девять сотрудников гепо, в том числе шеф отдела по борьбе с наркотиками
генерал Гюнтер Шонеберг, и шестнадцать ни в чем не повинных граждан,
вышедших на митинг перед зданием гепо. Число раненых уточняется, хотя уже
сейчас ясно, что их более ста человек. Многие из раненых - дети,
находившиеся около юберлядена "Детский мир": выбитые взрывом стекла... Что
он несет, сказал Командор, какой митинг?.. В редакцию газеты "Москау
цайтунг" позвонил неизвестный и заявил, что ответственность за взрыв берет
на себя организация "666". В телефонной будке, из которой был произведен
звонок, полиция обнаружила ББГ-кассету со следующей записью... Фон Босков
исчез, экран зарябил, потом появился наш Тенгиз, еще при усах и в
бело-желтой курточке. Сначала по-грузински, потом по-русски он сказал
(текст написал Командор, Тенгиз заучил его и перевел): наша организация
начинает свои операции в Москве. Мы вынесли смертный приговор генералу
Шонебергу, палачу Кахетии. Я иду приводить приговор в исполнение. Я горд и
счастлив тем, что именно мне выпала эта честь. Высочайшее счастье - это
умереть за родину, за ее свободу и независимость. Нас много, и все мы
полны решимости не оставить в живых никого, на чьих руках кровь грузин. Вы
все умрете. Да здравствует свободная независимая Грузия! Победа!
- Не было там никакого митинга! - горячился Командор. - Какие сотни
раненых? Они что, совсем?..
- Подай протест, - посоветовал я.
Командор невесело хохотнул.
На экране шел репортаж с места события: полицейские и пожарные
машины, скорая помощь, носилки, прикрытые простынями, резкий свет, все
мечутся, кричат, кто-то показывает рукой вверх, кто-то гонит оператора -
короче, как и должно быть в таких случаях. Все съемки только у
развороченных ворот, никакой площади не появляется, оно и понятно - там
нечего показывать. Половинка автомобиля, застрявшая в окне второго этажа -
ага, это здание напротив. Ладно, ребята, говорю я, начали хорошо, теперь
бы не сорваться...
8.06.1991. 23 ЧАС. 55 МИН. АВТОСТОЯНКА ПРИ РЕМОНТНОЙ МАСТЕРСКОЙ
"НАДЕЖДА", 150 МЕТРОВ ДО ПОВОРОТА НА МОЖАЙСКОЕ ШОССЕ
Все кончено в пять секунд: моя очередь вскрыла полицейский вездеход,
как жестянку, а тот парень, который успел выскочить, попал под очередь
Командора. Из-за вездехода вылетел серый фургон "Пони" - час назад Саша
увела его с этой самой стоянки - затормозил рядом с "мерседесом". Я уже
стягивал с "мерседеса" тент. Сашенька выпрыгнула из "пони", за руку
выволокла Петра, нашего второго живца. Он двигался вяло, но не упирался. Я
схватил его за другую руку - она показалась мне ледяной, - и мы с Сашей
зафиксировали его, прислонив грудью к передней дверце "мерседеса".
Командор поднял пистолет убитого полицейского и выстрелил парню в спину.
Он даже не дернулся - сразу стал мягкий, как тесто. Можно было не
смотреть. Я отошел. Командор вложил пистолет в руку полицейского. Саша
развернула "пони", мы вскочили на ходу - вперед! Командор, высунувшись по
пояс из люка, вмазал в вездеход сзади - в баки. Глухой взрыв, пламя - баки
почти полные, недавно заправились... Огненная лужа, и машина в ней - как
босиком... Выезжаем на шоссе, Саша тормозит: ну, откуда же появятся? Со
стороны города - одна. Полный газ - навстречу. Командор сидит на корточках
на сиденьи, я держу его за ремень. Двести метров... сто... пятьдесят... ну
же! Командор высовывается из люка, как чертик из коробочки, и бьет
навскидку из гранатомета. Магниевая вспышка в салоне, летят в стороны
двери, стекла, горбом встает крыша... Мы проскакиваем мимо, я из автомата
бью туда, в красный дым. Саша аккуратно, без юза, тормозит,
разворачивается, и мы несемся обратно, на ту же стоянку, запираем машину и
вталиваем ее в огненную лужу, я окатываю нас всех одортелем - теперь мы
невидимы не только для людей, но и для собак... и вот нас уже нет, мы уже
в темноте, на шоссе вой сирен и синие проблески, а нас уже нет.
Оружие топим в болотце, и - сорок минут ночного бега. Командор ведет,
Саша в центре, я замыкаю. Полная тишина. Где-то лают собаки - далеко. По
тревоге слетаются полицейские патрули. Дороги перекрыты, по всему Кунцеву
ловят неизвестную подозрительную машину. А мы уходим, мы, наверное, уже за
кольцом оцепления. Собаки и сирены - где-то слева. Ночной бег. Все
выверено до минут. Осталось мало. Все хорошо. В гараже множество следов.
Пусть ищут, на двое суток это их отвлечет. Хороший пакет дез. Все
выверено. Теперь шагом, шагом, лениво, нехотя... по две желатиновых
виноградины на каждого - проглотили. Через пять минут от нас будет разить
таким безумным перегаром... На обочине коллатерального шоссе номер четыре
стоит наш "зоннабенд" без света в салоне и с поднятым капотом, и Гера
пританцовывает рядом с ним, изображая ремонтную деятельность. Садимся -
все трое на заднее сиденье, в кармашке на дверце уже откупоренная бутылка
"Очищенной", бумажные стаканчики... Ну, за успех, говорю я, разливая, и мы
глотаем теплую водку - без удовольствия, как микстуру. Все, бутылка в
ногах, о, и не одна, молодец, Гера, догадался, туда же летят стаканчики,
быстро приводим себя в художественный беспорядок, Гера заводит мотор, мы
катимся, катимся, катимся по коллатеральному шоссе номер четыре, ага, вот
и застава, нам приказывают остановиться, а Командор уже спит на коленях у
Саши, а Саша припала ко мне, а у меня остекленевшие глаза и еле ворочается
язык, и трезвый Гера отвечает за всех...
9.06.1991. 02 ЧАС. ТУРБАЗА "ТУШИНО-ЦЕНТР"
Уговоров они слушать не хотели, и потому пришлось употребить власть:
скомандовать отбой. Быть по местам, уточнил Панин, или?.. Или! - рявкнул
я. Всем разойтись по бабам! И вести к себе! Чем больше, тем лучше! Пить
водку! Ничем не выделяться! Кру-угом! Шагом - марш! Они ушли, остался один
Командор. Он потыкался в углы, потом включил телевизор.
- Выруби, - попросил я. - Ну его на хер.
- Хорошо, - сказал он, но вместо этого стал переключать каналы. По
шестому показывали какой-то рисованный фильм. - Может, оставим? - попросил
он.
- Оставь.
Несколько минут мы тупо смотрели кино. Краснозадая макака-сержант в
фуражке со звездой обходила строй зверей-ополченцев: кому-то поправляла
ремень, кому-то картуз, пыталась медведю поставить ноги по-строевому:
пятки вместе... Пузатому пеликану ткнула кулаком в живот: подбери брюхо!
Пеликан втянул живот, но выпятил зоб. Невидимая аудитория заржала. Макака
зашипела и пошла дальше...
- Что там Яков? - спросил я, хотя можно было и не спрашивать.
Командор молча пожал плечом.
- Ты заходил к нему?
- Он меня послал.
- Но сможет он это сделать?
- Яков, видишь ли, все может. Дело только в сроке.
- Об этом я и спрашиваю.
- Не знаю. Думаю, успеет.
- Слушай, старый. Давай напьемся.
- А есть?
- Как в Греции.
- Доставай. Что там у тебя?
- "Тифлис", десятилетний.
- Издеваешься?
- Отнюдь. Великолепный коньяк.
- Так, а стаканы?.. а, вот они.
- Мыл?
- Плевать.
- Ладно, поехали.
- Да здравствует Грузия!
- Виват!
- Правда, хороший.
- Ты же меня знаешь.
- Надеюсь...
- На что?
- Что знаю.
- А-а...
- Давай дальше.
- Подставляй.
- За удачу.
- Будем жить.
- Чудесная штука.
- Мне тоже нравится.
- У меня еще есть.
- Ну и выпьем тогда весь.
- М-м...
На экране теперь была река. Львенок, опоясанный пулеметными лентами,
держал в руках черепашку и что-то ей втолковывал. Черепашка истово кивала.
Потом он размахнулся и пустил черепашку блинчиками по воде. На другом
берегу ее поймал бегемотик. Черепашка, тыча ручкой вверх, объясняла
бегемотику, что надо делать. Бегемотик кивнул и тем же манером отправил ее
обратно...
- А молодцы наши девчонки, правда? - сказал Командор.
- Все молодцы, - сказал я.
- Но девчонки - особо.
- Особо.
- А Панин - слюнтяй.
- Панин - хороший мужик.
- А тебя ребята не любят, ты знаешь?
- Знаю.
- А знаешь, почему?
- Знаю.
- Ну, и?
- А я не девочка, чтобы меня любить.
- Я тебя тоже не люблю. Это чтоб ты знал.
- Буду знать. Давай-ка еще по пять капель...
- Сейчас. Сосед! - крикнул Командор в приоткрытую дверь. Он там
увидел кого-то, а я нет. - Выпить хотите?
Вошел наш сосед по домику. Я его еще не видел, не совпадали мы с ним
в пространстве и времени. Мужчина лет пятидесяти, седоватый, в очках, но с
торсом то ли боксера-профессионала, то ли лейббаумейстера. Был он в белых
парусиновых брюках и черной безрукавке.
- Я с дамой, - сказал он по-русски, но с акцентом. Вряд ли немец,
скорее, прибалт. - Если вы не возражаете против дамы...
Против дамы мы не возражали, более того, как нарочно, у нас пропадала
бутылка египетского ликера, не пить же это самим. Даме было самое большее
семнадцать. Командор показал себя с лучшей стороны: представил даже меня,
представился сам, представил нас с соседом друг другу: Игорь Валинецкий,
инженер из Томска - Роберт Кайзер, издатель, из Риги. Дама представилась
сама: Стелла, сказала она с прилепленной улыбочкой. О, звезда, воскликнул
Командор, звезда любви, звезда заветная! Она не поняла, причем тут звезда,
и пришлось переводить. Тогда она стала смеяться. В ее личике, манере
говорить и вести себя было что-то неистребимо малороссийское, хотя она и
утверждала, что родом из Петербурга. Идиотка. Но ликер пила хорошо, и за
это ей можно было многое простить.
Мультик между тем продолжался. Отряд зверей отдыхал. Спали обезьяны,
обняв допотопные ружья, спал медведь, положив под голову пулемет, спали
львы, тигры и носороги. Догорал костер. Две черепашки, взявшись за руки,
на носочках прошмыгнули мимо спящего часового - громадного орла. Костер
еле теплится... погас. И вдруг неожиданно - длинная пулеметная очередь.
Все вскакивают, палят в воздух, суета - и вот все лежат в круговой
обороне, ожидая врага. Очередь снова гремит. Львенок уползает в темноту,
какая-то возня, визг... возвращается во весь рост, потрясая смущенными
черепашками...
- А я думал, ты латыш, - сказал я Роберту, когда мы свернули голову
третьей бутылке. - У немцев акцент не такой.
- А я и есть латыш, - сказал Роберт. - У меня только прадед был
настоящий дейч, все остальные латыши, а вот фамилия держится. Но у нас
пока спокойно с этим делом.
- У нас тоже, - сказал Командор, и все засмеялись.
- А здесь, говорят, нет. Многие уже на чемоданах.
- Не знаю, - сказал я. - Вчера пили в большой и очень смешанной
компании - ни малейших признаков дискриминации.
- Так то, наверное, была интеллигенция, - сказал Роберт.
- Скорее, богема.
- Страшно далеки они от народа... а на заводах, ребята, скверно. Да
что на заводах, я в типографии в здешней вижу - скоро-скоро до ножей
дойдет. А разобраться - зачем? Кому это выгодно?
- Кому? - спросил я.
- Большевистскую заразу с корнем не выдрали, - сказал Роберт. - Это
вы молодцы, а тут толстый Герман не дал их на фонарях развешать...
- Что-то ты путаешь, - сказал я. - Большевики, они же это...
"пролетариат не имеет отечества", "пролетарии всех стран, соединяйтесь!" -
и прочее...
- Нет, - помотал головой Роберт. - Они всегда были эти... куда ветер
дует. Шла мировая война - подводили базу под дезертирство. Взяли власть -
заделались оборонцами и патриотами. Германия в сорок первом напала - всех
готовы были под танки кинуть, лишь бы власть сохранить. Оккупация - смерть
