- Это Каин? - спросил Николай Степанович.
- Грр, - ответил пес.
Золотая дверь. (Харрар, 1911, январь)
Новый год я встретил в русском консульстве в Аддис-Абебе, а затем
отправился по железной дороге в Харрар. Должен сказать, что о туземных
железных дорогах лучше читать у Буссенара и Киплинга, нежели быть их
пассажиром. Без помощи всяких нигилистов любой ручей за одну ночь
способен просверлить полотно, потому что дренажные трубы давно
украшают подворье какого-либо местного сарданапала. Нищета
удивительная, и случайные русские мужики, попадая сюда, вздыхают: эх,
эту бы земельку взбодрить !.. Но русские попытки взбодрить эту землю
были в свое время жестоко пресечены просвещенными французами, а
местные жители понимают, что помимо марксидовой "прибавочной
стоимости" существует и куда более широкое понятие "бакшиш". Поэтому,
повторяю, поездки по этим железным дорогам требуют от европейского
путешественника терпения и мужества.
Багаж мой состоял из трех увесистых тюков с государственными
печатями, чемодана с простыми в нем вещами и корзины с провизией. В
подкладке белого тропического френча зашито было письмо к дедъязмачу,
сиречь губернатору провинции Харрар господину Тафари. Письмо написано
было драгоманом консульства господином Голиковым, к которому мне
почему-то всегда хотелось обратиться: "Мон колонель!" Подозреваю, что
консул говорил ему "Ваше превосходительство".
С губернатором мы быстро нашли общий язык: французский. На нем мы
говорили одинаково уверенно и неправильно. Мой ровесник, он
одновременно излучал дружелюбие и угрозу. В нем было что-то от тигра
или от красивой змеи.
Очень смуглое лицо, острые прилегающие уши и пристальный
пронзительный взгляд человека, рожденного повелевать. Я вспомнил
доброе простое беззащитное лицо нашего государя - и вздохнул:
Встреча наша происходила в загородном доме армянского купца
Тер-Погосова.
Хозяин собственноручно накрыл низенький столик и, кланяясь,
удалился. Белый двор утопал в цветах. Облака летели низко, было тепло
и влажно, как у моря.
Стиль правления здешних губернаторов, в отличие от их несчастных
российских коллег, был прост и эффективен: когда в очередной раз
бандиты ограбили государственную почту и убили почтальона,
предшественник господина Тафари, недолго думая и не особенно
разбираясь, казнил всех мужчин деревни, где найдена была пустая сумка.
Так что мой собеседник мог править в Харраре как щедринский исправник,
которому для усмирения бунта довольно было послать в мятежное село
одну свою фуражку.
- Я здоров и дела мои благополучны, - сказал губернатор. - А как
твои дела?
- Мои дела также благополучны, и я здоров, - отвечал я.
- Народы Хабеша и Тигре переживают трудные времена, - сказал он. -
Наша независимость висит на волоске, державы постоянно проверяют на
прочность власть негуса негушти. Только благодаря тому, что французы
не хотят уступать англичанам, а вместе они противостоят итальянцам,
нам еще удается сохранять бравый вид. Слева раненый лев, справа
взбесившийся носорог, в небе кружит стая грифов: Любая мелкая стычка
грозит перерасти в большую войну, и не всегда понятно, что лучше:
постоянно уступать в малом или рисковать проиграть все. И только нашим
православным братьям от нас ничего не надо:- это прозвучало едва ли не
упреком.
- Я не политик, - сказал я.- Я вольный путешественник. Мне уже
говорили, что в делах европейских я разбираюсь скверно.
- В первую очередь вы поэт,- глядя куда-то в небо, сказал
губернатор.- Я тоже в первую очередь поэт. Свое место я занимаю по
рождению, а не по призванию.
Поэты должны доверять друг другу. Я не хочу, чтобы мою родину
постигла судьба прекрасной Индии.
- Господин Голиков говорил мне об этом. Но я не вполне уверен, что
понял его до конца.
- Дело вот в чем:- и губернатор без экивоков объяснил мне, что
происходит в провинции, в чем сложность его собственного положения и
чем европеец- авантюрист может быть полезен наследникам трона древнего
Аксума.
- Негус негушти, мой кузен, стар и утомлен чужеземными винами.
Тяжелое известие способно остановить его усталое сердце. Поэтому мне
приходится действовать не только не спрашивая его соизволенияя, но и
скрывая от него происходящие события. За рекой Уаби какие-то
французские проходимцы, чуть ли не беглые каторжники, мутят племена.
Их люди крутятся вокруг Шейх-
Гуссейна - это что-то вроде абиссинского Лурда - и кричат о
покровительстве белого французского отца. Моих полицейских сил не
хватит для экспедиции, регулярными частями я не распоряжаюсь, но:- он
сделал выразительную паузу,- никто не укорит меня за то, что русский
путешественник наймет несколько ашкеров для обеспечения собственной
безопасности в неспокойных уголках провинции. И никто не удивится, что
мятежники, посчитав караван легкой добычей, нападут на него и получат
достойный отпор.
- Я бы нанял, - сказал я, - но вот в гостинице в Аддис-Абебе меня
обокрали начисто.
- Вот я и говорю: стар негус негушти, очень стар: А наследник,
напротив, слишком молод... Геворк, дорогой мой! - и губернатор хлопнул
в ладоши.
Купец возник, как джинн из лампы.
- Не будешь ли ты так любезен оплатить наем нескольких ашкеров для
безопасности нашего русского гостя? Харрар отвечает за его жизнь.
Купец сделал большие глаза и изобразил чрезмерное возмущение. Даже
сам губернатор не смел сомневаться в его щедрости!.. Правда,
дальнейший разговор шел на очень быстром амхарском, и я успевал
улавливать только некоторые числительные:
Через три дня мой отряд из двухсот воинов, вооруженных в основном
винтовками "пибоди", полусотней потертых маузеров и теми тремя
десятками винчестеров, которые купил для меня драгоман господин
Голиков, выступил на юг.
Под началом Кортеса, помнится, было тоже всего-то две сотни
испанцев.
Путь к сердцу Африки был открыт.
Особу губернатора при мне представлял седой негр Хайле, тезка
господина
Тафари; как считалось, вместе с именем к нему переходили и
некоторые полномочия. По русским понятиям он был чем-то вроде дядьки
при цесаревиче: старый солдат, воевавший еще под знаменами Менелика
Первого и прекрасно помнивший легендарного топографа Булатовича
(кстати, его превосходными картами я и пользовался в этом походе).
Хайле знал много русских слов. С любым питерским извозчиком он бы
сговорился.
Здесь же эти слова по традиции использовались в качестве воинских
команд.
Бальмонт, в отличие от меня, объездил весь мир, но и самый
безумный владыка не доверил бы под его начало даже инвалидной команды.
Я ехал на лошади впереди трех десятков моих всадников с
винчестерами и думал, глядя на хорошо убитую белую глинистую дорогу:
как жаль, что Африка в основном уже открыта:
Мечта чеховского гимназиста Чечевицына исполнилась в полной мере,
но слишком поздно.
Солнце показывалось нечасто. Иногда лили дожди, и тогда лошади
скользили и падали. Изрезанные безлесые равнины окрестностей Харрара
сменились саванной. По ночам кричали гиены. Несколько раз проводники
находили следы львов. Когда рычание раздавалось слишком близко, ашкеры
откладывали ружья и брались за более привычные и надежные копья. Про
копье, давшее осечку, слышать никому не доводилось. Как-то под вечер
над верхушками плоских кустарников мелькнули спины нескольких слонов.
Поскольку армейского опыта у меня не было, командовать приходилось
в стиле
Надода Красноглазого, что очень нравилось ашкерам. Чтобы заставить
босоногое воинство подняться и построиться утром, требовалось
произнести речь, по эмоциональному накалу сравнимую с той, что
произносил Наполеон у подножия пирамид. Так же трудно было уложить их
после отбоя. Они называли меня "Гумилех" - уж не знаю, что это
означало по-амхарски.
Что хорошо - так это трепетное отношение ашкеров к оружию. Не то
что пятнышка ржавчины или грязи - лишней пылинки не было на затворе.
Зато ложа и приклады винтовок украшали такие прихотливые орнаменты и
узоры, что я дал себе слово хоть одну да увезти в Петербург. Слова я
этого не сдержал, но лишь потому, что обстоятельства оказались сильнее
меня.
На седьмой день начались трехъярусные леса. Кроны смыкались над
дорогой, и зачастую мы часами не видели неба. Кровососущие твари без
числа и названия, которые на открытых пространствах не чувствовали
себя столь вольготно, как здесь, бесчинствовали и ночью, и днем.
Больше всего страдали лошади.
Народ в здешних селениях был неприветлив и дерзок; иногда из-за
тощей свиньи, за которую мы готовы были заплатить полновесными талари,
начиналась настоящая драка. Часто поминался какой-то Баркан-барман:
Наряду с командирскими мне пришлось исполнять и лекарские
обязанности, поскольку нанятый столичный медикус на поверку оказался
всего лишь опальным придворным отравителем. Для вящей пользы его
следовало заслать в глубокий тыл противника, ежели бы только знать,
где этот тыл находится. А в здешней глуши даже сын судового врача мог
прослыть Авиценной:
Старый Хайле поначалу недоверчиво присматривался ко мне, но когда
понял, что я смирил свои первопроходческие амбиции и не собираюсь
основывать собственное царство, стал ежевечерне держать со мной совет.
Баркан-барман, упоминавшийся в туземных разговорах, якобы умел
подчинять себе змей и крокодилов. С точки зрения позитивистской науки
это было суеверием. Но Хайле, скептически относившийся ко всему на
свете, здесь со всей серьезностью призывал меня не пренебрегать этими
сведениями, говоря, что Каверич (имелся в виду Александр Ксаверьевич
Булатович) не пренебрегал, отчего и был победоносен.
На десятый день мы вышли к реке, и тут произошла первая стычка.
Собстенно, неприятеля мы не увидели. На наш авангард, пересекавший
обширную поляну, вдруг посыпались стрелы. Ашкеры дали наугад залп, и
супротивник убрался, унося раненого (это поняли по частым каплям
крови). С нашей стороны раненых было трое, но все легко.
Однако с этого момента покоя нам уже не стало.
Хайле в свойственной губернаторам манере предложил сжигать
деревни, возле которых происходили нападения. Но я, памятуя печальный
опыт Великой Армии на старой Смоленской дороге, категорически
возражал.
Мы разбили укрепленный лагерь на холме в виду реки. Каждый день
маленькие группы лазутчиков переправлялись в лодках на ту сторону,
приводя пленных амхарцев и сидамо, афаров и беджа. Мятеж явно не носил
племенного характера и держался, похоже, странным авторитетом белого
повелителя крокодилов. Насколько я помню, этих тварей не дрессировали
даже у Гагенбека.
Если бы рептилиями повелевала женщина, это был бы уже сплошной
роман
Хаггарда, а так...
Я приказал ашкерам провести по окрестным селениям шумную
демонстративную конфискацию пальмового вина. Бивак же велел
разукрасить гирляндами из живых цветов и каждую ночь жечь высокие
костры, распевая песни. Нескольких солдатиков из самых негодящих мы
напаивали и отправляли шляться по окрестностям, дабы все имели
представление о степени щедрости и беспечности белого косоглазого
командира. Таким примитивным маневром я намеревался выманить на себя
противника из зеленого моря.
Как ни странно, маневр удался. :- Черный жопа сам пришел! -
по-русски сказал Хайле, вводя в палатку очередного пленного. Он
