Аннабель натянула и проверила свой.
Берт наручней не использовал. Он дрался двумя мечами.
Так они лежали и ждали, а шаги приближались. Заходят с двух сторон,
почувствовала Аннабель, со стороны спины... и со стороны ног - по лощине!
Значит, все...
Через бесконечно долгую минуту она увидела всадника.
На неопределенного цвета крестьянской лошадке ехал мальчик-подросток
лет четырнадцати. Одежда его была грязна и разодрана в клочья, лицо
исцарапано в кровь. Длинные грязные волосы висели сосульками. Выражение
лица... Не было никакого выражения. Голова механически поворачивалась
вправо-влево, как у воронов, летавших вверху, в глазах не было блеска. Он
ни разу не мигнул, пока Аннабель смотрела на него. Но тяжелый меч лежал
поперек драного седла...
Шаги, приближавшиеся за спиной, остановились совсем рядом, и
пронзительный голос спросил:
- Ингибара оа?
- Леингибара, - глухо ответил подросток, не прекращая поворачивать
голову и почти не разжимая запекшихся губ.
Его взгляд скользнул по Аннабель, и она поняла, что он ее не видит.
Она и ее спутники оставались закрыты для постороннего взгляда. Мальчик
проехал мимо, оставив после себя запах конского пота и человеческой мочи.
Аннабель и генерал обменялись взглядами. Холодное бешенство стояло в
его глазах, и Аннабель поняла, что подобное он видит не впервые. Над
головой, переступая, ударила копытами лошадь. Посыпалась земля.
- Альхека! - раздалась команда, и несколько всадников сорвались с
места.
Уходят! Не заметили и уходят!
И в следующий миг лошадиная нога, пробив дерн, оказалась перед лицом
Аннабель. Она отпрянула - и увидела, как бесформенная фигура в
грязно-голубых развевающихся одеждах грохнулась на дно лощины. Секунду
лежала неподвижно - и встала, оборачиваясь...
Глаза их встретились.
Это был не человек.
На удлиненном, голубоватого цвета лице с темным узором на лбу и щеках
страшно выделялись глаза. Ночные, огромные глаза, полуприкрытые
коричневыми морщинистыми веками. И этими глазами он видел сквозь запрет...
Генерал, будто брошенный катапультой, оказался перед чужаком. В руке
того мелькнула тонкая сталь, генерал отразил удар наручнем и сделал выпад.
Чужак, ломаясь в суставах, осел, превращаясь в кучу тряпья. Аннабель и
Берт уже стояли рядом с генералом, готовые к продолжению схватки.
Их было семеро - всадников. Они разворачивали и горячили коней,
собираясь, наверное, атаковать в конном строю. Это было безрассудно -
лощина скрывала, как окоп. Потом Аннабель увидела блеск коротких клинков.
Метательные ножи! Перепрыгивая лощину, всадники поразят ножами тех, кто
будет пытаться найти на дне спасение. На дне - но не в стенке, не под
козырьком. Там они не достанут... Тем временем рука ее сама нашла и
взвесила кинжал. У нас есть чем встретить...
С визгом всадники бросились вперед. Двое из них, на вороных конях,
были одеты в голубые развевающиеся плащи. Пятеро - обычные уланы в
кольчужных нагрудниках. Они были метрах в семи, когда Аннабель метнула
кинжал в летящего на нее улана и нырнула в нишу. Рядом с ней оказался
Берт. Через долгий миг генерал в неимоверном прыжке, изогнувшись, впечатал
ее в стенку ниши и прижал, закрывая. Она видела только тени перелетавших
лощину всадников. Ножи с коротким хрустом вонзились в землю.
Уже пятеро всадников развернули коней. Двоих, висящих в стременах,
лошади уносили в лес. Но еще один приближался по лощине - пеший, неся
отведенный для удара меч в вытянутых над головой руках. Мальчик с
остановившимися глазами. И остальные, поняв порочность конной атаки на
закрепившегося противника, спешивались и бежали, на ходу обнажая мечи.
Первый удар опять пришелся на генерала. Мальчик бесхитростно и
неожиданно сильно нанес "гу-хо" - горизонтальный удар справа налево, через
локтевой сустав под ребра. Генерал принял меч наручнем, покачнувшись от
этого удара, и наручнем же сделал ответный выпад. Кисть с зажатым в ней
мечом отделилась от предплечья и упала на дно лощины. Но мальчик,
распластавшись в падении, попытался дотянуться до меча, и генерал ударил
его сапогом в голову. Все это заняло чуть больше секунды. В следующую
секунду Аннабель и ее спутники стояли лицом к нападавшим, выставив мечи, а
те с прежним напором шли в открытую атаку.
Мечный бой скоротечен - и, чем искуснее бойцы, тем короче схватка.
Пятеро налетели и почти сразу откатились - трое; один чужак и один улан
легли под ударами. Теперь инициатива была уже не их. Аннабель, угрожая
острием меча и закрываясь наручнем от атаки снизу и слева, стала теснить
доставшегося ей в противники чужака; он отходил назад и направо, готовясь
нанести "эли-хо" - колюще-рубящий удар в бедро или в пах на предельной
дистанции. Но для этого ему нужно было заставить Аннабель отступить хотя
бы на шаг. И Аннабель, будто бы готовя верхнюю атаку, сделала шаг в
сторону, а потом шаг назад. Чужак нырнул - резче и дальше, чем в глубоком
выпаде - и, опершись на левую руку, провел классический удар:
снизу-косо-вверх. Но вместо податливой плоти сталь встретила сталь:
Аннабель, упав на колени, закрылась клинком. Движение кисти - и клинок
чужака взлетел вверх, пропуская удар; движение плеча - и лезвие вошло в
шею.
Берт уже покончил со своим и шел на помощь генералу - тот кружил
вокруг улана явно без желания разом покончить дело. Он выманивал
противника на удар, стремясь обезоружить. Улан же удара никак не наносил,
лишь угрожая мечом. Похоже было, что он согласен на ничью.
- Бросай меч, солдат! - собравшись, чтобы не дать фальшивой ноты,
крикнула Аннабель. - Это говорю я, твоя королева!
Танец замедлился, потом остановился. Генерал стоял в защитной
позиции. Улан повернул голову и посмотрел на Аннабель.
- Мой властелин - король Герман, - сказал он. - Тебя я не знаю,
госпожа.
- Мой брат Герман мертв, - сказала Аннабель. - На троне подменыш.
Кукла. И ты это знаешь, солдат. Все это знают.
- Ты говоришь страшные слова, госпожа...
- Брось меч, солдат. Я не смогу испугать тебя тем, что иначе ты
умрешь. Но ты умрешь, служа злу - а это, думаю, тебя испугает.
- Меня уже ничто не испугает, госпожа.
- Тогда повинуйся. Следуй голосу чести. Я - Аннабель, законная
королева Альбаста. Меня изгнали из страны, но не смогли лишить короны.
Теперь я возвращаюсь.
- Госпожа... - голос улана внезапно сел. - Госпожа, я не прошу
доказательств... но знак! Дай мне знак!
Он стоял уже, опустив меч, и в лице его было что-то молитвенное.
Аннабель, усмехнувшись одними губами, острием меча вырезала квадратный
кусочек дерна, подняла его за траву - как поднимают за волосы отрезанную
голову врага - и подбросила над собой. Восьмиобразное движение -
мгновенный стальной высверк - и четыре кусочка дерна покатились по земле.
Встав на колени, улан положил свой меч на землю.
- Твой раб и воин, моя королева, - с поклоном сказал он. - Я,
дворянин Веслав Бернард, присягаю тебе и клянусь служить воле твоей, и под
руку твою передаю жизнь мою и смерть... Сзади! - крикнул вдруг он.
Тощий и оборванный, с черным от крови лицом, на них шел тот, кого,
казалось, уже одолел генерал. Мальчик, ехавший на крестьянской лошадке...
Тяжелый двуручный меч, зажатый в тонкой руке, со свистом рассекал воздух.
- Он не видит! - крикнул улан. - Просто пропустите его!
Верно - глаза мальчика были плотно закрыты отекшими веками. И все же
он шел прямо на них...
Берт оттащил Аннабель немного назад. Генерал и улан сдвинулись в
другую сторону. Чудовище прошло по освобожденному для него коридору и
стало удаляться. Меч все быстрее мелькал в воздухе. Не в силах сдвинуться,
все смотрели вслед мальчику. Что-то должно было произойти.
Произошло.
Не справившись с инерцией тяжелого клинка, мальчик отсек себе голову
и правую, уже покалеченную в схватке с генералом, руку. Покачнулся,
пропустил шаг - и двинулся дальше, безголовый, бескровный, все так же
размахивая мечом.
Чтобы не закричать, Аннабель зажала себе рот.
Солнце клонилось к закату, когда четверка всадников покинула,
наконец, приграничную полосу и углубилась в лес Эпенгахен. Темная прямая
дорога, мощеная вулканической плиткой, вела к заброшенному курорту того же
названия. Здесь их не должны были ни встречать, ни выслеживать: по
неизвестной причине чужаки никогда не входили в Эпенгахен. От альбастьеров
в отсутствие чужаков - гернотов, как они называли себя сами, или упырей,
как их называли в коридорах власти Конкордиума, - особого усердия в
преследовании нарушителей границы можно было не ждать. Улан рассказал,
каково чувствовать себя рядом с чужаками - испытываешь буйную радость и
желание сделать все, чтобы им понравиться; а потом приходят отвращение и
стыд... и избавиться от этого можно, только вновь оказавшись рядом с ними.
Есть люди, говорил он, которые не отходят ни на миг, а если их оторвать
силой - умирают в муках. Есть другие, такие, как он сам - им все это
мерзко, но они не в силах противостоять волшебству. И есть немногие,
которые - в силах. Генерал слушал его и кивал крупной своей головой.
Тяжелая рысь тяжелых кавалерийских жеребцов укачивала, умиротворяла,
и умиротворяли проплывавшие навстречу и мимо белые, в зеленых пятнах
нежного мха, стволы платанов, и стайка пестрых птиц, пересвистываясь,
сопровождала всадников, внося веселое оживление в пейзаж - и ничто внешнее
уже не могло помочь Аннабель совладать с нервной дрожью, и оставалось
только держаться, держаться из последних сил, так, чтобы никто посторонний
не мог заподозрить душевных мук и метаний под панцирем королевского
спокойствия... Это было почти невыносимо.
Да, первый в ее жизни бой прошел успешно, и не канули втуне
тяжелейшие тренировки у Эльриха Тана, первого меча Конкордиума, и
странная, ни на что не похожая учеба у Дракона... и, может быть, это сила
и искусство Дракона направляли ее меч... как сила и искусство чужаков
направляли меч того оборванного мальчика... Мысли об этом тоже были
невыносимы. И, как дрожь, их следовало сдерживать хоть из последних сил.
ВИТО, ИЛИ ДМИТРИЙ ДМИТРИЕВИЧ
В механическом цехе ремзавода стоял чад. Повизгивал вентилятор,
нагнетая воздух в самодельный горн. Когда Дима вошел, Архипов как раз
вынимал длинными кузнечными клещами из горна белую от жара трубу. Подержав
ее секунду на весу, он стал небыстро погружать ее одним концом в ведро с
машинным маслом. Звук был - как от дисковой пилы, напоровшейся на гвоздь.
Фонтан масляного дыма и пара ударил вверх. Наконец, вся труба погрузилась
в жидкость и багрово светилась там, остывая. Подождав немного, Архипов
вынул ее, черную, маслянистую и дымящуюся, и вернул в горн. Вспыхнуло
желтое пламя. Через несколько секунд он ее поднял - труба светилась
темно-вишневым светом - и замер, ожидая, когда свечение погаснет. И после
этого бросил с грохотом на железный лист, где в беспорядке валялись такие
же и всякие прочие серо-сизые детали. Потом выключил вентилятор, обтер
руки о фартук и повернулся к Диме.
- Принес?
- Сомневался? - усмехнулся Дима. - Принес. Куда высыпать?
- Даже высыпать? - Архипов огляделся. - Тогда сейчас...
Он отслонил от стены фанерный лист и положил его на пол. Дима
опорожнил сумку и Татьянин рюкзак.
- О, елки, - сказал Архипов. - Теперь мы короли.
- А у тебя тут как? - спросил Дима.
- К ночи четыре штуки будет. Да вчерашних две...
