не сможет перерубить шею с одного удара, и он не любил меча, которым
дерутся лицом к лицу, а предпочитал лук, которым стреляют из засады.
- Я не слыхал, - сказал Шаваш, - чтобы из поединков с тобой кто-то
выходил живым, и ты наверняка изрубишь меня, кусочек за кусочком.
Киссур усмехнулся и возразил:
- Я предлагаю тебе честный поединок, и немногие на моем месте были бы
столь великодушны.
- Твое великодушие, - ответил Шаваш, - нарисовано на дырявом холсте,
и ты сам знаешь это. Наши шансы никак не равны. Если ты убьешь меня, этим
дело и кончится, а если я убью тебя, то твои дружинники изрубят меня, как
репку, и никто не выпустит меня из городских стен.
- Что же ты предлагаешь? - спросил Киссур.
- Почему бы нам не выехать из города в какую-нибудь лощину? - спросил
Шаваш. - Мы могли бы взять с собой женщину и двух-трех друзей, которые
поклялись бы, что не тронут победителя. А иначе какая разница, как это
будет называться, поединок или казнь?
Друзья Киссура задумались, и Сушеный Финик сказал:
- Он правильно говорит. Моя песня о поединке будет гораздо красивей,
если вместо этой поломанной теплицы вы будете сражаться под соснами в
лощине. Никто еще на написал хорошей песни о поединке, в котором сражались
на капустной грядке.
Тогда Киссур опять приставил Шавашу к горлу меч и сказал:
- Дело обстоит в точности так, как ты говоришь, - и все-таки тебе
придется поступить по-моему, ибо иначе ты будешь умирать долго и плохо, и
трижды пожалеешь о своей трусости.
- Будь по-твоему, - сказал Шаваш.
Люди стали чертить боевой круг, а Идари повернулась к Сушеному Финику
и спросила:
- А согласен ли ты, Ханадар Сушеный Финик, занять в поединке место
этого чиновника, при условии, что ты получишь то же, что получит
победитель?
Сушеный Финик побледнел и ответил:
- Это было бы хорошим приключением, но слова твои слишком туманны.
Идари ударила его концом косы по щеке, засмеялась и сказала:
- Я могла бы обмануть тебя, но скажу честно, что в этом поединке
победитель не получит ничего.
Тем временем дружинники утоптали место между теплицей и грядками,
начертили боевой круг и зарезали белую курицу. Позади круга они воткнули
белое знамя Киссура, со знаками, приносящими счастье.
Киссур и Шаваш подошли к курице и окунули кончики мечей в кровь,
чтобы железо проснулось. После этого Киссур предложил Шавашу выбирать
сторону круга, и Шаваш стал так, чтобы солнце не било ему в глаза.
- Будут ли в этом поединке участвовать двое или трое? - спросил
Сушеный Финик Киссура.
- Трое, - ответил Киссур.
- А кто же третий? - спросил Сушеный Финик.
- Смерть, - ответил Киссур.
Это были установленные обычаем слова.
Люди отошли от троих противников на положенное расстояние. Киссур
положил руку на рукоять меча, а Шаваш сунул руку за пазуху, выхватил
оттуда револьвер, сделанный яшмовым араваном, и выстрелил раз и другой.
Киссур изумился и схватился за плечо.
Шаваш выстрелил третий раз, но, по правде говоря, ему не так-то часто
приходилось стрелять из револьверов, и, хотя он стрелял буквально с пяти
шагов, третья пуля только обожгла Киссуру ухо.
Тут Сушеный Финик прыгнул Шавашу на спину. Шаваш обернулся, чтобы
выстрелить в Финика, но варвар перехватил его руку и швырнул его через
себя, словно грузчик - мешок с рисом. Шаваш перекувырнулся в воздухе,
налетел брюхом на сапог другого дружинника, и шмякнулся глазами вверх, а
Сушеный Финик совершил прыжок лосося, выхватил кинжал и этим кинжалом
приколол руку с револьвером к земле. Киссур подошел поближе. Он держался
за левое плечо, и сквозь пальцы его капала кровь.
- Если ты бес, - процедил он сквозь зубы, - то бес мог бы целиться и
получше.
После этого Шаваша привязали к веревке и проволокли через весь город
ничком. А Киссур сел на лошадь и поехал следом, чтобы показать, что с ним
ничего не случилось, хотя это было не совсем так.
Идари сказала Сушеному Финику, чтобы он проводил ее в монастырь при
храме Исии-ратуфы. Финик так и сделал. По пути он спросил, не она ли
заколдовала оружие Шаваша. Идари ответила, что нет, и что ее вообще не
интересует, кто выиграл этот поединок. Сушеному Финику не показалось, что
она говорит правду.
В эту зиму государю Варназду было плохо, как никогда. Даже маленьким
мальчиком, младшим братом вздорного и подозрительного Инана ему не было
