- Пятый Рим намерен оказывать поддержку генералу Власову? -
спросил
Зеботтендорф несколько минут спустя.
- А кто такой генерал Власов? - спросил я.
- Понял,- сказал Зеботтендорф. - Достойная позиция. Мы возимся с
предателями, мы ценим предателей, но мы не любим предателей, каковы бы
ни были причины, подвигнувшие их на предательство. Но, Николас,
поймите и вы нас: Германия напрягает все силы в борьбе с
большевистской заразой. Мы благодарны вам за поддержку, оказанную в
двадцатые годы, за то, что вы помогли нам не позволить красному цвету
возобладать в Германии - но платить по этим счетам бесконечно мы
просто не в состоянии. Поэтому нам приходится выбирать, черт возьми,
между верностью межорденским соглашениям и верностью Германии:
- То есть вы намерены - что? Предать гласности наши отношения, или
использовать сокровенные знания, или:
- Да. Мы намерены использовать сокровенные знания. Хотели же вы
применить меч Зигфрида?
- Применить? Не уверен. Я хотел лишь удостовериться в его
существовании.
Кстати, докопались вы до него?
- Еще нет. Я должен убедить Гиммлера заняться этой работой
всерьез. И, может быть, лично. Рейхсминистр ощущает себя
реинкарнабулой Генриха Птицелова и не уступит мне чести первооткрытия:
- Слушайте, барон, давно хотел спросить вас: досрочное вскрытие
могилы
Тамерлана - ваших рук дело?
Зеботтендорф довольно расхохотался.
- Нет, скорее ваше. Это ведь все у вас: пятилетку в четыре года,
ребенка за семь месяцев: Нашему Диделю достаточно было выступить на
партсобрании с почином ,- это он произнес по-русски,- а человек Берии
лежал с жесточайшей амебной дезинтерией: дыньку съел:
Вскрытие могилы величайшего завоевателя предполагалось осуществить
в ночь перед июльским сорок первого года наступлением Красной Армии.
Но проследить за этим надлежащим образом мог только человек калибра
Агранова, причем Агранова последних лет, после "Некрономикона" -
однако к тому времени ни самого Якова Сауловича, ни кого-либо из его
сподвижников в природе уже не существовало. Случайно уцелевшая мелкая
сошка, подмастерья "красных магов", понимала кое-как свои участки
работы и в общие стратегические планы посвящена не была, да и не
способна она была освоить стратегические планы: ремеслом они владели
даже не на уровне цирковых престидижитаторов, а так: наподобие
униформистов.
О том, что наш человек, спешащий в Самарканд, был кем-то выброшен
на ходу из курьерского поезда, я говорить не стал. Барон мог этого и
не знать. А то, чего барон мог не знать, ему знать и не следовало.
- Как поживает Отто Ран? - спросил я.
- Никак,- буркнул барон. - Еще перед войной он погиб в горах. Он
отслужил четыре месяца в Дахау, и его впечатлительная поэтическая
натура:
- Зачем его понесло в лагерь?!
- Я послал.
- Все некростишками балуетесь?
- Да,- с вызовом сказал барон.- Балуемся стихами. И не поверите -
помогает.
- Почему же не поверю? - пожал я плечами.
Мы остановились перед черными железными воротами. Часовой в
полосатой будке, не выходя, куда-то позвонил. Через минуту ворота
стали медленно отъезжать в сторону. Часовой вышел на шаг из будки и
стоял, отдавая честь. В нем было что-то не так, но что именно, я понял
только когда мы уже въехали в просторный двор, загроможденный
неимоверным множеством скульптур - целых и разобранных. Все они были
металические: стальные, медные, бронзовые, чугунные и из незнакомого
мне серебристо-серого сплава. Стояли явно не один год, потому что слой
гуано на них лежал внушительный.
Так вот, о часовом. Он был в полевой эсэсовской форме, но на бедре
его висел тяжелый короткий меч.
Машина подвезла нас к высокому каменному крыльцу перед добротной
дубовой дверью в глубокой нише. Мы вышли, и дверь открылась.
- Прошу, Николас,- барон сделал приглашающий жест.- И постарайтесь
ничему не удивляться.
Барон мог не предупреждать: удивляться было, в общем-то, и нечему.
Институт "Анненэрбе" на поверку представлял собой обычную немецкую
контору, ничем существенным не отличавшуюся, скажем, от
рейхсминистерства сельского хозяйства. Курьеры толкали вдоль коридоров
тележки с папками, канцеляристы в нарукавниках и круглых очках
восседали за столами, обитыми эрзац-кожей.
Разве что охранники, помимо парабеллумов, вооружены были короткими
мечами.
- Здесь у нас отдел прикладной ариософии,- показывал барон, и
делал это очень кстати, потому что таблички, написанные готическим
шрифтом, читать было невозможно.- Хотите ознакомиться?
Отдел ариософии напоминал скорее хоровой ферейн в момент
подготовки к народному празднику: несколько полноватых мужчин и женщин
в нарядных крестьянских костюмах, сидя полукругом в позе лотоса, пели
на дурном санскрите "серебряную сутру" на мотив "Майн либер Августин".
В другой комнатке, тесной, заставленной картотечными ящиками,
длинноусый и лысый человек в шафрановой тоге поверх костюма-тройки ( и
все в тех же нарукавниках) выкладывал из черного песка свастику. Нас
он не заметил и продолжал увлеченно трудиться. "Не будем отвлекать,-
шепнул барон, пятясь.-
Это наш крупнейший специалист по улучшению арийской символики".
Следующий кабинет представлял собой мастерскую художника. Девять
совершенно разных, но одинаково голых натурщиц позировали на подиумах
художнику в парадной эсэсовской форме и черном клеенчатом фартуке,
густо заляпанном краской. "Клаус обучался живописи у самого фюрера,-
шепнул
Зеботтендорф, чтобы не нарушить творческого экстаза.- Он создает
образ идеальной арийской женщины:"
Прообразы идеальной арийской женщины, увидев группенфюрера, разом
вскинули руки. Художник, не оборачиваясь на нас, разразился
разнообразными доннерветтерноханмайлями. Мы удалились, пятясь, хотя
мне очень хотелось задержаться - из чисто эстетических соображений.
В следующем кабинете три молодых человека обступили большую
картонную модель угловатого танка. Из нескольких ледериновых папок они
доставали шаблоны рун и прикладывали к башне и корпусу. С ними мы
разговорились, и рунознатцы объяснили мне, что таким образом, вписывая
руны в силуэт, они пытаются улучшить боевые свойства перспективного
тяжелого танка. На столах и полках стояли макеты поменьше, среди
которых я узнал и "тридцатьчетверку".
О, да! - перехватив мой взгляд, сказали они. Совершенно иная
система:- и мне предъявили папку, в которой лежали трафареты литер
глаголицы. Идеальная выкладка: Да, подумал я, без консультаций
Скопина-Шуйского конструкторы этой машины явно не обошлись.
После этого Софроний будет утверждать, что орден в текущую
политику не вмешивается:
По коридору навстречу нам двигалась странная процессия. Впереди
шли два эсэсовца с обнаженными мечами. За ними двое следующих волокли
скелет в комбинезоне летчика; запяться и лодыжки скелета были скованы
двумя парами наручников. Замыкали шествие еще два меченосца. У одного
из них на плече сидела маленькая сова.
- Все "Некрономиконом" не натешитесь? - спросил я.
- "Некрономикон" - давно пройденный этап,- гордо сказал барон. -
"Астральпиц" - еще не слышали?
- Нет.
- Услышите! - пообещал он.
Войдя в следующую комнату, я изумленно остановился. Там среди
больших камней, испещренных пиктограммами, и закрепленных между ними
кривеньких стволиков выросших на всех ветрах сосен два белокурых
бронзовокожих атлета сжимали друг друга в отнюдь не борцовских
объятиях. Зеботтендорфа это зрелище явно восхитило: А как бы
порадовался Кузмин!..
- Рудольф,- сказал я. - Насколько я помню, по законам Рейха этим
ребятам самое место в том самом Дахау. Кажется, розовый треугольник?
- Вы попали пальцем в небо, Николас! Наша задача -
противопоставить гнусному жидовскому гомосексуализму подлинно арийские
отношения между мужчинами!
Женщина, как известно, есть начало расслабляющее - для нас же
расслабление недопустимо! История нам этого не простит.
- А как же идеальная арийская женщина? - озаботился я.- Откуда же
возьмутся миллионы младенцев для будущих легионов?
Он хитро посмотрел на меня, подмигнул и сказал:
- Мы работаем над проблемой. И она будет решена наилучшим образом.
- Красная магия тоже озабочена этим,- сказал я. - Даже в фольклоре
отмечено.
Русские женщины поют:
- Девушки, война-война,
Я осталася одна.
Я и лошадь, я и бык,
Я и баба, и мужик.
Фон Зеботтендорф глубоко задумался.
- Значит, репродуктивное лесбиянство представляется вам более
перспективным?..
- Разумеется. Недаром же советский уголовный кодекс не
предусматривает наказания за женскую однополую любовь.
- Это следует обдумать: А здесь у нас отдел Полой Земли:
Мы вошли в просторную комнату с закругленными углами и очутились
как бы внутри яйца. На стенах рельефно проступали искаженные очертания
материков.
Сами мы попирали сапогами белоснежный щит Антарктиды.
- А вы знаете, что Антарктиду открыли древние арийцы?, -
пристукивая каблуком и щурясь, спросил меня Зеботтендорф.
- Как? И Антарктиду тоже?
- Да. Доказательства налицо. В неканоническом тексте
"Хеймскринглы" Снорри
Стурлуссона упоминается поход на Париж дружины ярла по имени
Торкель
Бешеный Пингвин.
- Ну и что? - сказал я. - У меня был знакомый поручик Асхат
Кенгуров.
Следовательно, Австралия открыта новгородскими ушкуйниками.
Зеботтендорф не нашелся с ответом.
Надо сказать, что я шутил, а на самом деле мне было слегка не по
себе, поскольку на рельефной карте тут и там были разбросаны черные
трискелионы, заключенные в алый круг. И все они приходились на места
расположения известных мне румов! Правда, не все румы, известные мне,
были ими отмечены, но это уже не так важно.
- А это что, ваши филиалы? - простодушно спросил я.
Барон вздохнул.
- Если бы я знал: По легенде это места входа в подземное царство.
Оттуда повелитель Агартхи рассылает своих гонцов во все страны.
- Так у вас есть и карта Агартхи?
- Разумеется. Но вряд ли найдется хоть один разумный человек,
который сохранит рассудок, ознакомившись с нею. Есть два специалиста,
которыми мы пожертвовали:
- Не одного ли из них волокли по коридору?
- Нет. Это юноша Шелленберг попытался внедрить своего человека в
Агартху. А вытаскивать, как вы понимаете, пришлось нам:
- Меня тревожит ваша откровенность, барон.
- Напрасно. У вас идеальный арийский череп, вы враг большевизма -
следовательно:
- Ваш друг?
- Если не вдаваться в мелкие подробности - да. Вот, посмотрите -
отдел Вечного
Льда:
Отдел Вечного Льда состоял из двух тесных комнатушек, где сидели
все те же унылые нибелунги в нарукавниках. Один из них был облачен в
голубую тогу, другой - в пурпурную. Столы и стеллажи завалены были
гроссбухами и папками, тонкими и пухлыми, серыми и оранжевыми. Похоже,
борьба льда и огня выведена была здесь в пространство канцелярских
абстракций.
В отделе оккультной геральдики меня принудили заполнить анкету из
ста одиннадцати пунктов. В числе вопросов были такие: "Причина и
обстоятельства
Вашей смерти", "Имеете ли родственников за пределами сознания?" и
