переворачивается в воздухе и рушится позади стоящих на коленях, и они,
повернувшись, начинают ловить бьющуюся птицу: незрячие мужчины руками, а
связанные женщины - бросаясь на нее, стараясь зажать коленями, схватить
зубами... Короткая схватка - птица растерзана, и пары на коленях
подползают к черному и выкладывают перед ним свою добычу. Черный
всматривается в кровавые ошметки, и в этот момент в круг костров вводят
большого осла, а на осле задом наперед сидит голая разрисованная женщина с
пучком перьев в руке, и Светлана не сразу узнает в ней - Олив!..
Опять провал.
Но что-то же было еще, что-то такое, что погнало ее сквозь лес,
напролом, заставило бросить и карабин, и припасы... Она не могла
вспомнить. И не хотела.
Что-то - сквозь дым...
Именно - дым. Солнце уже садилось, когда она уловила запах дыма.
Они так и шли: то скрываясь в пыльный мир, то выныривая обратно. Ты
не напрягайся, сказал Глебу спутник, тебя притравили - теперь, пока вся
эта дрянь не выветрится, понять ничего не сможешь. Это они специально...
Спутника звали Альбертом. Альбертом Юрьевичем. Величко. Можно просто Алик.
И на "ты". Ему было под тридцать.
Путь лежал в Лэймчипсфорд. Идти приходилось пешком - по понятным
причинам. Иногда их подвозили, если было по пути, местные йомены. В
пыльном мире - и Глеб сквозь не редеющий пока туман в сознании удивился
этому - была проложена узкоколейная дорога. Но у него пока не складывался
вопрос. Сохранившему же четкость восприятия уголку сознания эта дорога
была просто неинтересна. А может быть, "стальной клинок" давно знал о
ней...
Здешние места были плотно заселены: множество крошечных, на
десять-двадцать домов, городишек, еще больше ферм и сел. В пыльном мире
они лежали в руинах, и лишь рельсы были новенькие и блестящие. По
цементным шпалам можно было идти, не оставляя следов.
Они нас будут по дороге в Пикси ловить, козлы, - нервно радуясь,
твердил Альберт Величко, но держался постоянно настороже, карабин из рук
не выпускал. И Глеб был при оружии вновь, вернулся к нему револьверчик
мистера Бэдфорда, и ему Глеб почему-то обрадовался больше, чем чемодану с
золотом и деньгами. У них с собой было вообще какое-то ненормальное
количество денег: два тяжелых мешка. Золото и банкноты Глеба в одном,
плотные пачки незнакомых длинных серо-зеленых купюр - в другом. Толку нет,
а бросить жалко, посмеивался Величко. Так они то ехали на йеменских
телегах, то уходили в пыльный мир, то возвращались, путали след, ехали
дальше... Глебу казалось, что этим они занимаются всю жизнь.
Обедая в придорожных трактирах, прислушивались к разговорам, изредка
вступали в беседу сами. Говорил Величко: якобы они с кузеном (кузен - это,
понятно, Глеб) разыскивают компанию туристов, с которой не встретились в
условленном месте: ну, опоздали, не успели ко времени, а те не
дождались... Глеб был тихий, спокойный, старался всем улыбаться, иногда
рассказывал анекдоты, читал лимерики. Он и чувствовал себя под стать
этому: как ранним утром, когда уже не спишь, но еще и не проснулся.
Притравили... Это он понимал.
Только на пятый день пути он начал чувствовать себя человеком.
Вечером этого же дня их настигли.
Впрочем, "настигать" - значит догонять. С этими же своими
противниками они столкнулись нос к носу.
В чем-то повторилась ситуация в отеле...
- Гант - эт ту-удаа, - лениво трубкой указал направление возница,
которого Величко так и не сумел склонить к изменению маршрута. - Ва-ам
напра, мне-е нале-е, - и надвинул шляпу на нос.
В Гант им не нужно было абсолютно. Но они потащились по отсыпной
дороге, прошли под указателем: "ГАНТ - 8 миль, ДИЗЗИ - 11 миль", свернули
на тропинку, уводящую в заросли, и наконец исчезли из виду.
- Ну, поехали, - сказал Величко по-русски. Он иногда говорил как-то
странно: знакомыми словами, но совершенно не к месту. Может быть, у этих
слов был скрытый смысл. Глеб не знал.
Он был мрачен и беспокоен. Хотелось то ли забраться с головой под
одеяло, то ли отрыть себе нору, то ли разорваться на части и убежать сразу
во все стороны - главное, чтобы отсюда. Это из тебя наркотик выходит,
говорил Величко, ты терпи, ты понимай, почему ты такой, и терпи... Будет
еще кислее, знаю.
Куда уж кислее...
В пыльном мире зарослей не было, даже черного прутика не торчало из
земли. Откуда-то взялись осколки красного гранита - яркие пятна,
притягивающие взгляд. Рельсы были в полушаге - и по рельсам навстречу
катился маленький, будто сбежавший из детского парка, поезд: открытый
локомотивчик, издающий бормочуще-урчащие звуки, и несколько вагончиков за
ним. Два человека сидели на локомотиве - как на скамейке в том же парке.
И Глеб с Альбертом, и те двое - увидели друг друга одновременно. Все,
что произошло потом, заняло несколько секунд - ну, десять. Вряд ли больше.
Сидевший справа - вскочил. В руках у него оказался короткий карабин с
торчащим, как у винтовки Аркатова, магазином. Он схватился за затвор, и
одновременно второй - машинист, наверное, - дал гудок и-то ли от
неожиданности, то ли от неумения - затормозил слишком резко. Охранника
бросило вперед, на ограждение, карабин вырвался из его руки, качнулся на
ремне - и от удара прикладом произошел выстрел! Машинист взмахнул рукой и
повалился на бок. Альберт сбил Глеба с ног, что-то крикнул (лишь потом,
когда все кончилось, Глеб сообразил, что это была команда "Стреляй!") - и
сам метнулся через полотно. Поезд, скрежеща и завывая, приближался.
Револьвер сам собой оказался в руке.
Раздался странный звук - будто над ухом разорвали коленкор.
Посыпались камни.
Характерно, с оттяжкой, ударил метчисоновский карабин Альберта.
Что-то лопнуло под ударом пули.
Глеб освободился от рюкзака, откатился на пару шагов. И снова резкий
звук. Автоматическое оружие, вдруг взялось откуда-то в памяти. Когда-то он
слышал про такое...
Поезд был рядом.
Откуда взялось это слово?
Не время вспоминать...
Пули - над самой головой. Жуткий визг. Всем телом Глеб чувствует
удары рядом.
Выстрел. Вскрик.
Глеб взвивается над землей, револьвер в вытянутой руке...
Можно не стрелять.
Охранник медленно сползает по ограждению, левой рукой поддерживая
правую. Рот его распахнут. Диковинного карабина не видно.
Поезд, наконец, останавливается, тело машиниста валится на землю,
гудок перестает выть.
Становится ненормально тихо.
Подходит Альберт. Охранник смотрит на него и явно узнает...
- Слезай, зайчик, приехали, - одними губами усмехается Альберт и для
убедительности поводит стволом карабина. - Я тебе штраф выпишу.
- Алька... ты откуда здесь? Ничего себе... Сказали, ты в Америку
удрал. Елки зеленые, больно-то как!..
- Слезай, - повторил Альберт.
Охранник, морщась и охая, повернулся спиной и стал спускаться,
нащупывая ногами железные ступеньки, и вдруг Альберт взвизгнул:
- Стоять! Руку за голову, сука! Руку, сказал!!! Глеб, держи его на
мушке, чуть шевельнется - бей!
- Понял, - сказал Глеб.
- Ну, козел, ты за это заплатишь. За все заплатишь, - прошипел
охранник.
- Заплачу, Гоша, - сказал Альберт, взбираясь на локомотив со стороны
машиниста. - Милое дело - платить... бери все, что хочешь, но плати
наличными - помнишь? - Он выпрямился и закинул за спину автоматический
карабин. - Вот теперь - мелкими шажками...
На земле обмякшего охранника перевязали - его же рубашкой. Пуля
перебила плечевую кость, застряв где-то в мышцах. Да уж, с чем с чем, а с
мышцами у охранника был полный порядок...
- И что везем на этот раз? - голос Альберта напрягся. - Опять гнилые
яблоки? Или афганский кишмиш? Где ж тогда охрана? Разве ж можно такую
ценность - и без конвоя?
- А иди-ка ты... - Гоша закрыл глаза.
- Это не разговор.
- А я с предателями вообще разговаривать не желаю.
- Да? Помнишь, Гоша, как нас учили: "Не умеешь - научим, не
пожелаешь..." Как там дальше-то?
- Брось, Алька. Тебе жить, не мне. Груз хочешь посмотреть - смотри.
Тоже, проблема... Какого черта ты деру-то дал?
- А надоело все, понимаешь.
- Не понимаю. Слушай, там в аптечке промедол есть. Вкати мне, будь
человеком.
- Вкачу. Глеб, найди аптечку...
- Где она и какая?
- Под сиденьем - коричневая коробочка с красным крестом.
Глеб поднялся на локомотив. Здесь воняло кровью и озоном. Он нашел
аптечку и вернулся.
- Убьют ведь тебя, - говорил Гоша. - Всей командой навалятся...
- Это уже мои проблемы, - Альберт был сух. - И согласись - я вас
обставил. Конвой, наверное, сняли, чтобы нас в Пикси или Сандре
перехватить? Не ожидал встретиться, правда?
- Ты ведь присягу принимал... а, да что там... Слушай, ты же
понимаешь - мы для них только хорошее... они же отстали на двести лет...
Глушь беспросветная, тундра...
- Интересная мысль. Это не Скобликов ли наш их тут цивилизовать
будет?
- И кроме Скобликова люди есть.
- Ну да. Чемдалов, Парвис, Туров. Гиганты мысли, Миклухо-Маклаи...
Цивилизаторы на клеточном уровне. Неужели ты так ничего и не понял?
- Сделай укол. Потом побазарим...
- Сделаю. Глеб, держи его на мушке... - и чуть позже, пряча в
коробочку использованный шприц, совсем не похожий на привычные шприцы: -
Ты отчеты Круглова о делах в Афганистане читал? Как мы их из средневековья
в коммунизм переделываем? Куда там эсэсовцам...
- Брось, Алька, что ты мне баки заливаешь? Или оправдаться хочешь?
Так не будет тебе оправдания. Измена всегда измена. И ловить тебя ребята
будут, как пса, и поймают. Так и знай.
- Буду знать. Спасибо, предупредил. Так что в вагонах? Стекло,
кокаин?
- Чешский пластик. Две тонны. И патроны к автоматам.
- Ёкэлэмэнэ... Вы там что - "Эмпайр билдинг" решили рвануть? Чтобы не
эмпайр больше? Или штатовских бригадистов развести? Свободу Техасщине!..
- Это не в Штаты. Это в Сандру.
- В Сандру? Подожди. Есть же запрет...
- Ю-Вэ приказал. Ю-Вэ многое приказал...
- С-сука! О-от сука же! Это он, значит, решил - буром переть? Ну, он
допрется...
- Ну да! Альберт Величко в поход собрался. Кремль трепещет. Спешно
воздвигаются ежи и надолбы.
- Сам ты надолб. И не нарывайся, все равно не пристрелю. Ты мне
нужен. Глеб, не спускай с него глаз. Впрочем, нет. Лучше мы его привяжем.
- Идиот. Я же с одной рукой и без оружия...
- А вот захорошеет тебе от промедола - ты и решишь: я их, мол, одной
левой... Ты мне живой нужен.
- И для чего?
- Спиваты будэмо.
Альберт завел ему здоровую руку за голову и ремнем от карабина
прикрутил запястье к железной ступеньке локомотива.
- Сиди, зайчик, не дергайся. Я тебе морковочки принесу или, скажем,
капустки... Как ты насчет капусты, а? Хочешь сто тысяч баксов? И по шпалам
- до Сандры? Выход-то найдешь? Там, в общем, не сложно...
- Подлая ты тварь, Алик. И всегда был подлой тварью...
- Что ж ты не сигнализировал?
- И почему это всегда предатели - подлые твари, не знаешь?
- Потому что автоматически выбывают из партии. Так я не понял: сто
тысяч - берешь?
- Дешево ты меня ценишь...
- Так не базарный же день. В субботу я бы накинул пятачок...
- А катись ты, паскуда...
- Не пристрелю. И даже уколы буду делать. А ты пока думай: зачем?
С этими словами, весело помахивая рукой, он подошел к вагончику,
подергал засов, откатил дверь, просунулся до пояса внутрь. Потом выбрался