ня, в их жилах было очень много общей крови. Но короли, императоры и
цари не знают дружбы. Вот и русско-японская война была организована
по-родственному, по-семейному. Немецкая и английская родня русского
царя, заручившаяся поддержкой благодетельно демократических Соединен-
ных Штатов, напугали японцев аппетитами своего русского "брата". И
немцы и англичане мечтали ударить по длинной руке, искавшей своих вы-
год не в устройстве собственного дома по-человечески, а в карманах
желтолицых братьев, населяющих просторы Манчжурии и теснины Кореи. И
деньгами и вооружением и советами помогли японцам собраться в поход.
Как ни тянули царевы дипломаты переговоры с несговорчивыми японцами,
как ни пытались государевы полководцы, почему-то всегда к войнам не
готовые, уверить всех, а главным образом, самих себя в том, что войны
не будет, она грянула.
Хотя на дворе стоял январь, и для самого царя и даже для его на-
местника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева разрыв отношений с
японцами был прямо снегом на голову. Всего тремя неделями раньше имен-
но адмирал Алексеев уверял главного инженера недостроенной главной
крепости на Дальнем Востоке, Порт-Артура: "Поезжайте, батенька, в от-
пуск, здесь у нас не предвидится никакой тревоги".
Тревоги и не было, просто японские миноносцы 26 января подошли к
Порт-Артуру да и атаковали стоявшие на внешнем рейде, не защищенные ни
минными заграждениями, ни мудростью начальства броненосцы "Цесаревич"
и "Ретвизан" и крейсер "Палладу". 24 января, когда Япония объявила о
разрыве дипломатических отношений, дальновидные и мудрые вожди России
все еще на что-то надеялись, теперь государь понял, что началась вой-
на.
Дневник императора. 1904 год. 26 января. Понедельник. Утром у меня
состоялось совещание по японскому вопросу; решено не на-
чинать самим. Завтракали: Ольга и Петя (деж.). Принимал долго губерна-
торов. Весь
день находился в приподнятом настроении! В 8 час. поехали в театр; шла
"Русалка" очень хорошо. Вернувшись домой, получил от Алексеева те-
леграмму с известием, что
этою ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявшие на внешнем
рейде "Цесаревич", "Ретвизан" и "Палладу" и причинили им пробоины. Это
без объявления войны. Господь, да будет нам в помощь!
Вот какой был у деда царь. Утром решил "самим не начинать", а вече-
ром после "Русалки" диву дается, как же это японцы вдруг посмели на-
чать!
Дед, готовый вести бабушку к аналою, вместо свадебного подарка ку-
пил невесте путеводитель и атлас с тем, чтобы бабушка могла следить за
походом жениха на разгром Японии.
Для государя и для деда это была первая война в их жизни. Каждый
предался ей в меру своих способностей, в рамках своих обязан-
ностей и в силу понимания своего долга перед семьей и Отечеством.
Вступая в войну, российский император, среди множества титулов и
наз-
ваний имевший еще и звание "военного вождя", располагал простым и чет-
ким планом действий в три этапа. Этап первый: разгром японских сухо-
путных сил в Манчжурии. Этап второй: разгром японских военно-морских
сил на море. И, наконец, этап третий - морской десант российской пехо-
ты, артиллерии и кавалерии на японские острова, взятие Токио и оконча-
тельный разгром противника.
Для победы на море в срочном порядке строились и достраивались рос-
кошные броненосцы, закупались крейсера. Пехоты было столько, сколько
японцам и не снилось. А одно только сибирское казачье войско превосхо-
дило неважнецкую японскую кавалерию числом раз в пять.
Однако, перспективы хорошо задуманной и обеспеченной всем достояни-
ем империи войны с едва различимой с петербургского престола Японией
кое-кому не казались и с самого начала столь уж радужными.
Прогноз председателя комитета министров Витте, высказанный в начале
войны, в своей реалистической сдержанности приближался к жанру опти-
мистической трагедии: "Конечно, в конце концов мы возьмем перевес, ибо
мобилизуем все новые и новые войска, мы в результате засыпем японцев и
людьми, и орудиями войны. Но что будет после? Чуется, что все это да-
ром не пройдет. Но утешаюсь, что может быть это излишняя моя впечатли-
тельность. По крайней мере, Государь имеет совершенно спокойный
вид..."
У деда, пожалуй, тоже был план, но один на всю жизнь. Власти во все
времена прилагали и прилагают поныне немалые усилия ума
и какого-то особого таланта в изыскании средств и способов в первую
очередь физического угнетения, уничтожения или хотя бы приумножения
разнообразных страданий своих обременительно бессчетных подданных. Дед
же, как раз напротив, из каких-то неведомых властям побуждений, и явно
им в пику, овладел искусством врачевания и делал все от него завися-
щее, чтобы облегчить или уменьшить страдания своих сограждан.
В мирное время дед был фабричным врачом и земским, но в пору войн,
а их ему досталось три, при органической, в отличие от царя, антипатии
к армейщине, он надевал-таки военную форму. Судя по тому, что полково-
му врачу 3-го Верхнеудинского казачьего полка кроме медицинского инс-
трумента и перевязочных материалов, выданных, разумеется, не в комп-
лекте и в недостаточном количестве, была вручена остро отточенная бое-
вая шашка, император, надо думать, надеялся, что в свободное от враче-
вания время дед будет ходить в казачьей лаве в конные атаки и будет
сечь клинком, как капусту, врагов престол-отечества, ненавистных саму-
раев и их китайских приспешников, тех же хунхузов.
Прямых свидетельств участия деда в конных рубках и штыковых атаках
нет, как, впрочем, нет документов и свидетельств доказывающих обрат-
ное. Вероятность же встречи деда с японцами в красивом и честном руко-
пашном поединке с применением шашки маловероятна, поскольку японцы от
подобных схваток постоянно уклонялись, предпочитая уничтожать нашу жи-
вую силу на расстоянии, в чем, кстати, преуспели.
Дед, чьи отсрочки от призыва "на службу в постоянные войска" истек-
ли еще в 1902 году, вдруг устремился на войну удивительно поспешно.
Считая нападение Японии как бы нарочитым препятствием к его соединению
с бабушкой, он ринулся на театр военных действий, желая по-видимому
как можно скорее устранить досаднейшее обстоятельство, оттягивающее
его счастье.
26 января обстреляли "Ретвизан" и "Палладу", а 12 февраля дед уже
писал бабушке из Челябинска!
Дорогая моя голубка Кароля! Благополучно прибыли в Челябинск. Здесь
сверх ожидания приходится
вместо одного часа стоять целых три, вследствии большого скопления во-
инских поездов. Впрочем, я, как и все, этим доволен, ибо уже надоело
сидеть в вагоне. По приезде на станцию я вместе с товарищем (молодым
доктором, который сел со мною в Москве в одном купэ) взяли извозчика и
поехали в город Челябинск, в 4-х верстах от станции. Объездили весь
город. Особенного ничего не представляет, но все-таки выглядит доволь-
но прилично и не хуже многих наших уездных городов. Тут имеется очень
хороший Народный дом, в который мы заходили, чтобы осмотреть его. Ну
право, такой прекрасный дом, что хоть бы и впору и губернскому городу:
просторный зрительный зал, отдельный зал для чайной, для библиоте-
ки-читальни; большая удобная сцена, очень удобная "галерка". Везде
электрическое освещение от собственной машины. Снаружи здание тоже до-
вольно красиво. В общем, и я, и товарищ довольны вполне прогулкой по
морозцу в 10о. Теперь сел обедать и строчу тебе, милая, это послание.
В одном со мною вагоне едет на Дальний Восток врач Льговского (Курской
губ.) земства Лончинский, призванный как и я на действительную службу.
Он путешествует дальше меня - в Харбин. Время проводим в вагоне-ресто-
ране и за спаньем. Я вполне здоров и благополучен. Каждый день говорю
тебе спасибо за фрукты, конфекты и папиросы. Но только что кажется
конфектами-то ты чересчур перестаралась: слишком много ты их положила.
Поздравляю тебя, мой милый ангел, с знаменательной годовщиной - се-
годня 12-е февраля!
Как жаль, что я вдали от тебя, а не вместе с тобой в этот день! Ты
не знаешь, моя хорошая, милая Кароля, как много я получил от тебя хо-
рошего, светлого, чистого! Не хватает слов, чтобы выразить тебе то
глубокое чувство благодарности, которое я чувствую. Одно теперь непри-
ятно - эта полная неизвестность, когда же я снова увижу мою дорогую
Каролю, когда снова буду иметь возможность расцеловать ее, прижать к
моей груди... Когда-то это будет? Ну, да что Бог даст! Ты, мой ангел,
не унывай, не падай духом. Верь, надейся и терпи! Знай, что всюду вда-
ли, за тысячи верст от тебя ты всегда со мною, с мыслью о тебе я буду
всюду, куда бы не занесла меня судьба.
Крепко, крепко целую тебя, моя дорогая! Обнимаю тебя и жму твою ру-
ку! Весь твой. Н. Кураев.
Передай мой привет всей семье Каплан. Кланяйся всем меня помнящим!
На каждой большой станции мы находим воинские поезда и много нижних
чинов, отправляющихся на Дальний Восток. Кланяйся Грете! Я ей послал
открытку из Самары. Как обидно, что нет возможности иметь от тебя
весточку. Завтра в Омске один пассажир, офицер, севший к нам в Ту-
ле, выходит от
нас. Послезавтра в Тайге выходит другой, сибиряк, и мы поедем вдвоем с
товарищем в купэ.
Ну, прощай! Целую тебя еще раз крепко, крепко! Н. Кураев. Какое,
однако, долгое послесловие, какой многоярусный "постскриптум".
Оторваться от бумаги, от письма, все равно что выпустить из рук руку
любимой. Я это знаю...
Хотелось бы, чтобы потомки Н. Канавина прочитали хотя бы вторую по-
ловину этого письма и увидели, что кроме "неизменно ровных чувств"
есть еще и счастье любить и быть любимым, если говорить кратко.
12-е февраля их личный праздник, праздник их частного календаря,
воздержимся и от поздравлений, и от подглядываний.
Надо сказать и о Капланах, которым адресуется привет, поскольку с
Сергеем Яковлевичем и Аркадием Яковлевичем придется встретиться в "Вы-
писи из метрической книги Московской Князь Владимирской в старых Садах
церкви", где в записи о бракосочетании деда и бабушки оба Каплана бу-
дут присутствовать в графе "Кто были поручители по женихе".
Трое дочерей Вильгельма Францевича не искали себе мужей среди нем-
цев, выйдя замуж за еврея Каплана, русака Кураева и Вейса, эстонца с
острова Даго. Тетя Грета, бабушкина старшая сестра, ставшая в заму-
жестве Каплан, к печали нашей, долго не проживет, скоротечная чахотка
беспощадна. Дед был, надо думать, неплохим диагностом, о предрасполо-
женности тети Греты к чахотке догадывался, этим и объясняется, скорее
всего, особое к ней внимание и забота.
А долгожительницей в нашем роду оказалась тетя Берта, сестра Виль-
гельма Францевича, она умрет через две недели после бабушки, блокадной
зимой в Ленинграде, так же как и бабушка будет похоронена на Серафи-
мовском кладбище, но в отличие от бабушки в братской могиле. В Канце-
лярии Петроградского Градоначальника 10 марта 1915 года тетя Берта бы-
ла приведена к присяге на подданство России (документом располагаем),
таким образом, ее смерть приумножила наши потери в войне, а отнюдь не
немецкие. А вот последний документ, выданный на имя тети Берты, отме-
чен, с одной стороны, лживостью, а с другой, небрежностью в обращении
России со своими подданными.
Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР Отдел Актов Гражданского
Состояния УНКВД по Лен. обл. Бюро АГС Куйбышевского р-на СВИДЕТЕЛЬ-
СТВО О СМЕРТИ N 4669 ШМИТЦ Эмилия-Берта Францевна умерла 15 декабря
тысяча девятьсот сорок первого года, о чем в книге
записей гражданского состояния о смерти 1941 18 декабря месяца произ-
ведена соответствующая запись.
Место смерти: Ленинград Куйбышевский р-н, пр. 25 Октября, д. 41.
Возраст и причина смерти: 74 года, старческая дряхлость. Зав. бюро
ЗАГС /закорючка/ Делопроизводитель /закорючка/ Если тетя Берта ро-
