самый миг к лежащему Киссуру подскочил один из военных чиновников, ткнул в
него мечом и заорал:
- Сдавайся! Нас тысяча, а ты один.
Киссур отказался:
- Ах ты наглая курица! Удача одного удачливого сильнее силы тысячи
сильных!
- Ах ты собака, - закричал сотник, - ты затеял эту резню и обрек на
разграбление дворец, спасая свою шкуру, а не государеву! Убудет ли от
государя, если он подпишет конституцию?
- Дурак, - возразил ему Киссур, - или государь Бог, и тогда ему не
надобна конституция, или государь - человек, и тогда конституции не
надобен государь. А государь с конституций - это как штаны, жареные в
масле - и съесть нельзя, и носить не хочется. Знаем мы эти штучки с
конституциями в Варнарайне!
Тут чиновник сообразил, что в спорах такого рода словесные аргументы
не бывают окончательными, рассердился и ударил Киссура мечом. Но Киссур
поймал лезвие меча в щель между обухом секиры и крючком, дернул на себя и
вырвал меч из руки чиновника. После этого он подпрыгнул спиной, вскочил на
ноги и нанес чиновнику такой удар, что одна половинка чиновника упала по
одну стороны палубы, а другая половинка чиновника упала по другую сторону
палубы. Киссур оглянулся и увидел, что на корабле нет ни одного живого
человека в кафтане городской стражи, а парчовые куртки едут на лодках
прямо в проломы. "Ого-го, - подумал он, - дело плохо", - сделал прыжок
карпа и ушел в воду.
Киссур плыл под водой, пока не зацепился за парчовую скатерть. Он
посмотрел вверх и догадался, что скатерть свисает с деревянного колеса
одной из лодок, пущенных Андарзом. "А ведь между колесом и днищем должен
быть воздух" - подумал Киссур. Он подплыл ближе и осторожно просунул
голову между лопастями, в узкий и длинный деревянный колодец.
Вскоре наверху послышался шум приставшей лодки и голоса:
- Господин Андарз приказал увести лодку.
Киссур раскорячился и уперся поплотней, плечами в стенку колодца, а
ногами в деревянную лопасть.
Колесо заскрипело. Киссур раздулся от натуги.
- Нет, - сказали наверху, - застряло. Надо нырять вниз.
- Какого беса - нырять! Там дворец грабят! Меня жена вечером спросят
- ты что делал, когда грабили дворец? Что я ей отвечу: тряпку из колеса
тащил? Ты думаешь, дворец каждый день будут грабить?
- Теперь, может, и каждый день, - возразили неуверенно.
Вскоре послышался плеск весел, и лодка со стражниками пошла дальше,
через канал.
Через час Киссур выбрался на палубу. Плоскодонку снесло вниз по
течению, довольно далеко от дворца. Солнце уже садилось в воду. Вокруг
простиралась безбрежная водная гладь, где-то справа торчали игрушечные
домики предместья. Слева начинались Андарзовы болота: Киссур усмехнулся,
вспомнив, что мятежный военный чиновник даже и не пытался брать дворец со
стороны своих болот.
На палубе, глазами вниз, лежал десятник, убитый камнем из катапульты.
Киссур сбросил свой шелковый кафтан и переоделся в полицейскую одежду,
снятую с убитого бунтовщика. "Поистине, - подумал он, - в мире поменялся
местами верх и низ, если бунтовщики одеты в парчовые куртки". Повертел в
руках кинжал с красивой рукояткой в форме свернувшегося пятиглавого
дракона с красными рубиновыми глазами, и сунул в рукав.
Бой был, в сущности, кончен: не было такой силы, которая помешала бы
Андарзу взять дворец. Но Киссуру не хотелось, чтобы про него говорили,
будто он отправился на тот свет, не прихватив с собой какого-нибудь врага.
Нана? Андарза? Шиману? Это уж как получится.
В полдень Киссур подошел ко дворцу первого министра. Золотые двери
были распахнуты настежь, и во дворе раздавали народу мясные пироги,
круглые, как небо, и рисовые пироги, квадратные, как земля. На дверях
повесили табличку: "Первый министр народа". Какой-то лавочник надрывался:
- Снимите! Я ее позолочу!
Киссур пропихнулся к бочонку, с которого раздавали пироги, и взял
себе тот, который с мясом.
Сосед-башмачник пихнул его под локоть и сказал:
- Все, братец! Раньше богачи задабривали чиновников, а теперь будут
задабривать народ!
Двор гудел голосами:
- А что Андарз разрушил стену, так это никакое не колдовство, а штука
под названием порох, они ее вместе с первым министром варили для похода на
"черных шапок".
- А вот моя соседка и говорит...
- А где сейчас Добрый Совет - в префектуре?
- Нет, во дворце, в Зале Пятидесяти Полей.
Зала Пятидесяти Полей стояла на берегу озера в государевом саду. Это
был двухэтажный павильон, который государыня Касия выстроила когда-то для
министра Руша, с нефритовыми колоннами и крытой дорогой вокруг второго
этажа. Дорога переходила в двухэтажный мостик через красивую, покрытую
цветущими лотосами заводь. Солнце стояло в самом зените, огромные гладкие
листья лотосов обвисли от жары и чуть шевелились, как бока огромной доброй
коровы. Дворцовые арки, похожие на удивленно выгнутые брови женщины,
недоуменно рассматривали народ.
Простолюдинов в залу не пускали, но человека в парчовой куртке со
знаками отличия пустили беспрепятственно.
В зале было около шестисот человек, скромно одетых, и с красными
повязками, завязанными в форме ослиных ушей. На поясах у них были таблички
из носорожьей кости с обозначением округов и имен. Посередине залы, на
большом помосте, стоял алтарь Единому, украшенный цветочными шарами и
шелковыми лентами. Справа от алтаря были трибуна и длинный стол, за
которым сидел Шимана и двенадцать избранных собором сопредседателей. Нана
не было. Министр гулял где-то по городу на плечах народа.
Киссур с сожалением убедился, что людей на трибуне охраняет дюжина
телохранителей. Все двери были в двойном кольце охраны, а на полупустой
галерее вокруг второго этажа стояли, стараясь особенно не выглядывать,
несколько лучников с угрюмыми глазами. Один из лучников заметил
пристальный взгляд "парчовой куртки" и нахмурился. Киссур, деланно зевнув,
отвернулся.
В этот миг в зал вбежал племянник Андарза и закричал:
- Братья! Только что гражданин Андарз взял четвертую стену дворца! Он
клянется, что сегодня вечером вы будете заседать в Зале Ста Полей! Он
приведет туда государя, как гуся на поводке, а на другом конце поводка
повесит Чаренику! Ничто не спасет изменников!
Тут они стали обсуждать какую-то гнусность, и Киссур стал
проталкиваться к выходу. Тем временем на ораторское возвышение вскочил
кривоногий ткач. Киссур прислушался.
- Граждане, - сказал ткач, - что я слышу! Народные представители
сидят здесь и праздно болтают! Андарз заявляет нам, что берет помимо нас в
плен государя, и мы рукоплещем этому! Но кто этот человек, Андарз? Он был
рабом богатых и тираном бедных! Он расправился с нашими братьями в Чахаре,
и еще два дня назад он пытался заставить государя подписать манифест,
который передал бы всю власть над империей в руки семерых негодяев,
шестерых из которых он грозится повесить, а седьмой - он сам. Мыслимо ли
видеть, как плоды свободы народа вырывают из рук народа?
Пока ткач говорил, у алтаря за его спиной какой-то человек в курточке
садовника наливал в светильники масло. Киссур внимательно следил за этим
садовником. Тот покончил с маслом и собрал пустые кувшины. К изумлению
Киссура, садовник с тележкой не стал спускаться вниз к тяжелым, охраняемым
стражей дверям, а шмыгнул куда-то за колонну второго этажа и пропал.
Киссур не спеша поднялся по галерее и толкнул стену в том месте, где
пропал садовник. Стена подалась, - это была служебная дверь, для красоты
сделанная незаметной. За дверью начиналась крытая дорога через пруд.
Садовник уложил кувшины в подвесной короб, достал из-за пояса ключ и стал
аккуратно провешивать в ушки двери большой замок.
- О, - сказал Киссур, - это то, что мне нужно!
Он вынул из руки садовника ключ, вытащил замок и пошел.
- А дверь? - горестно спросил садовник. Киссур оглянулся, снял с
соседнего фикуса синюю ленточку, продел ленточку в ушки двери и завязал.
- А дверь обойдется и этим, - наставительно сказал Киссур.
Старенький садовник вздохнул и украдкой утер слезу.
Киссур пересек крытую дорогу, свернул налево и направился, ведомый
безошибочным инстинктом, к дому господина Мнадеса, бывшего
главноуправляющего дворца. Замок он забросил в первый же случившийся рядом
прудик.
Через пять минут после того, как Киссур исчез за крытым мостом, на
галерее поспешно прошел другой человек. Он оглянулся, с удивлением
поглядел на дверь, которой, очевидно, не видал со внутренней стороны,
нагнал садовника и принялся его расспрашивать. Пожевал губами и
заторопился обратно.
Это был человек из личной охраны господина Нана: в отличие от
бунтовщиков, в глаза не видавших ни Киссура, ни дворцовой роскоши, этот
охранник был с Наном в Зале Ста Полей, когда Киссур читал свой доклад, и у
него была неплохая память на лица.
На рыночной площади Святой Лахут собрал своих приверженцев и сказал:
- Братья! Отчего это верующим не удалось переправиться через канал, а
негодяю Андарзу - удалось? Мне было видение, что наша неудача произошла
через колдовство Андарза! И еще мне было видение: отчего это богачи в
совете запретили Андарзу штурмовать последнюю стену? Да потому, что там
заседают предатели, снюхавшиеся со дворцом, и такое между ними и Андарзом
было соглашение!
Уже настала третья четверть дня, когда к мятежному министру полиции
явились десятеро горожан во главе с кожевником. Они сказали, что они
городская депутация и просят его подождать со штурмом.
- Так, - сказал Андарз, - народ не доверяет мне?
- Что вы, - возразил кожевник, - но важно, чтобы конституция имела
конституционное начало. Притом оборванцы устроили погром в варварской
слободе. Мы это осудили. Но нельзя ли направить часть стражников на
соблюдение порядка в городе?
Андарз был человек воспитанный. Он поцеловал указ и приказал
прекратить приготовления к штурму. Потом повернулся к своему племяннику и
произнес с усмешкой:
- Что ж! Поеду-ка я ко дворцу господина Мнадеса. Меня ждут его
ламасские вазы!
Но когда господин Андарз доехал до дворца, ваз там не оказалось. Вся
мостовая на сто шагов была усеяна черепками ламасских ваз и другой утвари,
на площади пылал веселый костер из инисских ковров, и над толпой
раздавался веселый крик: "Кто украдет хоть ложку, будет повешен!"
Господин Андарз побледнел, лишился чувств и упал бы с коня, если бы
племянник не подхватил его вовремя.
Киссур увидел Андарза со второго этажа дома господина Мнадеса. Киссур
усмехнулся, швырнул на пол кусок окорока, которым лакомился в компании
лавочников, и легко побежал вниз по лестнице.
Киссур выбежал за ворота, но начальника стражи уже нигде не было. Он
свернул в боковой двор: Андарз, упав с коня, лежал у какого-то черепка и
горько над ним рыдал. Его свита столпилась вокруг в нерешительности. Уже
темнело. Киссур сжал покрепче рукоять боевого топорика и пропихнулся меж
людей.
- Куда прешь, - закричал кто-то, и несколько рук вцепились в Киссура.
Андарз поднял голову.
- Осторожней, - крикнули в толпе. - Арфарра всюду разослал убийц!
- Приведите-ка его сюда, - велел мятежный министр полиции.
Киссура потащили вперед. Он закрыл глаза и опустил голову. Потом он
открыл глаза. Андарз смотрел прямо на него, и серые глаза Андарза были
полны слез. Под каменной стеной было уже совсем темно.
- Рысий Глаз, - заорал Андарз на Киссура, - ты что здесь делаешь? Уже
