на свободе!
ЧЕБУРАШКИН: Хам! Ты не знаешь моего дядю! Мой дядя работает на
складе! Мой дядя самый трудолюбивый человек на свете! У него зарплата 80
рублей, а вы бы побывали у него на даче! У него дача трехэтажная, в саду
бассейн с лебедями. Еще там этот, гараж есть... Две "Волги", "Чайка"
списанная, и один "Мерседес", кажется "Б-бенц!"
АГНЕССА (ВНЕЗАПНО ОЖИВИВШИСЬ): Да, правда, вы знаете, чего-чего, а
дядя у него нормальный! Внутри дачи никаких обоев - все стены бархатом
обиты и красным деревом! А на бархате блюда блестят здоровенные, из
чистого золота! Кругом хрусталь, мебель старинная, резная. Картины висят,
тоже старинные, все уж почернели, ничего не видно. Там еще иконы есть с
драгоценными камнями. И в каждой комнате цветной телевизор! Даже в
уборной! Вот кто жить-то умеет! И как только у такого замечательного дяди
может быть такой племянник-лопух, не понимаю!
ВИТЕК: Это на каком же складе этот дядя работает, что столько
наворовать сумел?
ЧЕБУРАШКИН: Не сметь так говорить о моем дяде! Он не вор! Он
честнейший человек! Да, у него оклад 80 рублей в месяц. Но он такой
трудолюбивый, что все время получает большие-пребольшие премии. К тому же
он рационализатор и изобретатель. Он все время получает государственные
премии за свои изобретения. Мой дядя - честнейший человек! Он меня так
любит! Когда я был еще совсем маленький, лет пять, он часто, бывало, сажал
меня к себе на колени, смотрел на меня грустными такими глазами, и
говорил, проникновенно так: "Смотри, - говорил, - Костик, расти честным
человеком. Только честный человек может спокойно спать по ночам!"
ВИТЕК: А лицо у него, когда он так говорил, было, конечно, (ДЕЛАННО
ЗЕВАЕТ) невы-ы-спавшееся...
ЧЕБУРАШКИН (СМЕРИВ ВИТЬКА ВЗГЛЯДОМ ПОЛНЫМ ПРЕЗРЕНИЯ, ПРОДОЛЖАЕТ
РАССКАЗЫВАТЬ ДОКТОРУ): "Не гонись, - говорил он мне, - за деньгами, а
лучше, - говорил - ,гонись за моральным удовлетворением от честно
выполненного долга! Деньги, - говорил, - презренный металл! Если в каждом
ночном шорохе мерещатся тяжелые шаги прокурора, зачем тогда деньги?!"
ВИТЕК: Мда-а. Видно, что говорил человек, который все сам
прочувствовал. Вашему дядюшке, небось, каждую ночь ОБХСС снится!
ЧЕБУРАШКИН (ВСЕМ СВОИМ ВИДОМ СТАРАЯСЬ ПОКАЗАТЬ, ЧТО ОН ИГНОРИРУЕТ
РЕПЛИКИ ВИТЬКА): И еще он мне говорил: "Будь трудолюбивым! Только
трудолюбивый человек может быть по настоящему счастлив. Но счастье, -
говорил он, - приходит не обязательно в виде денег. Оно может взять да и
придти в виде морального удовлетворения. Главное трудись и надейся!" - и
он послал меня перекапывать грядку у себя на даче. Перекопал я все,
прихожу к дяде, говорю что устал, что руки-ноги болят, и вообще мне плохо,
и спрашиваю: неужели это и есть это самое моральное удовлетворение?
"Нет, - отвечает дядя, - моральное удовлетворение, это года тебе
очень и очень хорошо, но для этого надо много-премного трудиться! А ты,
выходит, еще недостаточно потрудился, мало усердия приложил!"
И с тех пор я начал прикладывать усердие. В школе учился -
прикладывал! В институте - прикладывал! На работе - тоже прикладывал! А
морального удовлетворения все не было! Одна усталость. Но я помнил слова
дяди, я понимал, что мало приложил усилий, и прикладывал еще больше.
(ТОРЖЕСТВЕННЫМ ГОЛОСОМ) И, наконец, сегодня свершилось!!!
ВИТЕК: Господи, что же это такое свершилось сегодня?
ЧЕБУРАШКИН: Количество перешло в качество!!!
ВИТЕК: Слава богу! Наконец-то!
ЧЕБУРАШКИН: Сегодня утром на работе я приложил особенно много
усердия. На бумаге была неразборчивая подпись. Но я приложил все усердие,
я поднес папку прямо к глазам, и тут... мне порезала шею эта железяка в
скоросшивателе. Понимаете? Я не только приложил усердие, я принял муки для
блага дела! Меня привезли сюда... и-и-и пожалуйста! Я ощутил блаженство!
Мне захотелось петь, плясать! Мне захотелось расправить крылья и
выпорхнуть в окошко! Ох, как кружится голова! Доктор, я просто уверен, что
это оно - моральное удовлетворение! Наконец-то, наконец-то мои труды
вознаграждены! Свершилось, наконец свершилось! И это потому, что я сегодня
приложил больше усердия чем обычно!
ВИТЕК: Ну а подпись-то вы все-таки разобрали или нет?
ЧЕБУРАШКИН: А зачем? Главное приложить усердие! И все! И будет
моральное удовлетворение! Ой да, доктор, скажите, вот вы трудолюбивый
человек, вы наверное много раз испытывали моральное удовлетворение? Вот
скажите, у вас это тоже так же происходит: на душе легко, весело, а по
всему телу тепло-о-о, и голова кружится, а? Бывает у вас так?
ДОКТОР: М-да, в общем-то, иногда...
ВИТЕК: Это бывает у него два раза в месяц: после получки и после
аванса. А однажды моральное удовлетворение случилось с ним, когда он делал
операцию. Так он потом...
ДОКТОР ПОДБЕГАЕТ К ВИТЬКУ, ХВАТАЕТ ЕГО ЗА ЛОКОТЬ И ОТВОДИТ В СТОРОНУ.
ДОКТОР (СЕРДИТЫМ ШЕПОТОМ): Мы же, кажется, договорились, что ты
будешь молчать об этой истории.
ВИТЕК: При одном условии, доктор, при одном условии. Я буду молчать
об истории с вашей зарплатой, если вы приложите все усилия, чтобы не
выплыла на свет моя история с переливанием крови. Посмотрите на
Чебурашкина - он хмелеет все больше и больше с каждой минутой! Его нужно
немедленно отправить домой, уговорить его лечь спать. Прикажите ему,
доктор! Вы, кажется, пользуетесь у него авторитетом, ведь он принял вас за
героя труда и честного человека. Кстати, это еще одно подтверждение тому,
что он в доску пьян. Итак, доктор, быстрее! Прикажите ему спать, и я не
вымолвлю больше ни слова!
ДОКТОР: Да, да, конечно... (ПОДБЕГАЕТ К ЧЕБУРАШКИНУ) Я бы с
удовольствием послушал вас еще немного, но ваше состояние здоровья
требует, чтобы вы немедленно отправились домой и легли спать. Я говорю вам
это как врач.
ЧЕБУРАШКИН (ОСОВЕЛО): Чиво-о-о?
ВИТЕК: Вам надо домой, баиньки. Понимаете?
ДОКТОР: Спать, спать...
ЧЕБУРАШКИН: Вздор! Я не хочу спать, я не должен спать, я не смею
спать! Как я могу спать, когда страна не спит?! Страна зовет к новым
трудовым свершениям!
Шумят тракторы на полях!
Колосится жнивье и картошка!
Космические корабли бороздят!
Дымятся мартеновские трубы!
Огненная река расплавленного металла вливается в закрома Родины!
Я хочу грудью встать в едином строю на трудовую вахту!
Пустите меня, я должен ехать на работу!
ПОДПЕВАЛОВ: Костик, но ведь рабочий день уже кончился!
ЧЕБУРАШКИН: Пустяки, устроим субботник!
ПОДПЕВАЛОВ: Но ведь сегодня понедельник!
ЧЕБУРАШКИН: Субботник, понедельник - какая разница! Устроим
понедельник!
ДОКТОР: Я запрещаю вам! Я как врач запрещаю вам! Вы еще не оправились
после тяжелой травмы!
ЧЕБУРАШКИН: Ничего, я - превозмогая! Опять же, если превозмогу,
больше морального удовлетворения будет! Ну, доктор, показывайте где здесь
у вас понедельник совершить? Ой, доктор, у меня ведь идея была! Я когда
сюда шел, я видел у вас в конце коридора великолепно написанный портрет
пьяницы висел. Давайте перетащим эту картину сюда, и вокруг лозунгов
понавешаем антиалкогольных. И будет у нас отличный антиалкогольный уголок.
Я ведь, доктор, противник алкоголя, потому, что только трезвый человек
способен трудиться так, чтобы получать моральное удовлетворение! Я даже в
нашу учрежденческую газету стихи писал антиалкогольные! Хотите я вам свои
стихи почитаю?
ДОКТОР: Как-нибудь в другой раз...
ЧЕБУРАШКИН: Нет уж, вы послушайте, у меня сейчас вдохновение!
ЧЕБУРАШКИН СТАНОВИТСЯ В СООТВЕТСТВУЮЩУЮ ПОЗУ, ПОДРАЖАЯ ПОЭТАМ,
КОТОРЫЕ ЧИТАЮТ СТИХИ С ЭСТРАДЫ.
ЧЕБУРАШКИН (ВЕСОМЫМ ГОЛОСОМ):
Приложился вечером к бутылке -
Утром будет боль в затылке!
(ЗАМОЛКАЕТ)
ВИТЕК: И это все?
ЧЕБУРАШКИН: Нет, почему же, есть еще! Пожалуйста:
Тому, кто любит водки нализаться,
Место не среди нас, а в канализации!
ВИТЕК: Потрясающие перлы!
ЧЕБУРАШКИН: Правда?!
ВИТЕК: Конечно! Меня еще и сейчас от них трясет! Кстати, о какой это
картине вы только что говорили?
ЧЕБУРАШКИН: Портрет пьяницы. Отвратительная рожа: вся перекошенная,
нос красный, глаза мутные, и гадко так улыбается. Великолепная картина!
ВИТЕК: Это та, что на втором этаже, в том конце коридора?
ЧЕБУРАШКИН: Да-а-а...
ВИТЕК: Метр в высоту, сорок сантиметров в ширину?
ЧЕБУРАШКИН: П-приблизительно...
ВИТЕК: Рамка светлая, орехового дерева?
ЧЕБУРАШКИН: Угу..
ВИТЕК: Рядом еще фикус стоит?
ЧЕБУРАШКИН: Ну точно!
ВИТЕК: Дорогой мой, это не картина.
ЧЕБУРАШКИН: А что же это?
ВИТЕК: Это - зеркало.
НЕМАЯ СЦЕНА. ЗАНАВЕС
СЦЕНА ВТОРАЯ
20 ДНЕЙ СПУСТЯ. КОМНАТА В КВАРТИРЕ ЧЕБУРАШКИНЫХ. СЛЫШЕН ЗВОНОК В
ДВЕРЬ. ЧЕРЕЗ СЦЕНУ, СЛЕВА НАПРАВО (ИЗ ВАННОЙ В ПРИХОЖУЮ), ВЫТИРАЯ РУКИ О
ФАРТУК ПРОХОДИТ АГНЕССА КУЗЬМИНИЧНА ЧЕБУРАШКИНА. СЛЫШЕН ЗВУК ОТПИРАЕМОЙ
ДВЕРИ, ПРИГЛУШЕННЫЕ ГОЛОСА В ПРИХОЖЕЙ. ЗАТЕМ АГНЕССА СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ В
КОМНАТЕ.
АГНЕССА: Проходите пожалуйста. Так вы говорите, что работали вместе с
ним?
БЕРМУДСКИЙ (ВХОДЯ В КОМНАТУ): Да, мне посчастливилось быть его
непосредственным начальником. (КОРЧИТ СОЧУВСТВЕННУЮ МИНУ) Бедный
Чебурашкин! Как мы все его любили! Он всегда был для нас примером
самоотверженной преданности своему делу и образцом высокой нравственности,
достойным подражания. (В СТОРОНУ) Черт возьми! А она не дурна! Весьма,
весьма... (СНОВА ОБРАЩАЯСЬ К АГНЕССЕ) Однако позвольте мне представиться -
Генрих Осипович Бермудский. (ЭЛЕГАНТНО РАСКЛАНИВАЕТСЯ) Начальник вашего
мужа. Точнее бывший начальник вашего бывшего мужа. Простите ради бога, что
я затрагиваю еще не зажившие душевные раны. Я прошу вас принять искренние
соболезнования, как от своего имени, так и от имени всех служащих нашего
отдела. Простите мня еще раз, но как человек, столько лет проработавший с
вашим супругом, я хотел бы знать как это все произошло. Сейчас в городе
ходит об этом столько слухов...
АГНЕССА: Ну что ж, присаживайтесь, я расскажу вам все, что знаю.
БЕРМУДСКИЙ САДИТСЯ И С ЛЮБОПЫТСТВОМ СЛУШАЕТ.
АГНЕССА: 20 дней назад мой придур... то есть мой муж чем-то оцарапал
себе шею. Когда я пришла за ним в больницу, он показался мне каким-то
странным. Вообще-то говоря, он всегда был немного чокнутым, но на этот раз
как-то по-особому. Если бы я не знала, что он трезвенник, я бы подумала,
что он в стельку пьян. Но этого не могло быть, и вообще водкой от него не
пахло. Было ясно, что он окончательно свихнулся. Вначале он, правда, был
еще ничего - как всегда трепался про свое благо общества и какое-то там
моральное удовлетворение, только уж необычно веселый был. Но под конец с
ним сделалось нечто невообразимое. Он начал бить себя кулаком в грудь и
кричать, что он - барахло. "Я - барахло! - кричит. - Если будет война, я
не смогу броситься грудью на пулемет. Я часто мысленно пробовал, и
чувствую - боюсь! Я - трус! Я - барахло!" И он начал рыдать. Мы с
Подпеваловым взяли его под локотки и повели к выходу. В этот момент на
улице затарахтел двигатель самосвала, и начала стрелять выхлопная труба.
Услышав выстрелы, Чебурашкин вдруг встрепенулся, вырвался у нас из рук,
выскочил на улицу, и с криком: "Ур-р-ра!!! Вперед, орлы! Бросимся грудью!"
побежал прямо на выхлопную трубу самосвала. С разбегу он перемахнул через
задний борт, и повалился в кузов.
Мы с Игорем Степановичем подбежали к самосвалу и стали уговаривать
